Steklo i nichego bol'she

      Дэйву больно. Дэйв в смятении, он не понимает, что с ним. Если он болен, смертельно ли это? Оказывается, да. Он готов бросаться с крыш, глотать литры цианида, стирать шею в кровь от верёвки. Он готов на многое. На всё, чего уж таить. А Джеймс? Джеймс готов пойти на такое ради Дэйва? Может? А Дэйв может. И Джеймс смог бы, если бы не его твердая, непостижимо жесткая позиция: «Мы в группе, Дэйв.» У него такой стальной принцип и такие непрочные обещания самому себе. Ох, какие у Джеймса вырываются из горла сочные крики, когда Дэйв, скача на нём, словно сумасшедший, в оргазме сжимает Джеймса изо всех сил, выжимая эти самые крики. У Джеймса прекрасный, проникающий глубоко под кожу, прямо в середину груди, голос. А ещё у Джеймса светлые волосы, вьющиеся небольшими волнами. Волосы, которые Дэйв готов целовать не реже губ Джеймса. Если бы у Дэйва спросили, чем пахнет Джеймс, он бы сначала послал всех любознательных куда подальше, а потом сказал бы, что Джеймс пах собой. Ничем, то есть. У него, сказал бы Дэйв, был какой-то свой запах. Такой… Подходящий его обладателю. Джеймс не слышал бы его в тот момент. Они же не вместе. Они априори не могли быть вместе. Почему? Потому что Джеймс — непроходимый идиот и гомофоб, не видящий дальше собственного носа? Да. Потому что Дэйв — глупый, так беспощадно и болезненно влюбленный в дурака-Джеймса? Да. Потому что всё это — их личные жёсткие преграды, мешающие наконец подойти друг другу и сказать всё, что они думают об их жалкой пародии на отношения? Да, да, да! «Сто раз да!» Так бы ответил Дэйв, предложи ему Джеймс не бояться ничего и целоваться с ним хоть в парке, хоть у них дома, хоть во всём мире. Но Дэйв не ответит так никогда. Потому что Джеймс так никогда не предложит. И нет этому конца, думал Дэйв. А оказалось, есть. И очень больно было. И хотелось очень громко выразить свою боль Джеймсу. Но во всех этих громких словах читалось бы только одно: «Позволь мне вернуться и я верну нашу любовь, у нас будет всё, абсолютно всё, как ты хочешь, только позволь!»… Дэйву страшно. Вот и… Всё? А как же их с Джеймсом будущее счастье? Или даже не так, плевать Дэйв хотел на счастье, как же их с Джеймсом будущее? Он же любит его! Любит-любит-любит! Но время идёт, и в какой-то момент они вдруг поняли, что устали. Дэйв… Он устал повторять. Он загоняет себе иглу в вену, в надежде извлечь иглы из израненного недо-любовью сердца. Дэйву снится белый хлопок и голубые глаза Джеймса. Джеймс… Он устал мучиться от снов и бессонных ночей. Он вливает в себя бутылки всего подряд, в надежде свести портрет любимого лица с коварной плёнки подсознания. Джеймсу снится золотой клён и алые губы Дэйва. Всё так несвоевременно и так неправильно. Они страдают друг от друга, но если первый это признаёт в себе уже десятки лет, то другой бежит, поджав хвост и залепив глаза слезами тех самых одиноких ночей, дабы не глядеть стыдной для себя правде в глаза. Воспоминания — триггер. Мысли о возможном воссоединении без лишнего — ещё хуже. Любовь обратилась в ненависть. Но это им только кажется.