***
Шел третий год совместной работы: балерин Мин становится сольным танцором, но также не забывает о трупе с которой начал, он часто возвращается к старым друзьям, Хосок доволен сложившимися обстоятельствами, парень не упускает ни одной возможности напомнить миру на какой-нибудь конференции, что это именно он вырастил птенца и дал ему крылья. Юнги часто не выносит саркастической манера своего учителя, но смириться — единственно правильное решение для него. Однажды, культурный центр, в котором у Мина запланирован концерт, меняет программу за неделю до выступления. Огромная труппа находится в смятении, их готовый «Щелкунчик» и рядом не стоял с «Лебединым озером» Чайковского. Но Юнги пообещал себе, сказал еще в самом начале пути, что во что бы то не стало выступит на Рождественском концерте в Культурном Центре Чон, и сейчас отступать от своей цели не намерен, он так долго шел к ней. Хосок разъяренно машет руками и на отрез отказывается от сумасшедшей идеи Юнги, но танцор настойчив: он поджимает нижнюю губу, как грустный крольчонок, и виснет на руке Чона, это всегда работало с грубым хореографом, знал бы только Мин почему. В этот же день развеселенный балерин и как всегда угрюмый хореограф сообщают остальным ребятам о своем решении, конечно, Хосок был готов к недовольным возгласам, недоверии и прочему, он знал, что сказать им сейчас, но видя ошеломленные глаза трупы, он потерялся. Неужели, он согласился на этот бред только из-за красивых глаз танцора, только из-за дурацких бабочек внизу живота, когда Юнги появляется на горизонте. Да он, наверное, сошел с ума. Но он тоже дал слово, пообещал себе не отступать от задуманного, так что сейчас он выпаливает весь заготовленный текст, убеждает более 20ти актеров театра, что идея не провал, а дверь в будущее. Ребята, их прима — они все справятся и произведут настоящий фурор, о котором не забудут еще долго. Он уверен, как никогда, эта вера вселяется в недоверчивые сердца танцоров, кажется, глупой затеи все же быть. Какой кошмар.***
Дни сменялись друг за другом, время неумолимо ускользало сквозь пальцы, балеринам катастрофически не хватало времени, каждый выжимал из себя последние соки, лишь бы уложиться в сроки и не опозориться. Финальный день, кажется, хореография отточена до последней капли, танцоры падают с ног и засыпают на ходу, серьезные и почти не сонный Мин в сотый раз крутится перед зеркалом в финальном движении. Хосок злобно фыркает и идет исправлять безнадежного глупца. Трупа просится домой, отоспаться, Чон понимающе кивает и отпускает всех до последнего, кроме Юнги. С ним еще нужно поработать. — Ты прима, Юнги! А танцевать вообще не умеешь, как ты дожил до сегодняшнего дня? — грозно бросается словами Хосок, на что Юнги устало вздыхает. За последний час он это услышал, наверное, раз сто. Какой позор слышать это от Чон Хосока, мастера и виртуоза своего дела. Танцовщик подходит к своему ученику, плавно дотрагивается к сильной груди теплыми ладонями. — Дыши глубоко, Юн, тебе нужно много воздуха в легких, чтобы ты сделал плавное движение. Набери воздуха через нос. — Мин послушно выполняет поручение учителя. — А теперь прыгай. — стук пуантов заглушает истошное жужжание музыкальной аппаратуры. Хосок довольно кивает, видя нужный результат. Минуты через три балерин останавливается, тяжело дыша. — Если я продолжу, то умру и не будет завтра никакого концерта. — Ты слишком быстро сдался, Мин. Твой полет занимает 2 минуты, да, но дыхания должно хватать на 5! Тебе еще в стойку приземляться. Повтори финал. — спокойный голос Чона пугает подготовленного к худшему Юнги. Хореограф подходит к магнитофону и нажимает на плей. Пуанты подносятся над полом, руки красиво летают по воздуху, а сердце норовит вылететь из груди бабочкой от переполняющих эмоций. У него вышло! Вышло, так, как хотел Хосок. Почти вышло. Музыка прерывается, злой стук отбивается от стен эхом. — Не так, все не так! — кричит уставший хореограф. — Если ты не поймешь сейчас, то завтра никуда ты не выйдешь, и примой буду я, уяснил? Держи мою руку крепко, ясно? — Юнги непонимающе кивает, обвивая тонкими пальцами аккуратную ладонь мужчины. Напевая мелодию, Хосок обвивает свободной рукой талию танцовщика, прижимается ближе и начинает двигаться согласно ритму. Все еще ошарашенный Юнги не может понять, что происходит, почему вечно грозный хореограф резко стал таким нежным и добрым к нему. Что заставило зверски требовательного Чона показывать Юнги движение так. Это странно, как минимум, а как максимум безумно приятно молодому парню. Хосок ведет танец, аккомпанирует даже, забывается, что это не вальс, а трагическая история лебедя. Он вкладывает в финальную сцену душу, которая теряется в аромате волос балерина. Юнги пахнет весной, свежей травой, только открывшимся бутоном цветка, он пахнет жизнью, и Хосока это до дури пьянит. Как бы хотелось лечь прямо сейчас на мягкий диван, расслабить каждую клеточку тела и вдохнуть манящий запах тела Мина. Они кружатся и падают, встают и летят — все вместе, все так плавно будто они стали одним целым. И кажется, Юнги понял, ему стало ясно как вести себя во время танца, нужно стать таким же обреченно влюбленным, как погибший лебедь. Все прости, правда?***
День икс, Юнги и на минуту не сомкнул глаз ночью, из головы никак не выходило быстро бьющееся сердце Хосока, его безумные глаза, которые он прятал до конца тренировки, все скомкано прокручивалось в памяти Мина. Сидя за столом гримера, он плавно проваливается в сон, но его как рукой снимает, когда в небольшую комнату актеров заходит взъерошенный хореограф. — Удачи вам, ребята! Вы хорошо потрудились, обязательно удивите гостей! — он даже не смотрит в сторону примы, стыдно. Вчера он показал слишком много, что давно таило его сердце.***
Свет погас, зал полный зрителей затаил дыхание, в ожидании чуда знаменитого композитора. Прожектор обратил внимание всех присутствующих на «лебедя» вечера. Грация рук заставила ахнуть, плавное перемещение, каждое движение словно жило внутри виртуоза всю жизнь. Зрители не отрывали глаз от сцены все три часа, даже во время перерывов они бурно обсуждали увиденный акт, яро восклицали имя примы и хвалебно отзывались о трупе. Хосок, сидящий в зале, довольно улыбался, он был горд за парня, в котором безвозвратно потерялся. Прозвучали последние три звонка, скоро должна быть самая волнительная часть — финал. Конец особо сложен, нужно поставить завершающую точку в впечатлении зрителей, нужно показать, что просиженные часы были не зря. Юнги настроен серьезно, он готов, Хосок волнуется, но верит в успех. Зрители возвращают взор к сцене, испепеляюще ждут приму и конца. Вот он — финал. Мин становится в позицию, последние движения и этот проклятый прыжок. Сердце уходит в пятки, голову кружат вчерашние воспоминания, по телу разливается приятное тепло, оно помнит где и как держал его Хосок. Это его направляет, творит чудеса, заставляет сделать все безукоризненно и волшебно. Последний аккорд, и Юнги приземляется на кончики пальцев. Зал замирает на пару минут, пока Мин с опущенной головой ждет аплодисментов, он молчит, а после резко взрывается шквалом рукоплескания. Все кричат: «Браво», встают и не перестают свистеть. Наверное, сегодня весь мир узнал о триумфальном выступлении примы-балерины Мин Юнги. С глаз Хосока падает одинокая слеза: он так горд.***
После рождественского концерта у Юнги нет отбоя от различных приглашений и предложений, все хотят видеть гениального актера театра и балета именно у себя. Но он отказывает всем, без исключений. После того дня он больше не в силах выходить на сцену. Он лежит, не встает, больше не сможет. Мин горд собой, без сомнений, но в то же время ненавидит себя за глупость совершенную в тот день. Финал и правда поразил всех, голоса не замолкали нигде, ни на минуту, все вторили о триумфе и успехе юного балерина, но он горько плакал по дороге в госпиталь. Сломанный палец перерос в разорванный нерв, нерв в уничтоженную жизнь. Такой парадокс, такая судьба ждала совсем молодого парня? Видимо да. Хосок не нашел сил признаться в неожиданно появившихся чувствах, он молчит по сей день, принимая на прослушивании нового балерина. Его сердце горько сжимается, когда приходится ставить «Лебединое озеро», он плачет в туалете, глотает слезы, вспоминая, как тепло принимало его касания тело возлюбленного. Чону больно думать о прошлом, но оно не спешит отпускать его. У Юнги не лучше ситуация, он тоже молчит, кричит только в мыслях от каждодневной боли и неразделенных чувств. Жизнь смешная штука, вместо счастливого финала, над которым вы работали всю жизнь, она дает вам черного одинокого лебедя, в знак благодарности, что ты хотя бы постарался жить. Спасибо, что пытался, но это конец.