Богиня клинка

      В историях утверждалось, что мать Не Минцзюэ была богиней.       Говорили, что она спустилась с гор, свежая, как зимний ветер, и высокая, как храмовая статуя. Говорили, что господин Не влюбился в неё с первого взгляда и тут же женился. Говорили, что небеса позавидовали их любви и призвали её обратно…       Это было немного приятнее, чем рассказывать, что мать Не Минцзюэ была бродячей заклинательницей, что пробыла в Цинхэ достаточно для брачной церемонии и рождения ребёнка, прежде чем вспомнить, что она предпочитала жизнь в одиночестве.       Всё же, Не Минцзюэ росла — всё выше, и выше, и выше — и люди стали больше говорить об этой старой байке. Господин Не закатывал глаза, но не препятствовал слухам. Из-за этого Не Минцзюэ сочла, что он считал их в какой-то мере полезными, хотя сама она никогда не видела в этом смысла. Какая разница, дитя она смертной женщины или богини?       В любом случае она была девушкой.       О, Цинхэ славился своим безразличием к таким вещам. Говорили, в Цинхэ не заботятся, мужчина ты или женщина, пока ты способен взмахнуть саблей, и по большей части это было правдой. Никто не поднял бы бровь, дели человек постель сегодня с мужчиной, а завтра с женщиной, никого не заботило, если человек неделю считал себя одним, а следующий месяц другим…       Но, несмотря на всё безразличие Цинхэ, орден Не никогда не возглавляла женщина. По крайней мере, не официально — было некоторое количество жён глав ордена, достаточно ужасающих, чтобы заслуживать этот титул, но в этом случае официальность была важна. Глава был центром, вокруг которого вращался орден, сердцем их пугающего заклинательства: если вода текла вниз, зло текло вверх, а сабля главы ордена всегда была куда более злобной, чем любая другая.       Именно поэтому прямые предки Не Минцзюэ умирали куда быстрее её кузенов и кузин, поэтому у неё было полно двоюродных дедушек и бабушек, но семья её состояла только из её отца, её самой и младшего брата.       — Ты не хочешь, чтобы я возглавила орден? — однажды спросила она своего отца, поскольку он решительно нашёл себе новую жену, что родила ему ребёнка, и выказал огромное облегчение, когда это оказался мальчик. — Дело в том, что я сделала не так, или в том, чего я не сделала вовсе?       — Вовсе нет, — немедленно ответил отец с уверенностью, развеявшей её страхи о собственной несостоятельности. — Просто… есть жертвы, которые придётся принести, если главой ордена станет женщина. Духу сабли, достаточно сильному, чтобы поддерживать орден, нельзя позволить сбежать.       Она не поняла этого тогда, будучи слишком юной, но, когда она стала чуть старше и к ней пришла лунная кровь, старая тётушка рассказала ей, почему это имело значение. Сабля главы ордена была слишком сильной, слишком яростной, слишком живой: полной тёмной энергии, почти как призрак, полный злобы и мстительности, и её связь с хозяином была слишком тесной. Обычные мечи мог использовать кто угодно, только самые сильные слушались лишь своих владельцев. Самые сильные — и сабли ордена Не.       Женщина, возглавившая орден, не могла иметь детей, поскольку душа ребёнка была бы похищена из её чрева и заменена чем-то иным.       — Значит, у меня не будет детей, — сказала Не Минцзюэ, когда отец умер куда раньше своего срока. — Всё просто.       В ордене было немало старейшин, которым повезло: они не принадлежали к основной ветви и избежали тяжкого бремени ее главы. Они переглядывались в сомнениях. Не Минцзюэ не собиралась позволять им возложить титул главы ордена на Хуайсана: ему было всего лишь семь, слишком мал, чтобы отомстить за отца, так что она потянулась за спину и рубанула Басёй по старому деревянному столу перед ними, рассекая его надвое.       — Я нужной крови, и моя сабля достаточно сильна, чтобы выдержать эту ношу, — сказала она, пока старейшины пялились: этот стол пережил множество ударов её отца и деда, а сейчас сдался под её напором, будто его там вовсе не было. — Хотите возразить — бросайте мне вызов здесь и сейчас.       В конечном счёте они не стали.       Так она возглавила орден.       Принесение возможности иметь детей в жертву было самой простой из её новых обязанностей.       Цзинь Гуаншань пялился на её грудь каждый раз, когда она сидела напротив него, и притворялся, что теряет равновесие рядом с ней, пытаясь воспользоваться преимуществами того, что его макушка едва доставала ей до подбородка. Она старалась никогда не принимать никаких приглашений и не оставаться с ним наедине, особенно если он был пьян. Его жена смотрела на неё так, словно именно она была виновата в том, что её грудь и бёдра выросли пропорционально остальным частям тела, даря ей изгибы, довольно редкие для женщины её страны.       Цзян Фэнмянь мог бы быть ничего так на её вкус, если бы его жена не ненавидела её почти так же сильно. Госпожа Юй была подругой детства госпожи Цзинь, как смутно помнилось Не Минцзюэ, но она подозревала: истинной причиной было то, что орден Цзян старательно держал женщин подальше от политики — вне зависимости от уровня их заклинательства.       — Как вы собираетесь «стремиться к невозможному», если вы отказываете в шансе половине своих людей? — спросила она как-то раз у Цзян Фэнмяня, но он просто покачал головой и попытался погладить её по волосам (она смотрела на него убийственным взглядом, пока он не убрал покусившуюся на прикосновение конечность прежде, чем она отсекла бы её). Он сказал, что она не поймёт, что Цинхэ слишком своеобразен, слишком лишен предрассудков, что остальные земли отличаются.       (Его дочь после той встречи подарила Не Минцзюэ цветок, краснея до ушей, и сопроводила его миской супа. По сей день Не Минцзюэ не знала, было ли это из-за её слов, или люди Юньмэна тоже были свободны от предрассудков, как и в Цинхэ, просто не признавались в этом себе).       Даже вечно-вежливый орден Лань не был дружелюбен.       Больше всего её раздражало то, что она была уверена: они прекрасно сработались бы, будь она мужчиной или хотя бы представляйся им — словно мужская душа, переродившаяся в женском теле. Но мужчиной она не была. Она была женщиной, а правила ордена Лань предписывали мужчинам и женщинам держаться порознь. Лань Цижэнь берег от неё своих племянников, будто сокровища, и прошло немало времени, прежде чем она лично встретилась с Лань Сичэнем.       — Ого, — сказал он, моргнув. — Они не шутили, говоря, что вы — богиня.       — Богиней была моя мать, — привычно отозвалась Не Минцзюэ.       Лань Сичэнь улыбнулся, его глаза, сузившись, напоминали полумесяцы.       — Нет, — произнес он, — я уверен, что имел в виду ровно то, что сказал.       Не Минцзюэ ощутила, как что-то дрогнуло в груди, чего никогда не случалось раньше. Но она долго боролась за то, чтобы её всерьёз воспринимали как главу ордена, несмотря на юный возраст и пол. Она не собиралась отказываться от этого, поведясь, как любая другая заклинательница её лет, на мужчину, занимавшего первое место в списке самых привлекательных молодых господ.       (Не Минцзюэ в списке была седьмой. Она не была уверена в том, как вообще туда попала, но, похоже, существовало достаточно заклинательниц, которые рады были отдать ей голос независимо от её пола).       Кроме того, даже если её сердце билось чуть быстрее, когда Лань Сичэнь улыбался ей, даже если он намекал, что чувствует то же, это не имело значения. Она знала то, чего он не знал: детей в этой жизни у неё не будет. Она очень любила Басю, да, но её своевольный и злобный дух сабли стал бы ужасным ребёнком — и она не могла никого на это обрекать.       Она довольно быстро выяснила, что младший брат Лань Сичэня был обрезанным рукавом — что бы там ни думал Лань Цижэнь, порнография была прекрасным подарком для подростка, особенно если учесть, насколько успешным было маленькое дельце Не Хуайсана, — а это значило, что именно Лань Сичэню придётся продолжить их род. Не Минцзюэ слышала немало историй о том, что случается, когда мужчина женится на женщине, которая не может иметь детей, а потом на другой, которая может. Ей такое было не нужно.       Так что они были друзьями.       Она не была уверена, стало ли ей проще или сложнее, когда она встретила Мэн Яо, небольшого, хрупкого и до забавного мило плетущего интриги.       «Он не ждал, что я окажусь женщиной», — подумала она. Мэн Яо устроился на горной дороге с ведрами воды и жалобным выражением на лице, жуя сухарь и не запивая его даже глотком, несмотря на полные вёдра. Когда она остановилась перед ним, чтобы спросить, почему он не пьёт, он поднял на неё взгляд, глаза его расширились на пол-лица.       Не Минцзюэ могла бы попасться на эту уловку, если бы ей не было очевидно: он прямо сейчас стремительно пересматривает свою стратегию. Это почти вызвало у неё ностальгию по тому, как её кузины учили друг друга уловкам невинной соблазнительницы — белого лотоса, играющего на чужой жалости и собственной невинности.       И всё же в конечном итоге не имело значения, намеренно ли он преувеличивал свою беспомощность, чтобы сыграть на этом. Ответственность лежала на том, кто затевает ссору, а не на жертве. Она пошла в пещеру и отругала своих людей.       После она взяла его с собой, пройтись.       — Я уже говорила с некоторыми людьми о тебе. Похоже, ты заслужил уважение на поле боя и вне его, — сказала она Мэн Яо. — И тебе не нужно разыгрывать собственную беспомощность, чтобы привлечь моё внимание.       Мэн Яо самоуничижительно улыбнулся.       — Я обнаружил, что у мужчин есть слабость к тем, кто, как они думают, не способны обойтись без их помощи.       — Ну а я не мужчина, не так ли? — указала она в ответ. Она немного поколебалась, но решила, как и всегда, говорить прямо. — Может, я и провела большую часть жизни среди них, но моё детство прошло в женском окружении, и женские штучки на мне не очень работают. Так чего ты пытаешься добиться?       Он посмотрел на неё, подняв брови.       — Хочешь занять место личного помощника? Я не против, поскольку ты показал себя достаточно компетентным, — сказала она. — Но если твоя цель — добиться расположения отца, донося на меня, не утруждайся. У него достаточно шпионов, и сын для этого ему не нужен.       — Может, я просто хочу показать ему, на что способен, — произнес Мэн Яо.       Не Минцзюэ засмеялась.       — Под моим началом? Если хочешь попытаться — останавливать не стану, но скажу сразу: ценности Цзинь Гуаншаня могут прийтись тебе не по вкусу.       Она сделала его своим личным помощником, и он оправдал её ожидания: он был эффективным, способным и компетентным. Он хорошо понимал людей, в отличие от неё, и мог мгновенно вычислить, чего хочет каждый конкретный человек. Что столь же важно, он жил по принципам, которые она уважала, ценя жизни простого народа, как и заклинатели Не; он делал то, о чем она его просила, и делал хорошо.       Было бы жаль потерять его, думала она, но всё же взяла его с собой на военный совет с орденом Цзинь.       После она придумала отговорку, чтобы уйти пораньше, как делала всегда. Когда Мэн Яо появился позже тем же вечером, чтобы принести обычные отчёты шпионов, Не Минцзюэ почувствовала запах крови: его ногти впились в ладони.       — Он спросил тебя, спишь ли ты со мной, — сказала она, забирая бумаги. Это не было догадкой. — Можешь сказать ему, что да, если считаешь, что это тебе поможет в отношениях с ним.       Мэн Яо выглядел так, будто от этого предложения ему сделалось противно, что позабавило её.       — Разве тебе безразлично, что половина лагеря считает, будто я получил должность через твою постель? — спросил он. Морщинки у его бровей намекали, что вопрос его всерьёз тревожит. — Большинство из них не могут решить, то ли я твой мальчик для развлечений, то ли ты достаточно глупа, чтобы не заметить, как я намеренно соблазняю тебя в своих целях, но оба варианта весьма нелестные. Разве это тебя не заботит?       — Не особенно? — сказала Не Минцзюэ. — Я возглавляю орден с пятнадцати, и более половины глав орденов, что отчитываются мне сейчас, с тех пор обращаются со мной, будто я ходячий набор набор женских частей тела, которому можно присунуть. Они становятся невероятно раздражающими, когда я открываю рот и напоминаю им, что это не так. Держать мальчика для развлечений — не худший вариант по сравнению с остальным… Ты наверняка слышал тот, который утверждает, что я фригидная сука, которая самоудовлетворяется собственной саблей? Он вообще вечный.       Выражение лица Мэн Яо подсказывало, что этот слух он слышал.       — Отец всегда говорил мне: чем больше люди сплетничают за спиной, тем больше нужно трудиться, чтобы им было нечего сказать, — продолжила она. — Но я выяснила, что они в любом случае найдут, что сказать, а если не найдут, то выдумают. Слухи неистребимы.       Мэн Яо нахмурился.       — Это звучит очень пессимистично. Не то чтобы я цитировал наших врагов, но если вы сияете как солнце в небесах…       — Я — глава одного из Великих Орденов, — сказала Не Минцзюэ. — Я герой войны. У меня репутация порядочного и праведного человека. И всё же, даже по сравнению с Вэнь Жоханем, чьё имя больше вываливают в грязи? С одним вдохом они проклинают его за то, что он приказал насиловать их жен, а со следующим бурно обсуждают, как хотели бы поиметь меня… Мэн Яо, не сочти за оскорбление, но ты можешь быть мудрым, как отшельник, могучим, как землетрясение, и благостным, как Будда, однако они всё равно будут спрашивать друг у друга, прикрывшись рукавами, чему ты научился, будучи сыном шлюхи.       Выражение его лица было довольно уродливым — ничего близкого к его обычной спокойной улыбке.       — Я обычно переживаю это, общаясь с людьми получше, — добавила она. — Ты уже встречал Лань Сичэня?       Выяснилось, что он встречал и что они весьма понравились друг другу. Очень понравились, судя по блестящим глазам Мэн Яо. Неужели оба мужчины, которые её привлекали — от чьего внимания она отказалась, не желая прерывать их линии наследования, — закончили тем, что составили пару, и наследников им всё равно не видать?       Конечно, Мэн Яо не подходил ей и по иным причинам…       Однажды она подслушала их разговор о возможном уходе Мэн Яо. Вероятно, эта ситуация была им подстроена, так что она вошла, уже закатывая глаза.       — Если хочешь уходить — уходи, — сказала она. — Я напишу тебе рекомендательное письмо, если от него будет какая-то польза. Твой отец не очень-то умен, вполне возможно, от этого не будет прока. Но он уже заметил тебя. Надеюсь, тебе повезет, и письмо даст хоть что-то.       — Глава Не…       — Я повысила тебя не из чувства благодарности, — нетерпеливо сказала она. — Ты всегда хотел вернуться к нему по каким-то причинам, я не собираюсь тебя удерживать.       Он улыбнулся на это, и Лань Сичень улыбнулся вместе с ним.       Честно, даже у человека с её силой воли всё-таки был предел.       — Так ты решил, что уйдёшь? — спросила она у Мэн Яо. — Это твоё окончательное решение? Отвечай сейчас.       — Да.       — Хорошо, — сказала она. — Ты освобождён от должности моего помощника. Кстати, я хотела бы взять вас обоих в свою постель, если у вас аналогичные намерения.       Они уставились на неё, широко раскрыв рты.       — Что? — переспросила она, скрестив руки. — Он больше не мой помощник, в этом нет ничего аморального. И кроме того, ни у кого не появится идиотских идей о замужестве, если нас будет трое. Но предлагаю, только если вы заинтересованы, я не сочту оскорблением отказ…       Лань Сичэнь поцеловал её прежде, чем она закончила фразу — она сочла, что это не было «нет». Мэн Яо среагировал с не меньшим энтузиазмом — хотя, пожалуй, «не меньшим» не было верным словом, с учётом того, что она и Мэн Яо оказались связаны лобной лентой Лань Сичэня ещё до конца ночи.       — Я знал, что бывают такие предпочтения, — сказал Мэн Яо, изучая ленту с удовлетворенным видом, будто не он только что продемонстрировал добрую часть собственных предпочтений. — Такая непристойность, Сичэнь-гэгэ, как не стыдно…       Лань Сичэнь не выказал и капли стыда на этот счёт.       — Думаю, нам стоит повторить, — сказал он. — Я не вспомнил и четверти своего списка.       — А у тебя есть список? — спросила Не Минцзюэ, вытягивая ноги, чтобы оценить, как они себя чувствуют после всего, что было. — Скажи, а он где нибудь записан? — Или нет, лучше скажи, что его находил твой дядя.       Лань Сичэнь вздрогнул.       — Спасибо, да-цзе, мне не стоило это представлять, — всё было бы как в тот раз, когда ты подсунула Ванцзи порнографию, только хуже.       Мэн Яо решил, что лучший способ скрыть смешок — вцепиться в плечо Не Минцзюэ. Зубами.       Не Минцзюэ легонько его оттолкнула.       — Отстань, — проворчала она. — Мне нужно принять какие-нибудь меры против зачатия, прежде чем мы столкнемся с катастрофой. Я, знаете ли, не планировала этого. Я собиралась умереть девственницей.       — Да-цзе, чтобы тебе умереть девственницей, ты должна была быть ею… Ты?.. Минцзюэ!       Не Минцзюэ неодобрительно на них посмотрела.       — Только не говорите, что вы двое прислушивались к этим идиотским слухам. Я не тащу в свою постель кого попало.       — И ты остановила свой выбор на нас двоих? — озадаченно моргнул Мэн Яо. — Да-цзе очень амбициозна.       — Не настолько, насколько вы, — сказала она, закатывая глаза и отталкивая их руки. — Так на что ты в самом деле рассчитывал? Ты знаешь, что Цзинь Гуаншань не примет тебя как сына просто из-за того, что ты покажешься и вызовешься.       — Мне и не нужно быть его сыном, мне нужно носить его цвета, — сказал Мэн Яо. — Это сделает правдоподобнее историю, когда я дезертирую к Вэням — как шпион, не смотри на меня так. Ты знаешь, я хорошо с этим справлюсь. А если я подберусь близко к Вэнь Жоханю, я смогу убить его. Я подарю тебе его голову, да-цзе.       — Нечестно, А-Яо! Я не смогу соперничать с тобой после такого, — пожаловался Лань Сичэнь. — Тебе придётся позволить мне помочь.       «Помощь» Лань Сичэня заключалась в том, что он позволил захватить себя в плен, а Мэн Яо ударил Вэнь Жоханя в спину, когда тот собирался начать пытать Первого Нефрита клана Лань. Не Минцзюэ испытывала головную боль и невыносимое желание прибить обоих.       Несмотря на то, что они принесли-таки ей голову Вэнь Жоханя.       — Перестаньте выглядеть такими довольными собой, — обругала она их. Оба — и Лань Сичэнь, и Мэн Яо, теперь официально Цзинь Гуанъяо (благодаря спору о том, заслуги чьего клана в войне были больше всего, и дележу военных трофеев), выглядели исключительно самодовольно. — Что, если бы вы погибли?       — Но мы не погибли, — указал Лань Сичэнь, — и мы вернулись за наградой от нашей богини.       — А я обещала вам награду?       Две пары щенячьих глазок… и они всё же помогли ей отомстить за отца.       — Ладно. Так чего вы хотите? Если я могу это дать, оно ваше.       Они переглянулись, и Не Минцзюэ немедленно начала волноваться: у них было время обдумать это. Это было опасно.       — Мы хотим заключить с тобой брак, — сказал Лань Сичэнь.       — Мы оба, — уточнил Цзинь Гуанъяо, — чтобы избежать любой ревности.       — Это… не так работает, — беспомощно отозвалась Не Минцзюэ. Мужчины брали многих жён, но не женщины — многих мужей. Женщин, которые так поступали, называли по-разному, и все эти слова были нелестными. И нецензурными, если это имело значение. — И в любом случае, как я уже говорила, у меня не может быть детей. Хуайсан — мой наследник, всегда им будет, а вы заслуживаете продолжить свой род. Вы оба.       Они снова переглянулись.       — Меня это устраивает, — сказал Цзинь Гуанъяо. — Наследник Цзиней — Цзинь Цзысюань.       — У меня достаточно кузенов и кузин, — сказал Лань Сичэнь. — А теперь мы можем пойти в постель? Я был ранен при исполнении… — У него было разбито колено и остались ровно три ссадины, она сосчитала. — Мне нужно немного заботы и внимания.       — И согласие на брак от да-цзе, — отметил Цзинь Гуанъяо, поскольку был внимателен к таким моментам.       Это почти наверняка вызовет политическую катастрофу.       — Вы уверены, что чего-то вроде названых братьев или вроде того вам будет мало? —       попыталась возразить она.       Они были уверены.       (Говорили, что глава Не была богиней: богиней войны, богиней клинка, острая, как её сабля, и высокая, как храмовая статуя. Говорили, что два её любовника влюбились в неё с первого взгляда и сражались в войне, перевернувший весь заклинательский мир, только чтобы заполучить право на её руку. Говорили, что они служили ей как правая и левая руки, и что когда все трое были вместе — досточтимая троица — они были непобедимы).