Когда Солнце исчезнет

Гул студентов, снующих от одного корпуса к другому алыми и синими пятнами, заполнял стены университета в, для старших студентов и преподавателей, обычное утро перед спортивным фестивалем. До стадиона с площадками, где вскоре должны были начаться выступления команд с разных факультетов, вела дорожка, окруженная ларьками с сувенирами, едой и напитками, которые подготовили те, кто в соревнованиях по какой-то причине решил не участвовать. В обилии красок и запахов, бедные первокурсники метались от одного продавца к другому, разглядывая сделанные старшекурсниками товары, пробуя рисовые лепешки, пуннопан или гамджа доги*, светясь дешевыми браслетами из бисера или кепками и шарфами с золотыми отливом и университетской эмблемой. Чонгук только улыбнулся, глядя как одна из таких группок встала у начала дороги, испуганно осматриваясь и стараясь решить, куда им первым делом стоит пойти. Забавно оглядываясь, они стояли посреди, будто испуганные зверьки, напоминая самого Чонгука всего несколько лет, а может и всю свою жизнь. Однако время идет и опыт набирается попутно при проживании сотни таких моментов, и теперь некогда такой же запутавшийся мальчишка, стал Чон Чонгуком — справедливым и всеми любимым выпускником и сонбэ, который только и рад прийти на помощь запутавшимся детям. Что и делает, сверкая белозубой улыбкой. — Привет. — поднимает руку старший, привлекая внимание первокурсников. — Вам стоит начать с джипанги. Они вон там. — он указал на самый первый ларек, который было трудно заметить среди огромных вогончиков с токпокки и ккочхи омук. — Сладкое и прохладное мороженное поможет быть бодрыми до начала соревнований, но не спешите наедаться после. Ближе к вечеру откроются еще и ресторанчики с горячими супчиками и лапшой, включат гирлянды и фонарики, будут разливать напитки. Просто дождитесь. Это самое прекрасное время в дни фестиваля. — Спасибо, сонбэ! — сияя радостными глазами, поклонились первокурсники, спеша к ларьку с мороженным. Чонгук кивнул, отвлекаясь на появившегося рядом брата. Тот задорно улыбнувшись, потянул Чона к стадиону, щебеча что-то про скорое начало и разминку. Друзья теснились сквозь кучки людей, бродивших между продавцами и товарами, вскоре достигая небольшой лестницы, выводящей к стадиону. Радостные лица студентов, что-то щебечущих или готовихщися к соревнованиям, потягиваясь и смеясь, и тут же громко здороваясь с любимым сонбэ, наполняли сердце Чонгука ранее невиданными чувствами: гордостью со смесью деткой радости причастности к происходящему, словно он — главный герой какого-то сериала или книги. И пусть за несколько лет можно было и привыкнуть быть для всех опорой и поддержкой, но каждая просьба, приветствие или широкая улыбка заставляли что-то внутри клокотать и щекотаться. Чонгуку нравилось быть всеобщим любимцем и прекрасным главным героем из самого клишированного сериала. — И все же объясни мне, почему мы должны бежать к остальным за час до официального открытия турнира? Я бы мог еще перекусить чего-нибудь. Или встретить Намджуна с Дженни. — отвлекшись от приветствий, спросил Чон, послушно следуя за братом. — Или опять предстать в глазах кучки детишек Матерью Терезой, да? — усмехнулся Тэхен, перехватывая крепче руку друга. — В любом случае, я хочу тебе кое-что показать. — Например? — улыбнулся Чон, покорно лавируя между спускавшимися к трибунам людям. — Каких-нибудь милых первокурсников или очередную попытку Момо обратить внимание на загрязнение Японского моря? Тщетную, к слову. — Забавно это слышать от тебя. — хмыкнул Тэхен, и Чонгук заметил его злобную усмешку. Чонгук закатил глаза, тяжело вздыхая на нападку страшего именно в тот самый момент, когда они проходили мимо стенда, забитого листовками Момо о призыве выйти на мирный экологический митинг. Очевидно, что Тэхен сказал это не ради ненужных эмоций или бесполезных воспоминаний, но отчего-то в глубине души желание выбить из людей все то дерьмо, что они сливают в океаны и моря, заиграло яркими красками. Однако здравый смысл быстро затушит минутный порыв затопить несколько городов и убить тысячи их жителей. Он не имеет право делать то, за что будут расплачиваться другие. Хотя бы сейчас Чонгук это понимает. Тэхен тормозит, быстро разворачивая Чонгука лицом к команде поддержке. Тот осматривает девочек в коротких юбках и топах, переводя взгляд на нескольких парней в шортах до колен и больших футболках, затем толкает локтем Кима, закатывая глаза: — Ну и? — Ты серьезно? — Тэхен поворачивается лицом к младшему, хмурясь. — Посмотри на девушку рядом с капитаном. Чонгук вздыхает, оглядывая низкую девушку со светлыми волосами, волнами скатывающимися высоким хвостом на острое плечо. Неброская серая футболка, свободно болтающаяся на хрупком маленьком теле, струилась к бедрам, переходя в самые обычные черные лосины. Она была совершенно неприметная, такая же, как и другие люди вокруг. И Чон уже даже собрался развернуться и уйти, вот только теперь незнакомка улыбнулась, оборачиваясь и являя свое бледное личико с совершенно знакомыми Гуку серыми глазами и острыми скулами. — Быть не может. — шепнул Чонгук. — Да, я тоже был в ступоре, когда ее увидел. — взволнованно пробасил Тэхен. — Она так прекрасна, просто невероятно, да? — Персифона… — все еще пожирая девушку глазами, шептал Чонгук. — Сначала я подумал, что обознался. Мало ли, может я опять ищу ее в каждом встречном, но теперь, когда ты подтвердил мои надежды, чувствую себя снова живым. Как думаешь, могу ли я подойти к ней сейчас? Или может сделать это потом? Чонгук зажмурился. Нет. Этого быть не может. Персифона должна была остаться с матерью в Австралии. Ей разрешили жить своей жизнью без Аида, не быть скованной нежеланным браком и мужем, быть такой, какой она всегда хотела быть. Но открыв глаза, Чон все еще видит недалеко от себя знакомые черты, и тихо стонет, проводя по черным волосам ладонью. Нет. Нет. Нет. Только не сейчас, не тогда, когда он забыл обо всем и смог зажить счастливо, наслаждаясь каждой секундой: тренировками в зале с мозолями на нежных руках, одинокими пробежками по парку недалеко от дома, веселым шумом питомника, где подрабатывал, игрой в баскетбол на детской площадке с мелкой шпаной. Он не мог потерять все из-за какой-то дуры, решившей нарушить то хрупкое равновесие, которое они с таким трудом смогли создать. — Я, пожалуй, подойду к ней сейчас. — улыбнулся Тэхен, нерешительно шагая к девушке. — Стоять. — прогремел Чонгук, хватая брата за руку. Он ошалело посмотрел в лицо смущенному и сбитому с толку парню, нелепо стараясь изобразить свою беспечную улыбку. — Нам действительно пора разминаться. Ты можешь показать себя во всей красе на соревнованиях, а потом подойти к ней с золотой медалью на шее. — Думаешь, что так будет лучше? — нахмурился Ким, задумываясь. — Ну ладно. Он тяжело вздохнул, окидывая взглядом маленькую фигурку девушки в последний раз, и поспешил к трибунам их факультета. Чонгук выдохнул, с ненавистью глядя на старую знакомую, и, вытащив мобильный телефон, быстро попросил об услуге свою знакомую из команды поддержки. Он не позволит разрушить то, что он так кропотливо выстраивал по кирпичику. Не сейчас.

***

Чонгук любил спортивные фестивали и спорт в целом, уважал спортсменов и всегда мечтал заниматься чем-то таким профессионально. Однако после сотен попыток найти себя в чем-то одном, решил оставить грезы и превратить любимое дело в хобби, возвращаясь к нему на выходных, на полную отдавая и себя, и свое тело в лапы труду и поту. Потому фестивали, проводимые его университетом, стали чем-то сродни отдушины средь тонны учебников и докладов. Яркая форма их старосты привлекала внимание из далека. Девушка раздавала команды, то и дело поглядывая на огромный золотой кубок, который так желала заполучить в свой последний год здесь. Чонгук улыбался, глядя на азарт в ее чайных глазах, обещая себе выиграть приз для нее и группы. Осталось только перетягивание каната, которое они точно осилят. Все же против них не повара, уже прекрасно развившие мышечную массу, а доктора с нежными ручками. Все будет проще простого. Люди с трибун взрываются криками и аплодисментами, когда выходит Чонгук. Первокурсники подбадривают, выкрикивая его имя, почти скандируя. Их любимый сонбэ точно никого из них не разочарует. Такова она жизнь любимого всеми старшенького. — И так, правила. — кричит судья, стараясь быть громче людей с трибун. — Вам необходимо заставить вашего противника переступить красную черту. Никаких резких движений, никаких подножек или обидных высказываний. Не провоцируйте друг друга! Мы не хотим развязывать вражду. Это только для укрепления студенческого духа. Не более. Чонгук усмехнулся, вставая впереди колонны, когда доктора засуетились, что-то бурно обсуждая. Он только пожал плечами, замечая насмешливые взгляды одногруппников. Конечно, никто не развязывал вражду между факультетами, однако каждый хотел занять первое место и получить огромный золотой кубок, чтобы похвастаться перед другими. Особенно хотелось проучить надоедливых докторов, надоедливых и заносчивых отличников, медалистов и просто гордость каждого преподавателя и директора, которых так часто отмечает мэр города, захлебываясь в успехе выпускников факультета. Потому проучить любителей задрать собственный подбородок очень хотелось. — В команде Докторов замена. Так как один из участников повредил голень в прошлой игре, они возьмут на замену одного первокурсника. Чонгук подхватил смешок своих одногруппников, оглядывая неуверенно топчащихся на месте врачей. Они все с надеждой смотрели на толпу ребят в белых футболках, ожидая кого-то особенного. Будто бы кто-то может спасти их от позора. В прошлые разы им везло, и доктора устраивали мини-спектакль при открытии и закрытии фестиваля, но в этот год они не успели подготовить выступление из-за поездки в лагерь, потому были вынуждены участвовать в спортивных соревнованиях. — Хосок, вот. — послышался торопливый голос капитана их команды, и вперед вышел тонкий паренек в футболке своего факультета, вызывая еще больше насмешек со стороны чонгуковской команды. — Хей. — улыбнулся тот, быстро отворачиваясь от любопытно-насмешливых взглядов. — Мы справимся. Это просто веревка, а они кучка архитекторов, которые в жизни ничего тяжелее карандаша и линейки не держали. Доверьтесь мне и самим себе, хорошо? Чонгук подавил в себе смешок, слушая речь первокурсника. Неужели тот серьезно возомнил себя кем-то настолько значимым? Не хочется огорчать мальчишку, но вот только группа Чона как-раз держала кое-что куда тяжелее карандаша. Его группа знатные любители пеших походов на сотни километров. Они натренированы перетаскиванием книг в аудитории, потому что их крыло находится максимально далеко от библиотеки. И это если не вспоминать про усердные тренировки перед соревнованиями. Они их разобьют. Наконец мальчишка натягивает перчатки и становится впереди колонны, перед Чонгуком, лукаво ему улыбаясь. У этого Хосока очень тонкие руки и аккуратные, почти ювелирные, ладошки, лицо с острыми скулами и пухлые темно-вишневые губы. Наверное, думается в этот момент Чонгуку, мальчишка поступил сюда по настоянию родителей в обмен на занятия танцами или еще чем-то, как это чаще всего бывает с докторами: не каждый осознанно поступит на факультет, где от тебя требуют уже на первом курсе полноценную модель человеческого тела со всеми внутренностями. Тем не менее, радовал озорной блеск в глазах младшего, будто для него это все интересная игра, а не серьезное соревнование, когда на кону стоит честь твоего факультета. — Удачи. — хихикнул первокурсник, по команде перехватывая толстый канат, почти соприкасаясь кончиками пальцев с чонгуковыми. Чон усмехается, оглядывая мальчишку. Они поладят, он более чем уверен, что с этим ребенком ему захочется дружить: нахальный, упертый, притягательный. Таких Гук любит и чтит, стараясь тут же завербовать в собственные друзья. И все же, внутри почему-то что-то неожиданно начинает бурлить и волноваться, будто перед Чонгуком кто-то знакомый, способный вызвать старые, почти забытые чувства. Однако глупые догадки и мысли парень тут же гонит прочь и в ответ ухмыляется задорно, легко перетягивая канат, глядя как белые кроссовки Хосока почти соприкасаются с заветной чертой. Кубок и овации уже оглушают его, однако свистка не происходит. Гук открывает глаза, видя только откровенную насмешку на лице оппонента. Первокурсник стоит у линии, но ее он не пересекает, как бы сильно Чон не тянул чертову веревку. — Главное не сила, а стратегия. — подмигивает Хосок, делая шаг назад и наблюдая, как Гук, шипя натягивает канат. Трение усиливается, когда Чонгук чувствует неведомую силу впереди, кажется, в самом конце колонны докторов. Кусая губы, он глядит туда, сдерживая ругательства, поселившиеся на языке: четверо лучших спортсменов факультета стоят последними, перетягивая канат и всех впередистоящих на себя, почти ложась на землю всем своим весом. — Черт. — шепчут позади. И Чонгук чувствует, как канат с силой дергают позади него, однако вместо ожидаемого первенства, они все теряют равновесие, позволяя докторам свободно перетянуть первых троих за черту под громкий свист судьи и радостные крики «белых футболок». — Как ты это сделал? — шипит Гук, глядя на дружелюбно протянутую руку первокурсника. — Стратегия. — пожимает тот плечами. — Пора бы тебе уже научиться думать головой, Чон Чонгук. — и смотрит пронзительно, с презрением и насмешкой, подобной одному очень глубоко спрятанному воспоминанию. «- Тебе стоит думать голой, Посейдон. Хоть изредка. Иначе я смогу слишком легко отобрать у тебя все то, что ты так усердно зарабатывал.» — Афина… — обреченно потонуло в реве толпы под кивок и смешок стоящего перед ним парня.

***

Наверное, думает Чонгук, он сошел с ума. Спустя почти две тысячи лет он повстречал того, кого искренне желал увидеть именно тогда, когда его жизнь наладилась, но ни за что бы этого не признал, пряча тайное желание глубоко в себе, не вспоминая о той, кто навсегда завладел его снами. Но нет больше войн, болезней или людских страданий, которые он вываливал на других, дабы тешить свое самолюбие, отныне Чон самый обычный прилежный студент. У него появились друзья, любимая семья, наконец похожая на нее, а не клубок ядовитых змей, яростно желающих отхватить кусок побогаче и побольше. Чонгук понял ценность любви и отношений, перестал быть блудником, желающим каждое красивое тело. Теперь он видит не только оболочку, но и прекрасную душу или разум, влюбляясь именно в него. Чонгук больше не Посейдон. Но до сих пор при упоминании Афины все сводит в привычной судороге. Она была прекрасна, наравне с той же Афродитой: длинные золотые кудри спадали на маленькие плечи, скрытые за доспехами или легкой тканью пеплоса*, легкая походка и уверенная улыбка, ненароком вселяющие в тебя необыкновенную и непривычную уверенность. Именно такой он ее запомнил: притягательной и недоступной. Ее он желал больше всего в свое время, отчаянно отдаваясь чужим ласковым рукам, позволяя гладить свои волосы, зарываться в них тонкими пальчиками, ревностно и отчаянно оттягивая, когда Гук намеренно задевал ее глупыми шутками. Они были влюблены так отчаянно и очевидно, что заметили абсолютно все. Однако вместо привычного для всех пар исхода, все пошло по накатанной из-за сотен и более ошибок, которые совершали оба бога. Они встретились, когда над еще тогдашним Посейдоном подшутил Аид, сделав из мужчины незрелого юнца, за очевидные намеки Персифоне об уединении в одну из прекрасных звездных ночей. Зевс отказался что-либо менять, только лишь потешался над страшим братом и его высоким голосом, отправив ожидать того часа, когда колдовство иссякнет. — То же мне брат. — выплюнул Бог, спускаясь к саду. — Как же я с таким телом буду управлять своими владениями? Как же я смогу заигрывать с девами, если я толком ни меч, ни щит поднять не могу. Хиленькое мелкое тельце. Он шел неспешно, в своей обыкновенной манере, однако рой мыслей окружил его и сдавливал голову беспорядочными быстрыми думами. Необходимо было немедленно что-нибудь придумать, пока о позоре не узнали другие. Он не переживет насмешек кого-либо. Сад встретил его привычным журчанием ручьев и водопадов, тихим шелестом деревьев и песней маленьких нимф, тут обитающих. Тишина и слабый приятный аромат цветов его всегда успокаивал и помогал найти решение любой самой сложной проблемы. Нужно только спрятаться в глубине деревьев под ветками белоснежной сирени, прикрыть глаза, наслаждаясь спокойствием, и ответ сам придет. Однако его место оказалась занято прелестной девушкой. Золотые кудри, заплетенные в одну большую косу, спадали на маленькую грудь, скрытую за легкой тканью одежд, ножки с сандалями, что золотыми лентами сплетали ее тонкие щиколотки, крохотные ладошки, крепко сжимающие огромную книгу, и зеленые глаза, отчаянно цепляющиеся за каждую строчку. Эта девушка приковывала взор, заставляя наслаждаться собой, впитывать легкое мерное дыхание и тихое бормотание только что прочитанных слов. — Кто вы? — прервала она ход мыслей, подняв глаза на юношу. — Бог? Дриада? Нимфа? Или… — тонкие пальцы опустились на талию, к маленькому кармашку. — Это я. Посейдон. — признался мальчишка, делая несколько шагов вперед. — А ты? — Афина. Дочь Зевса и Геры. — хмыкнула она, поднимаясь с травы. — Что с вами произошло? Мужчина усмехнулся, оглядывая себя. Рядом с Богиней он казался ничтожным смертным, а не властным хозяином Океанов и Морей. Старшая дочь из двух рожденных не так давно, ранее никому не представленных еще. Неизвестно еще ни их умений, ни ранга, который они получат. Ничего, кроме слухов о небывалой красоте Афродиты и великолепного ума Афины. Однако, если перед Посейдоном сейчас стоит умная, то насколько же прекрасна младшая? — Брат решил пошутить и вернуть мне мои годы юности. — признался парнишка, сжимая ладони в кулаки. — Теперь мне предстоит ближайшие годы просидеть юнцом в этом дворце. — Но как же ваши владения? Кто займется ими? — спокойно спросила девушка, вставая с мягкой травы. — Неужели Аид мог поступить столь беспечно? Не то, чтобы это не было в его стиле, но все же, изредка стоит подумать о последствиях. — Мы не в той семье живем. — усмехнулся Бог. — Здесь никто не станет думать о последствиях. — Хм, как прискорбно. — вздохнула Афина, касаясь золотых волос тонкой ладошкой. — Похоже, это тоже придется исправлять. Она прошагала мимо Посейдона, в сторону выхода из сада, тут же останавливаясь и протягивая бедную руку, коротко улыбаясь: — Идем же, дядя, начнем с вас. И когда она впервые коснулась его, Бог Морей почувствовал самое сильное желание владеть этой девой. И как иронично, что только сейчас, спустя несколько тысяч лет, Чонгук понял, как же сильно он влюблен в Афину. Точнее, ныне Чон Хосока, сохранившего все черты своего старого образа.