***
Сначала киджи, потом этот идиот, повредивший ногу, потом неудача в «Клевере», а еще и Соума – ну как он мог так обознаться? День определенно был совершенно дурацким. И достойным его завершением были мяукающие маг с принцессой и пацан с половником. Из коридора донесся щебет Сакуры, «Доброй ночи, Шаоран-кун!», стук двери, легкий вздох – спиртное не помогло мальчишке отвлечься от печальных мыслей. Воин нахмурился. Фай так и остался внизу. С перевязанной ногой. Пьяный в стельку. Курогане ощутил легкий укол совести. Может быть, маг просто не мог подняться на второй этаж сам. Ниндзя вздохнул и встал с постели. Конечно, внизу был диван, и этот придурок вполне мог поспать там, но почему бы не спуститься, если сон все равно не шел? Фай действительно был внизу. Но вовсе не потому, что не смог справиться с лестницей. Он снова что-то готовил. Когда Курогане устроился возле стойки, маг даже не посмотрел на него. Странно было видеть его таким серьезным, обычно он и готовил, дурачась и кривляясь, но Курогане не мог не признать, что сосредоточенность Фаю невероятно шла. Минут десять – немыслимый срок! – в зале стояла тишина. Затем маг довольно тряхнул волосами, улыбнулся и наконец взглянул на сидящего за стойкой ниндзя. - Ты молодец, что дождался, Куро-гав. - Прекрати коверкать мое имя! И я ничего не дожидался! - Ты ждал, - еще одна лукавая улыбка. – Вот. Попробуй. Курогане удивленно взглянул на чашку, которую протягивал ему Фай. То, что в ней было, не слишком напоминало напиток. Оно было слишком густым. - Что это? - Это шоколад, - маг совершенно по-кошачьи потянулся, - по моему собственному рецепту. Курогане принюхался. Странная субстанция пахла корицей, чем-то спиртным, цитрусовым и еще чем-то горьковатым. Фай протянул ему ложечку: - Песик, ну не будь таким мнительным! Оно не кусается! К тому же… - тут волшебник запнулся, и Курогане понял, что он таки пьян, - я очень старался, чтобы тебе понравилось. Воин осторожно зачерпнул немного шоколада из чашки и не без опасения отправил в рот. Обычно все, что предлагал ему «попробовать» этот ненормальный, было невыносимо, отвратительно сладким. Шоколад тоже был сладким – и в то же время горьким, и терпким, и пьянящим, что уже не лезло ни в какие ворота. С тем, сколько ниндзя выпил сегодня, он не должен был бы вообще почувствовать эту алкогольную нотку – но он мог поклясться, что она там есть. А еще от лакомства пахло апельсином. И оно было невероятно, потрясающе вкусным. Курогане потянулся было, чтобы зачерпнуть еще – и замер. Настоящий воин не может быть сладкоежкой. А он, черт подери, настоящий воин, и никто никогда не ставил это под сомнение. Следовало бы отложить ложечку, поморщиться и сказать: «Какая гадость. Ты же знаешь, я терпеть не могу сладкого». И он уже собирался так и сделать – но просто не успел. Фай снова потянулся, зевнул и заявил: - Ты как хочешь, Куро-ванко, а я пойду спать. Сегодня был длинный день. Кстати, - очередная солнечная улыбка, - спасибо тебе, что спас меня сегодня от киджи. Это было очень мило с твоей стороны. Больная нога совершенно не помешала магу легко выскользнуть из-за стойки и, потрепав Курогане по щеке, чуть ли не вприпрыжку подняться на второй этаж. Говорить ему в спину «какая гадость» было бы совершенно неуместно. И даже рычать из-за того, что этот придурок слишком многое себе позволяет, тоже почему-то не хотелось. Курогане вздохнул и все-таки зачерпнул еще шоколада. Пока его никто не видит, можно позволить себе небольшую слабость. Он никому не признался, что на следующий день обошел все кафе и забегаловки Ото в поисках так понравившегося ему лакомства – и нигде не нашел ничего похожего. А вечером, вернее, уже ночью, когда он вернулся, на стойке лежал сверток, а рядом – рисунок, изображающий лохматого черного пса. Ну разумеется. Ведь маг не знал иероглифов. В свертке была коробка, а в ней – кусочки чего-то коричневого. Ниндзя вытащил один из них, повертел в руках, принюхался, потом откусил кусочек. Та же горькая, чуть алкогольная сладость и едва ощутимая цитрусовая свежесть. Поколебавшись немного, ниндзя решил, что шоколад так непохож на все, что ему доводилось пробовать раньше, что он просто «не в счет». К тому же, строго говоря, он не был сладким – в привычном понимании этого слова. Курогане сам не заметил, как коробка опустела. Идти спать ему не хотелось. Он еще долго вертел в руках рисунок мага и пытался понять, что ему напоминает вкус шоколада.***
Как выяснилось, Фай умел молчать и хранить чужие секреты – даже те, над которыми можно было бы посмеяться. Шоколад не входил в меню «Кошачьего глаза». Он делал его только для Курогане. Пожалуй, именно о шоколаде больше всего жалел ниндзя, когда они покинули мир-игру. А потом был Пиффл. Праздничная, волнующая атмосфера гонок и снова – возможность для Фая поколдовать на кухне. Курогане удобно устроился в кресле на балконе с бутылкой горячительного и уже начал дремать, когда раздались легкие, почти невесомые шаги, и через несколько секунд кто-то устроился на ручке его кресла. - Чего тебе надо? – не открывая глаз, спросил ниндзя. - Куро-сама, открой рот, - нежно прошептал Фай. Курогане вздохнул. После полугода в Ямано он привык ко множеству выходок мага. Приоткрыв один глаз, он проворчал: - Чего тебе? - Попробуй, - мурлыкнул волшебник, прижимая что-то к губам воина. Это снова был шоколад – только теперь немножко другой. Теперь он был слишком сладкий. Ниндзя поморщился. - Ты переборщил с сахаром. - Да? – кажется, Фай расстроился, потому что соскользнул с кресла и поднялся на ноги. – Извини. - Эй, - Курогане поймал его за руку. – Это не значит, что я не стану его есть. Волшебник засмеялся, но как-то натянуто. - Папочка съест все, что приготовит мамочка? - Не говори глупостей, - буркнул Курогане, притягивая Фая к себе и усаживая его на колени. – Просто заткнись и отдай мне шоколад. Фай снова рассмеялся - на этот раз куда более искренне - и отправил в рот сурового ниндзя еще кусочек лакомства. Курогане ничего больше не стал говорить о том, что у шоколада неправильный вкус. В конце концов, Фай мог просто не найти нужных ингредиентов. И все же он был слишком сладкий.***
Когда кто-то презирает и ненавидит тебя, делает все, чтобы не задеть даже рукавом и строит вокруг себя ледяные стены, странно ожидать, что этот кто-то захочет что-то для тебя сделать. Одним из плюсов их жизни в Инфинити было то, что игрокам предоставляли вполне пристойное жилье. У каждого – отдельная комната. Курогане заходил в комнату Фая, потому что ему нужно было заставлять этого идиота есть. Фай, был уверен ниндзя, не заходил в его комнату ни разу. Он был уверен в этом до того, как однажды вечером не обнаружил на столе в своей комнате коробку. В ней был шоколад. Красивые, аккуратные плитки. Курогане вытащил одну, повертел, откусил кусочек. Шоколад был горьким. Очень горьким. Больше в нем не было ничего. Воину очень захотелось запустить коробкой о стену. Вместо этого он снова откусил от плитки – и запил горький шоколад не менее горьким и очень крепким напитком. Еще одним плюсом Инфинити было то, что спиртное бойцам предоставляли бесплатно, как и жилье. Пожалуй, это был слишком прямой намек.***
- Я оставлю вас. Думаю, вам о многом еще надо поговорить. Курогане готов был бы согласиться со своей принцессой, если бы не идиотское волнение, из-за которого хочется оттянуть миг, когда они с Фаем останутся наедине. Наверное, им и правда о многом нужно поговорить, но он не знает, с чего начинать такие разговоры. На мгновение начинает казаться, что даже в Целес было проще, ведь там нужно было не беседы вести, а действовать. Лучший ниндзя Японии не обучен светским разговорам. А еще он не знает, как вести разговор искренний – и поэтому благодарен Фаю, когда тот, продолжая улыбаться, говорит: - А у меня для тебя подарок, Куро-сама. Наконец-то получилось сделать правильный, - и достает сверток – где он его только умудрился спрятать? Курогане даже не нужно смотреть, что в нем. Он и так знает. Фай аккуратно разворачивает подарок и протягивает ниндзя кусочек шоколада. В этот раз у шоколада правильный коричный аромат, правильный горько-сладкий, пьянящий привкус… вот только теперь в нем не легкомысленная апельсиновая нотка, а свежесть мяты. - Правильный, говоришь? – губы расплываются в улыбке, такой непривычной, мальчишеской, и Курогане притягивает к себе волшебника, чтобы наконец коснуться его губ. Он хочет знать наверняка. Фай отвечает на поцелуй – и трудно представить себе что-то более правильное, чем целовать улыбку этого невыносимого создания. Через какое-то время волшебник мягко отстраняется, чтобы уткнуться носом в шею Курогане. Тот приобнимает его здоровой рукой, целует в лохматую макушку и улыбается своим мыслям. Почему я сразу не понял, что мне напоминает вкус шоколада?