Твои два метра

      Эта была короткая история любви. Самая короткая и странная любовь в моей жизни. Может быть, короткая лишь по той причине, что и жизнь моя была коротка, всего лишь восемнадцать процентов от века.       Я воспитывалась под постоянным давлением со стороны родителей, в детстве мне приходилось редко слышать слова любви. Мне пришлось пережить ноль внимания, ноль ласки и ровно ноль нежности в детстве. Это сказалось на моём подростковом возрасте. Все говорили, что у меня гордый и эгоистичный взгляд. Ко мне боялись подойти одноклассники, знакомые, даже те люди, которым я когда-то как-то помогла. Все считали меня злым и холодным человеком. «Бесчувственная», – слышала пару раз за своей спиной, но лишь тяжело вздыхала. Да, бесчувственная. Но разве не на каждое безразличие есть причина?       Мне не нравилось, когда меня жалеют врачи и медсёстры, когда я стояла в очереди больницы. Неужели это некоторым людям помогает? Хоть кому-нибудь помог этот страдающий взгляд? Меня только передёргивало. Мои проблемы – это настолько ничтожный повод сочувствия, что я не видела смысла в этом. – Как твоё самочувствие? – спрашивал мой лечащий врач.       Закатывала глаза и всегда грубо отвечала: – Жива. В порядке. – Курс таблеток пьёшь?       Доставала из кармана заполненный лист бумаги, где по часам расписан приём лекарств. – Анализы сдала в приёмную?       Всегда кивала головой, а потом следовало одно и то же каждый раз: – Ты молодец. Остаёшься собой всё это время. Я горжусь тобой.       Лучше бы мама с папой гордились мной.       Выходила из кабинета врача. Там всегда сидел парень, который кивал мне головой. Он смешил меня.       Дома меня никто не ждал. В почтовом ящике находила посылку. Заходила в комнату. Медленно и каждый раз ожидающе вскрывала её.       А вдруг там пусто?       Вдруг уже всё хорошо?       Но я понимала каждый раз, что неизлечимая болезнь – неизлечима. Как бы больно для понимания это не было, но за столь большой период своей жизни, я уже привыкла. Из открытой посылки начинали сыпаться разноцветные таблетки и баночки. Иногда они так и оставались на полу, потому что от бессилия я падала на кровать и засыпала. А утром особо некогда убираться, потому что папа не желал слышать моих оправданий, по какой причине на этот раз я опоздала на минуту или две на завтрак.       В школе никто не знал о моём самочувствие, иначе бы я была для них никем. Мама позаботилось о моём благоприятном обучении в школе, заплатив огромную сумму. Подкупны все, даже если они об этом не говорят, то подкупны. Я за все эти года, пока была живой, всегда была авторитетом в классе. Многие прислушивались к моему мнению, но также я замечала, как одноклассники при виде меня переставали смеяться и делали вид, что чем-то заняты.       Уважали?       Не так сильно, как моего одноклассника Артёма Шнайдер.       Он будто был из моей вселенной, постоянно был со всеми груб, ставил всех на место, следил за порядком. И все. Абсолютно все в школе обходили его на три метра и больше. Личное пространство. Его передёргивало, когда к нему прикасались или называли просто по имени.       Артём Шнайдер – человек с высокой самооценкой, некоторые говорят, что его эгоизм – это уже диагноз. «Два метра», – всегда говорил он, когда кто-то подходит ближе, а потом добавлял: «У меня нет времени, чтобы тратить его на бессмысленный диалог». Но ко всему этому он был очень умный. Шнайдер мог без проблем решить самую сложную задачу и не только в школьном плане, но и в жизненном. В его голове срабатывало всё по щелчку: быстро и верно. У этого парня очень много связей. Возможно, это связано с его семьёй. Возможно, его родители какие-то важные персоны. Никто не знал. Об этом Шнайдер молчал.       А ещё Шнайдер ненавидел меня. Я пыталась переплюнуть его во всём, но всё оказывалось безуспешным. Пыталась вставить лишнее слово, чтобы как-то задеть его, но парень всегда был выше, отвечая своим безразличным голосом. От его взгляда становилось холодно. А когда коллектив прислушивался больше к моему мнение, то мне приходилось прятаться в этот момент под парту, так как в этот момент в меня могло полететь что угодно. Артём либо не контролировал себя, либо хотел контролировать максимально всё. Никто не видел в его глазах сожаления, сочувствия, только если в сторону нас смертных, что мы такие ничтожества по сравнению с ним. И после этого все ставали на его сторону. Но, по-моему, была бы их воля, они бы избавились от нас двоих.       Шнайдер всегда унижал меня. Казалось, что это было его хобби. Он унижал, конечно, всех, но для меня оставлял самую унизительную речь. Иногда в ход шли кулаки. В эти моменты я пыталась избегать появления крови на моём теле.       Мало ли.       Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из моих одноклассников заразился.       Очень часто приходила домой и закрывала свою комнату на ключ. Мама приходила в бешенство, а я была в истерике от давления Артёма. Он будто раздавливал меня каждый день. Пыталась показать ему, что я сильнее. Но каждый раз проигрывала в этой борьбе.       Каждый раз. Я проигрывала дома, в школе, в жизни.       Проигрывала болезни, судьбе. Проигрывала всему, что меня окружало.       Как можно выиграть то, что сильнее?       Мне казалось, что я песчинка среди могущественных созданий, которые хотят избавиться от меня, чтобы их мир стал идеальным. Разве могут среди величественных быть такие жалкие, как я? Обычная пыль, которую рано или поздно они уберут. Но мой характер, видимо это на генном уровне, не мог позволить мне сдаться. Ночью я кричала в подушку: «Нет, я буду первой, рано или поздно, но буду». Как жаль, что в моей жизни это поздно не наступило. Я и тогда понимала это. И мне становилось смешно. Каждую ночь я лежала в дикой истерике. Уже хотелось умереть, чтобы больше никогда ничего не чувствовать.       Но я не могла умирать, зная, что не первая.       И вот должны были начаться выборы президента школы. Подала свою кандидатуру, но взгляд парня дал мне понять абсолютно всё. Он преследовал меня абсолютно повсюду. Мне казалось, что за углом Артём Шнайдер меня может избить или даже убить. Но я не могла сдаться. Что-то внутри заставляло идти меня вперёд. На каждый взгляд парня реагировала так, будто ничего не понимаю. – Думаешь, это твоё? – усмехнулся парень. – Если не я, то кто? – спросила довольно спокойно, делая вид, что со мной разговаривает обычный человек. Хотя знала, что Шнайдер не приветствует такого тона. – Воу, не прыгай выше своей головы. Хотя…       Я подняла свой взгляд. Он был высоко роста, обычного телосложения. Многие примечали на физкультуре, что у него неплохой пресс. Но из-за футболки никто так и не смог оценить точно. Я на фоне этого парня казалась худенькой, маленькой девочкой. Шнайдер был бы не Шнайдер, если бы не вставил шутку про мой рост. – Хотя можешь прыгать, тебе это всё равно мало поможет.       Я никак не отреагировала. Только развернулась, чтобы положить в рюкзак тетрадь для сочинений. – Зачем тебе бессмысленная борьба?       Промолчала. Вместо того, чтобы ответить парню я достала влажную салфетку из рюкзака и начала протирать кроссовки. Пока пыль медленно сходила под давлением влажной салфетки, я медленно умирала. Это было настолько смешным сравнением для меня, что из моего рта выпал неожиданный для всех смешок. – Эй, ты, – повысил голос Артём. Он стоял надо мной, поднять голову было страшно, но разве это имеет смысл? – А, ты ещё здесь, – проговорила я, позевая и сжимая салфетку в потрёпанный ком, – прости, мне некогда. Надо готовиться к выборам.       Медленно поднялась, чтобы не смотреть в его глаза.       Взяв всю оставшуюся смелость в руки, я проговорила: – Если ты такой самоуверенный, то зачем обращаешь внимание на такую жалкую, как я? Даже стало интересно что он ответит. Поэтому осмелилась поднять голову и вскинуть бровь. – Чтобы ты убедилась в этом ещё раз, – видела, как его уголки губ приподнялись. – А ты снова самоутвердился за мой счёт? Удобно.       Страшно было не от ожидания ответа, а от ожидания действия. Артём же неуравновешенный. И вся его семья придерживалась такому принципу: либо ты, либо тебя. Видимо дома Артём принимал сторону жертвы. – Ну, а за чей ещё? Ты же ничего не понимаешь. Ты никто.       Стоило ли мне продолжать? Ещё одного такого диалога я бы не выдержала. Продолжение было бы печальным. Наверное, мои слёзы бы отошли от вековой хладнокровности и дали о себе знать. Но я до такой степени уже не помню, каково это плакать, что мало представляю такую ситуацию.       Моих нервов не всегда хватало отвечать парню. И я, приходив домой, закрывала свою комнату на замок, чтобы посидеть в одиночестве в кругу сектантского круга из таблеток. Они это всё, что помогает мне жить. В эти минуты я начинала медленно перебирать их своими пальцами, читать состав, раскладывать по коробочкам, ставить на полочку. Но на следующий день, когда нервы сдавали, эти коробочки летели на пол.       Один из таких дней, вернувшись домой, снова закрылась в комнате. И вот я, уже повторяя про себя, будто стих, состав таблеток, в дверь кто-то постучался. Это была мама.       Мама попросила войти.       Не открыть дверь маме?       Человеку, которого я боюсь до мурашек?       А если завтра не проснусь?       А если завтра проснусь в детском доме?       Последняя мысль меня на мгновение остановила, ведь дальше пошла другая: «А может это к лучшему?». Но моя совесть стукнула меня по колену, и оно невольно выгнулось. Она вошла своей гордой походкой, моя голова невольно опустилась, а ноги подкосились. Стало жутко от этого взгляда.       Пожалуйста, можно не надо?       Мне хватает унижений в школе, мне хватает безразличия.       Ты же мама. Почему же настолько жестока к своей дочери? – Я тут слышала, что ты подала свою кандидатуру на президента школы. Ну, что ж. Не позорь семью, поражение даже не принимается.       Даже не посмотрела на меня и вышла. Меня затрясло изнутри. Что я могу сделать? Как сказать человеку, который не знает слово поражение, о том, что это невозможно. Невозможно выиграть. Все мои усилия будут бессмысленны. Я проходила это уже и не раз. Лежала на полу, глядя в потолок. Думала о том, что возможно все шаги к вершине уже бесполезны. И что мне суждено умереть на дне. Если бы мои пальцы каждый раз не спихивали, когда они зацеплялись о край вершины, то возможно было бы всё по-другому.       А может это к лучшему?       Ведь мне как никому было известно, что там наверху меня ждала только одна бессердечная чудачка, которая не оставила мне выбора в жизни.       Смерть.       Я чувствовала её взгляд снизу. Она ждала, когда я уже поднимусь к ней. То чувство, когда успех будет поражением. Но нельзя, моё воспитание не позволило мне сидеть сложа руки, поэтому я всю ночь писала речь. Делала всё возможное, чтобы победа хоть чуть-чуть могла оказаться в моих руках. Не заметила, как время приблизилось уже к подъёму. А я даже не ложилась. Отец, увидев меня в таком состоянии, лишь покачал головой, а потом заставил идти в школу. – Я слышал, что ты подала свою кандидатуру на президента школы, - начал со мной диалог отец. Хотя нет, это были всегда монологи. В семье моё мнение и слово ничего не значило.       Как и я сама. – Ну, что ж, раз подала, то выигрывай. Ты сможешь.       Мне даже перехотелось спать в этот момент. Отец сказал мне, что я смогу? Не унизил, не прочитал нотацию, а просто по-отцовски сказал, что смогу.       Улыбнулась.       Не улыбалась так давно, что даже не получилось. Но так приятно на сердце мне не было никогда.       Я смогу.       Школьные коридоры на мгновение показались не такими уж и страшными. Не такими уж и одинокими. А природа за окном на минуты две показалась приветливой и живой.       Не знаю. В один миг моё мировоззрение перевернулось настолько, что даже в деревьях я видела опасность. Детские площадки перестали приносить мне былую радость. После избегания площадок, скопления людей, я начала избегать обычные парки. С каждым годом мой страх увеличивался так, что привёл к ухудшению и невозможности моего функционирования на природе.       Единственная дорога, которая была мне под силу, – дорога в школу. Она вызывала больше привязанность, чем чувство дискомфорта и усталости.       Но как только передо мной очутилась дверь класса, улыбка исчезла. Исчезло всё прекрасное, что на миг поселилось в моём сознании.       Я услышала, как кто-то кричит моё имя, ставя его на одно место с матом. Сжала кулаки. Снова повторилось. Острая ненависть к окружающему достигла предела.       Резко открыла дверь класса. Это был Коля Пивани. Тихий и милый мальчик. Таким его знаю я. Всегда улыбался мне странно и открывал дверь в столовую. Наверное, в душе относилась к нему лучше всех. Но сейчас он сидел на моей парте с ногами и выкрикивал в мой адрес маты.       Встала в ступор.       Что мне делать? Это так непривычно, когда тебя унижает другой человек, который до этого так не делал. Стояла в дверях класса и наблюдала за этим. Парень засмеялся, встал с парты и громко сказал: – Что она сделает мне? А те, кто заступятся за неё? Я свободный человек. Что хочу, то и говорю.       В глазах потемнело. Уши заложило. Мне стало в этот момент так плохо, и я поняла, что не каждый из нас свободен. Я была в оковах болезни, каждое моё движение контролировалось чем-то извне. Пока я пыталась прийти в себя, закрывая глаза и глубоко вдыхая, в классе наступила тишина. Поняла, что меня увидели. Открыла резко глаза, было туманно, но я вполне могла отличить фигуры людей. – Чего ты смотришь? – спросил он.       Почему именно я?       Что я сделала этому человеку?       Сколько я себя помню, мы даже здоровались иногда.       Почему именно я? Неужели люди могут ненавидеть других людей просто за существование?       Тяжело вздохнула и сделала аккуратно шаг вперёд. Пыталась не выдать своё самочувствие. – Я? Как ты думаешь, насколько твоё поведение нормально по отношению ко мне в настоящий момент? – спросила я повышенным тоном, совершенно не слыша себя. Уши заложило, мозг отказывался работать. – А твоё по отношению к нам? – он говорил спокойным голосом. – У тебя ко мне есть какие-то претензии? Говори, – подошла к этому парню, чтобы разглядеть эти лицемерные глаза. – Ты думаешь, что лучшая?       Почувствовала резкую боль на своей щеке. Коля ударил меня. Туман ушёл. Одноклассник смотрел на меня так, будто я его предала. А потом в его глазах прочитался страх. Усмехнулась, хотя мне было совсем не до смеха. Так унижать меня мог только Артём.       Почувствовала адскую боль в голове. Не могла ничего придумать, чтобы как-то отреагировать на это действие. Я ведь думала, что Пивани тот человек, которому могу доверять на духовном уровне. Мне стало так больно от этого поступка. Это был нож в спину. Мне сразу вспомнилось, как Коля поддерживал меня во всём, как помогал донести тяжёлые книги. Вспомнила, как он как-то возразил Артёму Шнайдер по поводу меня. Вспомнила его искреннюю улыбку. И всё это разрушилось о поступок. Мне хотелось расплакаться от предательства, но меня отвлёк свист у двери. Там стоял Шнайдер.       Он медленно прошёл до меня, посмотрев с высока. На секунду остановился, разглядывая мою красную щёку. Наверное, до этого никто настолько близко не находился со Шнайдер. Затем он сделал ещё один шаг ко мне, немного наклонив голову. Но теперь его взгляд остановился на моих глазах. У него настолько глубокий и проникновенный взгляд, что казалось, будто он видит тебя изнутри. Только через пару секунд я поняла, что Шнайдер стоит в полуметре от меня. Настолько близко – даже для меня дико. Я немного отшатнулась назад, а он нахмурил брови. Артём наклонил голову ещё ниже ко мне, снова разглядывая щёку. Его холодная рука прикоснулась к горящему месту.       Забыла, как дышать.       Моргать.       Говорить.       Забыла всё.       А гробовая тишина только всё угнетала.       Парень тяжело вздохнул и спросил: – Больно? – Не твоё дело, – резко ответила и отвернула свою голову. Что за внезапное проявление нежности? Подумал, что так смогу уступить ему место в первенстве? Ну, уж нет.       Была уверена, что это один из способов столкнуть меня.              Мы будто играли в царя горы. Каждый шёл на то, что только мог. Но применять нежность в борьбе – это слишком. – Поговорим? – теперь я слышала за своей спиной уже не тот милый шёпот, а грубый голос, предвещающий беду.       Он, что заступился за меня?       К чему это?       Что это было?       Ему стало не по себе от того, что его жертву унижает кто-то другой?       Так что он ещё и собственник?       Но мои одноклассники думали иначе. На уроках я буквально чувствовала просверливающие взгляды. Мне самой было стыдно за этот поступок. Теперь все будут думать, что я слабая. Что не смогла ответить какому-то там парню. Что за меня заступились.       Теперь я потеряю авторитет окончательно.       А может никакого авторитета и не было?       Может меня просто все избегают, потому что я мрачная?       Может я придумала свою значимость, чтобы скрыть слабость и неуверенность?       Я стала угнетать себя ещё больше, ещё больше находить в себе недостатков. Минуты на уроках длились особенно долго. Каждая секундочка будто воплощала из себя новый минус в форме ножа и била прямо в сердце. Но какими бы острыми не были эти минусы, как бы глупо они не входили в меня, мой интерес только становился всё больше и больше.       О чём же Шнайдер разговаривал с Колей?       Обо мне?       Эту мысль сразу свернула и выкинула в урну. Его Величество никогда не будет разговаривать о таких смертных, как я. Не то, чтобы разговаривать, он даже думать не будет об этом диалоге.       Или будет?       Если бы я была чайником, то вместо звонка с урока сейчас все бы мой услышали свист из моих ушей. Голова кипела изнутри.       Почему? Скажите мне, что это реальность!       Все медленно собирали рюкзаки и сумки. Перед глазами всё плыло. Если сейчас я не выпью какое-то успокоительное, то потеряю контроль над своим организмом. На часах было три. Через пятнадцать минут самый важный приём таблеток.       Ноги ватные.       Было невозможно подняться.              Чей-то силуэт приближался к моей парте. Немного подняла голову, сконцентрировалась на человеке. Передо мной стоял Шнайдер.       Во мне проснулось второе дыхание. Руки от страха стали сбрасывать в рюкзак тетради и учебники. Но Артём схватил мою руку и положил на парту.       Он до меня дотронулся?       Что сегодня происходит?       Внизу живота стянулся узел, стало тяжело дышать.       Парень сел на мою парту и повернулся ко мне.       Между нами, даже метра нет. – Как твои успехи? – улыбнувшись, спросил Шнайдер, рассматривая моё лицо. Это показалось мне странным. Никто так не разглядывал моё лицо, будто я какая-то вещь, которую он хочет купить, но ищет хоть какие-то недостатки, чтобы всё-таки не брать. – Ближе к делу, – процедила я. Просто понимание того, что если сейчас опоздаю домой, отложиться приём таблеток, ужин. Это всё отложиться, а моя жизнь нет. Возможно, моя жизнь вообще закончится. – Никакой благодарности, – парень закатил глаза и резко наклонился ко мне ближе, к моему уху. Его дыхание было таким тёплым, если, например, сравнивать это с его отношением ко мне, то дыхание имело бы температуру 10 триллионов градусов по Цельсию. – Чего ты хочешь? – спокойным голосом спросил Артём. – Быть лучше тебя, – мне оставалось говорить правду, чтобы поскорей закончить диалог. Лишние вопросы мне были явно не нужны. – Тебе мало того, что ты лучше остальных? – Артём приподнял голову, посмотрел в глаза и с облегчением вздохнул.       Времени не было. Мои глаза бегали из угла в угол.       Голова начинала раскалываться от напряжения.       Почему-то решила, что сейчас умру.       И стало так пусто.              Пусто от того, что я никто. Даже Шнайдер сейчас, когда разговаривал со мной, говорил так, будто меня нет. Пыталась сосредоточиться хотя бы на одном его слове, но боль в висках давала о себе знать.       Быстро достала из сумки таблетки, игнорируя дотошность Шнайдер. Потом оглядела класс, в углу нашла кран. Уже не помню, как оказалась у крана. Как пыталась ладонями собрать воду, чтобы запить таблетку. Меня окутала паника. Тело начинало дрожать. Когда поняла, что ладонями я соберу только капли, то пришлось подставлять голову под струю воды. – Ты в порядке? – парень подошёл ко мне, пытаясь снова оглядеть. Через силу, проглотив горькую таблетку, я толкнула его и пошла домой.       Глупый вопрос.       Разве человек с потерянным взглядом может быть в порядке?       По дороге стало легче. Видимо таблетка подействовала или отсутствие негативных факторов рядом.       Или негативных факторов не было?       Почему я сейчас стою на месте и вспоминаю тёплое дыхание у уха? Неужели Артём позволил нарушить свои принципы ради меня?       Моя ладонь закрыло то ухо, и я улыбнулась.       Даже осенний северный ветер показался тёплым.       Не знаю, сколько я простояла, наслаждаясь воспоминаниями, но головная боль дала мне понять, что мои пятнадцать минут прошли. Да и после таблеток стоило всегда поесть, а я замечталась, как в детстве.       Но в детстве мои мечты привели меня к тому, что сейчас одиночество и болезнь пожирают меня изнутри.       Заболел живот. Но дома меня ждало разочарование. Мои родители давно поужинали. В семье было такое правило: «Опоздал на еду – не ешь».       Но отец сидел ещё на кухне. Мне не хотелось, чтобы он меня видел, что я опоздала, что в таком состоянии. Но увы. – Какие оценки получила? – спросил отец, заметив, как я пытаюсь тихо пройти в комнату. Когда я повернулась к нему лицом, чтобы ответить. Уже сконцентрировалась и собралась с мыслями, то папа сказал: – Понятно.       Привыкла, что они делают вид, будто я им отвечаю.       Привыкла делать вид, что привыкла.              Завтра я должна была показать свою речь директору, чтобы меня допустили до выборов. Но сейчас я почему-то смотрела в стенку и вспоминала веснушки Шнайдер.       Я вспоминала, как он наклонялся ко мне, как смотрел на меня, как его улыбка гармонично сочеталась с веснушками. И вспоминала его холодную руку на красной щеке.       Возможно, именно этой ночи я не стану прежней.       Но почему парень с такими милыми веснушками, такой холодный?       Вытянула руку вперёд и представила его. Будто дотянулась. Будто дотронулась до веснушек. Может они не такие холодные? Может они горячие? Но мои мечтания прервал кашель. Боль чувствовалась по всему телу, начиная с горла и заканчивая коленями. Я еле как дотянулась до зелёной баночки с большими круглыми таблетками, достала одну и проглотила. Нельзя тратить своё время на глупые мысли, нужно собраться и начать редактировать речь. Иначе ещё один провал.       Хотя может провал – это лучшее, что может быть?       Ручка выпадала из рук, буквы на бумаге были корявыми. Но я не сдавалась. Я сильнее, чем моя болезнь. Я сильнее, чем кто-либо. Я способна на большее. Не заметила, как уснула за рабочим столом. Проснулась, когда за окном появились первые лучи солнца. Быстро собралась в школу, выпила таблетки и спустилась вниз. На часах было только шесть. Дома была тишина.       Я смотрела в зеркало, которое висело в прихожей напротив маленького диванчика. Во мне не было ничего примечательного. Обычные черты лица. Обычный размер глаз, обычный нос, даже взгляд у меня обычный.       Почему все говорят, что мои черты лица такие же резкие, как и я?       Обычная.       Совершенная обычная. У меня даже волосы были обычной средней длины и обычного русого цвета. Наверное, единственное, что выделялось на моём лице это шрам на виске. Упала в детстве с качели на бетонный поручень. Все думали, что я умру.       Но судьбой мне суждено умереть от другого.       И вот на часах пробило семь. А потом полседьмого. Позавтракав, пошла в школу. Снова эта дорога. Иногда, когда встречные машины заставляла меня глубже заходить на тротуар, меня окутывала паника. Я боялась того, что по неизученной дороге меня ждёт смерть. Я вообще боялась всего. Боялась, что машина может остановиться рядом со мной. Боялась, что в траве может быть бомба. Боялась, что споткнувшись о камень я упаду на весок и больше никогда не докажу своим родным, что способна быть лучшей.       Никогда…       Новые школьные дни тоже меня пугали.       Снова стояла у дверей класса прежде, чем войти. Хотелось на этот раз без сюрпризов. Но за дверью была тишина. Значит Артём уже в классе. В классе всегда тишина, когда там Артём. Все боялись сказать лишнее слово, ведь этому парню могло не понравиться что угодно. В прошлый раз ему не понравилось, что Анжелика, наша одноклассница, попросила свою подругу сходить с ней в туалет. Больше никто ни о чём не просит у других.       Глубоко вдохнула и медленно вошла. – О, Александра, а я так соскучился, – подняла глаза выше. Это был Шнайдер. Он улыбался той улыбкой, которую ненавидели все. Ничего хорошего она не означала. Сделала вид, что не заметила его. – Думаешь, что самая лучшая? – У меня какое-то дежавю? – немного усмехнулась.       Снова, снова. Почему хотя бы один день не может начаться нормально? Почему я не могу спокойной зайти в класс и сесть за свою парту? Почему этот парень не даёт мне спокойно жить? – Говори пока можешь, ведь я сотру тебя и твоё имя в клочки. Если вчера и заступился за тебя, то поверь, мне просто захотелось. Это ничего не значит. Ты для меня, как и все, полный ноль. – А сам? Сам тоже полный ноль.       Артём Шнайдер подошёл ко мне так же близко, как и вчера. Только теперь он смотрел на меня по-другому. Виделась какая-то ненависть. Думала, что он сможет убить меня взглядом. Но всё оказалось, куда хуже. Он просто плюнул мне в лицо.       Ну, спасибо. – У тебя даже слюни обычные. А строишь из себя Бога, – усмехнулась и не подала виду, что мне это унизительно.       Заметила, как его кулаки сжались, а брови нахмурились. Его рука взяла мой подбородок. – А ты знаешь, что твои одноклассники считают тебя страшной?       После этой фразы он отпустил меня, вытер демонстративно руку об штаны и пошёл за дверь, но я успела крикнуть ему в след: – А ты, как и все? Тоже только по внешности судишь?       Никто не видел, но я плакала. Плакала в себя. У меня дрожали кончики пальцев, в моих глазах начинало темнеть. Но Шнайдер даже не посмотрел на меня. Я для него, как и для своих родителей, – пустое место. Мне можно было молчать, он бы сам справился и без моих слов. Шнайдер бы всё сделал сам.       Наверное, я всё-таки лишняя.       Наверное, я нужна была в этом мире только для того, чтобы на мне отыгрывались.       Иногда так и хотелось крикнуть: «Что же вы будете делать, когда меня не станет? На ком вы будете спускать пар потом? Кто? Кто, если не я?».       Слюна стекала по щеке. Оглядела класс. Все предпочли сделать вид, что ничего не видели. Только Пивани испуганно смотрел по сторонам. Я видела, как он начал идти в мою сторону, но я начала идти в противоположную, в женский туалет, чтобы умыться.       В кабинке меня охватил страх того, что все могут начать плевать мне в лицо и никто ничего им не скажет.       Я ведь не была лучше.       Я была хуже всех. Только на мне так отыгрывались люди, только со мной поступают так ужасно близкие и любимые…       Любимые?       Мой нескончаемый поток мыслей прервал диалог моих одноклассниц: - Да, да, представь плюнул. - Вчера заступился за неё, а сегодня плюнул? - Что это означает? Теперь она никто? Можно не строить из себя хорошеньких при виде неё? - Ох, знаешь, этого Шнайдер не поймёшь. Он мне как-то нравился, и я пыталась добиться от него хоть что-то про Александру Берн. Ничего не ответил. После вообще перестал обращать на меня внимание. - Перестал обращать? Ага. До этого то хоть обращал? - Хотя бы здоровался. Отвечал мне на моё «привет».       Не могла больше слушать этот бред. Меня почему-то передёрнуло, когда я услышала последнюю фразу. То есть с какой-то там девочкой он здоровался, а со мной никогда? То есть единственного, чего я заслужила, – это плевок в лицо? Что может быть унизительнее? Перед выходом из кабинки я тысячу раз подумала, стоит ли мне выходить или подождать, пока они уйдут. Паника охватила меня с ног до головы. Мне было так стыдно за то, что я позволила себя унизить при всех.       Но я решила выйти из кабинки. Девушки сразу замолчали, переглянулись и поспешили удалиться.       Оперативно.       Вода из крана бежала холодная. Если бы я могла сейчас воспринимать всё так же холодно, то мои руки бы тряслись не от истерики, а от предельно низкой температуры воды. У меня же теперь нет шансов выиграть Шнайдер в выборах. У меня вообще больше ничего нет. Мысли о проигрыше, о забвении, о упущенных возможностях и о своей никчёмности создавали внутри меня бурю эмоций, которые собирались в одну кучу и образовывали ком истерик.       Звонок на урок звучал как колокол спасения.       На уроках пыталась сосредоточиться. Но я чувствовала, как мои последние нервные клетки умирают.       Когда кончился последний урок, я вздохнула с облегчением. Оставалось только сходить к директору, чтобы показать свою речь.       Коридор казался длинным, хотя кабинет директора находился всего лишь в двух кабинетах от нашего класса. Перед дверью я прочитала раза три слово «Директор», чтобы точно не ошибиться дверью. Но пока мои мысли приходили в порядок, медленно повторяя ключевые слова речи, Артём меня опередил. Он буквально хлопнул передо мной дверью. Пришлось сидеть у дверей больше двух часов. Родители же не пустят меня домой. Мои глаза покраснели. Почему он такой противный? Я же стояла прям перед дверью. Неужели у человека нет никакого воспитания? А как же всем известное определение слова «очередь»?       Казалось, что он всё это делает специально.       Достала из портфеля красные таблетки и выпила. Во рту стало кисло. Казалось, что сейчас вырвет. Я уже встала, чтобы бежать в ближайший туалет, иначе мои внутренности лежали бы у двери директора. Но дверь в кабинет директора открылась. Оттуда вышел самодовольный Артём. – Тебе даже нет смысла туда идти, – произнёс парень, даже не посмотрев на меня. А я не смогла ничего ответить, потому что закрыла рот рукой. Было желание использовать Артёма, как туалет, но моё воспитание мне этого не позволило. Медленно зашла к директору. Она уже собирала сумки. – Здравствуйте, – проговорила я. – Здравствуй, Александра Берн, ты что-то хотела? Мы уже обсудили все нюансы с Артёмом Шнайдер. Я всё поняла.       Встала в ступор. Меня что вообще нет? – А меня вы не хотите выслушать? Я что зря готовила свою речь? – Я же сказала, что уже поговорила с Артёмом. Я всё поняла. Больше нет кандидатур, можешь идти и не сомневаться.       В чём не сомневаться? В проигрыше? Почему она слушала Шнайдер почти два часа, а на меня не может потратить даже минуту своего драгоценного времени?              Директор показала мне на дверь. Вышла, следом вышла она, закрыв кабинет. Я ещё минут пять стояла у этого кабинета и не понимала, что происходит. Я ещё жива, а вы уже списали с меня счёты?       Колени затряслись перед порогом. Некоторые люди приходят домой, чтобы отдохнуть, успокоиться, привести свои мысли в порядок, а я чувствую себя там лишней. Я будто не могу найти своё место, где можно просто быть собой. Жизнь для меня кажется несправедливой, потому что я даже почувствовать себя живой-то не в состоянии. Все и всё против меня. Дома было тихо. Родители уже давно поужинали. Кошка лежала у порога и спала с набитым брюхом. Сегодня у неё был праздник – Саша опоздала на ужин. Усмехнулась, когда осознала, что у моей кошки в будущем будет праздник каждый день. Ведь в будущем меня не будет. – Ну, что, Катюша, наелась? – погладила её живот и услышала приятное урчание. Моя комната была такой неуютной, но такой родной.       Единственное для чего она подходила – это для самоубийства. Вроде бы это уникальное место для меня. Здесь все мои вещи. Здесь я прожила всю свою жизнь. Здесь вроде всё волшебно и исключительно, поскольку сделано человеком, который любил меня больше всех из существующих людей ныне. Мой дедушка строил этот дом всю свою жизнь. Ещё до моего рождения самая дальняя комната была присвоена его будущей и самой обожаемой внучке. Он хотел оградить её от всех несчастий, хотел подарить ей мир и спокойную, тихую жизнь. Это комната должна была стать для неё неким раем в жестоком мире. Комната, куда она сможет приходить после тяжелого учебного дня и отдыхать.       Дедушка бы очень огорчился, если бы смерть не забрала его раньше рождения той самой внучки, так как этой внучкой была я. Но сам факт того, что это самое место строилось с любовью и именно для меня, грел мне душу. Вот только единственное от чего хотелось отдохнуть в этой комнате – это от жизни.       Слёзы сами скатывались с щёк. Завтра ждал меня полный провал. Я уже просто не могла так жить. Мне хотелось вырваться из оков несправедливости и ненависти. Мой дрожащий голос повторял речь. Солёная вода попадала в рот из-за чего слёзы начинали набирать темп.       Ничего не получалось.       Слова вылетали из головы.       Через час я вообще забыла даже тему своей речи.       Я начала читать с листка, повторяя тысячу раз слова. В конце концов фразы стали похожи на заученные, а слова звучали так, будто это несвязанные предложения. В итоге я очнулась, когда время было уже 6 часов утра.       Совершенно не помню, как сон вселился в мой разум. Абсолютно не выспавшаяся, уставшая и потерявшая смысл в существовании, вышла на улицу. Солнце светило так, будто предвещало конец света. Я моментально почувствовала капли пота под толстовкой, а затем капли слёз на щеках.       Когда я стала такой сентиментальной?       Когда я научилась так часто плакать?       Больше всего в этот день я боялась, что меня никто не воспримет всерьёз, что мой выход на сцену вызовет смех. Я боялась, что отсутствие поддержки может привести к провалу. Мне не хватало сейчас обычного человеческого: «Ты сможешь». Ведь в моей голове я проиграла. Я пыталась настроить себя на позитивное мышление, но единственное, что у меня получалось, это закапывать себя ещё больше.       Ещё эта жара на улице…       Всё было против меня…       Этот день будто был идентичен с моим страшным днём в жизни. Тогда тоже было жарко, я была тоже в маленькой толстовке, а ещё в розовых сандалиях, с двумя милыми хвостиками. Только тот день был обычным детским и сказочным, после которого вечером должен быть просмотр мультфильмов про ужастики. Вот только никто не думал, что эти вечерние ужасы никогда больше не закончатся. И идти они будут не по мультфильмам, а по моим венам, по моей жизни вдоль и поперёк.       Сегодня мои ноги отказывались идти в школу, поэтому моя скорость уменьшилась в два раза. Прошло как обычно 15 минут, а я была только на половине пути. Через 20 минут должен быть звонок на урок, а я мечтала через 20 секунд умереть.       К моему сожалению, за две минуты до звонка я сидела за своей парты и смотрела в пустоту. В голове слова речи перемешивались, предложения теряли свою последовательность, ключевые фразы превратились в чёрные пятна.       Это был полный провал. – Александра Берн, вы готовы отвечать? – спросил меня учитель, а я даже не понимала, какой урок идёт.       В этот момент меня охватило чувство утраты чего-то необходимого. Наверное, этим необходимым было моё внутренне «Я», потому что весь мой мир будто перестал существовать и окружающее казалось таким далёким, нереалистичным и встревоженным. Я хотела взять себя в руки и ответить учителю, но моё состояние было невозможно взять под контроль, всё это вызывало чувство бессилия и отчаяния. Казалось, что все мои попытки сосредоточиться ещё больше вводили меня в панику. – Александра, вы будете отвечать или я вам ставлю два?       Я уже открыла рот, чтобы ответить, но внезапно моя грудная клетка будто сжалась и воздух перестал попадать в мозг. Нехватка кислорода и внутренняя боль, смешанная с дрожью, привели к тому, что я начала кашлять и просить воды. Вокруг начали раздаваться странные голоса, они становились всё громче и громче, их звук создавал ощущение сдавленности и дискомфорта.       Кто-то взял меня за плечо и что-то начал спрашивать, но в глазах темнело, всё уходило из-под ног, состояние тяжести тянуло вверх. Я постаралась подняться изо всех сил, но изматывающая боль и тревога ударили меня в голову.       Я помню только сильный удар головой о парту…       Больше я ничего не помню.              Когда я очнулась, то лежала в больничной палате. Никого не было рядом. Голова раскалывалась и болела в зоне правого виска. Я постаралась подняться, чтобы поскорее уйти, ведь меня ещё ждало выступление. Мысль о том, что я могла это пропустить пугала меня больше, чем мысль о том, что я могла умереть, ударившись виском о парту. Но мои попытки оказались тщетны, потому что сразу прибежал врач. Он уложил меня обратно и спокойно спросил: – Как ты себя чувствуешь? – Нормально, – ответ получился сухим, немного грубым и хриплым. – Как часто у тебя случаются панические атаки? – Во время опроса он осматривал мои глаза, светил разными лампочками и кивал головой. – Что это? – Голова после случившегося совершенно не могла думать. – Курс таблеток не пропускаешь? – Нет, нет, – я снова постаралась привстать, но мужские руки надавили мне на плечи, и моё горизонтальное положение не изменилось. – Твоё лечение тебе не помогает. По-моему, твой организм совсем ослаб. Посети, пожалуйста, больницу в ближайшие дни.       Не помогает?       Я так старательно всё пью…       Посмотрела на него и почувствовала, как по моей щеке стекала слеза. На моём лице появилась улыбка. Скоро конец, а я тогда не знала радоваться мне или плакать. Врач подал мне платок и аккуратно посадил. – Так лучше?       Мне было тяжело сосредоточить свой взгляд на чём-то одном. Видела перед глазами только расплывчатые предметы, но я кивнула в ответ. – Выпьешь таблетку? – мужчина подал мне стакан воды и три таблетки. Быстро их выпила, а потом спросила: – Сколько времени? – Доходит девять часов вечера.       Всё пропустила?       Мои шансы теперь точно равны нулю. Теперь мама никогда не будет гордиться мной. Теперь я для неё точно стану никем. – Позвоню твоим родителям, чтобы забрали тебя? Или останешься здесь? – Позвоните, – шёпотом произнесла я.       Врач ушёл из палаты, и я, оставшись одна, разрыдалась, как маленькая девочка. Мои руки не успевали убирать со щёк слёзы. Я не хотела заканчивать свою жизнь поражением. Я не хотела умирать никем для своих родителей. Я не хотела умирать, не выиграв, у Артёма Шнайдер ни разу.       Но, по-моему, выбора у меня не было.       Скоро за мной приехал отец. Села к нему в машину. По дороге он не спросил, как моё самочувствие. Он только посмотрел в мои красные глаза и нахмурился. – Как дела? – спросила я.       Но, наверное, отец подумал, что спросила я у пустоты. – Такая погода хорошая. Начало осени – это прекрасно, – продолжила я.       Услышала, как отец вздохнул. Хотелось крикнуть ему в ухо: «Я ещё живая! Поговори со мной! Это не сложно! Я твоя дочь! И ещё пока живая дочь!». Но поняла, что боюсь не услышать после этой фразы ответа.       На улице было до сих пор жарко и даже душно. Пока отец загонял машину в гараж, я стояла у порога.       Что же сегодня было?       Почему я ещё жива, если в классе смерть была так близка ко мне?       Жизнь захотела ещё сильнее унизить меня перед всеми?       Почему я тут…       Когда отец вышел из гаража, я поспешила в дом, в свою комнату. На второй этаж подняться было сложнее обычного, ноги снова не слушались меня, поэтому, открыв дверь детской, я рухнула на пол, свернувшись в калачик.       За окном уже было неясно. Там было темно и пусто.       Наверное, так выглядит смерть.       Может выпрыгнуть?       Хотя…       Кто умирал после прыжка со второго этажа?       Печальное моё существование заставила отвернуться от окна, чтобы не стать обузой-инвалидом для родителей.       Этот вечер был худшим вечером за всю мою никчёмную жизнь.       Новый школьный день не заставил себя долго ждать. Та же угрюмая дорога, те же люди, идущие на работу и в университет. Тот же коридор, те же одноклассники. В класс я зашла прямо перед звонком, чтобы не слушать то, насколько я вчера облажалась. Никто не сверлил меня взглядом. Даже Шнайдер не смотрел в мою сторону. Вроде бы должна была быть счастлива, но это не придавало мне никакого энтузиазма.       Все уроки я просидела за партой, ни разу не поднявшись на ноги. Учителя не спросили меня ни о чём. Мой взгляд был устремлён на Артёма. Я была уверена, что его счастью нет предела, ведь моя речь так и не была зачитана. Как он и хотел.       Но Артём не подавал никаких признаков радости и победы. Он периодически поворачивал свою голову назад, смотрел на меня, тяжело вздыхал и отворачивался. На переменах не выходил из класса, хотя обычно он эти несчастные 10 минут посвящал свежему воздуху и одиночеству.       Артём не любил большие скопления людей. Его можно было редко наблюдать на школьных мероприятиях, сборах и собраниях. Он никогда не учувствовал в командных соревнования, отдавая предпочтение одиночным играм. Ему всегда были присуще такие качества, как открытость к новому, независимость от чужого мнения, организованность, стремление устанавливать собственный свод правил для себя и окружающих людей, наличие жёстких границ позволяемого в общении, умение концентрироваться и стремление к самосовершенствованию.       Моя бабушка называла таких людей чистыми интровертами.       Наверное, из-за того, что этот парень обладает такими совершенными чертами интроверта, он стал прирождённым лидером. Его умение игнорировать чужое мнение и принимать максимально взвешенное решение помогает находить ему правильный выход из всех ситуаций.       Пытаясь успеть за учителем по литературы, я посмотрела снова на Артёма. Его голова была развёрнута в мою сторону.       Он присматривает за мной?       Волнуется?       Или со мной что-то не так?              Шнайдер что-то произнёс беззвучно губами, но это было абсолютно непонятно мне. И единственное до чего я додумалась это кивнуть головой. На удивление парень улыбнулся и сразу отвернулся.       Мне показалось или до конца урока с моего лица не сходила улыбка?       Мне было неважно, что было сказано этим парнем. Мне было важно, что этот парень говорил со мной. Мне было важно, что я ещё существую для него.       Именно для него.       После уроков перед тренировкой по баскетболу в класс зашла классная руководительница. Учитель по истории быстро начал собирать сумку, чтобы поскорее удалиться из класса. Анна Валерьевна встала возле своего стола и внимательно всех оглядела. – Здравствуйте 11Б, в связи с осеннем баллом, мне сказали прочитать вам инструктаж по технике безопасности. Берём листок и передаём, напротив ставим свою подпись. Ещё мне нужно обсудить с вами сдачу ЕГЭ. Летом я попросила отправить вас на почту список предметов, которые вы планируете сдавать. Артём Шнайдер, так как я не увидела вашего ответа скажите мне сейчас, я запишу. – Не определился, – грубо ответил парень.       Анна Валерьевна бросила ручку на стол и, повысив голос на тона два, сказала: – Предположи, какие экзамены могли бы помочь поступить туда, куда ты хочешь? И ещё. Александра Берн, от тебя ответа тоже не поступило. – Химию, – сухо ответила я, понимая, что до экзаменов я даже не доживу. – У тебя по химии натянутая тройка. Как ты скажешь о своём решении Виктору Николаевичу? – Не буду говорить.       Если бы я сидела чуть ближе к учительскому столу, то, наверное, смогла бы ощутить, как закипают нервы классного руководителя. Ей всегда было сложно справиться с нами. Но проблема была в том, что она, как и все взрослые, не пыталась понять нас и наши проблемы. Она стала для нас мамой, а могла стать понимающим и любящим учителем. – Так, Шнайдер и Берн, вечером жду на почту список. Мы же не хотим портить отношения, тем более в последний год.       Пока все расписывались в инструктаже и слушали то, что надо делать при пожаре, мы смеялись. Артём смотрел на меня и улыбался. В эти две минуты мы были так близки, будто общались всю жизнь.       Когда мини классный час закончился все стали расходиться. Артём сразу испарился из кабинета, как и остальные. Портфель показался мне тяжелее, чем с утра. Наверное, силы были на исходе. Коридор был пустой, только из мужской раздевалки доносились вопли.       Неожиданно для меня, когда я стала подходить к выходу, меня позвал мужской голос из той самой раздевалки. Обернулась. Ко мне шёл Пивани.       Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. – Александра, – Коля помахал рукой, чтобы я никуда не ушла, – прости, что я тогда наговорил всякого.       Вздохнула. Подождала, когда одноклассник подойдёт ко мне. – Прости, это был самый глупый поступок. Я не знаю, что тогда на меня нашло, – Коля говорил негромко, немного стесняясь. Он отводил взгляд вправо, – мне стыдно. – И что ты сейчас хочешь от меня? – холодно спросила я. – Может быть, ты составишь мне пару на бал? – его язык заплетался. Волнуется? Если человек волнуется, то искренне этого хочет? - Бал? – почему он решил, что я собираюсь пойти на него? - Ну, выборы президента всегда сопровождались осенним балом. Ты забыла? В том году тебя не было, а в этом ты всё-таки кандидат. Я подумал, что ты пойдёшь. И позвал тебя.       Кандидат. Этот ад выборов ещё не закончился. Последний вечер и моё состояние стабилизируется?       Ещё один вечер позора и поражения. – Хорошо, – я считала, что только слабые не могут простить. Считала себя сильным человеком. Но сейчас я могу смело сказать, что простить предательство Николя Пивани – это был лучший поступок за всю мою жизнь. – Ты серьёзно? – парень сразу воодушевился, даже улыбнулся.       Кивнула головой. Почему бы и нет?       Покажу этому Шнайдер, что я тоже на что-то способна.       Пивани от радости обнял меня, а после он забежал в раздевалку с криком: «Сама Александра Берн согласилась со мной идти».       Это так глупо. Но мило. Если бы кто-то ещё так радовался мне, то, наверное, я чувствовала бы себя нужной.       Дни, оказывается, бывают не только ужасными, как и люди.       По дороге домой я представляла, как пойду впервые на бал. В моей голове я танцевала вальс под красивую музыку с Артёмом Шнайдер. Я просто разрешила себе полетать в облаках, просто разрешила себе впервые быть собой.       Когда я пришла домой, на пороге стояла мама. Она показала мне на пакет в её руках, а потом произнесла: – Тут платье тебе на бал.       Откуда она знала, что я пойду? Ах да. Она не знала, она хотела. Даже если бы я не пошла, меня бы выставили из дома.       Надев платье, подошла к зеркалу. Конечно, я была мало похожа на принцессу из своей головы. В жизни всё было намного хуже, чем представлялось. Я смотрела на себя и плакала.       Почему это первый и последний бал в моей жизни?       Я хочу просто нормальный жизни.       Я хочу быть стандартным подростком.       Вытерев слёзы со щёк, я пошла к маме для оценки платья. Она оценила длинное платье на мне и решила, что девочки ростом 157 в длинном платье очень даже ничего, она заставила идти меня к парикмахеру, чтобы меня привели в порядок. Я не любила расчёсывать волосы, не любила, когда к моим волосам и к моей голове кто-то лезет. А парикмахерские для меня были сравнимы с психологической травмой. В эти моменты мои нервные клетки покидали моё тело молча и быстро. Причёски, которые мне там постоянно делали, не смотрелись с грустным и сердитым выражением лица, поэтому всё было бессмысленно.       Дома оглядывала длинное платье, которое теперь висело на стуле, а не на мне, и не могла понять, что с ним. Оно вроде красивое, а вроде нет. На часах было ещё около двух часов до балла. Сняла кофту, оставшись в майке, потом выпила серую жидкость, стоявшую в бутылки для воды. В день мне нужно было её пить сколько же, сколько нормальному человеку воды. Пока я делала последние глотки, в дверь кто-то позвонил. Повезло, что на этот раз обошлось без рвотного рефлекса. Потому что человек, ждавший меня внизу, ещё минут 15 не увидел бы открытую дверь. Спускавшись, я перебрала миллион вариантов, кто мог прийти из врачей на этот раз.       Открыла.       На пороге стоял Артём Шнайдер. Я сразу отметила то, какой дорогой и элегантный костюм был на нём. Это показалось мне странным, потому что одноклассник никогда не появлялся в школе в строгой форме.       Он улыбнулся, увидев меня. Или посмеялся над тем, что я в лохмотьях и лохматая? – Замаралась, – парень дотронулся до моей губы и что-то с неё убрал. Потом только вспомнила, что от серой жидкости остаются следы на губах.       Немного была в недоумении. Он дотронулся до меня, а мне показалось в этот момент, что моё сердце ушло в пятки. Что со мной? – Что-то хотел? – спросила я, сделав вид, будто ничего не чувствовала сейчас.       Артём Шнайдер сделал один шаг ко мне, взяв мою руку, а потом командным тоном произнёс: – Ну, что, пошли.       Пока я стояла и моргала глазами от непонимания происходящего, Шнайдер потянул меня вперёд. – Куда? – крикнула я, пытаясь выдернуть руку. Парень остановился, посмотрев на меня, а потом спокойно произнёс: – На бал. – Ты нормальный?       Он немного наклонил свою голову ко мне.       Почему его веснушки такие тёплые. Если бы он ничего не сказал, то, наверное, я дотронулась бы до них, чтобы понять, какой этот парень на самом деле. – Ты же со мной идёшь? – его самоуверенность куда-то пропала, во взгляде читалась растерянность. – А ты звал меня? – крикнула я. – Почему ты задаёшь этот вопрос? – он сделал ещё один шаг ко мне. Теперь Артём стоял настолько близко, что о личном пространстве даже не могло идти и речи. Я поняла, что не дышу, что не знаю, как ответить. Но собравшись с мыслями, дала отпор: – Потому что ты даже не позвал меня. – Нет? – парень опустил мою руку, улыбка с его лица спала, – но ты же сама согласилась. – Если ты что-то себе надумал, то это твоя проблема, – я абсолютно не понимала, что происходит.       Артём усмехнулся и попытался обнять меня, но я резко сделала шаг назад. Меня скоро начнут раздражать его проблески нормального отношения. Если бы он по-настоящему хотел идти со мной, то, наверное, позвал бы? Наверное, хоть как-то намекнул на это? – Да что с тобой? – он успел взять мою руку и притянуть меня обратно. – Ты издеваешься на до мной? – А ты надо мной?       Мы оба замолчали. Впервые наш диалог напоминал адекватное общение. Мы смотрели друг на друга и не знали, что делать. – Ударишь меня? – будто в ожидании произнесла я, поскольку обычно этим всё и заканчивалось. – Ты не пойдёшь?       Это было так искренне. Он смотрел на меня с непониманием, как маленький ребёнок. И все его действия и слова сейчас никак не были сопоставимы с тем образом Шнайдер, который он строил себе годами. Его взгляд был таким потерянным и безнадёжным, что мне захотелось обнять его, как своего ребёнка и сказать ему, что всё будет хорошо. Но всё это вызывало непонятный диссонанс внутри меня.       Что делать?       Как поступить? – Не пойду, – после этих слов он плавно опустил мою руку и пожал плечами. – Пока, – отрезал Артём и в миг поменялся в лице.       Передо мной уже стоял привычный образ, от которого хотелось сбежать.       Актёр.       Меня не надо было заставлять делать ноги от раздражённого Шнайдер, поэтому через секунд 10 я уже стояла за закрытой дверью. Воздуха в лёгких не хватало так, будто я пробежала 10 километров без остановки. Села на пол возле двери.       Боже мой, почему его веснушки такие милые? И сам он становится таким милым мальчиком, когда подходит близко, обнуляя свой принцип личного пространства. Но это ничего, совершенно ничего не значило. Это всего \ лишь его игра. Ему стало скучно, и он решил поиздеваться надо мной. Всё просто. Чего ещё ждать от такого, как Артём Шнайдер?       Но не смотря на все мои мысли, я открыла дверь, чтобы посмотреть, ушёл Артём или нет. Но его уже не было. Почему-то заплакала. Сама это поняла лишь, когда посмотрела в зеркало и увидела слёзы. А потом громко засмеялась. Истерика. Снова эта истерика. Не было бы её, если бы с моей нервной системой всё было хорошо. Но ведь именно он. Именно парень с веснушками виноват в этом.       Сидела напротив зеркала на коленях и не понимала. Не понимала, что чувствую сейчас на самом деле. Ненависть или что-то другое?       Через час пришёл Коля. Мы шли молча. Он шёл в трёх метрах от меня. – Я не против, если ты нарушить моё личное пространство и подойдёшь на метр ближе или два, а может даже три, – спокойно произнесла я. – Точно, ты же не Шнайдер, – он не сделал ни шага ближе в мою сторону. Тяжело вздохнула. – Почему все постоянно нас сравнивают с Артёмом Шнайдер? – Честно? Меня потом Шнайдер не побьёт? –Побьёт? – остановилась. Странная реакция. – Тебя уважают, потому что Шнайдер так сказал. Ну, и потому что ты такая же.       Коля остановился, посмотрел на меня, а потом продолжил: – Холодная. Но ты мне нравишься, у тебя классные идеи. У меня не было основной цели унизить тебя, просто накипело. Из-за тебя мне прилетало не раз. Думаю, ты даже не в курсе. – Зачем ты тогда взаимодействуешь со мной? – Ты хорошая. Хочу понять тебя, может, ты на самом деле добрая и открытая. – Нет, – усмехнулась. – Ладно. Нет. Общаюсь, потому что Артём был моим другом. Никто не знал об этом, потому что дружил он со мной, пока никто не видит. Артём Шнайдер, он же самый милый мальчик, которого я знаю. Ты видела его веснушки? Никто не видел. А я видел. Они мне показали истинного Артёма.       Я снова остановилась. Улыбнулась. И мне эти веснушки показали истинного Артёма. – Почему же перестали общаться? – вопрос напрашивался сам собой. – Ну, мы тогда остались у меня. И я позвал к себе других друзей. После Артём стал меня игнорировать. Я пытался вернуть наше общение, пытался вернуть его добрый взгляд, но всё было безуспешным. Единственное, что удалось мне выдавить у него за два года это: «Наша дружба была только наша». Ты напоминаешь мне его. Улыбка у тебя такая же милая.       Это был самый прекрасный диалог про Артёма Шнайдер за всё время обучения в этой школе. Обычно я только слышала: «Артём? Ты произнесла его просто по имени? Тихо, вдруг услышит, что мы разговариваем про него. Нет, нет, мы не бессмертные. Отличный парень, просто класс, он же сейчас слушает?». – Он хороший друг? – я сама сделала два шага в сторону Коли, чтобы нарушить этот невидимый барьер. – Он, – Пивани улыбнулся, – замечательный. – В чём проявляется его замечательность сейчас?       Мне хотелось больше узнать этого парня. – Тебе ли спрашивать? – А что со мной не так? – почему Коля так странно реагирует на мои вопросы? – Он же всё делает для тебя. – Что? Он ненавидит меня! – Разве? Не думал, что эта ненависть. Ведь это именно он отнёс тебя в больницу, когда твои родители не ответили на звонок во время урока, когда тебе стало плохо. Именно он прописал мне в живот, когда услышал в твой адрес мат.       Я хотела что-то ответить, но ничего не придумала. Это было неожиданно. И пока думала на эту тему, мы подошли к школе. Коля Пивани, взял меня за руку. – Ну, сегодня ты моя пара.       Я улыбнулась и подумала, что лучше так, чем думать о парне с самооценкой с десятиэтажный дом.       Мы танцевали, но я чувствовала себя как-то некомфортно. Искала глазами Артёма Шнайдер, но не могла найти в своём поле зрения. Буквально через минуту должны были сказать результаты, а этого парня нигде не было. Пришлось оставить Колю. Что-то двигало мной в этот момент, и я как бешенная бегала по залу и искала этого эгоистичного парня. Нигде не было. Спрашивала у одноклассников, но все лишь пожимали плечами. Меня объявили победителем, но Артёма так и не появился.       Но неужели за меня проголосовали больше, чем за него? Мне мало в это верилось. Вроде меня должно распирать от счастья, но ночью я плакала. Всё не то. Не так. Не чувствовала вкус победы. Даже когда меня обняла мама, поздравив с победой, то мне показалось это обычным.       Всю ночь думала, почему не пришёл Шнайдер. А что, если что-то случилось? А если в этом моя вина?       Затем я прокрутила в голове весь день и вспомнила, как в классе он что-то беззвучно говорил мне.       Неужели это было приглашение на бал? Но тогда получается, что я согласилась.       Тогда получается, что…       О нет…       Чувство вины терзало меня всю ночь. Я даже резко просыпалась от кошмаров, хватала телефон и начинала звонить Артёму, но, не дождавшись даже гудков, отключалась и снова прокручивало всё в голове, убеждая себя, что я не виновата.       Утром еле как встала. На улице было прохладно. Теперь легче заболеть, слечь в больницу. Небо было бледным, как и моя кожа, а листья на берёзе выглядели такими же мёртвыми, как и мой внутренний мир. Перед дверью в класс меня передёрнуло. А вдруг его там нет? И смысл мне заходить? Для чего? Но Шнайдер был на своём месте. На следующей перемене хотела узнать в чём проблема. Набралась сил, подошла к нему и собиралась уже произнести отрепетированную ночную речь, в которой я сначала извиняюсь, а потом уточняю свои догадки, но парень лишь с высока посмотрел на меня, а потом оттолкнул и направился в сторону двери. – Что ты за человек-то? – крикнула ему в след.       Но реакция на меня была нулевая. Как будто меня не было. И вчерашний день в моей голове обнулился. О какой победе может идти речь, когда я осталась пустым местом? Неужели чего-то ожидала большего? Разве можно выиграть человека, который остаётся победителем после каждой битвы, независимо от результата игры.       На следующий день ничего не изменилось. Так продолжалось неделю. Я приходила домой, садясь на свою кровать, и смотрела в окно. В руках у меня было, как на весах, одинаковое количество таблеток. В правой руке три жёлтых, в левой две красных и одна белая. Выпивала их за раз. А потом меня тошнило. Крутило живот, и я понимала, что от таблеток мне не становится лучше. Не могло же это всё произойти из-за Артёма Шнайдер.       Если мне тяжело принять тот факт, что я для него никто, то может стать его другом? Ведь к каждому человеку есть подход.       Подумала, что помочь мне может только человек, с которым Артём уже когда-то дружил. В школу собралась быстро. Эта идея будто была моим жизненным сосудом. После уроков подошла к Пивани и спросила: – Занят? – Когда? – спросил парень, убирая учебники в портфель. – Сейчас, у меня к тебе есть заманчивое предложение, – с энтузиазмом проговорила я. – Ох, слушаю, – он сел на стул и поднял голову вверх. – Мне бы хотелось поговорить с тобой, не составишь мне компанию до дома?       Парень с улыбкой согласился. В этот момент мне показалось, что на нас смотрел Шнайдер, но когда я повернула голову в его сторону, то он смотрел в потолок. По дороге до моего дома мы разговорились про учителя географии. Пивани рассказал, как она его недолюбливает и как смотрит на него с презрением. А потом остановился и спросил? – Ну, что? Только без предысторий, говори прямо. – Спросил Коля. – Как начать общаться с Артёмом? Стать его другом? – выпалила я. – Чего? Ты же нравишься ему, вы общаетесь. Нет? – Нравлюсь? – Когда он общался со мной, то нравилась. Говорил, что вы с ним друзья. Он, по-моему, из всей школы только с тобой разговаривает. – Глупость, – тяжело вздохнула. Коля не сможет дать мне совета. Он такой же, как и все остальные. С чего я решила, что этот парень чем-то может мне помочь? Обычный. И что в нём только нашёл Шнайдер?       Когда он проводил меня до дома, то по-дружески обнял.       Мы разошлись.       Следующий день начался странно. С утра я проснулась с распирающей болью в голове. Мне было так больно, что казалось, будто у меня пойдёт из ушей кровь. Когда отец зашёл ко мне в комнату, чтобы напомнить про завтрак, то я не услышала его. Мои уши были заложены. Я громко крикнула, чтобы проверить свою теорию, но я не слышала себя. От страха выпила больше пяти таблеток, может даже больше десяти. Я не помню. Мной овладела паника, руки дрожали, мозг отказывался работать. По дороге в школу замёрзли ноги. Ветер был северный. Что могло ещё испортить это день? Казалось, что хуже ничего не может быть. Я ошибалась. Когда начала подходить к школе, то увидела Артёма на лавочке у школы. Он смотрел на меня. – Подойди, – сказал парень. Сейчас бы разговаривать со мной таким тоном. Не подошла. Не знаю почему. Не захотелось. Не было у меня настроения. Думала только о том, чтобы побыстрее зайти в школу и согреть ноги, ведь могла заболеть. А при моём состоянии последствия болезни – смерть. – Что, друг появился? Как оно? Целовались уже? Обнимались вчера так мило. Проводил тебя до дома. Классно. Ну, удачи. Даже на бал с ним ходила. Что нашла-то в нём? – крикнул Шнайдер мне в спину. Медленно развернулась. Что за вопросы? Откуда информация? Следил что ли? – А ты сам что в нём нашёл? – Это уже не твоё дело, – крикнул парень. Я усмехнулась, сделав шаг к нему. – Вот и именно. Я тебе отвечу также. Это не твоё дело.       Улыбнулась, понимая, что не безразлична ему, а потом резко развернулась и хотела было уйти, но Артём встал и схватил меня за руку, притянув к себе. Наши тела соприкоснулись, его рука легла на мою талию. Я слышала, как его сердце бешено стучит. Я чувствовала его запах. Я чувствовала его. Моя ладонь опустилась ему на спину, а его рука ещё крепче притянула меня. Тут волей не волей вспомнишь о том, что говорил Пивани.       Может, я действительно ему нравлюсь?       Но разве можно так поступать с людьми, когда они симпатичны?       Загадка.       Я откинула голову немного назад, чтобы посмотреть на одноклассника. Его взгляд бегал от одного угла до другого, он явно рассматривал то, что происходило на заднем плане. Но спустя минуту Артём с растерянностью и тревожностью посмотрел на меня. – Александра Берн, ты мне противна, – как-то сильно тихо проговорил Артём, уткнувшись мне в волосы. Противна? Эйфория резко превратилась в ярость. Вырвалась из цепких объятий Шнайдер и голосом, по которому было понятно, что я на гране истерики, проговорила: – Мне-то что? Мне же не общаться с тобой! – чувствовала, как к моим глазам подступали слёзы. Ненавижу этого парня с веснушками. Артём только усмехнулся и ушёл, задев моё плечо. Осталась наедине со своими мыслями. Нет, нет. Наедине с концом своей жизни. Я чувствовала, как на горле завязывался тугой канат. Ошиблась? Неужели из всех, мой выбор пал на него? Почему Артём – это одновременно и горе, и счастье?       Когда я заходила в класс, мои глаза были красными и полны слезами, но я пыталась держать себя в руках, однако этого не скроешь. Заметила, как все очень странно начали смотреть на меня.       Не видели, что ли как плачет человек? – Перестань разводить тут океан, – произнёс Шнайдер, когда увидел меня. – Тебя не спросила, – закатила глаза. – А ты спроси хоть раз меня о чём-нибудь, – он повысил голос, став из-за парты. – Зачем ты это делаешь? Зачем заставил всех меня бояться? – убрала слёзы со щёк, резко подошла к нему и задела. Что же он сделает сейчас? – Личное пространство, – произнёс парень, сделав шаг назад. – Свои два метра ты нарушил сам. Если нравлюсь, то скажи. Боишься? Боишься публики? – сейчас мне хотелось лишь слышать «да», но где-то внутри я понимала, что услышать «да» от Артёма Шнайдер так же нереально, как и увидеть его близко стоящего с кем-то из одноклассников. – Глупая, – Артём рассмеялся. Наклонил свою голову к моей и тихо произнёс: – Ты серьёзно думаешь, что кому-то можешь нравится, кроме Коли, который тоже никому не нужен? Вы два сапога пара, такие жалкие. Я сочувствую вам. – А я тебе, – его глаза были ко мне настолько близко, что смогла разглядеть в них что-то доброе, но, по-моему, мне это показалось. – Сочувствую, что природа не наделила тебя такими качествами, как друг и хороший человек. Ты мне неприятен.       Шнайдер бы продолжил со мной диалог, если бы не звонок. Нет, он не усмехнулся на этот раз. Он ничего не сделал.       Из-за всей этой суеты у меня совсем вылетело из головы, что по школьным планам должна быть завтра дискотека. Как президент школы осталась в спортивном зале, чтобы проследить за подготовкой. Коля Пивани участвовал в организации данного мероприятия. – Я слышал этот диалог, – произнёс парень, пытаясь надуть воздушный шар. – Нам обязательно об этом говорить? – проговорила, отрывая чёрную нитку. – Нет, как дела твои? – парень улыбнулся, а потом что-то крикнул своему знакомому, надувающему шары. – Ну, знаешь, сегодня была контрольная…       И мы разговаривали. Обычно разговаривали. На обычные темы. Было так просто и легко. Без негатива. Это был настолько искренний человек, что его глаза горели, когда я говорила о том, что в моей жизни есть и прекрасное, а не только Артём Шнайдер. – То есть ты хочешь сказать, что пойдёшь впервые на дискотеку старших классов? – Да, – это вызвало у нас смех. Коля надул последний шар и позвал своего друга к нам, который сидел у звука. – Это Саша, – Пивани показал рукой на меня, – а это мой друг. – Андрей, – парень протянул мне руку, – ты же новый школьный президент. По-моему, это единственный год, когда баллотировался всего один человек. – Нас было двое, – пришлось перебить нового знакомого. – Нет, нет, я лично подсчитывал голоса и занимался этим мероприятием. Второй же отказался чуть ли не сразу. Мне об этом директриса сказала.       Наступило неловкое молчание. Мозг начал быстро обрабатывать информация, распределяя всё по полочкам. Но, к сожалению, на этих полочках не нашлось ответа. Андрей глупо улыбнулся, когда понял, что ввёл в меня в ступор. – Андрей, а что по музыке? Ты добавил ту, что я тебе присылал? – Пивани постарался сразу перевести тему, что немного спасло ситуацию. – Да. Осталось пару медленных танцев. Вообще старшекурсники не очень любят всю эту драму, но нужно же дать шанс возродиться новым парочкам-то. Саша, может знаешь какой-нибудь классный медлячок, под который так и захочется позвать ту самую? – Ну, мне очень нравится песня «Вечер», – стоит отметить, что это единственная песня, которая была в моём плейлисте. Под неё у меня появлялось желание жить. – Виктории Лейн? – Андрей взмахнул рукой, будто совсем не ожидал такого ответа. – Да, – кивнула головой. – Это моя любимая песня. Я начал слушать её, когда мама ушла от папы, – начало было сказано с энтузиазмом, а конец с грустью и раздражением. Парень сразу поменялся в лице. – Здорово, что у вас одинаковый вкус на музыку, – снова постарался изменить ситуацию Коля. – Мы закончили, – раздалось у нас за спинами.       Я осмотрела зал. Всё было жизнерадостно и красочно.       Помахав парням, я пошла домой. По дороге меня мучали мысли о поступке Шнайдер.       Я соревновалась сама с собой что ли? Все мои нервы были потрачены впустую?       Зачем он отказался?       Или…       Неужели он отказался от этого конкурса, чтобы показать мне своё превосходство над всеми этими никому ненужными школьными мероприятиями. – Всё хорошо? – оказывается, всё это время я стояла на ступеньках, которые вели на дорогу.        Далеко от школы я не ушла, зато ушла в себя. – Что? – передо мной стоял Андрей, он сделал щелчок пальцами и усмехнулся. – Перенапряжение? С такой загруженностью я бы также зависал. Ладно, я побежал на автобус. До вечера. Или ты тоже на автобусе? – Нет, я пешком, тут недалеко, – я показала рукой в ту сторону, где находился мой дом. – До встречи, – парень помахал рукой и побежал на остановку. – До встречи, – тихо проговорила я, потому что говорить уже было некому.       Дома было прохладно, но в моей комнате было теплее.              Под одеялом ещё лучше. Сегодня вместо того, чтобы до вечера сделать уроки, я посвятило это время сну. Хотя было сложно уснуть, понимая, что сон забирает последние часы моей жизни.       Но лучше так, чем учить бесполезные вещи, которые никак не пригодятся мне в загробной жизни. Тем более, когда ты приверженец того, что после смерти ничего нет. Моё тело будет в гробу, а моё сознание больше никогда не сможет функционировать.       Как бы странно это ни звучало, но я проснулась, когда оставалось 20 минут до начала дискотеки. Могла бы и проспать.       Если бы на школьную дискотеку я надела свои любимые серые джинсы, поверх натянула кофту, то это было бы обычно. Но я решила, что хватит быть обычной серой мышью, поэтому с самого дна комода я откапала вечернее платье. Оно было не длинное, как раз под мой рост, а ещё покупалось оно на выпускной в 9 класс. Но меня там не было, поэтому платье было неношеное и очень элегантное.       Сегодня определённо странный день, потому что отец решил подвести меня до школы.       У входа в школу слышались голоса и смех. Когда я хотела войти, то передо мной вышли две смеющиеся девочки. Они извинились и продолжили что-то бурно обсуждать.       И я хочу также…       Хочу также обсуждать с лучшей подругой бессмысленные темы, думая, что эти проблемы сравнимы с глобальным потеплением или наводнением. Но у меня никогда не было подруги. Хотя если я скажу «никогда», то, наверное, совру, потому что раньше соседская девочка часто общалась со мной. Мы даже иногда сидели у меня дома в моей комнате, шутили. Это было лет 6 назад, и продолжалось довольно короткий промежуток времени, потому что, когда её мама узнала, что я больна, она просто запретила ей со мной общаться.       Потом они совсем переехали в другой город. И тот дом, что стоит справа нашего, до сих пор пустует. Пожалуй, после этого я и потеряла смысл в дружбе.       В актовом зале играла энергичная музыка, старшеклассники веселились, как в последний раз. – Александра Берн, мы тебя заждались, – ко мне подбежал Пивани и потянул ближе к сцене, – все уже ждут официального начало дискотеки, давай же говори. Он подал мне в руки микрофон и подтолкнул сильнее.       А что мне надо сказать?       – Что ты так смотришь? Это дискотеки в твою честь, – пояснил Коля, когда увидел моё негодование.       Я медленно поднялась по ступенькам, размышляя над речью. – Всем привет, – начала я. В зале наступила тишина, – первая дискотеки имени нового президента школы Александры Берн, объявляется открыта.       Я с облегчением выдохнула, когда в зале услышала хлопки и радостные возгласы.       Возможно, это то, чего мне не хватало. Я перевела свой взгляд в сторону диджея. Андрей махал мне рукой и показывал. Что всё отлично. Я кивнула головой и снова заиграла музыка. – Всё круто. Понятно и лаконично, – встретил меня под сценой Пивани. – Спасибо, – мы обменялись улыбками, и он пошёл в круг своих друзей. Конечно, я могла бы пойти за ним, но чувство дискомфорта взяло вверх, и я направилась к сиденьям. Было интересно наблюдать за людьми и представлять себя среди них.       Когда я стала такой сентиментальной и нуждающейся в ком-то?       Это точно до добра не доведёт.       Пока я мечтала и возражала своему полёту фантазий заиграла та самая песня. «Вечер» будто прекратил моё угнетение и самобичевание, я сразу забыла о плохом и просто стала наслаждаться прекрасной мелодией. – Потанцуешь со мной? – мужской голос прервал моё наслаждение. Я подняла свой взгляд. На меня смотрел Андрей с протянутой рукой. Я положила в его руку свою и встала. Парень провёл меня в центр и аккуратно обнял за талию, оставляя между нашили телами дистанцию.       Я улыбнулась. Меня никто не звал на танцы до этого.       Андрей видимо это понял и пытался вести наш неуклюжий «корабль» сам. – Я так много про тебя наслышан, – улыбаясь, проговорил Андрей. – Что же? – с испугом спросила я. – Не знаю, имеет ли это значение сейчас, потому что слухи для дураков. Я верю только тому, что вижу. Ты красивая, Александра Берн, и очень милая. – Красивая? – я вспомнила, как Артём внушал мне всё это время обратное, да и комплименты последний раз я слышала от взрослого мужчины, который пытался увезти меня с детской площадки. – Ты чего так загрустила? Это же наша любимая песня, – видимо моё выражение лица отражало мои мысли. – Да я просто вспомнила плохое. – Если хочешь, то завтра вечером мы можем прогуляться или сходить куда-нибудь. – Прогуляться? – всё было для меня так ново и странно. – Да, мой отец работает шеф-поваром в «Новом рассвете», мы можем сходить туда. Он очень вкусно готовит, – Андрея будто воодушевляла сама мысль о том, что именно он пойдёт со мной, а не с кем-то другим. Я попыталась вспомнить, кто ещё из моих знакомых хотел сходить со мной куда-то, но в голове крутился лишь тот мужчина из детства. – Я думаю, что… Я хотела согласиться, поблагодарить его, но наш замечательный танец и разговор прервали. Артём Шнайдер нарушил наше личное пространство, когда дотронулся до плеча Андрея и обратился к нему грубым голосом: – Танцуешь?       Андрей извинился и прервал наш танец, сказав: – Выйдем?       Шнайдер кивнул головой.       Умеет Артём портить абсолютно всё. Закатила глаза и села обратно на стул. Позже мы все узнали, что на дискотеки была драка. Кто с кем дрался? Никто не знал.       Может это просто слухи?       Проснулась с утра с плохим настроением. Кружилась голова, в глазах темнело. До последнего думала, что ещё сплю, пока не упала рядом с порогом. Ноги стали ватными, еле как дотянулась до чёрной упаковки с таблетками и проглотила одну. Мама сделала омлет, а мне в горло ничего не лезло.       Весь учебный день наблюдала за Артёмом. На его лбу был пластырь, а на руке бинт. На губе была царапина.       Всё-таки была драка?       Из-за меня?       Неужели всё-таки нужна ему?       Или это принцип, что кроме него никто не может меня трогать, потому что его игрушка – это только его игрушка?       Меня так раздражали мои догадки, что после уроков мне хотелось уйти быстрее, дабы не видеть парня с царапинами на лице. Но у входа мою руку кто-то крепко сжал. Это был Шнайдер. – Куда торопишься? Меня подожди.       Он потянул меня за руку к своей парте и заставил ждать, когда соберёт портфель. А потом сказал: – Пошли. – Куда? – Куда ты обычно ходишь после школы? – Домой, – с недоумением произнесла я.       Он кивнул головой и вышел из класса. Мы шли до моего дома молча первую половину. А потом он спросил: – Зачем смотрела на меня сегодня? – Значит драка вчера была? – выдвинула свою догадку. – А ты так и будешь танцевать с другими парнями? – буркнул Шнайдер, будто обиделся. – А с кем? – Со мной, – повышенным тоном произнёс парень. – Нравлюсь тебе? – я резко остановилась, чтобы понаблюдать за его реакцией. – Ты мне? Артёму Шнайдер может кто-то нравится?       Глупости. – Так почему я должна танцевать с тобой? – Я лучший.       Тяжело вздохнула. Хорошо, что в этот момент мы подошли к дому. Шнайдер посмотрел на меня, а я сделала шаг к дому и получила по затылку: – За что? –А обнять? Или я хуже Коли?       Он протянул ко мне свои руки, и крепко сжал. Потом аккуратно отпустил, посмотрев на меня. – Пока, – произнёс парень и развернулся. Он развернулся, а я стояла. Со временем Артём исчез за горизонт. Я бы так и дальше стояла, если бы ветер не дунул мне в лицо. Я как будто очнулась.       Боже мой, а если это последний ветер в моей жизни?       Боже мой, а если это наша последняя встреча?       Зашла домой. В комнате обнаружила последнюю таблетку в красной коробочке. Неужели снова? Снова придётся идти в больницу?       В чёрной баночке оставалось тоже немного. На глазах появились слёзы. Зачем? Зачем я их пью? Мне уже ничего не поможет. Врачи говорят, что это просто апатия и что без таблеток я бы уже была мертва, как года два.       Сделала уроки, отчиталась родителям. Но меня снова никто не слушал. Ну, и ладно. Так тоже хорошо. В комнате сидела у окна, вспоминая Артёма Шнайдер. Я нейтральна ко всему, но этот парень вызывал во мне все эмоции вперемешку. Мне хотелось кричать при виде него, но вместо этого на моём лице появлялась улыбка. Со всеми этими мыслями я забыла о главном.       В дверь позвонили. Я выглянула в окно, чтобы увидеть стоящего за дверью. Там стоял Андрей. Схватила себя за голову, осознав, что выгляжу я сейчас ужасно. Поспешила собрать все мысли в голову, собрала свою смелость и вышла, чтобы сообщить Хартман о моём плохом самочувствие и нежелании идти куда-то.       Но стоило мне выйти, Андрей сразу сказал: – Привет. Ты сегодня выглядишь прекрасно, как и обычно. Пошли? – Но я же в домашнем, – от беготни я даже забыла поздороваться. – Я думал, что у тебя такой стиль. – Тебе не стыдно будет за меня в общественном месте? – я стала задавать вопросы, которые приходили мне на ум. – Почему должно быть стыдно? – Андрею становилось некомфортно под таким напором. Общалась с ним, как с Шнайдер. – Извини. Я быстро сменю свой стиль на что-то поприличнее и выйду, если ты не против. – Я не против, буду ждать тебя здесь.       Когда я быстро переоделась в более приличный наряд, то даже расчесалась. Распустила впервые за этот учебный год волосы. Когда-то моя старая подружка сказала мне, что мне так даже ничего. Я рассчитывала на её «даже ничего». Хартман ждал внизу, как и говорил. Он производил впечатление элегантного и воспитанного молодого человека. – Извини, что я пешком. Мне просто ещё 17.       Извиняется за то, что приехал не на машине? – Я люблю ходить пешком, – пришлось натянуть улыбку, потому что ходьба не по привычному маршруту вызывала у меня панику. Но почему-то с Андреем я чувствовала себя в безопасности. – Отлично, тут недалеко, минут 20. «Новый рассвет» вечером приобретает другие краски, там включаются разноцветные фонари, что придаёт волшебную атмосферу этому месту. Когда отец зовёт меня туда, чтобы накормить меня моим любимым детским десертом, то сразу вспоминается то прекрасное время…       Он мог болтать без перерыва, но я не хотела его перебивать, потому что со мной разговаривали. Андрей наблюдал за моей реакцией, спрашивал, шутил. Мне даже становилось неловко от того, что Хартман считает меня своим собеседником. – Проходи, – парень открыл мне дверь в ресторан, провёл до столика в углу. Над ним светились фонарики и летали ленточки от небольшого потока ветра. Вот только вместо радостных воспоминаний меня передёрнуло, мне захотелось убежать и спрятаться в своей комнате. – Всё хорошо? – Андрей отодвинул стул, чтобы я села. – Да, – я постаралась сосредоточиться на другом и быстро нашла на чём. У барной стойки спиной стоял парень, который телосложением и причёской напоминал Артёма. Андрей заметил моё любопытство, поэтому спросил: – Так это правда? – в его голосе слышалось раздражение и нотка разочарования. – Что правда? – быстро перевела взгляд на собеседника. – Про тебя и Артёма Шнайдер. – Чего? – Ты ему спину сейчас глазами сверлила. – А что он…       У меня в голове было столько вопросов, что я даже не знала, с какого начать, поэтому моё неловкое молчание прервал Хартман: – Этот ресторан его отца. Мой отец работает на него. Артём Шнайдер тут вечерами ужинает. Вообще его сын возомнил о себе многое, если он думает, что из-за того, что его папочка владеет большей частью города, то младший Шнайдер может ставить себя выше других? Он же сам ничего не сделал, только может кулаками махать и строить из себя недотрогу. – Остановись. Зачем мне эта информация? – мне пришлось перебить Андрея, потому что с каждой фразой атмосфера ненависти и дискомфорта увеличивалась в геометрической прогрессии. – Потому что я хочу донести до тебя, что, когда ты связалась с ним, это была твоя ошибка. – Ты зачем меня сюда привёл? – Потому что ты мне симпатична. Я хочу, чтобы ты провела со мной вечер. – Или есть какая-то другая причина? – мне казалось, что Андрей мне что-то недоговаривает.       Он отвёл взгляд, потом снова посмотрел на меня, закатил глаза и коротко ответил: – Хочу показать, что моральная боль гораздо хуже, чем физическая. – Что он вчера сказал? – я прекрасно понимала о чём идёт речь, и почему я тут сижу. – Сказал, что мне никогда его не переплюнуть. – Неужели я попала снова в это болото…       Эти детские игры уже стояли у меня поперёк горла, поэтому я собрала свои вещи, с разочарованием посмотрела на Хартман и вышла из ресторана. Если меня начнут воспринимать, как личность, а не как объект игры, то, возможно, я почувствую себя счастливо.       Слёзы бежали. Я чувствовала такую дикую боль предательства и унижения, что мне хотелось сделать харакири.       С утра голова снова раскалывалась. Сколько ещё терпеть? Нормально ли это вообще? Пока умывалась, меня вырвало. Не было ни тошноты, ничего не было. Меня просто вырвало. Из меня вышли все таблетки, которые я приняла буквально минуту назад. Но несмотря на всё это, я вышла из дома с прекрасным настроением. Ведь я не заболела вчера. Да и сегодня светило солнышко. Стало чуточку теплее на душе, да и быть дома – больше ад, чем что-то иное.       На пороге дома стоял Артём. Я на минуту замешкалась и хотела зайти обратно, чтобы не выслушивать критики, вдруг вчера его отношение ко мне стало ещё хуже, но Шнайдер ни сказал мне ничего, просто взял за руку и пошёл.       Как я должна была на это отреагировать? – Артём, что происходит? – я пыталась выдернуть руку, чтобы услышать хоть какое-то объяснение происходящему.       Шнайдер посмотрел на меня, протянул мне вторую руку, раскрыв её возле моей незанятой руки. Я положила свою руку в его, он сделал шаг навстречу и прошептал: – Пойдём в школу, а то опоздаем. Хорошо?       Я кивнула головой, и мы за руки дошли до самого класса. Оба молчали. Перед классом отпустил мою руку. Нет, он это сделал не резко, а очень плавно, что было ему несвойственно. Ведь все его движения наполнялись какой-то своей энергетикой, может он не давал этому отчётности, но выглядели они так, будто продуманы достаточно давно.       На уроках делал вид, что меня нет. Как бы я не смотрела на него, Шнайдер лишь смотрел на учителя. Отвечал. Писал.       Всё начинало раздражать меня, потому что я абсолютно не понимала смысл происходящего, а ещё больше я не понимала поступки двух парней. Чтобы как-то прийти в себя, а самое главное хоть немного забыться, я пришла в уборную освежиться водой. – Вы наконец-то вместе? – спросила меня Анжелика, моя одноклассница, когда вода из-под крана пыталась нагреться. – Что? – я набрала воду в руки и помыла лицо. – Просто знаешь, он вчера писал мне.       Закатила лишь глаза и продолжила свои дела. – Не веришь мне? Ты, конечно, особенная, как все думают, но это не означает, что ты должна нравится Артёму Шнайдер. Понимаешь?       Мне не хотелось отвечать ей, потому что я больше не хотела в этом учувствовать. – Мы весь вечер общались. И знаешь, он не унижает меня при всех. – Что ты хочешь всем этим мне сказать? – произнесла я, проявив полное равнодушие, но я слышала, как билось моё сердце. Мне было не безразлично. – Я о том, что пишет ли тебе Артём? – увидела на её лице ухмылку. – Не думаю, что вокруг него крутится весь мир. – Как долго ты ещё будешь так со всеми разговаривать?? – Анжелика вскинула бровь. – Как? – Будто мы не люди, будто пустое место. Я достала из рюкзака платочек и протёрло лицо. Знаете, что я тогда почувствовала?       Стыд.       Я так долго бежала за взаимностью, за тем, чтобы стать для родных хоть кем-то в это мире, что сама превратило мир вокруг себя в пустое место.       И жалуюсь.       И страдаю. – Но…       Я хотела снова начать жаловаться в тот момент. Хотела сказать, что никто не пытался наладить со мной контакт. Я хотела, чтобы они меня поняли.       Но сейчас я понимаю, что ничего не сделала для этого.       Я никогда не пыталась понять других, никогда не пыталась проявить эмпатию и дружелюбие. – Я думала, что мы подружимся с тобой, когда ты пришла к нам в класс. Но ты даже не пришла на моё день рождение, когда тебе оставили приглашение в дневнике. Ты никогда не приходила, смотрела на нас, как на диких животных.       Я боялась, что все узнают мою правду, что все ненавидят меня. Я хотела скрыть свою ненависть к миру через высокомерие и несправедливость.       Разве было справедливо забирать моё детство в столь раннем возрасте?       Разве было справедливо списывать с меня счёты?       А вдруг они, как тот странный дяденька, позвав меня, хотели испортить мою жизнь?       Прошлое накрыло меня с головой, я мысленно задавала себе вопросы, я снова и снова прокручивала прошлое и те счастливые моменты, которые были со мной, стирались секундой за секундой. Дрожь в руках, ногах, не позволяла двигаться.       Я сдалась.       Кровь побежала из носа. Анжелика вырвала платочек из моей руки и прижала к носу. – Извини, если я нагрубила. Что же делать? – Достань из рюкзака, в маленьком кармане красную таблетку, – попыталась внятно объяснить Алисе, подруге Анжелики.       Уже прозвенел звонок на следующий урок, а я сидела у школьного врача и болтала ногами, пока она с кем-то по телефону решала важные вопросы. – И завтра обязательно пришлите мне копии, – на этом она положила телефон рядом с собой и посмотрела на меня. – Кровь из носа пошла из-за давления. Вам стоит направиться домой, отдохнуть.       Медсестра что-то быстро написала на бумаге, кивнула мне головой и сказала, что передаст классному руководителю освобождение.       Сегодня мне хотелось оказаться дома быстрее, чем обычно, поэтому я быстро зашла в класс, собрала портфель. Пивани попытался уточнить, куда я так тороплюсь, но острый взгляд учителя ему помешал. У выхода я посмотрела в сторону Шнайдер, который что-то интенсивно писал у себя в тетради.       Неужели ему было неинтересно, куда я ухожу?       На улице дул тёплый ветер, по спортивной площадке бегали ученики. Мне хотелось спокойно и без особого внимания пройти рядом с этим классом, но Андрей всё-таки меня заметил. Он свернул с тропинки и побежал ко мне. – Извини, я вчера повёл себя неправильно, – Хартман загородил мне путь. – Давай поговорим позже, я не хочу сейчас разговаривать, – мне пришлось немного оттолкнуть парня, чтобы он стоял не так близко. – Андрей Хартман, вернитесь на место, – учитель физкультуры надвигался в нашу сторону. Андрей закатил глаза, помахал мне рукой и побежал на место.       Дома, в комнате, было так уютно. Я свернулась калачиком, спряталась под одеяло и думала.       Что происходит в голове Артёма?       Мне хотелось сложить паззл, собрать все элементы воедино, поставить все точки над «И», но ничего не получалось.       Будто одна деталь была лишняя.       И этой деталью была я.       Уже ближе к вечеру ко мне в комнату кто-то постучал. Я вздрогнула от того, что ко мне в комнату обычно никто не стучит, потому что моё личное пространство никого не волновало.       Стук повторился.       Аккуратно и с осторожностью открыла дверь. – Не закрывай сразу, – Андрей просунул ногу, когда я хотела хлопнуть дверью. – Как ты вообще…       Мне не дали договорить, но мои родители никого не впускали ко мне. – Берн, твой отец спонсирует школу, директор которой является моя мать. – И? – Поэтому он впустил меня. Давай поговорим, чтобы ты ничего лишнего не подумала.       Опустив ручку двери, я направилась к кровати, чтобы сесть и спокойно выслушать знакомого. – Саша, я не хотел, чтобы вчерашний вечер так закончился, – Хартман сел рядом, – извини. – Я не понимаю, зачем ты используешь меня. – Я не хотел, чтобы ты так подумала. Прости, я просто хочу, чтобы Шнайдер перестал верить в то, что если ему нравится кто-то, то значит только ему. Я хочу спасти тебя. – Что? Спасти? – меня даже немного передёрнуло. – От Артёма. Все эти слухи пугают меня, потому что ты нравишься мне. – Андрей, – мой голос дрогнул, потому что ощущение, что меня хотят исправить для себя, отталкивало и даже пугало, – я не нравлюсь тебе. Кому и что ты хочешь доказать? – Я не Артём. Я ничего никому доказывать не собираюсь, просто выслушай.       Парень попытался взять меня за руку, но я лишь отодвинулась ещё дальше. – Понял. Просто он во всём лучше, меня это раздражает. Ты не представляешь, как мне хочется доказать ему обратное. Он возомнил себя Богом, разве это нормально? – Андрей говорил моими мыслями. Я раньше и представить не могла, какая ненависть во мне сидела. Но в тот момент во мне её не осталось, она переродилась в более светлое чувство. – Я нужна тебе для того, чтобы позлить Артёма? – Наша семья для их семьи просто прислуги. Я хочу просто убить двух зайцев одновременно, – на его лице появилась улыбка. – Извини, уже поздно. Я хочу отдохнуть и лечь спать.       Парень косо посмотрел в мою сторону, явно выражая своё недовольство моим гостеприимством. Но мне пришлось недолго ждать, когда Хартман покинет мою комнату. Перед сном я не сдержалась и позвонила Коли. У меня была истерика, я не могла остановить слёзы, кричала. Пивани пытался выслушать и понять. Вот только на утро я совсем забыла о чём шла речь в телефонном разговоре. Голова снова болела. Тошнота подбиралась к горлу, крутило живот. Таблетки немного исправили положение, но их количество поставило меня в тупик.       Снова скоро в больницу.       Сегодня меня никто не ждал у входа, а значит дорога будет до школы спокойной. В школе было снова тускло и скучно. Пивани заболел, Артём продолжал делать вид, что меня нет, одноклассники жили своей жизнью.       После уроков медленно шла по коридору. Мне было как-то не по себе. Голова немного кружилась. В конце коридора я увидела Шнайдер с Андреем.       Я хотела развернуться, потому что эта пара скоро доведёт меня до гроба, но Артём увидел моё сомнение и крикнул: – Эй, ты, давай быстрее.       Но я пошла только медленнее. Меня напрягало, когда он разговаривал со мной таким тоном. Почему я не развернулась? – Ты думаешь, что она нравится мне? – Артём обратился к Андрею. Тот лишь закатил глаза и посмотрел в мою сторону. Шнайдер схватил мою руку и резко притянул к себе. – Ты что делаешь? – Андрей попытался остановить Артёма, ударив его кулаком по лицу, но тот оттолкнул меня к стене. В полёте я прикусила свою губу и почувствовала на языке вкус крови.       О, нет. Только не кровь. Приземлившись, у стены, взялась за голову. Она начала только сильнее кружиться. Еле как смогла разглядеть лицо Артёма, для которого я, видимо, стала вещью. И увидела, что царапина на его губе раскровилась после удара. – Она не нравится мне, но и тебе тоже, – сказал одноклассник, оттолкнув Андрея от себя. В этот раз Шнайдер не продолжил драку. – Давай, конечно, унижай девушек. Ты кажешься более сильным. Все же так делают, – Андрей засмеялся. Артём развернулся ко мне. – Ты про неё? – ткнул в меня пальцем. – А что она не девушка? – А ты что решил вершить правосудие? – Было бы здорово, если бы вы оба замолчали – выкрикнула я. Наверное, моего слова никто не ожидал. – Андрей, уйди, – приказал Шнайдер и подошёл ко мне. – Может ты уйдёшь?       Андрей взял Шнайдер за волосы и прислонил к стене.              Теперь заметила, что по телосложению Артём уступал Хартман. – Не пожалей о сделанном, – засмеялся Шнайдер и получил в ответ ещё один удар в лицо.              Артём соскользнул по стене и сел рядом, обняв меня и уперевшись о стену. – Видишь, я обнял её, ты тут лишний, – съязвил. – Тебе нравится, что ли? Может, ты уйдешь? – Андрей смотрел на меня. Хотела встать, но Шнайдер надавил мне на плечи. – Проваливай, – крикнул одноклассник, пнув Андрея по колену. – Я не верил до последнего слухам про тебя, Александра, – мотая головой, проговорил Хартман. Он ещё раз посмотрел на меня, а потом развернулся. Ушёл. Мне хотелось встать, но руки Шнайдер мне этого не позволили.       Мне стало так больно от того, что мне снова не дали выбора. – Ты ничтожный, – мои слёзы пошли не по моей воле. Я так устала от его унижений. У меня был шанс выйти из этой тюрьмы, но даже в этот момент он не позволил мне. – Я ничтожный. Александра Берн, я ничтожный.       Он уткнулся в мою щёку, пододвинув меня к себе ближе.       Моё дыхание остановилось. – Зачем ты настроил всех против меня? – Все уважают тебя, – прошептал Шнайдер. – Все ненавидят меня, – опустила голову вниз, на его руку, но сначала внимательно оглядела её, чтобы посмотреть есть ли там царапины. Ведь теперь на моей губе красовалось кровавое пятно. – Какая разница, что все думают?       Посмотрела на этого парня, чтобы понять: сейчас он настоящий или снова играет? Но он отвернул голову. – Поцелуемся? – спросил Шнайдер, уткнувшись в стену. А после моего молчания повернул голову ко мне. Его губы находились буквально в пяти сантиметрах. Они приближались, но моя рана и его рана на губе. Нет, я не могла. Поцеловать его – заразить.       – Нет, – отвернула резко голову и встала.       Немного отряхнулась от пыли, оглядела парня с веснушками с головы до ног, а потом плюнула в него. – Заслужил, – спокойно произнёс парень и улыбнулся.       Я посмотрела на него ещё раз, а потом пошла на выход. – Мы ещё поцелуемся, – крикнул он вслед. Я бы и сейчас поцеловала тебя. Прости. Твоё будущее важнее моего настоящего.       Нет, он не видел, как я улыбнулась. Также он не видел того, как ночью я плакала. Где-то в душе понимала, что нравлюсь ему, но мой разум отказывался это воспринимать, потому что его поступки с его чувствами явно где-то не договорились.       Также отказывалась принимать тот факт, что он мне нравится. Такие мальчики не могут нравится. Меня передёргивало при встрече с ним, хотелось засунуть свою голову в землю, как это делает страус, когда чувствует страх или опасность.       На следующий день меня у входа снова ждал Артём. – Я с тобой никуда не пойду. – Почему? – спросил Шнайдер, взяв мою руку. – А зачем? Чтобы потом снова кто-нибудь подумал, что я нравлюсь тебе, и ты снова меня будешь унижать? Как объяснить всем, что тебе просто скучно, поэтому ты приходишь за мной. – Думаешь, что, объяснив всем, они поверят? Каждый будет думать так, как ему угодно. – Мне не нравится быть твоей игрушкой, – я повысила голос и попыталась выдернуть свою руку, но Артём только крепче сжал её, переплетая наши пальцы. – Мы опоздаем сейчас в школу.       Почему он не реагирует на мои фразы? – Хватит, скажи, ты считаешь это нормальным? – Александра, ты лучшая девушка, которую я знаю, и мне хочется быть рядом с тобой.       Артём обнял меня, наклонив голову к моей голове. – Значит, нравлюсь тебе?       Шнайдер поцеловал меня в лоб, потом пошёл в школу, не отпуская моей руки. Весь день я чувствовала этот поцелуй у себя на лбу, он будто выжег шрам.       На перемене я подошла к нему, чтобы спросить о домашнем задании. Но это лишь был повод. – Артём, я хотела спросить.       Но одноклассник лишь одарил меня взглядом и отвернулся. – То есть этот поцелуй вообще ничего не значит?       Я сказала это настолько громко, что все мои одноклассники посмотрели на нас. Но Артём не повернулся, ничего не сказал. Он лишь вышел из класса с высоко поднятой головой. – Он не простит тебе этого, – кто-то сказал это за моей спиной. Да, это был бывший друг Артёма. – Чего? – спросила я. – Его жизнь – это жизнь, о которой никто не знает. Ты была её частью. Теперь уже никто, – Коля Пивани тяжело вздохнул и добавил, – это того стоило? – Я….       Мне пришлось остановиться, потому что в голову мне ничего не пришло. Что я могу сейчас сказать? Оправдать себя? Ну, а смысл? Возникли бы дополнительные вопросы и закапала бы себя ещё больше. – Александра Берн, только не плачь, – Пивани протянул руки и обнял меня. Его рука легла на мою голову.       Из моих глаз самопроизвольно текли слёзы. Не могла взять себя в руки. Но перемена длиться не вечно.       После уроков я ждала, что Артём Шнайдер подойдёт ко мне и спросит: «Идём?». Но единственное, что он сделал, это собрал портфель и вышел. В этот момент мы в классе были одни, а он даже не посмотрел на меня.       Ладно. Ладно. Ладно.       Неужели можно перестать замечать человека из-за этого?       Дома пыталась не думать об этом. Как обычно сделала уроки, поела. Выпила таблетки. Завтра уже надо бы сходить к врачу.       Я вот просто лежала, смотрела в потолок, а потом поняла, что завтра у меня день рождения. Для меня это всегда был раньше праздник детства, веселья, но сейчас мне исполнялось 18. И если бы у меня была возможность попрощаться с несовершеннолетием, то, наверное, Пивани был бы первым в списке приглашённых. Возможно, этот день мог бы стать лучшим днём. Весь вечер я мечтала о том, что ко мне придут мои одноклассники, мы будем веселиться, танцевать.       Но…       Если бы я даже заикнулась об этом своим родным, то меня никто бы не выслушал. Они вечно говорили мне: «Тебе уже не пять, какие праздники».       Хорошо, что мне уже не пять       Утром я собралась быстро. Вышла из дома с улыбкой, думая, что там ждёт Артём Шнайдер, но никого не было. Посмотрела на часы. Может ещё рано? Просидела на пороге дома ещё 15 минут, но никто не появился. Опоздала на первый урок. – Александра, ты такая грустная, – ко мне подошёл Коля. Он сел рядом и улыбнулся. – Мне сегодня 18, - усмехнулась я. Парень удивился. – Такая уже большая девочка. Поздравляю. Хочешь, на большой перемене поедим мороженного в кафе напротив? Оно там безумно вкусное. – Клубничное? – С орехами.       Пивани не отводил от меня взгляд. Его улыбка – это единственное, что радовало меня в настоящий момент. Пожалуй, в моей жизни не было более искреннего человека, как Пивани. Перевела свой взгляд на дверь. Увидела, как Артём смотрел на нас. – Он смотрит, – произнесла я вслух. – Хорошо.       Коля встал из-за парты и направился к Шнайдер. Мне в тот момент показалось, что напряжение с лица Артёма пропало. А когда Коля подошёл тот и вовсе улыбнулся. Или мне снова просто показалось? – Чего тебе надо? – громко спросил парень с веснушками. –Ты не понимаешь, что дружба важнее твоего места в обществе? Потерял меня, может быть, её не будешь терять? – Потерял тебя? И её? Это вы меня потеряли. – Грубо произнёс Артём.       Их диалог продолжился, но я не стала его больше слушать. Я устала.       Устала.       Устала.       На большой перемене мы с Колей направились в кафе, как он и предлагал. – Не стоило, – улыбнулась я, когда официант принёс мне огромное клубничное мороженное с орехами. – Ешь!       Пока я ела мороженное с арахисом и клубникой, Пивани смотрел на меня. – Никогда не сомневался, что ты милая. Нет, нет, ты прекрасная, Александра Берн.       Казалось, что моему настроению некуда подниматься выше, но я ошибалась. Улыбка с моего лица не сползала. – Какой бы злой и бесчувственной тебя не видели другие, для меня ты всегда была особенной и лучшей. – Нравлюсь тебе? – прямолинейно спросила я. Парень громко засмеялся, а потом подвёл указательный палец к носу и сказал: – Тц, ты ничего обо мне не знаешь. Я только перед смертью поняла, что был он однолюб нестандартной ориентацией. Тогда я сидела в недоумении и ничего не понимала. – Может поговорим о чём-нибудь прекрасном? – Пивани улыбнулся. После заказал себе пиццу. – О чём? – Моя мама говорит, что самое прекрасно в жизни человека – это его детство.              Я лишь поморщилась. – Почему такая реакция? – Коля нахмурился. – Я не хочу об этом говорить. – Что-то случилось ужасное в этот период твоей жизни? – Да. – Что же? – Коль, я не хочу об этом говорить. – Почему? Ты не доверяешь мне? – Я боюсь, что после этого ты не захочешь со мной общаться, – мои глаза начинали краснеть. – Тебя изнасиловали в детстве? – видимо он хотел перевести это в шутку, показав мне, что есть действительно серьёзные проблемы. Но…       Я тяжело вздохнула и выдавила из себя: – Да.       И это единственное, что я помню. После этого моя мать перестала быть моей матерью. Но я ничего плохого не сделала, я была жертвой. Моя детская психологическая травма отпечаталась в памяти, как татуировка. Надолго. Навсегда. – Прости, я не хотел, – я видела в его глазах сочувствие. – Это же уже было, – произнесла без каких-либо эмоций. – Это и в правду ужасно, – парень будто потерялся после моих слов.       Почти доела мороженное. Коля медленно ел пиццу. А потом спросил меня: – Почему я должен был перестать с тобой общаться из-за этого? – Коля, потому что это был не просто маньяк. – Кто-то из знакомых? – Коля, у меня ВИЧ.       Он был первый, кому я это сказала. – Ты серьёзно? – его голос дрогнул. – О таком не шутят.       Я понимала, что сейчас теряла знакомого. Люди странно реагировали на нас. Больных. Когда я в детстве говорила своим подружкам, что у меня ВИЧ, то их мамы запрещали со мной дружить. Когда мои родители узнали, что у меня ВИЧ, они перестали быть мне родителями. Ем всегда у края стола. Всегда одной ложкой, вилкой. Моя посуда стоит в отдельном шкафу. У меня дома отдельная ванная комната, туалет. Мои родители боялись задеть меня и находиться долго в одном помещении. Сколько бы раз для них врачи не проводили профилактические работы, всё было бессмысленно. Но я сказала Пивани об этом, потому что доверяла. – Что мне делать с этой информацией? – произнёс парень. Его взгляд бегал от угла в угол. Свои эмоции он точно не умел скрывать. Мне пришлось уйти, не ответив. Если человек не принимает меня такой, какая я есть, то этому человеку не место в моей жизни. Домой пришла раньше, потому что стало плохо на 4 уроке. Меня тошнило. – Пап, мам, – крикнула я, заходя домой. Меня, казалось, сейчас вывернет. Вырвало прямо на пороге жёлтой слизью. А потом снова и снова.       В коридор вышла высокая стройная девушка в нижнем белье. А следом отец. Не помню, что было дальше, потому что я упала в обморок.       Очнулась уже в больнице. Как вовремя, как раз сегодня собиралась. Рядом сидел доктор. – Что ела? – Когда? – спросила я. – Сегодня, вчера? – Мороженное и ...       Не успела договорить, врач перебил меня: – С чем? – Арахис и клубника, вроде.       Доктор тяжело вздохнул.       В больнице мне пришлось пролежать два дня. Оказалось, что мой организм не воспринимал ни арахис, ни клубнику. Аллергия. Почему я об этом не знала? Ах да, родители не особо меня баловали. Да, и мой организм вообще ничего больше не воспринимал. На второй день мне выписали лекарства и сообщили, что они будут лежать в почтовом ящике. Затем меня отправили к моему лечащему врачу: – Как ты себя чувствуешь? – Жива, – пробормотала я. – Что делала позавчера?       И тут я задумалась. Позавчера? Пыталась вспомнить, но в голове был какой-то туман. – Понятно, а вчера? – Вчера была пятница, – уверенно произнесла я. – Вчера была среда. – Среда? – на моём лбу появились морщинки. – Рвота? Головные боли? – Почти каждое утро, – процедила я. – Тебе нужно пройти все анализы.       Меня не нужно было упрашивать. Просидела в больнице больше семи часов, а потом в мою палату зашёл доктор. Он тяжело вздохнул и произнёс: – Твои родители пожелали о том, чтобы ты знала. – Что случилось? – У тебя рак головного мозга. ВИЧ настолько ослабил твой организм, что стал причиной раковой опухоли. Мы боимся, что уже ничем не поможем. Она внутри. Операция бесполезна. Твои родители заплатили большую сумму за лекарства, но они лишь приглушат боль. И лекарства от ВИЧ твой организм тоже отвергает в последнее время. – Сколько ещё осталось? Год? Неделя? День? – Мы не знаем, как поведут себя раковые клетки спустя три часа, день, неделю. – Хорошо, я тогда пойду. Доктор удивился тому, что я восприняла информацию просто. А как мне ещё её воспринимать? Плакать? Проклинать всех? За что? Я уже давно смирилась, что моя смерть будет долгой и тяжелой. А самое главное одинокой.       Когда вернулась домой, то почувствовала в коридоре странный, но знакомый запах. Он всегда был тут, но раньше никогда не замечала его. А потом вспомнила. Та высокая девушка. Это её духи? – Михаил Викторович Берн, почему в коридоре так пахнет духами той высокой девушки в нижнем белье? – Крикнула я на весь дом, не подумав о последствиях. В коридор вышла мама и глубоко вдохнула. – Какой девушки? – Перед тем как приехать в больницу, я была дома.       Михаил Берн был тут с высокой женщиной. Может быть, по работе? – Миша, – крикнула очень громко Олеся Вадимовна. И тут я поняла, что мне нужно уходить.       Я не выходила из комнаты оставшийся день. Мне было страшно. Слышала, как мама кричит на папу, а папа молчит. Я буквально чувствовала то, что чувствует она. Разговаривала с предателем и не слышала ничего в ответ. Только его дыхание. Видела, как его глаза предательски метались из угла в угол, но молчали.       Ближе к ночи стало тихо. Решилась выйти на кухню, чтобы быстро перекусить чем-нибудь. Но не удалось, так как там сидела мама. Она смотрела в одну точку, но заметила, как я вошла. – Кушать хочешь? Давай я разогрею тебе суп, – проговорила она, а после резко встала и начала что-то делать. Я лишь села за стол. Она сама разогрела сейчас мне суп? После того, как мне исполнилось 12 лет мама не готовила мне. Если я не успевала к столу, то мою порцию съедала кошка. А тут я видела, как она старательно разогревала тарелку супа, добавляла красный перец и сметану. Всё, как я любила. Откуда Олеся Вадимовна об этом знала? Она поставила тарелку на стол и подала ложку. Мою ложку из моего шкафчика. – Приятного аппетита, – произнесла мама и села напротив.       Не могла есть. В горле был какой-то ком. Эта вся история с отцом и болезнью меня напрягала. – Мама, всё хорошо? – осмелилась спросить. – Да, просто папа уехал на работу. – Нет, не надо. Я ребёнок. Хватит. Я тоже чувствую.       Всё. Я хочу любви. Если тебе не дал её мой отец, то ты не должна злиться на меня. Пожалуйста.       Произнесла несвязанные предложения, пришедшие мне на ум. – Я люблю тебя, – оправдываясь, произнесла мама. - Ты избегаешь меня. Избегаешь мои проблемы, болезни. Всё, что связано со мной ты отвернула от себя на 180 градусов. У меня рак мозга, а ты даже не спросила, как я чувствую себя. У меня просто ВИЧ, а не туберкулёз, который передаётся воздушно-капельным путём. У меня губа разбита, а вы сделали вид, что я здоровая и обычная. – Что ты такое говоришь? – мама сделала вид, что не понимает меня. – Ты права. Вру. Вы сделали вид, что меня просто нет.Похоронили живую дочь. Простите, что ещё жива.       Резко встала из-за стола и вышла.       Утром меня ждал завтрак, а мама уже ушла на работу. Я поняла, что в этот момент в моей жизни что-то пошло не так.       Пришла в школу. У входа встретила Шнайдер. Я понимала, что мне оставалось жить считанные денёчки. Мне действительно стало хорошо от того, что я вижу Артёма. И чтобы не сожалеть в последнюю секунду жизни о несделанном, я решила его обнять. – Артём, – крикнула я. Он посмотрел на меня, а потом отвёл свой взгляд на что-то другое. Подошла к нему почти впритык, но Артём отошёл. – Два метра, Александра Берн. – Свои два метра ты нарушил сам, – произнесла я, сделав шаг к нему. – Не заставляй меня повышать голос на тебя, мне не хочется тратить на тебя свою энергию и своё время. – Чего ты такое говоришь? - Я поговорил с ребятами и сказал им, что ты больше не моя. Теперь ты для них обычная. – Не твоя? А была твоей? – меня распирало изнутри. – Да, – спокойно ответил Шнайдер. Я сделала ещё один шаг. – Поцелуемся? – выпалила я, заметив, что рана на его губе прошла. А потом сразу покраснела. Артём улыбнулся и обнял меня. Казалось, что сейчас большего и не надо. Но когда его губы коснулись моих, поняла, что хочется ещё и ещё. Только Шнайдер быстро отстранился и ушёл, оставив меня с улыбкой на лице.       А что теперь? Мы поцеловались на глазах у других людей, теперь мы вместе? Он простил меня? Или это было начало конца? Или, узнав о моём диагнозе, он побежит сдавать анализы на ВИЧ?       Целый учебный день сидела на школьной конференции, как президент школы. Потому у меня не было возможно поговорить с Артёмом. Но после уроков меня ждал Коля. – Не виделись долго. Ты в порядке? – спросил парень. – Да, я теперь в порядке. – Ну, иди сюда, обниму, улыбнись, – незаметно для себя оказалась в объятьях Пивани. – Спасибо, – произнесла я. – Всегда пожалуйста, мы же друзья. – Всё-таки друзья? – ВИЧ – это не конец. Прости за мою реакция. ВИЧ не делает тебя в моих глазах другой. Ты для меня осталась прекрасной. – ВИЧ – это не конец? – переспросила я. – Нет. – Хорошо, кого ждёшь тут? – Тебя вообще-то ждал. Шнайдер эти три дня говорил со мной, причем первый. – Вы помирились? – Скорее всего вы. Он спросил у меня дважды, где ты. И трижды: «Она в порядке?». Вы разговаривали сегодня? – Да…       Я не успела договорить. – Александра, – крикнул кто-то позади меня.       Я резко повернула голову и увидела Шнайдер. Пивани немного отодвинул меня от себя. – Ты сделала свой выбор, – продолжил Артём.       Я молчала. Что мне делать? – Этот поцелуй вообще ничего не значит? – это же моя фраза. Но почему её сейчас говорит Артём?       Мои губы будто слиплись. – Александра Берн, – продолжил Шнайдер, - совсем ничего? Неужели после можно идти и обниматься с другим парнем? Молчишь? Правильно делаешь, я не хочу тебя слушать. И тратить время на тебя тоже больше не хочу.       Он развернулся, но потом снова повернулся, посмотрел на меня, видимо ждал, что я что-то скажу. – Ты как обычно? Просто ищешь повод прервать общение? – Спросил Пивани. – А ты мстишь мне? – в голосе Артёма слышалась раздражённость. – Чего? – Коля пошёл к бывшему другу, закатывая рукава. – Бить будешь? Прости, я не дерусь из-за девушки, которая мне никто, – парень с веснушками махнул рукой и ушёл. – Да к чёрту на этого эгоиста, – спокойно произнесла я.       Взяла портфель, помахала Пивани и тоже ушла. Если он сделал выводы, не выяснив ситуации, то значит не особо я ему и нужна.       Дома никого не было. Зашла в свою комнату и упала на кровать.       И тут на меня нахлынули мысли.       Я ведь и в правду была не права. Считая, что Пивани его бывший друг, то это было предательство. Неужели он нравится мне? Неужели Шнайдер нравится мне? Неужели? Может, мне стоит объясниться? Да, но раз он не хочет меня слушать, то я напишу ему письмо. Пусть это будет по-детски, но другого выхода нет. Да и письма я никогда ещё не писала. Пусть это будет моё первое… и последнее письмо.       Схватила лист и ручку и начала писать: «Мальчик с веснушками, ты должен знать, что твои веснушки – это моя любовь. Твой эгоизм – это моя слабость. Никогда бы не смогла подумать, что ты понравишься мне. Вообще не думала, что когда-то мне кто-то понравится. До тебя я отрицала существование любви, до тебя я была другой. А потом моё сердце дрогнуло при виде твоих веснушек. Оно содрогалось каждый раз, когда ты смотрел на меня. Сначала я была правда убеждена, что это вызов. Хотела стать лучше, стать выше, опустить тебя на дно и затопить своей успешностью. Но с первой победой за моей спиной я почувствовала холод. Неужели не туда? Неужели не то? Сколько лет я была за твоей спиной, сколько лет я хотела стать превзойти тебя? Но первая победа в этом соревновании не дала мне ничего. Только какое-то опустошение, будто это не то, чего я хочу. А чего хочу я? Чтобы твои губы были у моих губ, чтобы твои два метра стали для меня всего лишь словосочетанием. Чтобы твой эгоизм стал для меня лишь улыбкой на лице. Я хочу, чтобы твои веснушки всегда были у меня перед глазами. Плохо засыпаю по ночам, зная, что завтра утром не увижу тебя у своего порога. Хочу всего лишь, чтобы твоя рука всегда держала мою руку. Артём Шнайдер, сделай ко мне два шага. Не отходи. Я люблю тебя».       После набрала Колю Пивани, чтобы узнать адрес проживания Артёма. Заказала такси, поехала. На моё удивление это был огромный дом, огороженный высоким забором. Нигде не было ящика. Поэтому мне пришлось перекинуть письмо, через забор. Надеюсь, что они заметят картонный конверт. Вероятность была маленькая, поэтому я ещё минут десять простояла у ворот, ожидая, наверное, чуда. Но осмелилась постучаться в ворота и скрыться, а потом выбежать быстро на тротуар, сделав вид, что я просто прохожий. Из ворот вышел пожилой человек. Он огляделся по сторонам, даже не обратил на меня внимание. Под ногами заметил картонный конверт, взял в руки и скрылся. Мне было неважно, кто прочитает первый из их семьи. Главное, чтобы его прочитал Артём Шнайдер. Мне не стыдно за свои чувства.       Я человек.       Каждый человек чувствует.       И его родители тоже люди, значит они поймут.       Мне казалось, что я утешала себя.       На следующий день вышла из дома с ватными ногами.       Хотела увидеть там Артёма, но его не было. Разозлилась. Я была так зла, что, зайдя в класс, сразу подошла к нему и сказала, предъявляя: – Ничего не значу? Мои чувства для тебя бессмысленны? – Ты в порядке? – Шнайдер тяжело вздохнул.       Подняла на него глаза. Он смотрел довольно озадаченно.       А смысл говорить с человеком, который прочёл письмо и никак не отреагировал? Я не готова бегать за ним. Меня жизнь не готовила к безответной любви. – Прости, – произнесла я. – Отойди, пожалуйста, ещё на два метра, – спокойно сказал Артём, доставая из портфеля английский.       И я отошла. Только не на два метра. Совсем отошла. После этого Артём будто пропал из моей жизни. Я перестала его замечать, потому что дома были проблемы. Мама была в депрессии. Единственное, что оставалось в моей жизни – это Пивани. Он часто провожал меня до дома, знал все мои проблемы. Коля помогал мне жить дальше. Или доживать. – Мы так давно общаемся, и для меня это дико, – призналась я другу. – Почему? – Потому что я не верю в дружбу между парнем и девушкой, – пояснила. – Ладно. Но я считаю тебя другом. У тебя ко мне чувства? Мы можем поговорить об этом? – Я отказываюсь от любви, - громко засмеялась, а потом заревела. Вспомнила Шнайдер. Пивани крепко обнял меня и прошептал: – Всё пройдёт. Я правда пытался ему объяснить. Он не хочет. Ему не надо. Найдёшь себе хорошего парня. У тебя вся жизнь впереди. Представляешь, сколько у тебя будет таких, как Шнайдер и лучше? Берн, ты лучшая.       Вся жизнь впереди…       Прекрасное утешение для почти трупа…       Дома мама сидела за столом с чемоданом. Она протянула мне билет и произнесла: – Мы начнём с тобой новую жизнь! Уедем к моей маме. Я купила билеты на все наши сбережения. Прости, доченька, за то, что давала тебе мало любви. Смотри, я собрала чемоданы. Завтра едем и начинаем новую жизнь. С тобой. Ведь ещё не поздно. Завтра идёшь в школу и забираешь документы!       Всё?       Это конец?       Поднялась в свою комнату. У меня резко заболела голова, било в вески. Посмотрела на пол, там были капли крови.       Что это?       Кровь бежала из носа.       Села на кровать, воткнув в нос ватку. Набрала Артёма.       Я же должна что-то сказать ему напоследок. Он взял трубку. – Привет, – проговорила я, гундося. Он засмеялся. Это было удивительно. – Привет, – ответил спокойной парень. – Я хотела сказать, что… – Тихо, – прошептал парень, – мы далеко, но наши голоса ближе, чем мои два метра. Я рад этому.       Он совсем другой. Это точно Шнайдер? Я на всякий случай перепроверила, кому позвонила. – Это Артём? – уточнила я. – Я всё исправлю. – Артём, послушай, – произнесла я. – Нет, послушай меня. Сейчас я сидел с телефоном в руках и думал позвонить тебе, но ты позвонила мне сама. Я устал. Устал от себя.       Я не дослушала этого парня. Отключила телефон. Мне сейчас этого не надо. Поздно? Да, поздно. Я умираю, я уезжаю. Ответить ему взаимностью и потом сломать его жизнь? Тяжело. Я просто представить себе не могла, что может чувствовать человек, который теряет близкого человека. Я сжала кулаки и со всей силы ударила о стену. Нет. Пожалуйста, не вздумай говорить о чувствах в эти последние минуты моей жизни. Не вздумай, жертвовать своим счастьем, ради моего.       Я сбила кулаки в кровь, но не могла остановиться.       Истерика переполняла меня. Чувство пустоты, чувство непонимания и несправедливости сменялись ненавистью ко всему живому и мёртвому. Я не чувствовала ничего. Ни боли, ни усталость, ни себя. Я перестала чувствовать свою жизнь, своё тело.       И если этой ночью бы всё закончилось, то, возможно, я бы поставила своей жизни четыре звезды из пяти. Но я проснулась. В ванной мне хотелось утонуть. За что? Неужели все мои желания Вселенная просто игнорирует? Какая разница, когда я умру? Сегодня, завтра, вчера?       Мама вытащила меня из ванны, сказав, что уже обо всём договорилась и единственное, что мне надо сделать, это просто прийти к директору.       И вот я уже ближе к обеду стояла в директорской. Быстро взяла документы, отвечая кратко и по теме. Но некоторые слова выпадали из моего контекста, я просто забывала их значение. Пару раз перепутала какие-то существенные факты. А потом выпалила в своё оправдание: - У меня рак мозга.       Сначала её лицо резко поменялось, а потом у неё не было ко мне больше никаких вопросов.       Мои ноги становились ватными. Но я хлопнула дверью. По коридору я пыталась идти так, чтобы меня никто не увидел. Мне были не нужны сейчас эти лишние разговоры.       Теперь я на улице. Я больше не шагну в эту школу. Не увижу этих людей. Они мне были в принципе никто.       Спускаясь по лестнице, я остановилась, услышав знакомый голос. – Александра Берн, ты уходишь?       Это был Шнайдер. Он смотрел на меня с большими от непонимания глазами. – Да. – Надолго?       Я сжала те самые кулаки, которые ночью были в крови. – Навсегда, – выпали я, сдерживая слёзы. Он смотрел. Я пожала плечами и пошла дальше. Но меня остановила рука. Шнайдер развернул меня к себе и крепко обнял. – Я не читал твоего письма. Мой отец сказал, что это детский сад. Он его выкинул. Я даже не знал от кого оно. Вчера папа нечаянно проговорился. Сказал, что я способен только на нюни с какой-то Александрой Берн, а на остальное нет. – Ничего страшного, уже не надо. – Не уходи, – Артём поцеловал меня в губы, но я отстранилась. - Я лю….       Он не договорил. Я поцеловала его так сильно, как только могла. В этот момент я почувствовала тот самый вкус победы, к которому шла свою жизнь. В этот момент мне показалось, что я наконец-то крепко ухватилась за обрыв, чтобы подняться с дна.       Да кого я обманываю…       Я впервые почувствовала себя живой. Почувствовала себя другим человеком. Нужным. Любимым. А самое главное счастливым. И дело ведь не в победе, а в том, что я получила большее.       Его сердечко.       Его любовь.       Мою эйфорию прервал школьный звонок, но Шнайдер и не думал на него реагировать. Парень ещё сильнее прижался ко мне и тихо произнёс: – Прости за эгоизм. – Твои веснушки, – начала я, положив свою руку ему на щёку, – моя любовь, а твой эгоизм – это моя слабость.       Я улыбнулась. Мы смотрели друг на другу будто впервые.       «Я всё исправлю», – прозвучала у меня в голове его телефонная фраза. Иногда бывает поздно и невозможно что-то исправить. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на размышления, нужно действовать сразу. – Прощай, – прошептала я и почувствовала, как на мою ладонь, лежащую на его щеке, упала капля. – Александра Берн, я ничтожный. – Ты лучший.       Я вырвалась из его объятий и очень быстрым шагом начала удаляться.       – Постой, – крикнул он. Но я понимала, что, обернувшись сейчас, я не смогу потом уйти. Обернувшись сейчас, я причиню ему столько боли, которой он не заслуживает. Поэтому не повернулась. Моё сердце билось так сильно, так хотелось вернуться обратно. Так хотелось к нему.       Пришла домой весьма раздраженная. Из носу бежала кровь. Мать стояла у порога с недовольным выражением лица. – Что случилось? – спросила я. – Моя мама продала свой дом и едет жить к нам. Мы никуда не едем, – проговорила она.       Мой истеричный смех закончил эту сцену. Я не понимала, что со мной происходит. Всё было так бессмысленно. Все куда-то так спешили, а я буквально чувствовала, как умираю. Я рассмеялась ещё больше, когда обернулась и увидела Артёма, который всю дорогу шёл следом и, увидев меня в таком состоянии, испугался. Испугался, но не побоялся подойти. Он обнял меня. – Ты в порядке, Александра Берн? – в его глазах я прочитала страх. – А я и не думала, что до высоты, мне оставалось всего два метра…       Проговорила я и …