Искупление

Две недели спустя. В помещении было душно. Казалось, что воздух выкачали вместе со всей присущей свежестью, затолкав ту подальше от назойливых глаз. Жар болезненно обдавал по спине, заставляя морщиться от неприятных ощущений всякий раз, когда знойность касалась участков тела, покрытых хлопковой рубашкой формального стиля. Солнечный свет проникал в башню, заливая своими летними лучами каждый предмет, становившейся мишенью для отблесков. От переизбытка блеска, исходившего от серебристых предметов обихода, начинали болеть глаза. Слизистая не выдерживала такого натиска света – от него приходилось прятать взор меж тенями, ловко играющимися с собственными силуэтами причудливой формы. Блэк не привык к такой обстановке. Последние недели он провел в прохладных Подземельях, смакуя их сырость и темноту, идеально сочетавшуюся с его душевным состоянием. Внутри, там, под органами, было мрачно и зловонно. Не было ни единого места для чего-то светлого и притягательного. Ничего из того, к чему следовало бы тянуться, и во что можно было отчаянно верить. Лишь безысходная тьма с отголосками злости и мести. Регулусу было комфортно находиться среди хладных стен, ничуть не давящих своей беспросветностью. Именно в этой обстановке он нашёл своё малое успокоение после всего того, что он пережил. В тот переломный миг, когда мир слизеринца раскололся, обнажая всю боль и скорбь, молодой человек ушёл в себя. Его отстранили от сдачи промежуточных экзаменов, посчитав, что сейчас не самое лучший период для того, чтобы уделять время учёбе, но Блэк считал иначе. Ему хотелось погрузиться во что-то с головой, лишь бы внутренние демоны перестали рвать его на части, откусывая самый смачный, самый болезненный кусок от его души и тела. Но и в этом его опередили, решая все за него. Регулус перестал коммуницировать с каждым, кого когда-то звал своим другом или товарищем. Отрёкся от всех, к кому когда-то тянулся. Он считал, что так будет лучше. Последнее, чего бы ему хотелось – выглядеть жалким в глазах окружающих. А Блэк чувствовал, что именно так и будет. Вечный жалобный взгляд, сопливые слова о том, что в будущем все обязательно наладиться и время унесёт с собой боль. Но Регулус знал, что ни черта оно не заберет. Это были лишь слабые отговорки для тех, кто не желал верить в собственное бессилие. Блэк, в свою очередь, знал, что он слабак. Он проиграл важную партию, отдавая свою самую дорогую фигуру врагу на растерзание. Регулус прекрасно понимал, что никакие минуты, часы или дни не способны смыть собой весь налёт боли, в которую он успел окунуться с головой. Слизеринец заставил оттянуть свой взгляд от очередного пересчёта неровностей на деревянном столе, оглядываясь по сторонам. Послышался звук отворяющейся двери, означающий, что за ним последует не самый приятный разговор в его жизни. Очередная бутафория, созданная переплетом слов о том, как ему жить дальше. Блэк уже был в этом светлом кабинете двумя неделями ранее. Вдыхал острые нотки цитруса, обволакивающего собой каждый дюйм башни. Лимонный аромат вперемешку с терпкостью сандала проникал в носовые пазухи, от чего голова начинала кружиться с ещё большей мощью. От сливочного запаха становилось худо и некомфортно – именно этот шлейф и напоминал слизеринцу о том дне, когда он впервые оказался в кабинете директора. Тот день, когда Флоренс погибла от рук Тёмного Лорда. Блэк всячески пытался спрятать от самого себя эти отравляющие душу воспоминания, но у него ничего не получалось. Небесно-синие глаза каждую ночь являются слизеринцу в кошмарах. Её радужки цвета индиго, превращающиеся в блеклую пелену. Девичье лицо, становившееся бледным с того момента, как костлявая старуха решила разрубить жизненную нить одним взмахом острия своей косы. Но только во снах Регулуса все было более утрированно. Каждый раз, стоило ему упасть в объятие сновидения, слизеринец поочередно проживал каждый сюжет той зловонной ночи. Собственное подсознание игралось с ним, воссоздавая каждую деталь того, против чего он смог выстоять, но теперь это разрушало его изнутри. Выедало постепенно, давясь болезненными воспоминаниями, но продолжало съедать каждую частицу мучений до остатка, напоминая о себе. Каждый раз, когда сил на то, чтобы вытерпеть этот ужас, не оставалось, брюнет вскакивал, пытаясь обрести упокоение в реальности. Но вместо ласковых ладоней и взгляда той, кто должна была выжить, он получал блеклый свет одинокой луны и прохладу Подземелий. Всякий раз, когда это случалось, Блэк чувствовал, как внутри что-то заново рвалось с такой оглушающей силой, что невозможно было дышать. Сердечные клапаны лопались, оставляя после себя бездыханную мышцу. Пот стекал градом, обдавая кожу холодным поцелуем отчаяния и тревоги. Это повторялось вновь и вновь. Первые приступы ночных кошмаров оканчивались немым прошением о помощи и редкими слезами, после которых возможно было только молчаливо глядеть в потолок, отсчитывая минуты до утра. Но после нескольких разов таких подсознательных пыток, Блэк уже не мог сдерживать свои внутренние терзания, переводя их в громкий вопль и разгромленную кровать. Ему хотелось скрыться от чудовищ, проникающих в его сны. Ему хотелось отречься от того, что он пережил. Но у него ничего не получалось. Память до сих пор хранила в себе каждую крупицу того утра. Небо оранжевого оттенка озаряло собой итог того, к чему по неосторожности пришёл Регулус. Спутанные волосы были уложены на мягкую траву, усеянную росой. Слабый ветер обдувал мёртвые щеки, лишенные всякого румянца. Бледные губы, из которых больше не вырвется ни единое слово на привычно-строптивый манер. Прикрытые веки, из-под которых больше не снизойдёт взор цвета индиго. До прибытия дополнительной помощи Блэк продолжал обнимать Флоренс, вымаливая у неё прощение за то, что он совершил. Не прекращал попыток достучаться до нее, объясняя, что он не желал для неё этой участи. Регулус знал, что она, конечно, не слышит его. Никогда больше не услышит, но не смел оканчивать момент своего покаяния. Блэк раскаивался, сжимая хрупкое тело в своих руках. Он прижимал слизеринку к себе, чувствуя, как тёплая, густая кровь из её смертельной раны сочилась по его ладоням, напоминая о том, что же всё-таки произошло. Регулус ощущал, как багровая жидкость с металлическим запахом обдавала его тело, всасываясь в каждую клеточку. Алая струя будто проникала в его организм сквозь слой эпидермиса, смешиваясь с его кристально-чистой, блядско-аристократичной кровью, из-за которой всё это и случилось. Это стало его наказанием за все те прошлые предрассудки. Учением за то, что ступил не на тот путь, а теперь ему приходилось задыхаться в багровом водопаде всякий раз, когда память подкидывала ему события двухнедельной давности. Когда поддержка в виде школьной администрации все-таки нашла молодых людей, слизеринца насильно пытались оттащить от мёртвой Флоренс, дабы отдать её тело вышестоящим силам. Но Блэк не желал отпускать Снейп из своих рук, так как понимал, что это, скорее всего, последний раз, когда он имеет честь наблюдать за ней. Следить за тем, как майский день уносит за собой последнее напоминание о ней. Он вцепился в шелковую кожу слизеринки, обтянутую разорванной одеждой, не желая церемониться с пришедшими профессорами, отмахиваясь от всякой помощи. Истерика заполонила его разум, не оставляя шанса здравости обратить своё внимание на эту ситуацию. Блэк нечленораздельно кричал о том, что он сам разберется со всем, хоть и понимал, что больше ничем помочь не может. Мужские слёзы крупным каплями спадали на девичье лицо, стирая собой остатки грязи и крови, оставляя лишь место покрывалу небытия. И лишь в тот момент, когда крепкая старческая ладонь коснулась его плеча, а строгий голос сверху попросил остановить попытки перечить школьной администрации, Блэк вдруг замер. Слизеринец отвёл взгляд от Флоренс, заглядывая в лицо директору, чтобы, наконец, прийти в себя. Пришлось сдаться. Отдать Флоренс, забывая о своих шатких планах вернуть её к жизни. Это невозможно. На задворках здравого смысла поселилась, наконец, мысль о том, что ему не под силу было оживить её. Они не были героями сказки, чтобы по щелчку пальца Снейп смогла отпрянуть от вечного сна, возвращаясь к жизни. Так не могло быть. Пусть душа и молила о том, чтобы ей вернули то самое, что помогало ей проживать бренные дни. Пусть сердце бешено колотилось всякий раз, когда Блэк по волю случая улавливал нотки вишнёвого аромата, который ассоциативно переносил его в прошлое, лишенного страданий, крови и смерти. Но Снейп умерла, забирая с собой всё то, что носило понятие о свете, добре и бравости. Она ушла из этого мира, отнимая от Блэка огромную часть его естества. А он отдал, не жадничая. Слизеринец вручил бы ей всего себя, не задумываясь. — Простите меня за долгое ожидание, мистер Блэк, — раздался тот самый голос, который вернул молодого человека к реальности тогда, когда, казалось, всё было потеряно. — Вы уже успели угоститься лимонным щербетом? — Дамблдор уселся напротив, расправляя полы своей пёстрой мантии. Старческие ладони раскрыли небольшую металлическую коробку, протягивая её слизеринцу. — Я не голоден, — сухо ответил Блэк, мотая головой, не желая устраивать из официального разговора церемонии. — Хотел бы узнать, для чего вы меня вызвали. — Само собой, — Дамблдор отложил чудной формы коробку, устремляя свой взгляд на молодого человека. — Как раз виделся с министром магии, обсуждали с ним… — директор осёкся, переметнув свой взгляд источник шума, раздавшегося в глуби башни. Блэк инстинктивно потянулся к карману брюк, в котором покоилась волшебная палочка, но в этом не было никакого смысла. — О, Фоукс! — воскликнул Дамблдор, хлопая в ладоши, словно он на мгновение стал наивным ребенком без следа прожитых лет. — Неугомонная птица! Вечно любит полетать, но я, увы, порой должен держать его в клетке, — директор вернул серьезное выражение лица, вглядываясь в озадаченного Регулуса. — Мистер Блэк, вы же знакомы с фениксами? — Отчасти, — отчеканил слизеринец, сидя в пол оборота, разглядывая личную птицу директора. Блэк, разумеется, знал о некоторых особенностях птиц этого вида, но никогда не встречался с ними лицом к лицу, как сейчас. Серый взгляд коснулся разбушевавшегося феникса, отмечая невообразимое количество ярко-красных перьев. Птица, будто почувствовав на себе чужой взгляд, обратила своё внимание на заинтересовавшегося слизеринца. Чёрные глазки, напоминавшие бусины, взглянули на Регулуса. Брюнет смутился, отмечая про себя, что взгляд являлся нехарактерным для животины. На него как будто взирал человек, таивший под своими веками опыт прожитых годов. Осознанные искры, заточенные в радужках птицы, на мгновение выдернули Регулуса из стен кабинета, заставляя заострить свой взор исключительно на причудливой птице. — Фениксы – невероятные существа, — гласил голос, словно издалека. — Они имеют свойство проживать долгую жизнь, а после погибать от собственного огня. Но как только последний пепел прожитых годов опуститься с обугленного тела, феникс воспрянет из собственных останков, чтобы прожить свои новые отведенные годы. Блэк почувствовал себя странно после услышанного. Словно до него дотронулся легкий след от прошлого. Нечто странное, заточенное в словах директора, окутало разум слизеринца, заставляя его переправить взгляд от феникса к Дамблдору. Регулус непонимающе взирал на старика напротив, пытаясь понять, где раньше мог услышать эти слова. Память будто старалась уберечь Блэка от болезненных воспоминаний. Знакомый укол в районе солнечного сплетения вырвал из оковах памяти одно из самых светлых воспоминаний, засевший в глубине сознания. — Если бы прямо сейчас упала звезда, что бы ты загадала? — послышался задумчивый мужской голос, переводящий всё внимание слизеринки на себя. — Я как-то не задумывалась об этом, — Флоренс поднялась, пытаясь усесться поудобнее рядом со слизеринцем. — Так задумайся, — надавил Блэк, опуская свой серый взгляд на девушку. — Чего бы тебе хотелось так сильно попросить у звёзд? — Пожалуй, я бы попросила, чтобы в следующей жизни мы обязательно встретились с тобой. — Какой бред, Снейп, — мягко захохотал Блэк, щёлкая девушку по носу. —Это же байки для детей, — он пытливо вглядывался в девичье лицо, желая всем своим естеством, чтобы она, наконец, озарила его своим взглядом. Регулус нуждался в этой потребной синеве. — Если бы перерождение, действительно, существовало, то каждый человек совершал бы ужасные поступки, ведь в следующей жизни он обязательно сможет переиграть всё на новый лад. — Это не так работает, — возмутилась Снейп, заплетая волосы в тугую косу – из-за ветра волосы приходили в полный беспорядок. Флоренс искоса глядела на две грозовые тучки напротив. Она видела, как плясали огоньки заинтересованности в глазах Блэка, когда дело касалось мелких споров ни о чём и обо всём одновременно. — Карма предопределяет, каким будет твоё будущее на основе грехов прошлой жизни. Если в прошлой жизни ты был преступником или убийцей, то в следующей обязательно превратишься в… камень! — слизеринка пнула гальку, лежавшую прямо под подошвой ботинок. — В таком случае, Снейп, торжественно завещаю тебе в следующей жизни, когда ты вновь станешь человеком, обязательно найти самый красивый камень из всех существующих, ведь это обязательно буду я. Вот и встретимся, как ты и мечтаешь, — оба рассмеялись, соединяя голоса в единую певучую цепь звуков. Блэк потёр переносицу, ощущая, как то самое светлое воспоминание становится болезненным, колко режущим внутренности, дабы достать до самого сокровенного. В кабинете снова становилось душно. Тремор захватил ладони, заставляя тех трястись от призраков прошлого. Под грудью сильно запекло, заставляя морщиться от презентов собственной памяти. Регулус опустил взгляд, не желая делиться собственными эмоциями с директором. — По поводу министра, директор, — перевёл тему Блэк, откашливаясь. Голос дрожал от печали, а глаза застилала пелена слёз скорби. — Вы сказали, что встречались с ним. — Министр Магии настоял на вашем исключении, мистер Блэк. Регулус резко отпрянул от собственных дум, поднимая веки на Дамблдора. Немой вопрос, засевший на лице слизеринца, заставил директора молвить вновь. — На время, мой мальчик, — мягким голосом продолжил изрекаться директор. — Это вынужденная мера для вашей безопасности, — старик потянулся к кубку, чтобы испить из него. — После всех ваших показаний, которые вы дали мне, а после комиссии из Министерства, они приняли решение исключить вас из школы, дабы перевезти вас в более безопасное место. Блэк начал смутно отсеивать ненужные события прошлых дней, дабы добраться до интересующего его события. После того, как Регулуса насильно отвели в кабинет директора на рассвете тридцать первого мая, слизеринец дал показания под Веритасерумом. Слизеринец рассказал в подробностях обо всем, что ему пришлось пережить на шестом курсе. Блэк поведал о том, что его семья собственноручно склонила юного аристократа к знакомству с Тёмным Лордом, а после, на рождественских каникулах, мать шантажом заставила отпрыска принять Тёмную Метку. Изуродованный шрам от метки Регулус также продемонстрировал, дабы ни у кого не осталось сомнений в правдивости рассказа. Подробности о дневнике, причастности к нему Северуса Снейпа, слизеринец решил не опускать, но Блэк дополнил свою правду тирадой о том, что старший брат Флоренс, возможно, пересмотрел свои взгляды, и именно Северус помогал молодым людям выбраться из логова Реддла. — В рядах Пожирателей вы считаетесь перебежчиком, — продолжал серьёзные разглагольствования Директор. — Я уверен, что за вами начнётся охота, как только дело о смерти Флоренс Снейп закроется. Том Реддл не оставит вас в живых, помяните моё слово. Министерство хочет заключить с вами сделку. Мигрень вновь обрушилась на слизеринца, сдавливая мозг. Смута заполнила собой все пространство, обрушиваясь на молодого человека лавиной. Ему хотелось одного – чтобы его оставили в покое. Но вместо этого министерские снобы захотели заручиться помощью бывшего Пожирателя. Удавка в виде чувства долга затягивалась на шее тугим узлом, оставляя любые попытки вырваться. — Сделку? — переспросил Блэк, рефлекторно дотрагиваясь до галстука, чтобы ослабить ту самую удавку. — Вам будет предоставлено убежище, сокрытое от ума нежелательных лиц, а вы, в свою очередь, будете помогать министерскому аврорату в поимке Пожирателей, — спокойно отвечал Дамблдор без тени лжи и утаиваний. Взгляд директора транслировал истину, за которую хотелось ухватиться. Но был ли в этом какой-либо смысл? — Раз в несколько месяцев вы будете обязаны посещать собрания, посвященные вашей новой деятельности, в стенах Визенгамота под моим присмотром. В воздухе повисла тишина. Чаша весов сломилась, обнажая перед Блэком две стороны его будущей жизни. Он оказался на перепутье. Растерянность отражалась в чертах его острого лица, а страх постепенно подкрадывался к горлу. Стоило ли ему соглашаться на все то, что сейчас озвучил Дамблдор, или следовало сорваться с места, срывая дверь с петель? Чувство мести клубилось под сердцем, вытесняя любые попытки существовать в других аспектах его жизни. Блэку до ломоты хотелось поквитаться с ублюдком, отнявшим самое дорогое, что было у Регулуса. Его обуревало желание найти Реддла, чтобы досадить ему так же болезненно, как это сделал он. Было ли это резонно? Пытаться задеть за живое того, кто лишен всякого смысла о человечности. Отомстить тому, кто был полностью лишен слабостей. Но Блэк знал точно, что, если он не попытается отомстить, то, скорее всего, навсегда погрязнет в чувстве вины за то, что не смог свести счеты за жизнь невинной Флоренс. Пусть деятельность в рядах Министерства не сможет вернуть ему Снейп, и, быть может, Блэк даже не уничтожит Реддла, но он обязательно попытается вернуть тщеславной твари должок. — Если я соглашусь на условия Министерства, — отозвался Блэк, — куда же они намереваются меня перевезти? — К вашей кузине, Андромеде Блэк, которая теперь, насколько мне известно, взяла фамилию Тонкс, — ласково улыбнулся Дамблдор, вспоминая двоюродную сестру Регулуса. Блэку, ведь, не послышалось? Старик, действительно, назвал имя его старшей кузины? Внутри захолодело. Тревога обосновалась под кожей, выпуская острые когти, царапающие внутренности. Хотелось разорвать собственную плоть, чтобы с корнем вырвать бесноватое ощущение внутри. Желваки заходили на лице слизеринца, выказывая его недовольство по поводу сложившейся ситуации. В горле пересохло от, застывших меж голосовых связок, невыпущенных слов. Блэк сдвинул брови на переносице, пытаясь обдумать слова директора. Его хмурый взгляд коснулся невозмутимости директора, который, казалось, совершенно не понимал, что могло смутить Регулуса. Молчаливая стагнация в этом вопросе не смела двигаться, оставляя вместо себя не озвученные претензий. Бывшего Пожирателя, следовавшего за понятиями и устоями Тёмного Лорда, решили увезти туда, где обосновалась предательница крови вместе со своим мужем маглом? Это, блять, какая-то шутка? Проверка на прочность или очередное испытание его нервов, чтобы юнец, в какой-то момент оступившийся, смог доказать, что навсегда отрёкся от нелицеприятного клейма убийцы и ненавистника маглов? Судьбоносные весы вновь поменяли положение, опуская одну из чаш вниз. Слизеринец все ещё не сделал свой выбор в пользу одной из сторон. Не то, чтобы Блэк все ещё считал себя ярым противником маглов и тех, кто был к ним благосклонен, ведь сам Регулус когда-то сделал свой выбор в пользу маглорожденной. Влюбился без памяти в девчонку, в чьих жилах текла отнюдь не чистая кровь. Решился отказаться от всего в пользу той, кто поменяла его понятия о правильном. Мог ли Блэк судить кого-то за его выбор, если сам когда-то примкнул к числу предателей крови? Конечно, не мог. Регулуса могли считать негодяем, малолетним подстрекателем и ублюдком, но он никогда не являлся лицемерным человеком. Честность в любых её проявлениях являлась для слизеринца постулатом в его жизни. Андромеда осталась верной своим убеждениям и ради собственной честности отреклась от собственной семьи во имя любви. Регулус сделал то же самое. Пошёл наперекор судьбе ради того, чтобы, наконец, стать свободным от церберов в лице Пожирателей. Рискнул всем, чтобы обрести покой. Но примет ли своего кузена Дромеда? Простит ли его прошлые грехи, ручаясь за его безопасность? Нужен ли ей малолетний выходец из деспотичной семьи в доме, в котором царил покой? — Министерство уже связалось с Андромедой, чтобы оповестить о вашем скором прибытии, — принялся отвечать Дамблдор, словно прочёл мысли слизеринца. — Она была удивлена такому развитию событий, но отрицательного ответа не дала. Ваша сестра готова принять вас на неопределенный срок, — с каждой новой подробностью сердце Регулуса вновь обретало спокойный ритм, опустошая нутро от тревоги. — Но я ведь ещё не дал согласие на переезд, — нахально возражал Блэк, будто находился сейчас на торгах, а не в кабинете директора, решая свою судьбу. Страх молодого аристократа скрывался за прочной маской. Регулус вновь вернул свою броню, защищаясь от внешнего мира, прочно заколоченной вуалью бесстрастности. Его серые радужки были нарочито скрыты под ресницами и опущенным взглядом. Потому что только взор слизеринца мог транслировать окружающим то, с каким трудом ему давался этот театральный акт напыщенного флегматизма. — Мистер Блэк, боюсь, что у вас нет выбора, — Дамблдор сложил ладони пред собой, заключив те в замок. — В школе вам оставаться нельзя. Министерство не позволит вам самовольно решать, куда вы можете отправиться в случае побега от Волдеморта. Вы все ещё числитесь бывшим Пожирателем, хоть и частично сумели доказать свою невиновность. Но вам предстоит пройти далеко не одну проверку на непричастность к деятельности Пожирателей, — лицо директора, вдруг, помрачнело, а губы сжались в тонкую линию. — Мой вам совет, Регулус, соглашайтесь на условия Министерства, дабы они не уничтожили вас раньше, чем это сделает Тёмный Лорд. Так вот о каких судебных процессиях говорил старик. Регулуса будут принуждать к собраниям, дабы он смог отбелить своё имя в глазах общественности. Ещё одна маленькая деталь в этом деле, которая дополняла ком новообразовавшихся проблем. Каждая подробность не распутывала этот клубок сложностей, а лишь усиливала узлы. Очередная петля крепко-накрепко стягивалась на коже слизеринца, забирая его в свои дебри. Совет директора нашёл отклик в здравых помыслах Регулуса. Исход судьбы, предначертанный Дамблдором, имел резон и некую логичность. Блэк не желал становиться подопытным зверьком в делах Министерства, но, если он согласится на их щедрый презент в виде протянутой руки помощи, то слизеринец может выиграть время для того, чтобы создать свой собственный план. — Перед тем, как я покину Хогвартс и отправлюсь у в… убежище, — Регулус все ещё не находил в себе силы, чтобы произносить вслух имя сестры, — я могу попросить вас об одной услуге? — Если она будет в рамках благоразумия, то я весь во внимании, — усмехнувшись, произнёс Дамблдор, внимательно изучая ученика. — Позвольте мне посетить одно место, — дрожащим голосом вещал слизеринец, царапая кожу на пальцах от волнения. Ему с трудом удавалось сдерживать свои эмоции. Привычка, с годами взращенная, но внезапно отпущенная, никак не могла целиком и полностью охватить сломленный нрав Регулуса. — Это не займёт много времени, обещаю. — Конечно. Не думаю, что ваше недолгое отсутствие станет для кого-то проблемой, — старик вновь улыбнулся, одаривая Регулуса ласковым взором. Глаза директора отчего-то заблестели, словно заполонялись пеленой слёз. Некогда серьёзный, порой хмурый взгляд, внезапно обмяк. Блэк вдруг узнал в этих очах свой собственный печальный взор, который в последнее время постоянно сопровождал юного брюнета. Регулус отодвинул стул, вставая со своего места. Ему хотелось поскорее убраться из кабинета, пронзенного древесным запахом сандала вперемешку с цитрусом, теперь навечно ассоциировавшимся с худыми вестями. Под грудью вновь запекло, оповещая о том, что привычная боль никуда не ушла. Она лишь затихала на время, когда было на что отвлечься. Но сутью являлось то, что Блэк не желал отвлекаться. Он хотел, чтобы боль навечно встала напоминанием о том, что слизеринец когда-то имел честь по-настоящему чувствовать, жить и любить. — Мистер Блэк, подождите, — окликнул студента профессор, когда тот был в шаге от того, чтобы скрыться за дверью кабинета. Блэк по велению Дамблдора замедлил шаг, а после обернулся. Из волшебного древка вырвалась сфера, наколдовавшая материю, отдаленно напоминавшую цветы. В ладони слизеринца опустился букет травянистых растений. Хрупкие незабудки на пике своего цветения излучали небывалое изящество, принуждающее глядеть на них бесконечно, изучая каждый перелив оттенков. Блэк задержал взгляд на маленьких лепесточках, напоминавших небесный цвет. Тот самый цвет глаз, который когда-то пленил собой, разрушая былые устои слизеринца. То самое индиго, заставляющее забывать о красотах дня, утопая в преддверии ослепительной ночной красоты. — Прошу, передайте ей моё скромное послание. Блэк, молча, кивнул. Слова вновь застряли за языком, не смея прорываться наружу. Бесполезные фразы остались покоиться где-то на подкорке мыслей, не желая, чтобы их озвучили. Сжимая букет в ладонях до побелевших костяшек, брюнет скрылся за дверями. Аромат цветов стал напоминанием об одном невыполненном долге, что так долго терзал сердце.

***

Подошва ботинок из драконьей кожи ступала по топкой земле, рискуя провалиться сквозь обволакивающую грязь. Вязкая почва пачкала обувь, захлестывая своими мелкими кусками штанины мужских брюк. Лето в этом году выдалось плачевным – в прямом и переносном смысле. Долгожданный июнь одаривал людей щедрой порцией ливня. Непрекращающийся дождь окутывал, казалось, каждый дюйм Англии. Крупные капли стекали с пасмурного тёмно-серого неба прямо на макушку головы, заставляя ежиться от неприятных ощущений. Природа капризничала, меняя своё настроение по щелчку пальца. Солнечные ванны, коими должно было грезить это время года, были недолговечными. Скупые блики от солнца падали на землю, чтобы немного умалить такое долгое ожидание лета, а после всё вновь затягивалось в хмурую воронку, унося за собой любой намёк на свет и ясность. Регулус продолжал свой путь, игнорируя хлесткие иголки, спадавшие свысока. Капли стекали по голове, приглаживая растрёпанные кудри и делая причёску слизеринца непривычно-аккуратной. Влага пронзала тонкую материю одежды, делая её мокрой и прилипшей к телу. Тонкий плащ промок насквозь, и больше не защищал юного аристократа от разбушевавшейся погоды. Ветер обвивал движущуюся фигуру Блэка, будто подталкивал того в спину, заставляя усилить свой шаг. Но Регулус не желал прислушиваться к прохладному вихрю, ступая нарочито медленно. Боялся, что не соберется с мыслями, как только ноги приведут путника к месту назначения. Слизеринец опасался, что не сможет выдержать того, что ему предстояло увидеть. Каждый минуемый дюйм был сродни проходу по раскаленным гвоздям, вонзающимся под огрубевшую кожу стоп. Серебристые глаза проходились по окружающей их территории, выискивая нужный объект. Стена, выстроенная ливнем, не позволяла должным образом разглядеть в этой пелене хоть что-то, что смогло бы подсказать Блэку о правильности его прибытия. Он щурился, приглядывался, но всё никак не мог распознать нужную могилу. Сердце вновь бешено заколотилось, стоило слизеринцу ступить на порог магловского кладбища. Слизеринец не мог переступить через себя в тот день, когда в его спальню прибыло письмо. На небольшом пергаменте значилось время и место проведения похорон. В тот день Блэк едва не лишился рассудка, громя спальню слизеринского факультета. Осознание того, что всё, действительно, закончилось, обдавало ледяными пощёчинами, раз за разом, усиливая свой удар. Лязг от мысленных увечий разрезал естество Блэка, выбивая весь дух из его увядавшего тела. Блэк не явился на похороны Флоренс. Сжег письмо с чёртовым приглашением в языках пламени, не желая больше соприкасаться глазами с этим режущим словом. Смерть – она поселилась повсюду. Забралась под бледную плоть слизеринца, обосновываясь в его душе и сердце. Понятие о небытие закрепилось в нём, отравляя любые попытки возвратиться к былой жизни. Смерть стала синонимом его бренных дней. Серая тоска оккупировала его разум, принуждая слизеринца отказаться от любых возможностей выбраться. Тягучая скорбь текла по его венам, смешиваясь с его кристально-чистой кровью – очередное напоминание о том, что именно стало причиной всех его бед. Последние несколько дней он провел в заточении собственных дум, абстрагируясь от внешнего мира. Блэк долго думал о правильности своего поступка – так просто отпустить все то, что было связано с девчонкой. Решение о том, чтобы посетить место захоронения Флоренс далось ему нелегко. Пришлось вести долгие диалоги с самим собой, чтобы все-таки решиться на этот болезненный, крайне мучительный шаг. Вечные тирады о решимости и смелости не приводили к требуемому результату. Блэк понимал, что являлся настоящим трусом, раз не мог наступить собственным слабостям на горло, дробя их в труху. Всю свою сознательную жизнь он вопил о том, что не страшился ничего в этом мире, а в итоге загнался в угол, как последняя трусливая скотина. Маленький мальчик испугался встречи с неизбежным. Струсил взглянуть в глаза правде. Едкой, мучительной, но, всё же, правде. Ему было тошно от самого себя. Тошно от того, что из-за его надуманной храбрости погибла невинная душа. Тошно от того, что он даже не мог взглянуть на могилу той самой невинной души, чтобы хоть как-то замолить собственные грехи. После того, как собственные демоны начали вновь съедать Регулуса изнутри, он, вдруг, понял, что не должен скрываться от произошедшего кошмара. Он должен был отправиться к ней. Во что бы то ни стало, обязан был понести моральную кару за то, что совершил. Даже, если было невыносимо и хотелось лезть на стены от разъедающего горя, Блэк должен был переступить через собственные страхи. Как сейчас он переступал через очередную наплывшую лужу, удерживая равновесие на скользкой тропинке. Взгляд зацепился за тёмный силуэт неподалеку. Высокая худощавая фигура, обтянутая мантией, застыла напротив очередной могилы, внимательно всматриваясь вперед. Регулус с трудом узнал в этом образе знакомого, который был воссоздан, казалось, из прошлой жизни. Молодой человек уверенным шагом двинулся вперед, минуя небольшое расстояние. Глаза не подвели Блэка – перед ним оказалась, действительно, личность из недалекого прошлого. Северус Снейп, не реагируя на шум извне, вцепился взглядом в надгробие, роняя скупые слезы. Горючие капли смешивались с прохладным дождем, преобразовываясь в токсичную смесь самого траурного вещества. Блэк перевел взгляд от Северуса к надгробию, удерживая ком страданий на уровне горла. Серые радужки прошлись по надписи, от которой душа вновь принялась раскалываться на несколько сотен частиц.

Флоренс Снейп В память о смелой волшебнице, любимой сестре и лучшей дочери 31 октября 1961г. — 31 мая 1978 г.

Блэк зажал рот ладонью, удерживая утробный вскрик. Он кусал тонкую кожицу губ до крови, лишь бы перебить жгучую боль, опаляющую органы. Внутри всё будто рушилось, оставляя место для руин былого счастья. Регулус не мог поверить, что некогда ослепительная радость была способна на то, чтобы нещадно прожечь своим светом зияющую дыру внутри. Слизеринец продолжал жадно впитывать каждое выгравированное слово, чтобы, наконец, окончательно прозреть. Почувствовать, какова тоска была на вкус. Ощутить всецело гнетущую реальность. Пока дождь омывал надгробие, Регулус понял, что скучал по ней. Каждая чёртова секунда, проведенная без этой прыткой слизеринки, была омрачена одиночеством и нуждой. Редкая слезинка коснулась острой скулы слизеринца, оповещая о том, что ему на физическом уровне не хватало частички небесного света. Блэк смахнул солёную каплю, вдыхая глубже свежий воздух горевавшей природы. Регулус кинул взгляд на застывшего на месте Северуса, проходя чуть ближе к могиле. Зубы тряслись ни то от холода, ни то от переживаний, но слизеринец всячески игнорировал неприятные ощущения, двигаясь вперед. Руки удерживали небольшой букет незабудок, ничуть не меркнувших под гнётом ненастной погоды. Блэк чуть опустился, укладывая цветы на землю, касаясь кончиками пальцем влажного камня. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — раздался хриплый голос позади, напоминавший о том, что Регулус был на кладбище не один. — Взаимно, — коротко ответил слизеринец, не оборачиваясь. Блэк все ещё удерживал ладонями мрамор, думая о том, что мог свалиться прямо на землю от переизбытка эмоций. — Не думал, что ты когда-нибудь решишься прийти сюда, — Северус продолжал вести этот диалог, но тон его не был искупан в злости. Он просто был сломлен. Как Регулус. Как каждый, кто столкнулся с этой трагедией. — Я удивлен, что ты прочёл моё письмо. Лили думала, что ты никогда не сможешь прийти на могилу к Флоренс. — Как она? — совершенно необычный вопрос, сошедший с уст слизеринца, но Блэк, действительно, все эти недели думал также и о гриффиндорке, которая едва не пала замертво тем утром, тридцать первого мая. — Лили до сих пор не может прийти в себя, — дрожащим голосом вещал Снейп, стараясь держать лицо. Но впервые у него получалось так паршиво скрывать собственные чувства. Блэк его понимал. И впервые не осуждал за такое проявление слабости. — Она помогала мне в организации похорон, была всегда рядом, но я видел, как ей плохо. Она постоянно плакала, причитая о том, что ей нужно было тогда отправиться с нами… но рядом с ней Поттер, он поможет ей со всем справиться. Блэк до сих пор чувствовал себя обязанным Эванс. Не то, чтобы гриффиндорская всезнайка смогла заручиться снисхождением слизеринца. Но всякий раз, когда Регулус закрывал глаза, перед ним детализировано выстраивалась картина того утра, а слух по сей день улавливал истошный крик рыжеволосой, умоляющей о том, чтобы все это оказалось сном. По телу бежала тысяча гнусных мурашек, транслирующих вину Регулуса за то, что подвел Эванс. Пообещал вернуть ей Флоренс, но не сделал это должным образом. Блэк отступил от размокающего надгробия, отворачиваясь от гравировки, что так въедливо проникала в ментальную составляющую слизеринца. — Он знает, что крестраж у тебя. Короткое предложение, озвученное Снейпом, оказалось громом посреди и, без того, ненастного небосвода. Шумный раскат пронёсся по почве, отдавая прямо под дых. Слизеринец почувствовал, как очередной финальный аккорд в той злополучной истории скрежетал неприятным звуком. Мерзкие ноты разрезали ушную раковину до кровавых ран, заставляя удерживать оппозицию против сокрушительного удара новых подробностей. Блэк обернулся, от чего подол его плаща развился по ветру, добавляя его жесту некого пафоса, совершенно неподобающего для накаленной обстановки. Регулус молчаливо вперился взглядом в высокую фигуру Снейпа. Тот впервые за все их встречи не выглядел надменным мерзавцем, коим его считали почти все в школе. Пусть и звучал он с неким вызовом, но лицо его буквально гремело об обратном. Северус был встревожен, и эта тревога передалась Блэку. Не нужно было уточнять, о ком шла речь. Регулус и сам прекрасно понимал, про кого вещал бывший староста школы. — Он догадался, что ты отдал ему фальшивку, — тем же встревоженным голосом продолжал свой монолог Снейп, раскрывая карты, спрятанные в рукавах, — а теперь намеревается найти и, наконец-то, убить тебя. — Так пусть убивает, а не разбрасывается громкими словами! — истерично хохотнул Блэк, вновь испытывая судьбу своими пророческими словами. Слизеринец со злости пнул прилегавший к подошве обуви камень, раздраженно бормоча ругательства себе под нос. — Всё не так просто, мальчишка, — разъяренно воскликнул Северус, пытаясь перекричать вой ветра и шум льющегося дождя. Казалось, что нарочитая беспечность Блэка выводила из себя Снейпа, терроризируя его пошатанные нервы. — Он знает, что вся эта история с убийством Флоренс навела шуму, поэтому Пожиратели намерены скрыться в тени на неопределенный срок. Никто не знает, когда Реддл вновь начнёт свою активную деятельность. Ходят слухи о том, что он желает обрести ещё большую силу в магическом поприще, а на это может уйти время. Год, два или три – об этом никому неизвестно. Но я знаю одно: он уже заручается поддержкой повсюду, где разделяют его взгляды. И не только у обычных волшебников, но и у других магических существ, более могущественных. Блэк сглотнул, переваривая всю обрушившуюся на него информацию. Он, действительно, не отдал этому ублюдку подлинный крестраж. Регулус не догадывался, что это лишь спровоцирует усиление мощи Тёмного Лорда. Слизеринец считал, что, если выкраденный крестраж можно будет уничтожить, то это даст трещину в делах Реддла. Но он ошибся. Вновь. — И ты решил помочь мне? — выгнув бровь, бросил Блэк, подходя ближе к Снейпу. — Я не собираюсь тебе помогать, просто предупреждаю. Поверь, будет лучше, если ты засядешь на дно и перестанешь кичиться своей смелостью, Блэк, — сквозь зубы говорил Снейп, морща крючковатый нос от недовольства. — Мне очень повезло, что Реддл не догадался и о моей причастности к налету на его дом, но это не значит, что я избежал участи подозреваемого, — выпрямив спину, Снейп прошёл чуть вперед, вставая с Регулусом лицом к лицу. — Я сделаю всё возможное, чтобы постепенно отойти от всех тёмных дел, но поверь мне на слово, я не стану тебе помогать. Блэк не ощутил разочарования от колких слов Северуса. Слизеринец прекрасно понимал, что Снейп не станет потакать планам Регулуса, исполняя его прихоти. А Блэк знал, что ни за что не ввяжется в историю, где будет задействован столь противоречивый персонаж. Хоть смерть Флоренс в каком-то смысле их объединила, но, все же, они оставались по разную сторону баррикад. Снейп желал оставаться в тени, быть серым кардиналом в этом сюжетном повороте. Блэк, в свою очередь, испытывал дичайшую тягу к тому, чтобы заявить о себе, уничтожая крестраж и все то, что связано с его хозяином. Пусть на это уйдёт год, два три – неважно. Регулус больше не отступит от своей цели. Сказанное Северусом лишь укрепило готовность Блэка нанести ответный удар. И он обязательно это сделает, во что бы то ни стало. — Кстати, это твоё, — Снейп протянул запечатанный конверт Регулусу. — Что это? — непонимающе взглянул Блэк на своего собеседника, забирая у него из рук промокший пергамент. — Нашёл в вещах Флоренс. На конверте значится твоё имя, и я подумал, что ты имеешь право прочесть то, что там написано. Снейп обошёл Регулуса, направляясь к выходу из кладбища. — Но ты сказал, что удивлён моему приходу, — крикнул Регулус на прощание, — как тогда ты понял, что письмо нужно взять с собой именно сегодня? — Я приносил его каждый день на протяжении двух недель в надежде, что ты, наконец, соизволишь явиться и забрать своё послание, — крикнул Северус в ответ, скрываясь за воротами. Блэк обернулся в надежде найти укрытие от дождя, дабы ливень не смыл собой чернильные буквы. Спрятав конверт в плаще, слизеринец перебежал через тропинку, забегая в беседку неподалеку от могилы Флоренс. Обмерзшие ладони не слушались. Пальцы тряслись в привычном треморе, не желая раскрывать чертовый запечатанный пергамент. Зацепившись зубами за край конверта, Регулус оторвал ребро бумаги, доставая содержимое. Надвое сложенное письмо пахло вишневым табаком, призрачными надеждами и счастливым прошлым.

Здравствуй, Блэк! Или Мистер-я-всё-знаю-лучше-всех. Как тебе больше нравится? А, впрочем, неважно. Это ведь моё письмо, верно? Значит, я буду писать так, как нравится мне. Честно говоря, я даже не знаю, увидишь ли ты когда-нибудь моё письмо, но я искренне надеюсь на то, что в этом не будет никакой необходимости. Обычно я пишу такие послания в порывах грусти, чтобы справиться со стрессом. Мой психиатр (убери это надменное выражения лица! Если ты не знаешь, кто такие «психиатры», то это не означает, что ты можешь умничать)… Так о чём я!... Мистер Уилкинс сказал мне однажды о том, что мы можем выразить все свои чувства в письме, если не можем найти в себе силы сказать о них кому-то лично. Я прислушалась к его совету и стала писать. Обычно я пишу в приступах печали, но сегодня ночью мне не спалось из-за другого. Мне очень тревожно, Регулус. И эта тревога вызвана, отнюдь, не из-за того, что в скором времени нам придётся отправиться на поиск крестража. Конечно, этот факт также выбивает меня из колеи… но сердце моё неспокойно по иному поводу. С каждым днём мне становится страшно из-за моих чувств к тебе. Я так сильно привязалась к тебе, Блэк, что теперь мне кажется, что не смогу пережить, если с тобой что-то случится. Если что-то произойдёт с нами. Когда-то давно я зареклась, что не посмею влюбиться в негодяя. Не позволю кому-то играться с моим сердцем, отдавая собственные чувства целиком и полностью на растерзание другому человеку. Но потом в мою жизнь ворвался ты. Перевернул все с ног на голову, заставляя проникаться тобой. Думать о тебе, желать, а после любить. Так отчаянно и проникновенно, что иногда захватывает дух и земля перестает вращаться. Сперва я жалела и старалась утихомирить свою тягу к тебе, но после сдалась. Я вдруг поняла, что больше не могу противиться своим чувствам к тебе. И любить тебя оказалось… больно. Поначалу. Но когда ты открылся передо мной тогда, в Выручай-комнате, я осознала, что ошибалась. Я влюбилась в негодяя. Но полюбила я замечательного человека. Лучшего из всех, кого я встречала за всю свою жизнь. Встретив тебя, я вытянула счастливый билет. Вкусила то самое, что зовется настоящей любовью. Спасибо, что ты подарил мне эту сказку, Регулус. Я искренне верю в то, что мы сможем одолеть зло и вернутся к былой беззаботной жизни. Ещё я очень надеюсь на то, что ты согласишься провести со мной летние каникулы. Конечно, я ни за что тебе не стану навязывать своё общество после учебного года. Но знай, несмотря ни на что, в глубине души, я, конечно, буду рада разделить с тобой летние месяцы. В случае твоего отказа, увидимся следующей осенью!

Блэк не успел опомниться, как дошёл до точки. Слезы градом спадали по щекам, а лицо алело от противоречивых эмоций. Каждое слово, сплетенное в предложение, одаривало Регулуса глубиной чувств Снейп, о которых она никогда не осмеливалась говорить вслух. Безграничная любовь к слизеринке окутывала сердце Блэка, напоминая ему о сладостных днях, когда она была рядом. Осязаемая, живая. Жгучая страсть заполоняла их жилы, заставляя тянуться друг к другу. Нежнейшие чувства, называемые любовью, лишь укрепляли их союз. Когда-то давно, когда Блэк только осознал, что его неумолимо тянет к назойливой девчонке, он думал, что она – причина всех его бед. Проклятье, носящее проникновенно-синий оттенок. Но спустя долгие месяцы Блэк понял, что Флоренс не являлась знамением чего-то плохого, пагубного и губительного. Напротив. Флоренс являлась олицетворением искупления его грехов вследствие совершения того самого плохого, пагубного и губительного. Любовь к девчонке стала антидотом от болезни его души. Блэк долго перечитывал письмо, проходя серебристыми радужками по тексту. Крайняя слеза упала на чернильную букву, образовывая кляксу. Слизеринец заметил, как расплывшийся текст начал переливаться на солнце. Он выглянул за перила беседки, осматриваясь. Блэк не помнил, в какой момент перестал лить дождь. Казалось, что он и вовсе отступил, отдавая свои владения во власть знойному солнцу, так сильно палящему по английским землям. Вдохнув полной грудью свежесть от промокшей земли, Регулус также ощутил, как в носовые пазухи вбивается табачный дым. Не тот, что он привык вдыхать с каждым прикосновением к мягчайшей коже. Совершенно иной, но до боли знакомый. — Ты. Блэк обернулся, не веря своим глазам. Перед ним предстал его старший брат, которого он не видел с того момента, когда Регулус выиграл школьный матч по квиддичу. С того самого дня, когда они поговорили по душам. Когда посмели открыться друг другу, выказывая прощение и полное взаимопонимание. — Я, — лучезарно улыбнулся Сириус под стать выглянувшему солнцу. — Что ты здесь делаешь? — растеряно спросил Регулус, оглядывая брата. Тот вальяжно расположился на ступенях, выкуривая толстый ствол сигареты. Он выдыхал клубы дыма, выглядя при этом со всей присущей ему аристократичностью. Как бы Сириус не пытался отречься от устоев собственной семьи – они были заложены в нём с самого рождения, основаны под самый корень. Сириус выглядел странно. Очень неформально, и это резало глаз педантичному Регулусу. Свободного кроя рубашка, расстегнутая на несколько пуговиц облегала корпус молодого гриффиндорца, а на ногах растянулись странные брюки голубого оттенка, чья ткань была выцветавшей и в некоторых местах потертой. Регулус даже не был уверен, что это были брюки в привычном понимании. — Ты думал, что Дамблдор отправит тебя скитаться в одиночку? — склонив голову, задал встречный вопрос Сириус, который также послужил и ответом. — Тебе не обязательно таскаться за мной, словно нянька, — фыркнул Регулус, облокачиваясь на перила беседки. — И, помнится мне, ты намеревался отправиться в кругосветное путешествие. — Всему своё время, малыш Реджи, — Сириус хмыкнул, не намереваясь раскрывать все подробности своей дальнейшей жизни. — К тому же, наша сестра Дромеда печет такие аппетитные пироги с патокой! Я не уверен, что смогу променять их на несколько лет скитаний по миру… — Ты живёшь у Андромеды? — напрягшись, перебил гриффиндорца Регулус, убирая письмо Флоренс во внутренний карман промокшего плаща. — С недавних пор, — кивнул головой Сириус, измельчая сигарету в труху взмахом волшебной палочки. Он засучил рукава, кидая взгляд на циферблат часов. — Кажется, нам пора. Порт-ключ сработает ровно через пять минут. Если мы опоздаем, то придётся добираться на попутках, а я не хочу объясняться перед малышкой Нимфадорой за своё долгое отсутствие. Регулус заморгал, дабы прийти в себя после услышанного. Это был уже второй раз за такой короткий срок, когда слизеринцу приходилось хорошенько обдумать сказанное оппонентом. — Перед малышкой Нимфадорой?.. — Твоя племянница, между прочим. Она тебе понравится. Просто чудный ребенок, особенно, когда вытворяет свои фокусы с разноцветными волосами, — мягким тоном объяснялся перед братом Сириус, доставая порт-ключ, обернутый толстым слоем ткани. — Ну же, скорее! — гриффиндорец кивком головы указал на предмет перемещения. Регулус, сам того не осознавая, встал на ноги, подбегая к старшему брату. Тот человек, которого когда-то совершенно искренне презирал Блэк, теперь стал единственным спасательным якорем посреди бушевавшего океана зла и тьмы. Было ли это велением семейных уз, проснувшихся от долгой спячки или же следствием тяги к тому, кто хоть как-то старался искренне помочь, ничего не прося взамен. Блэк не знал. И ещё долго не узнает. Ему потребуется много времени, чтобы пересмотреть свои прошлые взгляды, вычеркивая их из своей жизни. Немало потребуется дней, чтобы привыкнуть к себе новому, но Регулус дал клятву, что привыкнет к новым реалиям и сделает все возможное, чтобы отныне ступать только на правильный путь. И больше не будет сложностей. Потому что рядом будут те, кто поддержат. Его семья. Та, что осталась стоять с Регулусом плечом к плечу. И та, что навеки поселилась в его сердце, распыляя любовь цвета ночного индиго.