Всё, как надо

Дверной звонок пробивается сквозь сон, вынуждая проснуться. Нетерпеливый, пронзительный, настырный. Суна открывает глаза и смотрит на часы: пять пятнадцать утра. И кого могло принести в такое время? Хотя так отвратительно трезвонить может только один человек. Вот только он должен быть сейчас на другом континенте. Суна бросает взгляд на Осаму, но тот лишь переворачивается на другой бок, и накрывается одеялом с головой, делая вид, что спит. — Это твой брат, вообще-то! — ворчит Суна, поднимаясь с нагретого места. Ноль реакции. Добавляет раздражения флакон со смазкой, который они вчера забыли в кровати. Он болезненно утыкается под колено, пока Суна пытается выбраться из одеяла. Поэтому, когда он наконец добирается до двери и распахивает её, градус его раздражения просто зашкаливает. Ацуму на пороге одет по-летнему: в какие-то пижонские цветные шорты, майку и рубашку. И вообще выглядит слишком бодрым для человека, совершившего трансконтинентальный перелет. Суна едва удерживается от того, чтобы мстительно закрыть дверь прямо перед его носом. Вместо этого он молча сторонится, пропуская Ацуму внутрь. Тот ставит чемодан и надувает пузырь из жвачки, между делом втягивая воздух. Суну раздражает и это тоже. Способность определять кучу вещей на запах. — Ты что, не рад мне? — улыбается Ацуму, глядя на него поверх темных очков. — Ты не предупредил… — Суна не в настроении, хочется дать ему по шее и идти досыпать свое положенное время. Но вместо этого он шумно закрывает входную дверь, случайно касаясь чужого плеча. Влажное. Теплое. Даже слишком. От него прёт, как от печки, несмотря на то, что на улице ещё раннее утро и город не успел прогреться. Суна замирает, облизывает вмиг пересохшие губы. Принюхивается, но проклятый запах мятной жвачки перебивает все. Он бета, и в запахах он совершенно не силен, но слишком давно живет с этими двумя, чтобы не понять… — Твой брат там. Ацуму презрительно фыркает, убирает очки на тумбочку и повисает на шее у Суны, обхватывая его ногами. От неожиданности Суна падает, больно ударившись об угол шкафа. Раздражение вскипает, пенится и плещется через край. — Совсем сдурел! — рычит он, угрожающе вздёргивая губу. Оскал, манеру которого он подхватил у Осаму. — Давно хотел это сделать, — выдыхает Ацуму ему на ухо, полностью игнорируя угрозу, и целует. Суна в отместку больно кусает его за губу. Мятный привкус чувствуется и здесь — приторный и мерзкий, перебивающий всё остальное. — Убери ее нахрен, — шипит Суна. Ему хочется не этого химического привкуса, обещающего якобы свежесть, а настоящего. Он действительно скучал. Взрослая жизнь — это сплошные обязательства, бесконечные сборы, тренировки и командные игры. Кому как не Суне это знать. Поэтому они особенно ценят моменты, когда могут быть вместе. — Куда ты хочешь, чтоб я ее убрал? Проглотил? — Ацуму придает максимум двусмысленности своим словам. Он перестал держать себя в руках, едва переступив порог дома. И вот он уже нетерпелив больше, чем обычно, неаккуратно ёрзает и притирается всем телом, пытаясь урвать максимум прикосновений. Горячий, как в лихорадке. Его полностью вставший член натягивает тонкую ткань шорт. Суна запоздало думает, а есть ли на нем белье. В погоне за этой мыслью он кладет руки ему на ягодицы, чувствуя под пальцами влажную ткань. Ацуму тянется за поцелуем снова, но Суна отворачивается. Губы мажут по его щеке, оставляя след ментоловой сладости. — Да блядь! — Теперь уже очередь Ацуму злиться. Раскрасневшийся, взъерошенный и без возможности получить желаемое, он выглядит великолепно. Суна чувствует себя отомщенным, но пока еще недостаточно. Ацуму приходится выпрямиться с разочарованным вздохом и дрожащими руками вытащить из кармана шорт салфетку. — Отлично перебивает запах, между прочим. Суна чувствует, как его пижамные штаны пропитываются влагой. Из Ацуму течет так, что шорты на нём уже насквозь мокрые. — И как ты до дома доехал, придурок? — недовольно интересуется Осаму, стоя в проеме двери. — Не без приключений. Но совсем плохо стало в такси. Хорошо, что водитель оказался бетой. — А встретить попросить ты не мог? — продолжает злиться Осаму. Тот факт, что его брат мог найти приключений на задницу в прямом смысле, сметает с него все самообладание в секунду, а запахи только ухудшают ситуацию. — Я хотел сделать сюрприз! — возмущается Ацуму. — Я вам не мешаю? — интересуется Суна, скользя руками по бёдрам Ацуму и ныряя под резинку шорт, одновременно касаясь члена и скользя между ягодиц. Ацуму откидывает голову, всхлипывая. Суна не отказывает себе в удовольствии дотянуться и мстительно прикусить за шею, оставляя след. У него нет клыков, как у альфы, и след от зубов поверхностный, но Ацуму этого хватает, и он срывается на стон. — Вы достали! — не выдерживает Осаму, хватает брата за руку и тащит в спальню. Суна идёт следом, снимая пижамные штаны вместе с трусами: все равно они насквозь влажные. Но вместо того, чтобы присоединиться к Миям, он садится в кресло и кладет руку на свой вставший член. Ему нравится наблюдать. В отношениях альфы и омеги есть что-то первобытное и дикое. Глядя, как Осаму сдергивает с Ацуму одежду и вжимает его в одеяло, Суна в очередной раз думает, что, наверное, он должен сожалеть и ревновать. Но вместо этого возбуждение только нарастает. Он ведёт рукой, на которой осталось ещё немного смазки Ацуму, по своему члену, смешивая запахи. Потом подносит руку ближе к лицу. Для него она почти ничем не пахнет, немного отдает фруктовым гелем для душа: когда уже все смыл, а кожа пахнет почти неуловимо. Но Осаму с этого запаха дуреет. Суна сам не раз видел последствия. Он переводит взгляд на кровать. Ацуму стоит на четвереньках, уже полностью раздетый. Видно как тяжело и сорвано он дышит, вздрагивая под прикосновениями. Осаму прижимается к нему бедрами, вжимая член между его ягодиц, но входить не спешит. Дразнит. Скользит языком по спине, затем ведёт ладонью по влажному следу собственной слюны. Второй рукой он прижимает голову Ацуму к кровати, заставляя прогнуться еще больше, отчего поза получается максимально откровенной. Суна чувствует себя отомщенным во второй раз. — Да ты сделаешь уже что-нибудь или нет?! — хрипит Ацуму, пытаясь прижаться теснее или выбраться из хватки. Вместо ответа Осаму оглаживает чувствительную заднюю поверхность его бедер, ещё больше размазывая смазку, но не принося облегчения. — Суууука... — Ацуму глухо рычит в подушку от злости. Рука Суны скользит по члену к мошонке и, повторяя движение Осаму, на внутреннюю поверхность бедра. Такой Осаму нравится Суне особенно. Как бы он ни отрицал этого, инстинкт в такие моменты мигает красным и орет, что нормальная бета должна убраться подальше. Но он никогда не был нормальным. Поэтому вместо того, чтобы уйти, он подбирается ближе, испытывая особое удовольствие при виде этой первобытной ярости. Он смакует детали, ускоряя скольжение ладони по члену. — Суна, иди сюда. — Голос Осаму пробивается через туман мыслей и густое возбуждение. Словно читает его мысли… — Что? — Суна замирает и разочарованно прикусывает губу, он был очень близок к финишной прямой. — Поднимай свой зад и тащи его сюда. — Для Осаму течка брата — катализатор. Его срывает с нуля до максимума за секунду. И Суна предпочитает с ним не спорить. Неохотно убирает руку с члена и подходит к кровати. Осаму тянется, скользит языком по животу, очерчивая рельеф, смотрит снизу вверх. У Суны перехватывает дыхание при взгляде в совершенно шальные от возбуждения глаза. Второй раз дыхание перехватывает, когда Осаму дёргает его на себя, располагая между собой и Ацуму. — Что ты задумал? — спрашивает Суна севшим голосом. — Тоже хочу посмотреть на вас со стороны. Не двигайся, — это он говорит Ацуму. Тот тихо ворчит, но слушается. Освободившейся рукой Осаму собирает смазку, текущую из Ацуму, и проводит несколько раз по члену Суны. Осаму ещё ни разу не позволял Суне брать Ацуму в течку первым. Суна чувствует, как в мышцы начинает пробираться предательская дрожь, и прижимается к Осаму спиной. — Ты же тоже этого хочешь? — Осаму прикусывает его за шею. Мягко. Но больно все равно. Клыки царапают кожу до крови. Суну едва не добрасывает до оргазма только от этого. Ощущение чужой власти болезненно задевает его гордость на секунду, а потом разливается по телу предвкушением. Суна никогда не сомневался в своих мазохистских наклонностях. — Может, вы ещё там покурить сходите? Что уж там. Не стесняйтесь, — раздражённо комментирует Ацуму, но по дрожащему голосу понятно, что бахвальство даётся ему дорого. — Нехрен было будить меня в пять утра! — рявкает Осаму и отвешивает ему шлепок, отчего Ацуму подбирается и тихо скулит в одеяло. Они оба плохо реагируют на супрессоры, точнее — почти никак, особенно в присутствии друг друга. В первые годы ещё получалось найти особенно жесткие и сильные препараты, которые немного спасали ситуацию, а потом всё… Их очень похожие запахи работают перекрестно, обнуляя все достижения современной фармакологии. Ну, почти все. Контрацептивы справляются полноценно. Суна чувствует себя странно, когда Осаму направляет его член в Ацуму. Член самого Осаму в этот момент прижимается ему между бедер, крупный, твердый. Возбуждение опьяняет, и Суне кажется, что он сам попадает под влияние этого буйства феромонов и запахов, хотя такого не может быть. Осаму мягко толкает его бедрами, и Суна почти сразу входит на всю длину, задерживая дыхание, погружаясь в ощущения: волнение, восторг, желание и безграничное доверие между ними. Ацуму вскрикивает и выгибается, закидывает руку назад, хватая Суну за бедро и скользя по нему пальцами. — Двигайся, — командует Ацуму, подаваясь ему навстречу. Суне хочется прижать его, как это сделал Осаму, заставить отплатить за ранний подъем и нахальство. В обычные дни это не так просто, а вот в течку он уязвим. Но они никогда не нарушают границы, установленные уже очень давно. Суна запускает руку ему в волосы, сжимает и оттягивает голову назад. Вторая ладонь зажимает член Ацуму у основания. Суна выходит почти полностью и размашисто вводит член снова. — Ты что-то сказал? — Дыхание самого Суны срывается, но слышать, как захлёбывается всхлипами Ацуму, приятно. Суна действительно дуреет от их феромонов на подсознательном уровне. Кажется, что он берет от них обоих понемногу и присваивает себе. — Сильнее, — командует Осаму, выдыхая на ухо, и Суна подчиняется. Ацуму тесный, податливый, влажный, он вцепляется зубами в одеяло, чтобы заглушить собственные стоны. Суна так увлекается, что теряет контроль над окружающим пространством. В итоге он чуть не рявкает, когда ему на бедра ложатся руки, жёстко фиксируя. — Стоп. — Осаму, мать твою, — шипит Суна и вздрагивает, когда влажные пальцы ведут между ягодиц. Ему даже за смазкой далеко идти не пришлось. Спасибо, Ацуму. — Только попробуй взять меня с узлом. Прикончу. Осаму тихо смеётся, проталкивая сразу два пальца и раздвигая их. Суна рефлекторно дёргает бедрами, входя глубже в Ацуму. Пытается сдерживать свои эмоции, которые рвутся наружу. — Я кончу раньше, чем ты… — Кончай, когда захочешь. — Осаму заменяет пальцы членом и, не церемонясь, вгоняет его на полную длину. — Блядь, — выдыхает Суна, дрожа всем телом. В ушах бьёт набатом, вдохнуть получается с трудом. Осаму задаёт медленный ленивый темп. — Ненавижу вас обоих, — стонет Ацуму, выпуская изо рта одеяло. Суна кладет руку ему на член, пытается сосредоточиться и отсрочить свой оргазм. Вся промежность Ацуму в вязкой смазке, поэтому нужно только огладить от поджавшейся мошонки до головки. Чуть сжать пальцы, потом повернуть ладонь вокруг, так, как он часто любит делать себе. Ацуму прогибается ещё сильнее, толкаясь в руку и сжимаясь. Для Суны этого оказывается слишком много. Оргазм не оглушительный, стоило бы продержаться ещё. — Рано ты, — поддевает его Осаму, не останавливая движений. — Иди к черту, — огрызается Суна. Теперь уже его голос дрожит, а Ацуму и вовсе говорить не может. Движения члена чуть продлевают оргазм. Суна всхлипывает и вздрагивает, но собирается с мыслями, чтобы договорить. — Трахни его нормально, мне достаточно. — Ладно, как скажешь. — Осаму останавливается и даёт Суне возможность сменить позу. Тот пробирается под Ацуму, притягивает, укладывая на своей груди. Взгляд у того поплывший и расфокусированный. Суна нежно целует его, пока Осаму входит в Ацуму с одного толчка и сразу берет жёсткий темп. Поцелуй приходится прервать. Ацуму стонет Суне в шею, влажный от пота и смазки, а его член скользит, зажатый между их телами. Суна перехватывает его рукой, сжимая вместе со своим. Ацуму скулит, его сотрясает крупная дрожь, а в ладонь течет теплая сперма. Суна не сводит взгляд с Осаму. Он глядит поверх плеча Ацуму на его влажную от пота грудь, взъерошенные волосы и хищный оскал. Он караулит момент, когда нужно будет вмешаться. И не ошибается. Едва кончив, Осаму, оглушенный оргазмом, тянется к шее Ацуму. Суна успевает подставить руку и ощутить на предплечье хватку зубов. — Стоп. Осаму, никаких нахрен меток. Никто не поверит, что я мог его так укусить. Им никогда нельзя забывать об осторожности. По легенде Ацуму встречается с Суной. И все трое старательно этой легенды придерживаются. Это спасает их от множества проблем. А квартиру они просто снимают вместе: так удобнее, да и братья друг за другом присматривают. Ацуму всегда под контролем у журналистов, Суна меньше. Единственный, кому повезло, — это Осаму, но и ему достается — ожидаемо, от фанатов Ацуму. Поэтому никаких лишних меток и запаха. Постоянная осторожность. Следить за этим приходится Суне: у этих двоих мозги иногда вышибает начисто. Осаму нужно несколько долгих минут, чтобы прийти в себя. Он неохотно разжимает зубы, ворчит и, перехватив Ацуму поперек живота, заваливается на кровать. Для того, чтобы спал узел, нужно чуть больше времени. Ацуму вздрагивает всем телом и всхлипывает, все еще пытаясь выровнять дыхание. Суна придвигается ближе и перекидывает ногу через них обоих. Сначала он гладит Ацуму по шее и лицу, коротко целует в губы, успокаивая. Затем тянется к Осаму. — Бросай эту ебучую привычку жрать его во время вязки… — рычит Суна, потирая прокушенное предплечье. Лёгкое чувство дежавю. Хотя в тот раз было ниже и сильнее, так, что болело неделю и мешало нормально играть. — Я не совсем могу это контролировать. Прости. — Осаму виновато морщится и прячет лицо на загривке брата. — Тебе мозг дан, чтобы пользоваться, а не выключать его в угоду инстинктам. Ацуму фыркает и смеётся, откидывая голову и едва не въехав затылком Осаму по лицу. — Между вами ничего не меняется. Вы всё такие же самовлюблённые придурки. — Кто бы говорил. — Осаму прижимает его к себе за бедра, и Ацуму возмущенно шипит, выгибаясь. — Может, мы от тебя нахватались? — У нас одно ДНК, не забыл? — рычит Ацуму сквозь зубы и осекается. В воздухе повисает неловкая пауза. Всякий раз, как кто-то поднимает эту тему, Суна чувствует, как холодеет воздух и повышается напряжение. Он зарывается рукой в волосы Осаму, ловит его взгляд, а потом касается губами шеи Ацуму, потираясь щекой о щеку. — Все хорошо. — Он в это верит и меньше всего хочет, чтобы они чувствовали вину за то, что происходит. — Мне вас не хватало, — подаёт голос Ацуму. — Я, конечно, могу себя занять и сам, но… Суна закатывает глаза, а Осаму кусает Ацуму за ухо. Мир временно восстановлен. Через час завёрнутый в одеяло Ацуму спит. Суна приносит кофе лежащему возле него Осаму, а сам ложится с другой стороны, подгребая к себе сонного Ацуму. Закрывает глаза и прислушивается к его спокойному дыханию. Они-то могут ещё поспать, а вот Осаму уже пора. — Я рад, что мы поцапались тогда. — Это самое странное признание в любви, которое я слышал, — отзывается Суна, не открывая глаз. — Ты как будто много их слышал. — Твое точно самое худшее… — Ринтаро! Суна все-таки открывает глаза и смотрит пристально. Осаму не из тех, кто легко говорит про свои чувства. Возможно, Суна слишком самоуверен, но ему не нужно слышать, только внимательно смотреть. Картина складывалась медленно, деталь за деталью на протяжении многих лет, но теперь он уже совершенно точно уверен, что Осаму Мия влюблен в него точно так же, как в собственного брата. Хотя в самом начале у Суны было много сомнений. — Можешь ничего не говорить, — тихо произносит Суна. — Я все знаю. Осаму тянет руку и сжимает его ладонь, лежащую поверх одеяла. Кожа Осаму слишком теплая, нагретая об кружку. — С тобой всё по-другому, — всё-таки говорит Осаму. — Ты не знаешь, как он паниковал в нашу первую вязку… — Я уверен, что и ты тоже. Но показывать виду было нельзя, ты же старший. — Мне не хватало твоей логичности, последовательности и силы убеждения. — Я тоже паниковал. Тогда. — Но не выглядел… — У меня коленки тряслись, но я же не мог тебе уступить. Они тихо смеются. Солнечные лучи медленно ползут по кровати, предвещая начало жаркого летнего дня. Всё так, как надо. Всё на своих местах, и Суна ни за что не променял бы эту жизнь на другую.