Возвращенный Карсаиб

- Я думал, что, если он забрал у меня мою жизнь, я смогу забрать у него что-то в замен. – карие глаза пристально всматривались в Аварис. – Я хотел забрать тебя, это было бы правильно. – Карсаиб помолчал. – Сначала я тебя ненавидел, признаю. Ты виновата в том, что он сделал. Он уже был на последнем издыхании от королевской воли, слабый, затухающий, я уже превдкушал окончание мои мучений, когда шейд сдохнет, как тут, - его зубы скрипнули, - появилась ты. И он втрескался так, что готов был на что угодно, лишь бы задержаться здесь подольше. – он потер сухие глаза. – Зачем ты все это сделала со мной? - Я думала, ты умер... давно. Я никогда тебя не знала. Карсаиб дернул плечом. - Увы, нет. Но потом... я как будто пропитался тем, что было в нем, этим всепоглощающим желанием обладать и слиться с тобой в одно целое. Каждый раз, когда мы прекращали борьбу, и он успокаивался, это было с тобой. Мы почти... сосуществовали вместе с рождения Яли. Он и мой сын тоже. Поэтому я хочу найти его. Аварис присела на край утлой кровати. - Он никогда не говорил, как происходит ковка. И мне казалось, что его основа, его разум – это все-таки ты. Что ты – это он. Но ты – это не он. Плечи Карсаиба мелко затряслись от нервных смешков. - Как ты себе это представляешь? Ты помнишь ваш скачок? Это пламя, от которого лопаются и вытекают глаза, а кости выгорают изнутри? Ты не испытала даже сотой доли того, что происходит, когда это пламя разгорается внутри тебя. – он сжал руку, вонзая обломанные ногти в ладонь. – Бесконечная всепоглощающая боль, которой нет конца. Нет конца. С ним невозможно было совладать, я пытался. Я все это время пытался. И никогда не получалось. Если бы не мальчишка... Он опрометчиво поздно заметил, как натянулась ткань покрывала под руками Аварис. Ей явно по душе был бы другой исход. Не отвлекись шейд на детскую возьню, не обрушь остроухая сапфировый купол, к ней вернулся бы ее шейд. Ее муж. Карсаиб выдохнул: все еще больно. Он надеялся, смел надеяться, что, потеряв мощь Дурзы, его солдат, замок, положение, он сохранит за собой хотя бы то, что было не для шейда – привязанность женщины, полюбившей спутанный клубок из пустынной демонической твари, да не одной, и одержимого волшебника, каким-то образом задержавшийся на земле так долго. Его самый дальний приют, когда шейд, отдыхая после залечивания очередной тяжелой раны, клал голову на колени своей «женщине», и они с Карсаибом видели общие сны. Это должно было остаться Карсиабу в награду за все его мучения, за украденную жизнь – хорошая любящая жена-волшебница и талантливый сын. Они были бы основной его новой жизни, нитью, соединявшей пропущенные два столетия. Это же так правильно – единственному человеческому в шейде останется то, что должно принадлежать человеку. - Я могу снова жениться на тебе. – он мельком глянул на Аварис: она поджала пухлые губы. – Я буду тебе хорошим мужем и отцом сыну, вот увидишь. Женщина рядом прищурила темные глаза. Ее взгляд был жалостливым, и от этого горло сдавило от ненависти. Карсаиб плотно сжал губы, не позволяя им расплыться в привычном оскале: привычки шейда должны были выветриться из него, как дым от костра. Тем более скалить там больше нечего - клыки и следующая за ними пара зубов приняла свою обычную форму, и его зубы казались больше несточенными, чем острыми. Нет уж, он выучил свой урок: пока он не восстановится, он не позволит гневу одержать верх. Никогда больше. - Ты все еще мне жена. – с напором повторил он. – Ты ложилась со мной. Я имею на тебя право по закону Гисса. Аварис резко повернулась к мужчине, схватив его за низ лица. - Если я еще раз услышу что-то о том, что я должна тебе, мужчине, которого я не знаю и не люблю, - она сжала пальцами его щеки, удерживая места, в которых зарубцевались и разгладились шрамы, - я зашью тебе рот. Учитывая то, что ее основным инструментом была футовая игла для скрепления частей неупокоенных, эта угроза от некроманта была более чем реальной, Карсаиб не сомневался. Злость снова изогнулась в груди тугой змеей: как она смела! И это послушная, покорная Аварис, тень от Тени, молчаливо следовавшая за Дурзой везде, и кутавшаяся в самые строгие одежды, чтобы не вызвать и искры ревнивого гнева своего господина. Та Аварис, которую считали покоренной волей шейда, и попавшей к нему в услуги для всех его желаний. Ее даже как-то пытались от него спасти... - Давай. Убей меня. – он чуть поднял подбородок в таком знакомом жесте, что у Аварис дрогнуло сердце. – Без меня у тебя ничего не получится. А я никогда больше не призову его духов. Никогда не стану тебе помогать. Лучше убей меня, пока у тебя больше силы. Они некоторое время молча смотрели друг другу в глаза, и, наконец, она выпустила его. - С ним ты не позволяла такой тон. - Он не был ослом, неспособным отличить женщину от домашней скотины. – выплюнула женщина, поднявшись и сцепив руки на груди. – И не смей даже помышлять о его правах. Имени его не называй. Я сама решаю, что я позволю и кому относительно себя, и какие долги приму. - Но он не вернется. Его больше нет. У шейдов нет души. – в этом сквозило лезвие жестокости: он все понял, когда они встретились впервые. Карсаиб, истощенный и замученный обратной перековкой, очнулся среди каменной крошки и осколков Фархтен Дура. Каким-то образом его тело пропустили те, кто искал раненных, либо его сочли мертвым, и в силу отсуствия прямых союзников, его тело, залитое кровью, с треснувшими шрамами вселения, обгоревшее от мощи магического пламени, так и оставили в плену камней. И тем не менее, он был жив. Возвращенного Карсаиба лихорадило и трясло от изменений тела, заклинания расыпались под пальцами, как фигурки из песка. Ему потребовалось много попыток, чтобы сделать простую вещь: сдвинуть осколок, почти раздавивший голень. Отделавшись от осколков, он обнаружил себя в одиночестве, избитого, хромого, брошенного среди тел на оставленном поле битвы. Ковыляя и хоронясь между все еще обитаемыми лаегрями варденов, он не представлял себе, как сможет выжить, если не подоспеет помощь, но почему-то надеялся, что она его не бросит. Он и Дурза знали, что Аварис, их упорная и и спокойная Аварис, нечеловечески предана своему одержимому мужу. Она не поверит, что шейд издох так просто, потому что будет верить в него. Зов, этот тонкий магический сигнал, который издавал схиллс, пронзил его насквозь, как доказательство этой преданности, которая была большей, чем политическое устройство Алагейзии, кровные связи народов, понятия о добре и зле, совершенным ими обоими, эта преданность была совершенно другим типом энергии, не признававшим даже смерть. Ради этого стоило пройти ковку и ее разрушение, чтобы однажды тебя ТАК ждали назад. Тогда жизнь Карсаиба последние две сотни лет имела бы хоть какой-то смысл, а не только последствия. И необходимость признать, что Карсаиба она больше не хочет, – это было тяжело. Он надеялся, что хотя бы кусочек ее верности причитается ему, а досталась только жалость и разочарование. Карсаиб коротко выругался, ссутулившись и нагнув голову. Волосы упали на глаза. Они остались длинными, но не поднимались от каждого движения эмоций, и вернули свой темно-русый цвет. Он помнил, как Аварис смотрела на шейда, возвышавшегося над ней своим ростом. С уважением и восхищением. Карсаиб хотел, чтобы его женщина смотрела на него именно так. Может быть не эта женщина, но у него совершенно точно уже была та самая связь, которой он хотел обладать. Место мужчины. Место в мире. - Уходи. - Гонишь меня? - Убирайся отсюда сейчас. Ночью я уйду сама. Карсаиб устало прислонился плечом к дверному косяку, на котором болталась занавеска: Аварис не пожелала не только делить с ним постель, но и даже быть видимой ему из другой половины комнаты. И ради кого! Эта сумасшедшая и в самом деле собиралась искать источник всех его бед. - Тебе правда так нужен этот демон? Ты предпочитаешь его всем остальным? И пускай Алагезия пылает огнем, когда он вернется? Аварис не удостоила его ответом. Он сам его сказал. Пускай Алагейзия, забравшая у нее сына и любимого, сгорит дотла. - Ты сумасшедшая, женщина. Ты сама демон. - Я хочу, чтобы ты вышел. - Как я могу спорить с хозяйкой...

***

- Давай попробуем поговорить, не наорав друг на друга? Раньше получалось же. Мне жаль, что я задел твои... чувства. - Мои чувства тебя не касаются. Карсаиб хотел было возразить, что вообще-то касаются. Или он хотел бы, чтобы они касались его снова. Но решил уступить. Она тосковала, это было видно. Странно, когда ты еще жив, а твоя жена уже скорбит по умершему мужу... - Я могу попросить... последний поцелуй? Он взял ее за подбородок и коротко поцеловал, сомкнутыми губами в лоб, как брат. За большее она бы его убила, он это знал. - Если ты передумаешь или отчаишься, а я все еще буду свободен, - он облокотился руками о стену, - найди меня. - Аварис посмотрела на него злобно, хотя и поняла шутливый тон. - Нет, ну а что? Я думаю, при прочих равных у нас была бы неплохая семья. Аварис молча отвернулась и пошла прочь, взяв под удила пеструю кобылу. Карсаиб молча смотрел ей вслед, а потом издал короткий стон, и, проклиная себя, заговорил снова: - И, Аварис. Если когда-нибудь ты все же найдешь его, чего, я надеюсь, не случится, - Карсаиб убрал упавшую на глаза прядь волос за ухо. Этот жест шейд использовал, чтобы отвести глаза, когда был взволнован, и Карсаиб неосознанно повторил его. - и он снова начнет мести тебе песок про то, что шейды не способны к любви, ударь его по лицу, сделай мне одолжение. – Карсаиб посмотрел в сторону, над ее плечом. – Я был внутри...все это время, я видел... Он любил тебя и Ярзлу. Только помни, что он ради этого сделал. Он не пощадил бы ни одной души в этой стране, только бы воссоединиться с вами И колдун скрылся за занавеской. Лучше бы я тебя вообще никогда не знал. Даже невзирая на невероятное чудо обратной трансформации, Карсаиб чувствовал себя гадко. Аварис, до этого стоявшая прямо, как обелиск, вздрогнула. Пыльно-голубой платок сполз по шее, открыв кольца завитков темных волос. Карсаиб раздражал ее. Раздражал тем, что, когда он упал в ее объятия в Дарете, он дал ей надежду. Сумасшедшую надежду, что шейд потерял силу, но он еще здесь, он вернется из глубин памяти своего тела. Но пламя потухло. Перед ней был безусловно талантливый, но на пару сотен отставший от жизни провинциальный колдун, да еще и с замашками вонючего погонщика верблюдов. Сердце ныло: даже в их маленьком Яли было больше, чем в этом мужчине. В том, как пластично и хищно пестрый малыш поворачивал голову, как в каждом его вдохе ей слышался стон разговающегося пламени, раскалявшего его глаза, глаза его отца... Все волшебники чувствовали пламя, а здесь его не было. Он был недостоин носить облик любимого, и она была рада, когда когти начали обламываться и тупиться, и клыки в его рту сломались. Карсаиб не был шейдом. Карсаиб был даже недостоин носить шейда в себе.