Метель

Воздухозаборники тихо посвистывают, продувая холодный воздух. — Мерзнешь? — добродушно спрашивает Скайфаер, тянет руку к изолетику, хочет поделиться. — Не надо. — отрезает сикер. Не нужна ему чужая забота. Внимание сильно бьет по гордости. Он и без того уверен в своей способности пережить любой мороз, оставаясь живым и невредимым. Больше того — он знает, что, если потребуется, переживет даже холод мироздания. Он не тот, кем кажется на первый взгляд, и внутри у него действительно может выжить любой мороз.  — Ты совсем себя не бережешь. Сканеры говорят, что ты замерз. Дай руку, — все настаивает на своем, не слушает товарища, добродушно подставляется под удар в ущерб себе самому. Зачем? Старскрим ведь не дурак, сам чувствует, что холод колодца всех искр в спину дышит, и особенно — Скайфаеру. Он большой и неповоротливый, в крупных магистралях энергон замерзает быстро, и по жалобному скрипу шарниров слышно, что половины серво он уже не чувствует. Системы щуплого сикера имеют специальный режим, он протянет еще с пол-цикла, и Скайфаер это знает, так же хорошо, как знает, что самому осталось пару джооров. —… — Ну, давай же! — джет притягивает Старскрима ближе, энергополя обдают неожиданным теплом. Протоколы терморегуляции берут верх и сикер садится рядом с ученым. Судорожно пытаясь поджать крылья ближе, чтобы и они попали в радиус действия эм-поля, он завис на секунду. Сейчас ему правда холодно, но особенно… в груди. Раньше при экстренной смене температуры все эти мрачные переходы от жара к морозу и наоборот безусловно были, но все они проходили не так. Что…? Что он чувствует? О нет. Этот холод совсем не физический. Это ли не стынет искра от сожаления? О чем? Ему жаль? Жаль, что потащился в эту дурацкую экспедицию и застрял тут? Или жаль, что скорее всего больше никогда не увидит Кибертрон? Больше никогда не взлетать в небеса, не пробовать новые присадки к энергону, не ссорится с триадой, не кричать на туповатых лаборантов, не видеть улыбки Скайфаера… Хорошая перспектива, а? Зачем думать об этом? Зачем теперь думать о чем-то, кроме смерти? Его тянет закричать, засмеяться, заплакать, рассказать что-нибудь несусветное, просто пошутить, но он не может, ибо не понятно, лед сковал вокалайзер или холод дезактива искру. На плечи Старскрима бережно лег изолетик. Он вздрогнул и инстинктивно притулился ближе к товарищу. Только не впадать в оффлайн, только не впадать в оффлайн. — А помнишь, как мы в первый раз отправились в межпланетную экспедицию? — вдруг заулыбался Скайфаер. Мизерное тепло, исходящее от его большого корпуса все же грело. Светлый джет в ответ только заерзал. Скайфаер хмыкнул и вдруг заключил мелкого сикера в объятья. — В тот раз мы тоже застряли в пустыне! Правда, там было жарко, как у Юникрона в пасти, но не суть. Помнишь, тогда ты еще сказал, что больше в жизни никуда не полетишь со мной! И засмеялся, так неожиданно живо и тепло, среди безмолвно гудящего ледяного марша деактива звеня чем-то неописуемо искренним. Шаттл принялся легонько поглаживать щуплый корпус, и дальше говорить все, что приходило в голову, не замолкая ни на клик. Старскрим слушал в пол-аудиодатчика. Знакомое, и такое приятное гудение вокалайзера друга прошивало приятными волнами вибраций продрогший процессор, и даже действовало… успокаивающие? А он все говорил… Рядом со Скайфаером спокойно. Все звуки вокруг утихают. И даже свист ледяного ветра. Собственный вокодер пискнул, оживая. Но затихший было страх снова выпустил железные когти в эндоскелет. Старскрим сжал кулаки. Он же так ещё быстрее замерзнет. Зачем это глупое самопожертвование? Захотелось поиграть в героя? Ради чего? А может… ради кого? — Скай… — мигнул линзами джет. — Мм? — Прекрати. Ты замерзнешь. — Оу, ты не прав. Я большой, чтобы меня заморозить нужно намного больше времени, — Старскрим чувствовал, друг улыбается, — Это тебя, маленького, прогревать нужно, а то задубеешь за пару кликов. — проговорил Скайфаер и сжал сикера сильнее, распуская эм-поля еще дальше. — Я уже говорил, что ненавижу тебя? — Мгм! Много раз. И я тебя. — шаттл коснулся губами сикерской щеки. — Все будет хорошо. Только бы, только бы. Но и без панихиды Старскриму ясно, что ничего хорошего уже не будет.

***

— Скай…фаер? Лед пошел трещинами. Оптика говорила, что на стенах пещеры, но Старскрим продрогшим нутром чувствовал — это в груди. Нашелся. Живой. Всего-то пару слоев замёрзшей воды отделяют от хрупкого джета что-то очень… очень важное. И он устал заставлять себя верить в обратное. Пальцы прикоснулись ко льду в первый раз, на пробу, бережно обводя ветки самых больших трещин. Потом еще раз, уже с нажимом, пытаясь поцарапать вековую толщу. Зарядов должно хватить. Послышался треск активации нуль-винтовок. Выстрел первый. Трещина не поддалась. А кто сказал, что будет легко? Второй. Третий. … … … Старскрим потерял счет. Он просто высаживал орудия в ноль, до дыма предохранителей и системных сигналах о перегреве пластин. Цикл вентиляции усилился. Все, пустая обойма. Финиш. Манипуляторы вдруг затряслись, а коленные шарниры стали предательски поскрипывать, так и норовя заставить Старскрима упасть. Да что такое? Вот так быстро? Высадил заряды в ноль так теперь все, сдаешься? А раньше без винтовок летал, на что ты без них способен был, помнишь? Сикер посмотрел на свои руки. Голубые сегменты брони вдруг почему-то стали слишком тяжелыми, слишком несуразными и совсем чужими. Старскриму даже на клик показалось, что их и нет вовсе. Будто они вмерзли в лед рядом со Скайфаером. И будто там им и место, как если бы вместо голубой краски они были покрыты инеем всю жизнь. Он простоял так с джоор, невидящим взглядом смотря на ледяной пол пещеры и слушая завывания ветра. Так непривычно, когда что-то настолько важное зависит от тебя, когда будущее прямо сейчас и здесь находится в твоих руках, но, кажется, ускользает сквозь озябшие пальцы. Медлить больше нельзя, а то не успеешь, не успеешь сделать самого важного. Не сможешь помочь тому, кто дорог тебе больше всего другого во вселенной. Даже если он сам не хочет, чтобы ему помогали, Старскриму уже все равно. Скайфаер всегда был готовым на самопожертвование и глупую эмпатию, в то время как Старскрим думал, что весь этот абсурд — удел слабых. Но теперь он сам, черт возьми, готов помочь, готов наконец-то взять и переступить через себя, обнажить сокровенное и признаться самому себе, что он боится. Боится потерять друга. В каком-то нездоровом приступе замигала оптика и Старскрим вдруг кинулся на ледяную стену с кулаками. Когда отбил внешнюю обшивку, и звука не проронил, но как только из запасок, как по команде, резким щелчком вышли когти, пещеру заполнил настоящий звериный вой. Скрежет металла о лед становился все громче, все яростнее он ломал когтевидные наросты и пальцы, продолжая только изредка сдавленно рычать. Он не позволит себе отступить, не сейчас! Он уже совершил роковую ошибку однажды, и повторять ее снова он не имеет никакого права! Лед летит во все стороны, хрип вентиляции стал походить на скулеж турболисов, и Старскриму начало казаться что он тут уже всю промерзлую вечность. Но надежда умирает последней. Так говорил Скай. То, что осталось от когтей и пальцев, скреблось о стену уже почти обессиливши-жалобно, руки, по локоть в энергоне, тряслись нервно, мелко. В процессоре оглушающе пусто, а перед оптикой только белизна. И вдруг громом среди ясного неба разразилась последняя трещина, отпечатавшись, кажется, в самой сикерской искре. Вот он. Скайфаер. Живой. Он услышал его не сразу, потихоньку выходя из стазиса и подгружая видео и аудио-захват не спеша. Вид растрепанного и забрызганного энергоном Старскрима сначала немного озадачили его, но он не подал виду. Главное было в том, что это Старскрим. Вернулся. Они смотрят друг на друга безмолвно и долго, но слова им сейчас не нужны. Скайфаер улыбается. И всеобъятная тишина наконец наступает. Такая… такая долгожданная тишина. Буря утихла, больше не дует ветер. Вокруг спокойно, только большие снежные хлопья белыми мухами падают с неба. В голове столько мыслей: я скучал, так рад тебя снова видеть, я переживал, мне было страшно, скучно без тебя! Прости, что не послушал, прости, что бросил, мне так стыдно перед тобой! Воздухозаборники тихо посвистывают, продувая холодный воздух. Опять заевшего от переизбытка чувств вокодера хватило только на краткое: — Мерзнешь?