Самое слабое звено

— А-а-апчхи! Потянувшись к тумбе в поисках коробки бумажных салфеток, Эрвин встретил обеспокоенный взгляд Армина: — Мистер Смит, вы в порядке? Вам нездоровится? Армин весь излучал участие напополам с нешуточной тревогой. «Ещё не хватало, чтобы парнишка из-за меня разнервничался», — мысленно сделал себе выговор Эрвин, — «Вот будет здорово — начальник отдела весь в соплях, а его ассистент рядом с нервным тиком». А вслух заверил: — Пустяки, Армин, не стоит беспокоиться. На бумажную пыль аллергия, — и, поспешив пресечь очередную тревожно-поучительную историю в духе: «А вот однажды мой дедушка думал, что у него аллергия/волчанка/растяжение…», добавил: — Давно пыль не протирал. Как раз собирался убраться, а то руки не доходят. Армин, а ты почему ещё здесь? Время видел? Рабочий день полчаса назад закончился. Арлерт заметно стушевался и пробормотал что-то о том, что хотел разложить документы на понедельник по степени важности заранее, чтобы оптимизировать время. Эрвин добродушно улыбнулся ему — иногда ассистент слишком уж увлекался и впадал в крайности, но, Эрвин точно знал, что не ради того, чтобы выслужиться, а в силу врождённой педантичности и организованности. «Не забыть поговорить с ним о повышении», — черкнул Эрвин в записной книжке, — «Как раз Нифа ушла в декрет, и её место пустует». Спровадив-таки Армина домой и оставшись в офисе в одиночестве, Эрвин понял, что никакая это не аллергия, а первые признаки простуды. Октябрь вступил в свои права, притащив с собой противную холодную морось, а у Эрвина всё не доходили руки пошарить на антресолях, чтобы достать шарф потеплее. Зонтики Эрвин отчего-то презирал, а ведь стоило бы хранить хотя бы один «дежурный» в кабинете на случай, если вечером разразится ливень. Вчера как раз был такой случай: Эрвин опять засиделся дольше всех и выскочил наружу под дождь в одном пиджаке. Обычно он парковался не во дворе издательства, а в соседнем квартале — уж очень Эрвин пристрастился выходить чуть заранее, чтобы купить в тамошней кофейне самый лучший флэт уайт. Но вчерашним вечером он бежал прямо по лужам, прикрывая макушку дипломатом, и проклинал эту свою причуду. Больше всего хотелось телепортироваться в тёплый и сухой салон своей Ауди. На утро он, разумеется, едва проснувшись, почувствовал, что по глотке словно наждачкой прошлись, а в носу неприятно свербит. Подумал, что в обеденный перерыв хорошо бы выскочить в аптеку за каким-нибудь целебным порошком, типа «Семь бед — один ответ». Хорошо, что впереди выходные, а значит можно будет уйти чуть пораньше, делегировав Армину с Жаном часть работы, и тихо-мирно отлежаться. По счастью, Леви ещё в среду сообщил, что раньше утра понедельника ему не удастся вернуться — конференция у японцев грозила вылиться в нечто поистине грандиозное. Значит надо постараться привести себя в божеский вид до приезда мужа. Эрвин ненавидел болеть, потому что чувствовал себя в такие моменты крайне беспомощным. Болел он редко, но метко: в первые дни болезни из собранного и непоколебимого начальника отдела маркетинга крупного издательства научной литературы он превращался в сопливое жалкое нечто. Нельзя допустить, чтобы Леви видел его таким! Для Эрвина это был самый страшный кошмар. Леви… Эрвин подумал о муже с нежностью. Надо же, четыре года назад он и представить не мог, что пихнув случайно в супермаркете своей тележкой одного угрюмого коротышку, через пару недель встретится с ним в собственном издательстве на презентации цикла учебников по вирусологии, к разработке которого приложил руку талантливый аспирант Берлинского университета. Коим как раз оказался тот самый коротышка. А в тот же вечер, после неофициальной части, оба абсолютно трезвые, они поедут к Леви домой, чтобы распивать Эрл грей и до шести утра вести беседы обо всём на свете. Леви даже порывался устроить Эрвину настоящую чайную церемонию, но тот мягко остановил его, попросив придержать эту идею для их первого настоящего свидания. А на прощание попытался целомудренно чмокнуть Леви в щёку, но его неожиданно утянули в нежный, глубокий и полный обещаний поцелуй. Стоит ли говорить, что на первом настоящем свидании чайная церемония была мигом забыта, стоило Эрвину увидеть Леви в тёмно-синем кимоно, расшитом серебристыми паучьми лилиями… Из приятных ностальгических мыслей о муже Эрвина вырвал очередной приступ чиха. Скомкав целых три насквозь промокших платочка, Эрвин приложил тыльную сторону ладони ко лбу — он вовсю полыхал, а глаза застилал премерзкий простудный туман, голову вело, а всё тело налилось слабостью. Выглянув в окно, Эрвин с облегчением отметил, что дождь перестал, и заторопился домой. Обливаясь соплями и потом, он еле-еле доехал до их с Леви жилища, зашёл в аптеку в цокольном этаже и гундосо объяснил молоденькой девушке-провизору, что ему нужно самое убойное лекарство от простуды. Девушка покивала со знающим видом, затем юркнула куда-то под прилавок и появилась спустя полминуты с какой-то коробочкой, в которой были порошки, рассчитанные на утро и вечер, сулившие выпившему их мгновенное исцеление от всех земных хворей разом. Эрвину было уже плевать на то, какие чудеса обещало лекарство, он как маркетолог прекрасно знал, что красивый пиздёж это главный двигатель продаж. Но прямо сейчас ему было настолько хреново, что он согласился бы на какое угодно средство, лишь бы воскреснуть к понедельнику. Заплетающимся языком он поблагодарил провизоршу и спешно ретировался домой. Единственное, о чём он мог думать — это долгий и желательно крепкий сон в мягкой постели. Выйдя из душа, Эрвин обнаружил два пропущенных вызова от Леви. У него наверняка время уже близилось к полуночи, но Леви, как и Эрвину, плохо спалось в одиночестве, поэтому они старались каждый вечер хотя бы минут на пятнадцать созваниваться перед сном. После того идиотского кошмара с рекламой Леви вообще взъелся на телевидение и на полном серьёзе заявил Эрвину, что отключит дома кабельное к чёртовой бабушке, как только вернётся в Германию. Эрвин хотел было возразить, на что получил сердитое: «Футбол свой онлайн посмотришь!». Перезванивать Эрвин не стал, чтобы не давать мужу повод для беспокойства — голос уже сипел, а значит притворяться, что всё в порядке, не получится. К тому же, у Леви имелся прямо-таки нюх на враньё. Лучше не выводить из себя без того нервного Леви, который обязательно исхитрится и сорвётся домой из рабочей поездки раньше срока. Настрочив мужу оправдательную СМС, Эрвин без сил рухнул на кровать — остатки самообладания ушли на переодевание в пижаму. Эрвин уже предвкушал, что завтра весь день проведёт в постели, если уж совсем припрёт, и Армин с Жаном начнут обрывать телефон, то притащит ноутбук в кровать, делов-то. Хотя вместо ноутбука он предпочёл бы нежиться под одеялом с мужем… Телефон брякнул входящим сообщением. Леви заподозрил неладное, видимо, Эрвин слишком уж коряво попытался уклониться от ежевечернего звонка. Однако не стал терзать его выяснениями обстоятельств, чуть-чуть поругался на кретинскую Японию, безумную Ханджи, посоветовал Эрвину выспаться на всю катушку и намекнул, что соскучился по обнимашкам. Ну ладно, может Эрвин и преувеличил, пытаясь расшифровать значение смайлика с поднятыми вверх руками — Леви то ли капитулировал, то ли просился на ручки. Додумавшись уже до такой ерунды, Эрвин хлопнул себя по взмокшему лбу и, поскорее настрочив пожелание доброй ночи, приправив парой смайлов-сердечек, отложил телефон, предварительно вырубив будильники и переведя устройство в беззвучный режим. Гори оно всё синим пламенем, решил он, закрывая глаза… Перед внутренним взором растеклась тёмно-красная пелена, затягивая Эрвина всё глубже и глубже… Темно. Только свет ослепительно белого софита выхватывает из черноты круглую платформу и невысокую фигуру в чёрном. Эрвин огляделся — в голове не было абсолютно никаких идей, что это за место. Вдруг тишину прорезал до боли знакомый голос, а луч прожектора устремился к человеческой фигуре: — Сегодня вам предстоит стать командой, если хотите выбраться отсюда. Эрвин неверяще уставился перед собой — этот нарочито равнодушный тон, в котором звенела сталь, мог принадлежать лишь одному человеку. Он едва не ахнул вслух, когда человек повернулся к нему лицом — теперь не было сомнений в том, что перед ним Леви собственной персоной. Чертовски отстранённый, чужой, строгий, одетый в чёрную кожаную рубашку, застёгнутую под горло, на тонкой переносице очки в невесомой оправе, смоляные пряди чёлки с продуманной небрежностью спадают на лоб. На миг в его взгляде сверкнуло презрение, и он продолжил: — Сегодня мы выясним, чей угол интеллекта окажется тупым, а кто способен заблудиться и в трёх соснах. Выясним, — Леви сделал паузу, поправив очки, — кто из вас самое слабое звено. Эрвин вообще не успел опомниться, как откуда-то грянула музыка, и невыносимо яркий луч по очереди стал останавливаться на других людях… Что? Свет скользил от одного человека к другому, освещая знакомые лица. А они-то здесь откуда? Жан с Армином, непутёвая курьерша Саша, которая постоянно что-то жевала, новый сисадмин Конни, неугомонная коллега мужа Ханджи Зоэ, и с какого-то перепуга тут оказались даже Эрвинова племянница молчунья-Энни и кузина Леви Микаса со своим горластым женихом Эреном. — Итак, первый вопрос — Саша. — Девушка вздрогнула от неожиданности, едва не подавившись варёной кукурузиной. Леви зыркнул на неё так, что у любого бы махом аппетит пропал. Но не на ту напали, Саша как в последний раз вгрызлась в кукурузу так, что сочные зёрна брызнули в разные стороны. Армин, стоящий рядом, отмахнулся от летящих в него ошмётков еды. Но Сашу, кажется, ничего не волновало. — Какой сказочный герой произнёс фразу: «Не печалься, ступай себе с Богом?». — Х-м-ф-хм-ммм, — пробурчала Саша, неистово поедая несчастный початок. Жан поморщился и открыл было рот, чтобы ответить, но Леви резко провёл рукой по своему белому горлу, глядя Жану прямо в глаза. — Ясно. Кому-то из вас явно голова нужна лишь затем, чтобы в неё есть. — С этими словами Саша швырнула за спину обглоданный початок и, пошарив за пазухой, вытащила бутерброд, слепленный из доброй половины багета. Энни с отвращением проводила взглядом стремительно исчезающий во рту Саши бутерброд. — Идём дальше, — закатил глаза Леви. — Эрен. Первой на это имя почему-то отреагировала внешне всегда апатичная Микаса — ни один мускул на лице не дрогнул, лишь глаза сверкнули из-под длинной чёлки. А сам парнишка аж вытянулся в струнку и замер, не дыша. Вообще Эрвин находил его странным, хоть и виделись они с роднёй Леви только пару раз в год, но каждая встреча проходила одинаково. Эрен не мог держать себя в руках и надирался под едкое подтрунивание дядьки-Аккермана, для которого доводить Йегера до состояния нестояния было каким-то изощрённым видом спорта, а затем, не ведая берегов, нёсся цеплять на свою задницу приключений и выяснять отношения с любым, кто не Леви. К Леви он питал что-то среднее между благоговейным страхом и раболепным восхищением. Приводила в чувство Эрена как всегда бедняжка Микаса, которая стоически сносила все Йегеровские выходки, а однажды даже собственноручно вылавливала его из пруда на территории владений какого-то богатея. — Эрен, закончите русскую поговорку: «Не было бы счастья…». — «…будем за него сражаться!» — что есть мочи заорал Эрен. Леви едва удержался от фэйспалма, замаскировав его под намерение поправить прядь волос. Эрвин хмыкнул, по-прежнему не понимая, к чему всё идёт. Но, видимо, хмыкнул слишком громко, за что получил обжигающе ледяной взгляд Леви. Однако, следующий вопрос настиг вовсе не Эрвина. — Конни. Сколько граней у октаэдра? Спрингер, который всё это время насвистывал какой-то дурацкий попсовый мотивчик, развернулся к Леви и, потирая затылок, выдавил лишь недоумённое: «Чё-о-о это вы ругаетесь?». Теперь разбить лицо фэйспалмом захотелось уже Эрвину. А Леви лишь скрипнул зубами и перешёл к следующему игроку: — Ханджи, докажите мне, что вы способны выбраться из ямы невежества. Супрематизм — это направление в живописи или поэзии? Зоэ открыла рот, чтобы ответить, но Эрвин, сам не ведая, что творит, выкрикнул верный ответ за неё. — Ага, кто-то бежит впереди паровоза, — недобро усмехнулся Леви, полоснув взглядом по Эрвину. — Наверняка, это наше потенциальное слабое звено. Не правда ли, Эрвин? Следующий вопрос. Какой сорт чая принято называть «копчёным» или «дегтярным»? Здрасьте приехали. За годы их брака Эрвину так и не удалось постичь мужнину одержимость чаем. В их квартире было столько разнообразных сортов, что в пору открывать собственную чайную лавку… Эрвину никогда не позволялось прикасаться к этой святыне — простое заваривание скукоженной травы кипятком Леви превращал в какое-то запредельное действо, будто не чай готовил, а как минимум оборотное зелье. Ну же, думай давай! Какой чай может быть копчёным? Что за бред? Кому придёт в голову коптить чай, это же не колбаса! Может это прикол такой, и сейчас Леви улыбнётся краешком губ, снимет эти дурацкие очки и скажет: «Эрвин…». — …вин! Эй, Эрвин! Голос звучал откуда-то издалека, будто сквозь вату, неохотно проникал в уши. Эрвин с трудом выплывал в реальность из вязких пут дрёмы. — Мать твою за ногу, Эрвин! Просыпайся, — голос звучал уже не на шутку обеспокоенно. Хотелось заныть: «Да, Господи, что всем от меня надо?» и завернуться в одеяло с головой, провалиться в блаженное ничто… Но следом Эрвина наглейшим образом лишили этого самого одеяла. — М-м, маму-то мою за что?.. — хрипло пробубнил Эрвин, нехотя открывая глаза. Над ним склонился бледный Леви в помятой футболке, и в тот же миг на противно липкий лоб легла узкая прохладная ладошка. Эрвин с наслаждением прикрыл глаза, вновь бормоча что-то бессвязное и уплывая в какой-то морок, где в фантасмагорическом хороводе плясала варёная кукуруза и копчёный чай, а золотая рыбка орала голосом Эрена что-то про то, как она хочет всех перебить… Пере… Что? — Эрвин, у тебя температура, дурень. Как чуял ведь, что ты мне напиздел про своё «всё в порядке», вот я и свалил пораньше. Ханджи орала, конечно, охренеть как. Но уже пофиг. Ну-ка, дай я тебе градусник поставлю, горе, — перед глазами снова возник Леви, он пытался отобрать одеяло, но Эрвин решил стоять насмерть, хотя ясно было, кто тут слабое звено. Обречённо вздохнув, Леви наконец ввинтил мужу подмышку градусник и уже собирался убрать руку, но Эрвин мёртвой хваткой вцепился в его запястье, не пуская. — Леви, погоди… — Ну что ещё? — цыкнул тот, безуспешно пытаясь освободиться. — Полежи со мной. Получилось так жалобно, что Леви аж растерялся. Разгладилась тонкая складка меж бровей и смягчилось выражение лица, словно он наконец-то снял маску. С притворным ворчанием, из рук вон плохо скрывая улыбку, Леви скинул домашние тапки и аккуратно улёгся рядышком на самый край. Эрвин потянул его к себе, утаскивая под одеяло в нагретое собственным горячим телом пространство. Через пару секунд Леви перестал возиться и замер наконец в тепле бережных объятий мужа — наконец-то он дома, и это теперь самое главное.