***
— Девять против Филадельфии… и шесть против Питтсбурга, — кивает Нора на экране Алексова телефона. — Ага, за всю карьеру ты забил пять и больше голов против каждой команды в дивизионе, но ноль против Нью-Йорка. — С точки зрения статистики в этом нет ни малейшего смысла! — ноет Алекс. — У нас даже нет серии поражений против них за это время, верно? Почему я не могу им забить? Нора пожимает плечами. — На самом деле, статистика здесь работает идеально, если принять во внимание твои показатели по рейтингу З²А. — Что? — требует объяснений Алекс, пытаясь заглянуть в её ноутбук, виднеющийся на экране телефона. — Мои что? Такой статистики нет в базе НХЛ. Что это значит? — Заноза в Заднице Алекса, — ухмыляясь, поясняет Нора. — Когда ты видишь Генри на льду, ты заводишься и начинаешь дерьмово играть — правило работает 100% времени. — Неправда, — протестует Алекс. — Правда? Нет, не может такого быть! — Цифры говорят обратное, — подтверждает она. Алекс раздражённо бросает телефон себе на грудь. — Ну, это не потому, что он лучше меня. Это просто его самодовольное лицо. Голос Норы доносится где-то из его солнечного сплетения. — Ага. Настолько по-дурацки красивое. Алекс подхватывает телефон, чтобы гневно посмотреть на неё. — Всё верно, и все, кто издеваются надо мной за это, — лицемеры. Очевидно, что он красив. Видео, из которого Джун вырезала свои ехидные замечания, со вчерашнего дня набрало больше десяти тысяч просмотров. Захра, глава вашингтонского пиара, не в восторге. Официально Алекс не читает меншены в твиттере, но втайне он осуждает (многих-многих) придурков, которые притворяются, что не замечают, насколько умопомрачительно хорош этот говнюк. — Ну, я не знаю, что ещё тебе сказать. Если ты хочешь забить Рейнджерам, пусть твоя мама почаще ставит тебя против другой пары защитников, — пожимает плечами Нора. — А мне пора. — Ну спасибо, — мрачно отвечает Алекс и закрывает приложение. Он находит видео с вчерашней пресски Генри и пересматривает его. Оно потрясающе скучное и полно клише, как и всё, что делает Генри. Кто причёсывается ради грёбанного послематчевого интервью? В приступе противоречия Алекс наскоро дрочит себе и переворачивается на другой бок, чтобы заснуть. На его щеке расцветает оставленный вчера Генри синяк. Он лежит на нём какое-то время, чувствуя, как щека ноет, а потом разочарованно фыркает и дрочит второй раз. По крайней мере, им не придётся играть против Рейнджеров ещё какое-то время. Пройдёт целый благословенный месяц, прежде чем ему снова нужно будет увидеть Генри.***
Стоит ему зайти в тренировочный корпус следующим утром, Захра стискивает его плечо смертельной хваткой. — Конференц-зал J, — командует она. — Немедленно. Захра распределяет переговорки в зависимости от того, насколько громкими, по её оценке, будут проводимые там обсуждения. Комнаты A и B, прямо рядом с раздевалками, отводятся для совершенно нормальных головомоек, типа как после того видео, которое запостила Джун. Комнаты от C до F тянутся дальше по коридору и предназначены для настоящих скандалов, как, например, когда Алекс с Норой сняли фейковую запись того, что они трахаются. У Алекса полно приятных воспоминаний о конференц-зале F. Он не знал, что существовал также зал J. Разговор должен быть… интересным. Но Захра не выглядит взбешённой. За три года в Вашингтоне Алекс успел познакомиться с полным спектром оттенков настроений на её лице: она часто сопровождала его по этому коридору. Сейчас это больше похоже на «время урегулировать этот кризис», а не «без пятнадцати минут истерика». Он пытается припомнить, что он натворил, но не может придумать ничего, ради чего стоило открывать новый конференц-зал. Может, кто-то умер? Когда они наконец-то завершают свой километровый забег сквозь здание, его ждёт мама, одетая так же, как обычно одевается на тренировки: в простой спортивный костюм с логотипом Кэпиталс. Так что, по крайней мере, умерла не она. — Плохие новости для тебя, Клермонт, — произносит она. Значит, она тоже на него не злится. Вот это реально сбивает с толку. А потом она добавляет: — Мы только что купили Генри Фокс-Маунткристен-Виндзора, — и до Алекса наконец доходит. Они отвели его в глубокую сибирскую тайгу не для того, чтобы наорать на него. Они находятся в глубокой сибирской тайге, чтобы он мог наорать на них. Потому что Генри теперь будет играть в команде Алекса. Генри. В команде Алекса. В раздевалке Алекса. Он будет носить цвета Алекса. Обнимать товарищей Алекса после голов. Блядь. Ну. Он не намеревается играть им на руку, несмотря на то, что самому ему до смерти хочется тоскливо завыть. — О, — произносит он, изо всех сил стараясь вложить в этот единственный гласный всё своё равнодушие. Захра не верит ему ни на секунду. — И на этот раз тебе нельзя капризничать, — предупреждает она его. — После того видео у нас есть один-единственный шанс. Ты поприветствуешь его в команде, пообещаешь журналистам, что теперь, когда вы играете на одной стороне, все склоки позади, и вы вдвоём построите самый красивый броманс, который эта Лига только видела. Благотворительные мероприятия, обеды на публике, объятия, удары кулаками, твиты, состоящие минимум из семи полных любви смайликов, и тэ-вашу мать-дэ. Ты меня слышишь? Алекс отвечает ей гневным взглядом. Он не идиот, знает, что у него нет вариантов и что былая неприязнь может испортить работу команды. А команда для него важнее какого-то британского забияки. Разумеется, он так и сделает. Но это не значит, что он должен радоваться этому. — Ты меня слышишь, — повторяет Захра, и это звучит не вопросом, а скорее угрозой. — Хорошо, — соглашается Алекс. Он сжимает челюсти и кулаки. — Восхитительно. Я вам ещё покажу. Да я забромансю этого говнюка до смерти.***
Генри заявляется прямо посреди тренировки и присоединяется к ним на льду. Его добавляют в противоположную команду, но без мамы, колдующей над звеньями за скамейкой, несложно сделать так, чтобы они с Алексом не появлялись на льду в одно время. Когда наступает его черёд, Алекс просто делает вид, что у него проблемы с экипировкой, и вуаля! Он уже во втором звене, и Генри останавливает чей-то другой чересчур амбициозный финт. В раздевалке, стоит Генри стащить с себя шлем, Алекс проглатывает рвущуюся наружу насмешку. У нормальных людей волосы просто не могут выглядеть так красиво после того, как они снимают хоккейный шлем. Это буквально не должно быть возможно. То, что он даже не взмок, он может объяснить тем, что Генри играл с ними всего двадцать минут, но его причёска — это совершенно неприемлемо. К сожалению, броманс века не просто уловка для журналистов. Ребята тоже должны в это поверить, и некоторые из них уже бросают на Алекса взгляды, полные разнообразных эмоций — от лёгкого волнения до радости от предвкушения грядущего срача. Алексу пора сделать свой ход. Он собирается с духом. Если ты не сделал ни одной попытки попасть в цель, то промахнулся на все сто, как сказал когда-то какой-то дерьмовый тренер из Феникса. — Эй, Генри, — говорит Алекс тоном, который предполагался дружелюбным, а вышел обвиняющим. Генри оборачивается к нему, как и все, кто не пялился на них до этого. — Да? — просто спрашивает он, как будто ожидает какого-то тёплого приёма. Что, да, всё верно, Алекс и пытается устроить, но Генри не должен на это рассчитывать! Алекс сжимает зубы и собирает в кучку все крохи медиаподготовки, которым его научили за те шесть лет, что мама работает тренером. Вот так хорошо. Улыбайся. Броманс века. Вперёд. — Я куплю тебе пиво за тот удар по челюсти, если ты купишь мне бутылочку, чтобы отплатить за мой удар по щеке? — Да всё в порядке, ты тогда до меня еле дотронулся, — щедро улыбается Генри. — Хотя я с удовольствием куплю тебе кружку. Я-то тебя по-настоящему уделал, верно? Ой, да ну на хуй. Алекс срывает с себя коньки и встаёт. Его сошлют в КХЛ, но это будет того стоить. Мама, которая стала главным тренером не на ровном месте, выбирает ровно этот момент, чтобы возникнуть у него перед глазами. — Отлично, команда, слушайте! — орёт она и начинает объяснять будущую роль Генри в их системе. Угрожающе приподняв бровь в сторону Алекса, она одним взглядом заставляет его (кипящего от негодования!) плюхнуться обратно на место. Итак, прошла первая минута.***
— Я нашёл твою куклу, — говорит Алекс. — Добрый вечер, — отвечает Генри, усаживаясь прямо напротив него. Алекс пытается не хмуриться. Сейчас не вечер, сейчас ровно полдень, потому что, разумеется, робот Генри приходит точно к назначенному времени. Они в каком-то модном месте, которое Захра выбрала им для обеда, и оба получили строжайшие инструкции выглядеть так, будто им очень весело. Именно поэтому Алекс наклоняет голову ближе к Генри, по-дружески стукает его плечом и показывает страничку магазина НХЛ на телефоне. — Гляди-ка. Прямо вылитый ты. Вялый взгляд и всё такое. Генри листает что-то на экране, как будто ему интересно, что там Алекс ему показывает. В графе «вместе с этим товаром покупают» висит превьюшка куклы Алекса, на которую Генри немедленно кликает. — Не слишком похоже, если честно, — отвечает он вместо того, чтобы сказать что-то интересное. Тогда Алекс мог бы поиздеваться. Вот блин. К ним подходит официант, и у Алекса появляется минутка, чтобы собраться с мыслями, пока они делают заказ. К тому моменту, как они снова остаются одни, у него уже готов бомбезная острота про отсутствие у Генри половых признаков, но раньше, чем у него появляется шанс ей воспользоваться, Генри задаёт очень искренний вопрос: — Почему ты так сильно меня не любишь? Алекс пялится на него, забыв даже выглядеть дружелюбным ради папарацци. — Ты сейчас серьёзно спрашиваешь? — Ну да, — подтверждает свои слова Генри. — Ты не ненавидишь всех, с кем дерёшься. Я как-то слышал, что ты планировал сходить в караоке с Брейденом Джеймисоном в то же время, когда ты удерживал его в захвате. Алекс не может поверить этому ублюдку. — Ты знаешь, что Джаммер сказал мне, когда мы впервые встретились? — вопрошает он. — Он поприветствовал меня в Лиге и посоветовал отличное местечко со смузи рядом с Медисон Сквер Гарден. Разве так ненормально приветствовать кого-то, с кем ты видишься в первый раз? Генри хмурит брови. — Насколько я помню, в нашу первую встречу ты впечатал меня в моего собственного вратаря, а потом поносил меня последними словами всю дорогу до скамейки штрафников. Алекс прячет лицо за барным меню, потому что нормальное официант у них уже отобрал. Может, ему действительно стоит заказать себе какое-нибудь чудовищно дорогое крафтовое пиво? Алкоголь сейчас реально был бы нелишним. — А, мы встречались до этого? — догадывается Генри сам. — Мы не будем обсуждать это в общественном месте, — сухо отвечает Алекс. — Скажи что-нибудь, чему я могу улыбнуться. Надо отдать ему должное (совсем чуть-чуть), Генри не задаёт лишних вопросов. — У моих соседей в отеле щенок, и они пытаются его спрятать, — говорит он. — И не очень успешно. Сегодня утром мужчина принёс завтрак в номер, услышал лай и закатил глаза. Алекс так удивлён, что действительно улыбается. — У тебя же есть собака? — спрашивает он. Этот факт был в папке с интересными мелочами о человеке Генри Фокс-Маунткримпаф-Виндбаге, через которую Захра заставила его продраться. — Есть, — подтверждает Генри. — О ней заботятся в псарне с хорошей репутацией, пока я не нашёл нам подходящий дом. «Заботятся в псарне с хорошей репутацией». Господи боже. Алекс заказывает два разных крафтовых пива одновременно и молчаливо готовится угрожать Генри, если тот только посмеет за них заплатить.***
Во время следующей тренировки мама раскусывает хитрый план Алекса на вбрасывании и заставляет его встать против Генри. Он не забивает. И бесится. Он всё ещё бесится, когда Генри подстерегает его после тренировки. — Чего тебе, — огрызается Алекс, и Генри выглядит застигнутым врасплох, поэтому Алексу становится стыдно. Он трёт лицо. — Прости, — бормочет он. — Как дела? — Ты сказал, что не хочешь обсуждать нашу первую встречу на публике, — настороженно начинает Генри. Постоянно висящая над ним аура раздражающего самодовольства как будто даже рассеивается. — Возможно, сейчас тоже не лучшее время. — На драфте, — коротко отвечает Алекс. Лучше закрыть эту тему. — Тебя только что выбрали третьим в общем списке, и я попытался тебя поздравить, а ты посмотрел на охранника и спросил: «А ему вообще можно здесь находиться?». Он следил за интервью Генри перед драфтом. Все его ответы были тщательно продуманы, а его отточенное обаяние применялось максимально эффективно. Его родители были олимпийцами, не хоккейными, но оба они были знамениты на весь мир. Он наверняка отрабатывал эти ответы в зеркале всю свою жизнь. Алекс в первый раз пришёл на настоящую нхльную игру уже подростком. Он вырос на колледжном хоккее, затем ЮПХЛ, затем АХЛ, пока его мама также поднималась по тренерской карьерной лестнице. Алекс мог очаровать любого журналиста когда угодно, но в его арсенале не было ничего, что можно было назвать отточенным. — Я прошу прощения, — произносит Генри. — За что? — Алекс скрещивает руки на груди. — Что повёл себя как дерьмо к кому-то кто, как оказалось, имел значение? Генри отрицательно мотает головой. — За то, что повёл себя как дерьмо. Против собственной воли Алекс фыркает. — В то лето многие пытались втереться ко мне в доверие, — объясняет Генри. — Это меня нервировало. Я предпочитаю предполагать лучшее о людях, но этот принцип перестал работать. Но это не оправдывает моей грубости. И даже если бы ты был всего лишь фанатом, ситуация стала бы ещё хуже. Пожалуйста, прости мне мою грубость. Проклятие, он даже извинения приносит умело! Ух. Алекс всё ещё зол, но в эту злость подмешиваются нотки досады и обиды. Стало быть, он скоро сдастся и готов будет простить. — Ну ладно, — равнодушно соглашается он. Генри снова смотрит на лёд. — Ты не согласен с тем, как тренер Клермонт подходит к игре в большинстве, верно? — спрашивает он. — Если я правильно понял, ты хотел что-то сказать, пока сидел, но в итоге решил промолчать. И Алекс клюёт, но только потому, что он знает, что ему кинули наживку и он добровольно решает её заглотить. — Объясни мне, что вы там делали с построением зонтиком в Нью-Йорке? — просит он. — Это было безумно круто. Генри улыбается, и эта улыбка отличается от тех искусственных гримас, которые он выдавливает из себя ради селфи, которые их обязала делать Захра. — Найдём-ка какое-нибудь местечко, чтобы обсудить это за обедом?***
Они играют вместе в своём первом матче на следующий день, и Генри — к вящему недовольству Алекса — оказывается сокомандником мечты. Он знает, когда стоит наседать дальше синей линии и когда пора отступать, он защищается против двоих, как будто в нём одном три человека, а его прорывные пасы так же идеальны, как его идиотская причёска. Алекс хочет его поцеловать. А затем с тяжёлым чувством неизбежности он осознаёт, что действительно хочет его поцеловать. — Э? — спрашивает Нора, когда он признаётся ей той же ночью. — Погоди, ты разве был не в курсе? А что ты думал, ты делал, когда назвал его «чертовски красивым» в том видео? — Оскорблял его, — печально отвечает Алекс. — Предполагалось, что это ввергнет его в пучины отчаяния. Я не знаю! — Ну, вы уже сходили, типа, на три свидания, — говорит она. — Как тебе кажется, по ощущениям, ему понравилось? — Эти свидания были обязательными, и из него вообще не то чтобы бьёт гейзер эмоций, — объясняет Алекс, хотя сейчас это уже неправда. Но Алекс действительно не имеет ни малейшего понятия, думает ли о нём Генри в таком ключе. — Ха, — задумчиво тянет Нора. —Гейзер. — Нора-а-а-а, — стонет Алекс. — Прости, — произносит она, но в её голосе раскаяния лишь процентов пятьдесят. — Ладно, послушай, вот что тебе нужно сделать. Своди его на одно из ваших бромансных свиданий вечером куда-нибудь, куда бы ты пошёл на, типа, настоящее свидание. Выбери место рядом с отелем, а потом проводи его до дома. Если он не такой тупица, как ты, он всё поймёт.***
Вещи, которые у Алекса получаются хорошо: 1. Выбирать идеальные места для свидания 2. Выглядеть в костюме ангелом, сошедшим с небес 3. Весь вечер поддерживать искромётную беседу и бросать в сторону партнёра жаркие взгляды Вещи, которые у Алекса получаются из рук вон плохо: 1. Поужинать наедине с Генри Фокс-Маунткруассан-Виндбрейкером без того, чтобы задиссить его за его волосы — Ничего я в них не добавлял, — протестует Генри. — Они просто не путаются. И от природы ложатся так ровно. Я ничего не делаю. — Значит, дело в генной инженерии, — решает Алекс. — Если вывести пятнадцать поколений олимпийцев, в итоге обязательно получится что-то странное. — Пятнадцать поколений? Олимпиаду начали проводить в 1896. Алекс энергично тычет в него пальцем, едва-едва промазывая мимо своего бокала вина (уже третьего по счёту). — Видишь, даже тот факт, что ты это знаешь просто так из головы, ненормален. — В каком году была основана НХЛ? — бросает ему вызов Генри. — Тысяча девятьсот сем... — Алекс тормозит сам себя. — Это другое! — Да что ты говоришь, — довольно дразнит его Генри. Тут не поспоришь, поэтому Алекс подходит к снаряду с другой стороны. — Мы обсуждали твои глупые волосы. Почему они никогда не мокнут после игры? Стоит тебе снять шлем, волосы просто струятся идеальными локонами, будто ты кукольный Кен. Ты что, не потеешь? — Вообще-то мы обсуждали игру против Нью-Джерси, которая будет в четверг, — поправляет его Генри. — Я не понимаю, какое отношение к ней имеют мои волосы. И должен сказать, меня поражает, как ты умудряешься одновременно нахваливать их тем же тоном, будто пытаешься оскорбить. Алекс готов вот-вот перейти в оборону, но затем вспоминает, что его цель здесь — обольщение. Он протягивает руку через столик и прикасается к волосам Генри у виска. Они действительно нечеловечески гладкие. — И ты ничего не используешь? — спрашивает он. — Совершенно, — Генри позволяет ему дотронуться до себя, но выглядит при этом, будто ждёт, как всё обернётся какой-то шуткой. Алекс ненавидит быть предсказуемым. — Очень красивые, — добавляет он и задевает пальцами ухо Генри. У того расширяются глаза. Он замирает на секунду, а затем встаёт, едва не уронив стул. — Мне нужно идти, — выпаливает он. — Я… я потом тебе отдам за… — и вот он уже выскакивает из двери. В общем, Нора была права насчёт того, что Генри всё и так поймёт. Даже не пришлось провожать его домой.***
Утренняя тренировка проходит весьма неловко. Игра против Дьяволов — и того больше. Генри идеально вежлив, как обычно, а значит, это Алекс виноват в том, что их отношения снова стали такими странными, и это… бесит. Очень-очень бесит. Захра больше не нудит над ними, чтобы они продолжали создавать броманс. Всем уже пофиг, ведь они давно не дрались. Журналисты эту тему отпустили, а команда привыкла, что Генри теперь играет с ними. Алекс скучает по дракам. По крайней мере, когда Генри на него бычил, Алекс знал, что ему было не всё равно. — Эй, ты в порядке? Алекс поднимает голову. Джун стоит в дверях раздевалки. Он и не заметил, что все уже разошлись. Она садится рядом с ним. — Ты не выглядишь как человек, который только что надрал Нью-Джерси задницу. — А я и не надрал, — отвечает Алекс. — Это был Генри. Он передал мне оба паса, я только заколотил шайбу в ворота. Шестилетка бы справился. Он знает, что она это знает. И чувствует облегчение, что ему не надо ей ничего объяснять, но в том же время разочарован, что ему и не придётся. — Я к нему подкатил, — признаётся Алекс, просто чтобы это было сказано вслух. — Получилось не очень. Она кладёт руку ему на плечо и сжимает его. — Пошли. Мама ждёт в машине. Алекс делает вид, что он в порядке, чтобы не отвечать на вопросы по пути домой. Добравшись до своей комнаты, он возвращается к тяжёлым вздохам. Рано или поздно он это переживёт, но иногда человеку нужно время.***
В час ночи его будит телефон, который он в приступе ангста оставил включённым на случай, если Генри всё-таки передумает и захочет признаться в своей любви. Звонок и правда от Генри, и Алекс сомневается, не сон ли это всё ещё, но недостаточно, чтобы переключиться на автоответчик. — Генри? Ты в порядке? — Мне нужно знать, какие в Вашингтоне законы по поводу похищения собак, — произносит тот. Алекс ещё больше уверивается в том, что спит. — Ты... что? — Щенок, — нетерпеливо поясняет Генри. — Которого пытались спрятать мои соседи. Она без присмотра бегает по коридору, и мне надо знать: если я заберу её в свою комнату, меня арестуют? Я понятия не имею, как ей удалось сбежать, но никто не отвечает на стук в дверь. — В каком номере ты живёшь? — Алекс хватает джинсы. — 812. Почему ты… Алекс вешает трубку и решительно направляется к машине.***
— Тебе обязательно было приезжать? — недовольно ворчит Генри. — Я и сам могу справиться с щенком. — Если бы это было так, ты бы погуглил вместо того, чтобы звонить мне, — парирует Алекс. — Или сам решил, что никто не посадит тебя в тюрьму, потому что ты на ночь приютил потерянного щенка. Эй, милая, иди сюда. Щенок недоверчиво приближается к ним и лижет его ладонь. И Алекс растекается по ковру умильной лужицей. — Я подкупил её куском сыра, — рассказывает Генри, который наблюдает за ним со стороны. — Но он кончился, и она больше ко мне не подходит. Комната выглядит более обжитой, чем Алекс представлял. Он рисовал себе роботизированный минимализм, и его воображение не так далеко от правды, но на прикроватном столике толпятся книжки, а на столе — еда. Какие-то пухлые печеньки с шоколадом, не похожие на их диетический план. Генри держится от него на уважительном расстоянии, а его глаза никогда не покидают их пушистого питомца, и Алекс в такой жопе. — Сядь рядом, — зовёт он. — Уверяю тебя, она разрешит тебе погладить её буквально через минутку. Девочка ластится в его ладонь, принюхивается к его колену. Генри осторожно присаживается рядом с Алексом и протягивает руку, чтобы собачка могла его понюхать. Она отпрыгивает от неожиданности и отступает в угол, где сворачивается в клубок и с недоверием наблюдает за ними. — Или нет, — констатирует Алекс. — Видимо, тебе придётся купить побольше сыра. Генри прислоняется головой к краю кровати. — Тебе не нужно было приходить. — Ну, я должен был что-то сделать, — говорит Алекс. И он не про собаку. Генри закрывает глаза. — Прости. Я запаниковал. — Всё в порядке, — врёт Алекс. — Понятно, что ты не обязан отвечать мне взаимностью. Просто… всё странно. И я хочу, чтобы не было странно. И надеюсь, наша новая построенная на щенячьем кризисе дружба может помочь. Собственные слова звучат как-то глупо теперь. Щенок не в восторге от Генри, но она больше не скулит. Алекс им больше не нужен. — Я бы не запаниковал, если бы был не заинтересован, — тихо признаётся Генри. Мозг Алекса буксует. — Ты… Что? — Ты всё время прикалываешься, — объясняет Генри. У него яркие от волнения глаза. — Ты правда так делаешь. И я бы не вынес, если бы оказалось, что это одна из твоих шуток. — Я не, — начинает Алекс. — Генри… — Пожалуйста, поцелуй меня, — шепчет Генри. Алекса бросало из стороны в сторону всё время, пока они были знакомы друг с другом. Наконец-то он позволяет себе расслабиться, и выясняется, что, целуя Генри, он по-настоящему может отдохнуть.***
— Признай это, — говорит Алекс. — Ты не можешь говорить это серьёзно, — возмущается Генри, сжимая в кулаке член Алекса. — Я не был серьёзнее никогда в моей жизни, — отвечает Алекс. — Скажи это, или я с тобой расстанусь. Генри тяжело вздыхает. — Что именно ты хочешь услышать? — Ты прекрасно знаешь, что я хочу услышать, — говорит Алекс. — Прекрати тянуть резину. — Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, как ты забил гол на вбрасывании сегодня, — говорит Генри, сухо и потакающе. — Один на один, — гогочет Алекс. — И никого больше и близко не было. Немного крепче. Генри послушно сжимает кулак. — Да, ты большой молодец. — А ты повёлся на мой финт, будто я впаривал тебе Бруклинский мост, — тяжело дышит Алекс. — Так ты хочешь это услышать или хочешь сам мне рассказать? — интересуется Генри. Алексу всё равно, что над ним подтрунивают, потому что он, чёрт возьми, действительно забил. — Лучше бы послушал, — выбирает он. — Если ты можешь связать хотя бы пару слов. У Генри блестят глаза. — Ну хорошо, — начинает он и проводит языком мокрую полосу вдоль шеи Алекса. Алекс вскрикивает и толкается бёдрами вперёд. — Ты вырвался из зоны в одиночку, — шепчет Генри ему на ухо. — Тот верхний пас самому себе, о, — ты восхитительно контролировал шайбу. Ты это хотел услышать, любовь моя? Алекс стонет. Потом ему будет стыдно, сейчас он слишком возбуждён. — О да, я знаю, что тебе нравится, — Генри выцеловывает дорожку вниз вдоль шеи и груди Алекса. — Ты повёл шайбу вдоль бортов, будто собирался пробить с угла, — продолжает он, носом проводя вдоль пресса Алекса. — И я повёлся, да. Я защищал ворота со стороны и не ожидал, что ты остановишься на месте и забьёшь изнутри. Я даже не видел, как шайба залетела в ворота. Потрясающий ход, очень классно. Мне продолжать? Он прикасается губами к головке члена Алекса, пока дрочит ему. Алекс даже думать не способен. — Генри, — рычит он. Генри берёт в рот, не замедляя ритм рукой, которая гладит вдоль основания члена. Алекс дёргается под его ладонями, и рот Генри движется навстречу собственному кулаку и сосёт. Это восхитительно, и Алекс отказывается стыдиться того, что помнит каждую деталь того гола, пока соскакивает с края в оргазм. В соседней комнате тявкает щенок. Генри кашляет, выплёвывая головку члена Алекса изо рта, и смеётся. — Боженька, — только и выдыхает Алекс. — Иди нафиг. Я люблю тебя. Иди сюда. — С удовольствием, дорогой, — отвечает Генри и накрывает их обоих одеялом.