Неподражаемая

1912 год Вечерний Нью-Йорк полыхал огнями. Дункан улыбнулся, проезжая мимо разодетой парочки, прогуливающейся в непосредственной близости от отеля "Ритц-Карлтон" — воплощения достатка, роскоши и шика. Хотя постояльцами отеля эти двое явно не были. Девушка нимало не смущаясь отправила Дункану — точно ему, а не Грэхему! — воздушный поцелуй. Уолтер Грэхем, старый друг и, так уж вышло, спутник на этот вечер, использовал гудок. Новенький автомобиль Fiat Zero, и без того притягивавший взгляды, на несколько секунд стал центром внимания практически всей улицы. Грэхем, счастливый владелец чуда современной техники и вершины машиностроительной мысли, гордо расправил плечи и покосился на Дункана. Но тот лишь слегка закатил глаза. Ладно, тут и впрямь было чем гордиться. Услужливый молодой человек у входа принял ключи от автомобиля и отправился перегонять его на стоянку. Грэхем подкрутил пальцем ус и, глядя на афишу, вывешенную возле входа, сказал: — Честно говоря, друг мой, даже не представляю, как тебе это удалось. Достать приглашения на закрытый концерт... да ты полон талантов, как я погляжу. На афише была изображена темноволосая женщина средних лет в сценическом костюме: белом платье с крыльями. "Несравненная, — гласил текст, — неподражаемая, удивительная! Обладательница уникального голоса! Прекрасная и восхитительная Флоренс Фостер Дженкинс". Дункан пожал плечами. Откровенно говоря, он и сам представлял это с трудом. В конце концов, хоть он и не являлся неотесанным шотландским дикарем, грубое сердце которого трогали лишь звуки волынки или барабанный бой, утонченным ценителем искусства его тоже назвать было нельзя. Но среди его друзей хватало и музыкантов, и художников, и поэтов... и вот, импресарио. Так что когда до него дошел слух о "Неподражаемой Флоренс", — а слухи в Новом Свете всегда распространялись быстро, — Дункан перебрал свои знакомства и вышел на человека, состоявшего в созданном Дженкинс обществе любителей музыки под названием "Клуб Верди". На удивление, дальше оказалось еще проще. Несмотря на то, что купить билеты возможности никакой не было, все они распространялись бесплатно и исключительно "среди своих", добыть пару штук на ближайший концерт Дункан сумел. И позвал единственного человека, который точно оценил бы талант певицы, о которой с недавнего времени заговорил весь Нью-Йорк. Репертуар Флоренс Дженкинс, между прочим, включал в себя сложнейшие арии. Уолтер Грэхем, заинтригованный полученной от Дункана телеграммой, примчался из Мадрида практически мгновенно, всего через неделю. А потом, за оставшиеся до концерта дни наслушавшись о Флоренс, что "Она неподражаема", "Это нечто невероятное", "Никогда бы не подумал, что такое возможно", "Просто нет слов", "Ужаснее ничего не слышал", признал: "Еще посмотрим, конечно, но пока, на первый взгляд... Судя по тому, что о ней говорят — талант. Определенно, талант. Думаю, мы с ней составим отличную команду. В моих руках этот алмаз станет совершенным бриллиантом". ...И тут же купил Fiat Zero. В курительной комнате "Ритц-Карлтона" они молча выкурили по сигаре. Уолтер "настраивался на созерцание прекрасного", как он это называл, а Дункан... Дункан предавался размышлениям о гораздо более высоких материях. Возможно, не Fiat Zero, но хотя бы Ford Model T он ведь может себе позволить, верно?.. И вот время настало. Наконец они с Грэхемом прошли в концертный зал. Дункан скользнул взглядом по роскошной отделке. В ярком электрическом свете все буквально сияло богатством. Они устроились в обитых бархатом резных креслах и в предвкушении замерли. По залу пронесся негромкий шепот, а потом... на сцену вышла она. "Неподражаемая Флоренс" — и все тут же затихли. Грэхем заинтересованно приподнял бровь и слегка подался вперед, рассматривая. Дункан же, напротив, устроился еще удобнее. На сцене Флоренс Дженкинс, одетая в то самое платье с афиши, держалась по-королевски: гордо, с полным осознанием собственного величия, она несла на себе картонные крылья. Грэхем одобрительно хмыкнул. Аккомпаниатор Флоренс, Косме Макмун, был на ее фоне практически незаметен — все верно, так и должно быть. Звуки музыки, наполнившей зал, были прекрасны, как может быть прекрасно только произведение Моцарта. ...А потом вместе с музыкой зазвучал и голос. Это была вторая ария Царицы Ночи из оперы "Волшебная флейта". И со второй арией Царицы Ночи из оперы "Волшебная флейта" это не имело общего совершенно ничего. С первых же слов, которые Дункан, между прочим, неплохо владеющий немецким языком, не зная либретто не сумел бы разобрать, стало очевидно, что "Несравненная Флоренс" катастрофически не попадает в ноты. Дальше — хуже. Она пела не только фальшиво, но и сбиваясь с ритма. Аккомпаниатор изо всех сил старался подстроиться под певицу, но выходило не всегда. И тогда либо мелодия убегала вперед, либо голос запаздывал. Флоренс Дженкинс пела искренне и вдохновенно, самозабвенно отдаваясь арии. Но уже к концу первой минуты исполнения Дункан чувствовал себя целиком состоящим из стекла, по которому скребут сотни, тысячи игл. Грэхем, закаменевший в своем кресле, явно чувствовал себя не лучше... если не хуже. Ну еще бы. С его-то слухом. Сопрано "Несравненной Флоренс" совершенно не держало ноту. Голос не был поставлен абсолютно. Вокального диапазона не хватало. Дункан боролся с желанием заткнуть уши. Лицо Грэхема исказилось в мучительной гримасе. Флоренс Дженкинс вывела особенно ужасную руладу... Раздавшийся рядом короткий смешок заставил Грэхема сбросить оцепенение. Он ухватил Дункана за рукав и, не глядя на сцену, где "Несравненная Флоренс" уже не пела — вопила! — рванул к выходу из зала. На улице, не обращая внимания на людей, Грэхем прижался спиной к стене отеля и, запрокинув голову, прикрыл глаза. Дункан молча раскурил папиросу. У обоих слегка дрожали руки. Несколько минут спустя Грэхем опустил голову и посмотрел на Дункана. Под этим тяжелым взглядом Дункан невольно отступил на шаг. — Полагаю, — веско обронил Грэхем, — это вполне можно считать покушением на убийство. — Эй, — после небольшой паузы запротестовал Дункан. — Никто ведь не пострадал. — Не пострадал?! — возмущенный Грэхем качнулся в сторону Дункана. — А как же мой слух? Мои нервы? Мои, не побоюсь этого слова, надежды? — Он ткнул пальцем в красовавшуюся рядом афишу. Дункан фыркнул. Потом мотнул головой. Но, не сумев сдержаться, все-таки расхохотался. Грэхем сердито смотрел на него, но в итоге улыбнулся и сам. — Заметь, — сквозь смех выдавил Дункан, — афиша-то как раз не обманула. Несравненная — это точно. Даже не знаю, с чем подобное сравнить можно. И неподражаемая — тоже факт. Да и удивила она нас хорошенько, верно? Грэхем на мгновение замер, а потом махнул рукой: — Ладно, убедил. Обладательницей уникального голоса ее тоже можно назвать. Секунду спустя они хохотали уже вдвоем. Напряжение постепенно отпускало обоих. — А все же, — уже когда они садились в Fiat Zero, Дункан хлопнул Грэхема по плечу. — Может, возьмешься за нее? Огранишь и все такое? Думаю, уж такой алмаз точно не каждый день встречаешь. Грэхема заметно передернуло. Он открыл было рот, потом закрыл его, помолчал и как-то настолько безнадежно махнул рукой, что Дункан даже устыдился. Слегка. ...Но не настолько, чтобы в 1944-м году, узнав, что "Несравненная Флоренс" дает концерт в Карнеги-Холле, не отправить Уолтеру Грэхему билет. На это даже двадцати долларов было не жалко.