Ведьма

Ходит молва, что дочь княжеская, много лет назад в ином мире спрятанная, колдуньей оказалась. Финист не верит сперва. Как это так, дитя самого Ильи Муромца, героиня-освободительница – и с колдовством связана. Представляет себе и красну девицу, и богатыршу, что легко с булавой управится, думает всё, какая она, спасительница Белогорья, поборовшая предателя Добрыню и его вероломную супругу – вот кто ведьма. До сих пор жжет место, где когда-то его ужалил хлыст, обратив в каменную статую. И всё ему не терпится поглядеть на деву, что сумела сладить там, где все богатыри оплошали. Княжна Иванна оказывается высокой, до неприличия худой и бледной – женщины шепчутся, что болезненная, видно, мир иной так на людей влияет. Одевается она на мужской манер, не признавая юбки и сарафаны. «Не удобно это. Я себя наряжать дам только стилисту», – говорит она непонятные слова, отмахиваясь от чужого ворчания. А волосы короче, чем у многих богатырей носит, они и до плеч не доходят. Лицо расписывает как-то неправильно, не теми красками, что берут обычно девицы. Всё в ней такое чужое. И Финист не как не может взять в толк, как могла Иванна спасти его дом, прийдя из чужого мира, не зная ничего о Белогорье, когда сам он не сумел защитить родную землю. Неужто и правда колдунья? Чужой она выглядит, но не злой. Он преподносит княжеской дочери в дар драгоценные камни и меха – каждый богатырь что-то приносит ей, когда впервые возвращается в стольный град после подводного плена. Благодарность за спасение. Девица вежливо принимает все, улыбается каждому, а в перерывах щебечет с названной сестрой Василисой, что-то заговорщически шепчет ей и звонко смеётся. А еще молва идет, что всем женихам княжна дает от ворот поворот. Сетует князь, что ни один молодец дочурке не приглянулся, всё иной мир да нечисть, с которой Иванна сдружилась, у нее на уме. Когда Финист подходит к ней, кладет дары и произносить невзначай: «До чего красива ты, героиня», – желая проверить, врут ли слухи или говорят правду, Иванна только кивает ему. Ни румянца на бледных щеках не проступает, ни блеска в чистых глазах, в которых словно плещется само Белогорье. А после отворачивается и, кажется, через пару минут уже и забывает о нем, отдавая всё свое внимание Василисе. Равнодушием этим легко приковывает его внимание к себе упрямая девица. Как только Финист не пытается обратить на себя ее взор. И чудищ излавливает, которых княжна в приказном тоне велит отпустить, а не на потеху держать, и победы одерживает, и подарки дорогие из походов привозил, – на всё Иванна смотрит без интереса и никогда не вознаграждает его ни улыбкой, ни ласковым словом. Устает только, хмурится и глаза закатывает. Илья Муромец на него глядит даже с каким-то сочувствием: – Не один ты такой, – вздыхает старый богатырь. – Никто ей не мил. Василиса же недовольно фыркает, упирая руки в бока и грозно смотрит на Финиста: – Отстань ты от нее. Если бы Ване кто из богатырей приглянулся, она бы давным-давно на всё Белогорье об этом протрубила. Но богатыри Иванну не влекут. Иногда неделями она может пропадать. А когда возвращается, кидается Василисе на шею, шутит с Ягой, притворно пугаясь грозного «Сожру», косы Чуду-Юду плетет, прежде чем снова отпустить – ведь не один богатырь изловит, так другой. И на всех её хватает, на всех, кроме Финиста. И так ему обидно. Ни одна девица прежде не была так с ним равнодушна. Всегда смущались, улыбались, сами внимания его искали. И старается он больше и больше, лишь бы растопить сердце княжны из иного мира. И с каждым днем всё больше ему кажется, что Иванна и правда прекрасна, что всё чужое в ней – удивительно и правильно. Что худоба ее изящна, словно у хищной птицы, что бледность манящая, как свет луны. Что да, она и правда ведьма, Ясного Сокола приворожившая. Да только зачем ей такие чары, если их жертва ей ни к чему? Как-то в волшебной табличке он видит Иванну совсем другой. Заглядывает через плечо Василисе, когда та, неуверенно держа тайное сокровище, смотрит, как сменяют друг друга картинки. Там Иванна одета в сарафан, перекидывает через плечо длинную косу, улыбается открыто, почти как-то по-детски, смущенно прикрывая глаза, перебирая неловко в руках букет полевых цветов, подобно тем, что регулярно пытался дарить ей богатырь – вот уж диво! Но, пожалуй, Финисту нравится она другой, какой он уже привык ее видеть. – О, целый кинозал собрался! – раздается у них за спинами. – Вот уж от кого я не ожидала интереса к моей фильмографии, – в глазах у нее играет свет. Она непринужденно садится поближе к Василисе. – Ну, и как вам? Если что, это не лучшая моя роль, – бросает торопливо, как будто все тут ее понимают. – Ты… как это? – в изумлении спрашивает Финист, указывая на табличку. – Колдовство? – почти с трепетом интересуется он, хотя умом и понимает, что даже будь Иванна ведьмой, ни за что бы так просто это не раскрыла. Княжна хихикает. – Ага, от великого круга злющих архимагов, гордо именуемых «Фонд Кино», – и, увидев, что ее шутку никто не понял, пускается в объяснения. – Ладно, есть в моём мире… Когда Иванна рассказывает про «свой мир», речь ее наполняется невиданными ранее красками. Финисту всё это кажется странным, непонятным, но с таким жаром и восторгом княжна говорит о том, что любому жителю Белогорья показалось бы придумкой, детской фантазией – о бересте, которая была способна навсегда на себе человека запечатлеть, о том, как множество людей трудятся, создавая истории, о том, как сама перевоплощается в других людей, – что невольно можно заслушаться. Скоморошьи представления в Белогорье и рядом стоять с такими чудесами не могут. Финист пытается не показывать слишком, как ему интересно, а сам мечтает, чтобы она вечность вела рассказ. Как один закончит – пусть начнет другой. Но Иванна, завершив объяснение, забирает у Василисы чудо-табличку и утягивает куда-то сестру – «Женские у нас секреты». А на следующий день опять исчезает. И еще сильнее сгущаются чары. В дозоре Финист однажды замечает ее преспокойно шагающей по лесу. Княжна утомилась слегка, зевает, изящно прикрывая рот нежной ладонью, но, кажется, не боится ни нечисти, ни зверья. На заявления Сокола, что он сопроводит ее до Белого Града, она только отмахивается. – Сама справлюсь, не маленькая девочка. Но он упрямо оставляет дружину продолжать дозор, а сам отправляется с ней, по пути пытаясь завязать разговор. Расспросы Иванну откровенно раздражают, где была, она говорить не собирается: – Кому надо, тот знает, Дятел ты ясный. – Сокол, – поправляет Финист, подавая девице руку, чтобы было проще перебраться через упавшее дерево. – Сокол так сокол, – она не принимает руки, перебирается сама, пусть и забавно пыхтя, и глядит на него серьезно, пронзительно. Может, из-за глаз ее ведьмой и считают. – Прекрати ты это, – говорит без злобы. – Я замуж ни за тебя, ни за другого богатыря не выйду. – Зачем же сразу замуж, – пытается отвертеться он. – Не могу я разве хотеть узнать победительницу Добрыни получше? – и глупо это звучит, потому что всем о его намерениях известно и всем его чувства видны. Иванна морщится. Слыхал Финист, что предателя она убила с помощью иномирского оружия, призывающего гром и огонь. – Знаю я ваше «получше», – фыркает. – Думаешь, таких Ясных Соколов в Москве нет? – Таких – нет, – уверенно отрезает Финист, продолжая шагать рядом с девицей по лесу. Для того, кто провел всю жизнь в ином мире, где по рассказам самой Иванны, все заставлено каменными городами, она удивительно спокойно ощущает себя в чаще. Что ж делала тут все-таки? – Я один такой. В волосах у нее запуталось маленькое перышко, и Финист тянется, чтобы убрать. Волосы у княжны мягче, чем у любой девушки Белогорья. Жаль, что короткие! Какая бы чудесная коса из них вышла. – Как скажешь, – вздыхает она, не собираясь, похоже, спорить. – Только вот я продолжу в девках ходить. Идут некоторое время в молчании, но у выхода из леса она вдруг спрашивает: – Ты в сокола обращаться умеешь? Или это просто сказка? Финист опешивает на секунду, не понимая, с чего она решила это спросить. Светозар раз его превратил, когда Добрыня еще богатырей отлавливал. Отсюда и песнь прекрасная пошла. Он скучает по полету порой. Финист – человек, но хочется порой вольной птицей нестись сквозь небеса. Он не успевает ответить. – Не умеешь, – говорит вместо него Иванна. – Даже жалко. И прощается, как только они добираются до города, бежит к Василисе, взахлеб обсуждают они что-то, а Финист всё не может с места сдвинуться. На игрищах он снова бросает ей букет. Илья пристально наблюдает за реакцией дочери, но Иванна только вежливо благодарит богатыря и поздравляет с победой. Оставляет цветы на перилах и уходит, как только состязания кончаются, брататься с нечистью. «Говорил же, что ни на какого богатыря она и глядеть не хочет», – говорят глаза старого героя. А Финисту и победа уже как-то и не в радость. Но долго сокрушаться у него не входит – вовсе не выходит. Небеса прорезает вой, и две фигуры, одна из которых Финисту уж слишком хорошо знакома, спустились на площадь. То место, где когда-то ударил его хлыст Варвары, обратив в камень, снова начинает покалывать. Вот и настоящая ведьма. Уж в этот раз не уйдет. – Галя? – голос у Иванны непринужденный, будто она случайную знакомую с утра повстречала. Только всего на мгновение Финисту чудятся искры обиды и понимания в ее глазах. Он моргает – и те тут же пропадают. Княжна не теряет обычной своей гордости и уверенности, выходит навстречу незваным гостьям, голову шутливо наклоняет. – Ты что тут делаешь? Зарплату я вроде тебе выплатила на прошлой неделе. – Дела появились, Ванечка. – Явно не уборки твои дела касаются, – улыбается холодно, скалится. – Дела часом не Варварой звать? – переводит взгляд на колдунью. – Что, пришла с подмогой мне за муженька мстить? – и столько у Иванны в голосе яда, сколько Финист и не слышал никогда. Прежде чем бывшая княгиня успевает открыть рот, «Галя» сама отвечает: – Некогда нам такими мелочами заниматься, – Варвара за ее спиной сжимает кулаки от ненависти, но молчит. Они с Иванной смотря друг на друга, и воздух дрожит от несказанных слов. Тут пробивается сквозь толпу сам Илья Муромец. Решительно отгораживает дочь, пряча ее себе за широкую спину, а сам глядит на женщин в немом изумлении. – Взять их! – резко командует он, и на площади словно открываются врата в саму Навь. Колдунья взмахом руки обращает богатырей против их же братьев. Как сражаться с таким? Разве хватит тут простой богатырской силы? Колдовство проклятое уже единожды жизни им сломало, так теперь повторялось всё, если не хуже. Финист отбивается, старается бить так, чтобы упали, но не погибли, а сам высматривает всё Иванну. Куда девалась княжна в пылу битвы? Он видит Василису, помогает ей отбиться от сразу трех обезумевших богатырей, от жениха, который потерял разум, но Иванну стены боя от него скрывают – куда ни глянь, везде побоище. А она где? Что с ней? Героиня она, освободительница, но разве делает это ее неуязвимой, превращает кожу в кольчугу, когда нежданно враги приходят? Но Иванна сама дает о себе знать. Когда его копьё чуть-чуть упускает белую птицу, и Финист рычит от ярости, думая: «Уйдёт, проклятая, меч унесет, не позволю!», когда он готов уже с земли камень схватить, лишь бы не дать улететь колдунье, откуда-то вырвался сгусток темного дыма и, едва коснувшись Варвары, оборачивается железным силком, который мгновенно опутывает беглянку, заставляя ее камнем упасть вниз и выпустить меч, забившись в бессилии. Ведьма. Все-таки ведьма, не лгала людская молва. Иванна стоит посреди поля боя, а у рук ее клубится магия. Не такая магия, какую Финист видел у Варвары во время их давнего боя, нет, другая. И он лжет самому себе, решая, что не пугает его это колдовство. Иванна бросается вперед, хватает меч, с трудом поднимая его с земли, и прижимает к себе. Взгляд ее бешено бегает по полю, и только спустя несколько долгих секунд и пару парированных ударов, Финист догадывается, что она выискивает отца. – Не теряла ты даром времени, Ваня, – вдруг произносит Галя, и голос ее сочится непонятной гордостью. Она и взглядом не удостаивает сову, пытающуюся вырваться из волшебной ловушки. – Я всегда знала, что из тебя толку выйдет больше, чем из Варвары. – Ваня… – выдыхает поражено, даже испуганно Илья Муромец, и девушка отвечает ему, виновато, торопливо, будто сама боится: – Пап, я потом всё объясню! Как с этими разберемся! Разобраться бы. Даже с силами двух магов. Как бы отчаянно они не сражались. Что-то не так с Кладенцом, а без него не справиться. У злой колдуньи всё новые козыри – и всё новых богатырей она обращает в безвольных рабов. Один, другой, третий… Конца края им нет. И приходится бежать. Финист крепко запоминает наказ Ильи защищать и беречь его дочь, пусть даже сама Иванна явно была не намерена давать кому-то беречь себя. Вздыхает резко, бросает на отца прощальный взгляд и вдруг оборачивается к Финисту. – Бери меч. – Что? – замирает он. – Да я сгину в ту же секунду! Я хоть и богатырь славный, но Кладенец взять не могу! – Не сгинешь. Зараза эта его спокойно сейчас таскала, а раньше ей для этого я была нужна, – говорит она, кидая взгляд в сторону, где раньше была Варвара, но ведьма уже куда-то исчезла. Вырвалась все-таки. – И сил в нем нет, – и видя неуверенность, страх на его лице, подается вперед и добавляет уже тише: – Думаешь, я бы тебя на смерть послала? Нет. Не послала бы. Он верит Иванне. Меч легко ложится в руку. Обычный совсем, не волшебный. Не противится, не пытается убить того, в ком ни капли крови Муромцев нет. – Видишь. Нормально всё, – улыбается ободряюще Иванна. – А теперь вперед! И глупо думать о таком в пылу сражения – но до чего она красива. Финист любуется невольно, как княжна подчиняет себе древнее колдовство, как ладно оно ее слушается, как становится продолжением ее рук – и сам не может сказать, от потайного страха сжимается у него сердце или от восторга. Она не так уверенно держится, как Варвара когда-то, но с каждым мгновением как будто все больше и больше начинает упиваться собственными силами, так, что перестает замечать, что вокруг происходит, и то Финисту, то Василисе приходится окрикивать ее. Уже позже, когда долгий побег подходит к концу, когда они – он, Иванна, Василиса и старуха Яга – оказываются в безопасности на спине у Рыбы-Кита, он позволяется себе обдумать всё, что произошло. Княжеская дочь оказалась колдуньей, причем не светлой, как старик Светозар. На Белый Град напала жена покойного Добрыни, причем не в одиночку. Они неизвестно где и неизвестно, куда теперь направятся. Меч-то сохранили, только вот сил он не имеет, а значит и врага им не зарубить. И еще он точно влюблен в Иванну. Никто, кроме него, не выглядит особо удивленным ее силами. – Чувство такое, что я один не знал о том, что княжна колдовать может. Иванна даже не моргнув бросает: – Да, один. Яга и Василиса сразу в курсе были. Она сидит рядом с названной сестрой, гладит ту по плечам, шепчет что-то на ухо, успокаивая. Алёша-то в городе остался, себя потеряв, и невеста теперь тоскует, тревожится. (Сам Финист не меньше волнуется, но знает, что они смогут вернуть всё по местам.) Богатырь не слышит, что говорит ей Иванна, но вскоре Василиса успокаивается. Делает глубокий вздох, трясет головой и поднимается, только посмотрев тяжело в сторону оставленного ими города. Иванна тоже встает и, наконец, поворачивается к нему: – Не смотри так, – улыбается устало, без тени вины. – Если бы я каждому рассказывала, что магичить учусь, то там бы и отец прознал. А я надеялась еще пару месяцев хотя бы его в неведении держать. – Славно ты «магичила», – отмечает Финист, настойчиво загоняя мысли о том, что колдовство ее так похоже на то, что использует Галя эта. В руках Иванны оно быть злым не может. Слово взял её, из другого мира, верно. – Варвара уж точно надолго запомнит, – княжна неприязненно хмурится, складывает на груди руки груди и за плечи себя сжимает так, что кончики длинных пальцев белеют. – Надеюсь. Трижды она не уйдет, хватит с меня. – От меня тоже, – клянется он. – Уж в другой раз я не промахнусь, – пусть молния его поразит, если промахнется. Хватит уже птице этой над Белогорьем мрачной тенью кружить. И за себя отомстит, и за братьев по оружию. И за Иванну. – Ни от кого из нас не уйдет, – мрачно вставляет Василиса. – Увижу – перья пообрываю. И ей, и помощнице ее. Иванна еще глубже хмурится. – Вот уж от кого я не ожидала, так от своей домработницы, – нервно хмыкает она. – Сколько лет её знаю, – шипит раздраженно сквозь зубы, и теперь Финист отчетливо слышит злую обиду в ее голосе. – Дожаловалась на спокойную жизнь, называется. Правильно она меня «дурья башка» называла. Василиса в успокаивающем жесте кладет ей руку на плечо. – Справимся со всем, не впервой, Вань, – и княжна совсем чуть-чуть расслабляется. Мягко кладет руку поверх василисиной. – Твоя правда! Подвиг такой совершим, что не одну песнь о нас сложат! – восклицает Финист, пытаясь подбодрить их. Боевой дух нужно поддерживать. И даже куплеты ему слышатся уже об их общем с Иванной деле. – Освободим Белый Град и всех богатырей, – для пущей уверенности кладет руку на эфес Кладенца. – На сей раз быстрее управимся, не зря же с вами Финист Ясный Сокол. – Совершить-то совершим, – согласилась с ним Василиса. – Только что делать теперь? Тут подает голос Яга, до того молчавшая и рывшаяся в своих многочисленных мешочках и скляночках: – Известно что! К учителю этой непутёвой отправимся, – и добавляет не то шутливо, не то издевательски: – А то поди она вся уж в разлуке истосковалась. Иванна возмущенно открывает рот, но только раздраженно цокает языком, резко отворачивается и отходит на другой конец рыбы, недовольно бормоча что-то себе под нос. Яга скрипуче хохочет ей вслед.