***
Если уж на то пошло, то в той самой коммуналке ничего не изменилось. От дивана исходило жуткое зловоние, из-за которого Олег не мог уснуть по несколько часов, за стеной кричали соседи. Когда-то по-тихому нетрезвая парочка стала по-громкому скандальной. Только наркомана из третьей комнаты не было, он вроде умер, но никто точно не знал. Олегу рассказали про очередной приход, про скорую, про пену изо рта, про страшный судороги, из чего и следовало, что молодой человек уже давно где-то лежит в могиле, но это вроде и не точно. В общем, одним дебоширом меньше, и на том спасибо. Курить Олег выходил во двор, потому что в подъезде курить запрещалось противной бабкой сверху, которая то и дело наровила выйти в магазин именно тогда, когда Волков с сигаретой в зубах устраивался у окошка. — Сколько раз тебе повторять?! — задребезжала она, огрев со всей своей старческой дури альфу тяжелым пакетом по спине. — Говорила тебе! Говорила ведь? Не курят у нас здесь. Шуруй отсюда по-хорошему, иначе милицию вызываю. Олег, слишком увлеченный изучением уже подписанного им договора о контрактной службе, явно не ожидал нападения с тыла. «Вот тебе и учебка, Волков. Не оставлять спину открытой или как там это было?». Положив договор на подоконник, он медленно растер ушибленное место промеж лопаток, слушая все продолжающуюся и продолжающуюся тираду старушки о вреде курение, причем в первую очередь для нее. — Ты понимаешь, что у меня отец умер от рака легких? Понимаешь? У меня риск большой. Ей богу, умирать буду, напишу, что ты в моей смерти виноват, — женщину аж трясло от гнева. Она в конце концов плюнула, да и пошла к себе на этаж, а Волков зарекся больше правда не курить в подъезде. Во-первых, к черту эту бабку, кто знает, может правда его впишет в предвестников смерти, а во-вторых, теперь ассоциации неприятный, но в этом бабка уже не виновата. Контракт Олег подписал на два года. Как показалось Волкову, срок небольшой, можно вытерпеть. Зарплата была значительно выше, чем на его прошлом месте работы, к тому же, своих денег ведь практически не придется тратить. Единственное, так он и не понял, как же ему разделить эту сумму между матерью и омегой, но с этим можно и на месте разобраться. Сережа так и не звонил, да и не писал. Пару вечеров Волков провел за раздумьями над этим. Может, стоит самому позвонить? Не возьмет трубку, так он съездит в квартиру матери и лично убедиться, что с его Сережей все в порядке, но гордость не позволяла этого сделать. Пускай Олега одолевала жуткая тоска и обида за все то, что произошло в тот вечер между ними, но опускаться до извинений в ситуации, когда он точно не виноват Волков не собирался. Старался думать о том, что с его отъездом все мысли об омеге сойдут на нет, а единственным напоминанием о его присутствии в жизни Волкова будет ежемесячный перевод средств.***
В небольшой комнате, когда-то занимаемой Сережей и Олегом, а теперь только Сережей, с каждым днем становилось будто все грязнее и грязнее. К Разумовскому как-то пришло осознание, что он никогда здесь и не убирался, что никогда не готовил и не стирал одежду самостоятельно. Всем этим занимался Олег. Сережа, конечно, ума не прилагал, как у Волкова все выходило совмещать и при этом еще и быть способным периодически выгуливать Разумовского, но он это делал. А теперь это место в жизни Сережи было пусто. Даже спустя пару месяцев самостоятельной жизни — причем, действительно самостоятельной, потому что Любовь Вячеславовна абсолютно игнорировала присутствие омеги в квартире, — Сережа так и не научился хорошо готовить. Со стиральной машинкой разобрался с попытки третьей и уже этому был до безумия рад. А уборка все же не вошла в его лист новых требований к себе. Свои мысли Сережа старался занимать учебой и созданием одного своего собственного проекта. Названия еще не было, да и идея сама по себе была расплывчатой, но небольшие эскизы внешнего вида сайта, да и концепции Разумовский уже нарисовал у себя в голове. Предположительно, это должен быть сайт для его ВУЗа, только с более широким спектром функций. Как уместить все задумки в относительно понятный для человека код, Сережа пока смутно понимал, но главное, что идея у него была, а по ходу дела можно будет разобраться. Однако не только учебой полнилась его голова. Помимо прочего, там плотно поселился Кирилл Гречкин. Альфа писал ему еще несколько раз после их первой встречи, уговаривая встретиться. Каждый раз все шло по одному и тому же сценарию: поговорить, выпить, в конце концов напиться, а затем потрахаться. Стоило признать, что в последнем Гречкин был не так уж плох. Конечно, отсутствие какой-либо заботы об удовлетворении партнера немного задевало Разумовского, привыкшего к ласковому и заботливому в пастели Олегу, но, в целом, и Кирилл его вполне устраивал. В большей степени даже тем, что периодически перечислял немного денег, когда омега мимолетом упоминал какие-то свои проблемы. Раньше Сережа бы назвал такие отношения «грязными», но, признаваясь хотя бы самому себе, он был не в том положении, чтобы уклоняться от возможности финансовой помощи. Раньше у Сережи и Олег был, если уж на то пошло. При этом тот даже не написал куда уехал и на сколько, что крайне возмущало Разумовского первое время, но не сейчас. Сейчас было много других забот, и мысли о Волкове ушли сначала на второй, а затем и на третий план. Близилась зима, а за ней и новогодние выходные, которые хотелось с кем-нибудь провести. О зимней сессии омега не беспокоился — по половине предметов у него стоял автомат, а те, что придется сдавать, он сдаст без проблем. Экран ноутбука показал уведомление о новом сообщении в ставшей привычной манере: «Привет, малыш) какие планы на вечер?». И вообще-то сегодня среда, и вообще-то Разумовский не собирался никуда выбираться, поэтому решение проигнорировать Гречкина показалось самым оптимальным, но последующее «У меня просто хата свободна. Не хочешь ко мне?» заставило Сережу на минуту задуматься. В воображении тут же появились образы прекрасного интерьера особняка в условиях питерской квартиры, где все так и пышет роскошью, которых Разумовский был лишен последнюю неделю, а потом мозг подкинул совершенно глупую с точки зрения логики, но привлекательную по своей сути мысль о том, что отношения их могут стать серьезными. Это определенно будет отличным ходом на будущее. Иметь не просто любовника, но и партнера с толстым кошельком — просто мечта. И это вполне можно воплотить в жизнь. Быстро набрав сообщение, Разумовский тут же получит ответ. Кирилл пообещал заехать часов в восемь. Омега прикинул, что время для работы у него еще есть и снова погрузился с головой в планирование проекта.***
Красная BMW остановилась у подъезда, перегородив и так узкую дорогу. То, как с Кириллом безуспешно ругался водитель, пытавшийся выехать из двора, Сережа мог слышать и из открытых окон комнаты, пока впопыхах собирался. Он не рассчитал время и опомнился, когда на часах была половина восьмого, и Гречкин позвонил, сказав, что уже едет. Одев первые попавшиеся светлые джинсы и бежевый свитер, омега выскочил из квартиры, трясущимися руками закрывая дверь. Куртка, одетая на одном плечо, мешала отвечать на непрекращающийся поток звонков от Кирилла, пока лифт ехал непозволительно долго для такой ситуации. Сереже оставалось только извиняться и быстро оправдываться. Наконец, запрыгнув на переднее сиденье машины, он смог немного перевести дух. — Опаздываешь, — хмыкнул Гречкин, выезжая из двора, наконец-то освободив дорогу для других водителей, — А я спешил, думал, ты уже ждешь меня. — Извини, — Сережа быстрым движением пристегнул ремень безопасности — привычка, возникшая после второй или третьей поездки с Кириллом, когда они едва не врезались в столб на большой скорости. Как обычно, в машине особо не разговаривали: Сережа скучающе наблюдал за сменяющими друг друга типовыми домами, пока Гречкин вел машину, периодически отвечая на звонки. В его разговоры Разумовский и не думал вникать — слишком скучная болтовня, сплетни и прочие подробности личной жизни питерский «верхушки» его не волновали. Большую часть фамилий он даже не знал, да и не запомнил бы никогда ни одной, если бы они не повторялось так часто. Поэтому Бехтиев, Зельченко и Дагбаев стали Разумовскому более, чем знакомы. Больше всего внимание привлекали разговоры о Дагбаевых. У них происходила какая-то невероятная драма, о которой Кирилл одно время постоянно говорил: то-ли кого-то пытаются выдать замуж, то-ли отправить в китайскую ссылку — непонятно, но творилось там что-то крайне интересное, похожее на дешевый сериал по федеральному каналу. Заехав на подземную паркову элитного ЖК, где, по словам Кирилла, Гречнины обосновались не так давно, Сережа несколько мучительных минут ждал, когда молодой человек припаркует машину, и вышел. Кирилл показал головой в сторону лифта. — Кстати, слышал, что Алтана вроде как в Шанхай отправляют? — заговорил Кирилл. По контексту, омега догадался, что речь идет о том Дагбаеве, из-за которого был весь скандал. — Все-таки отказался от помолвки? — хмыкнул Сережа. Ему не совсем была понятна эта история с браками, которые организуют родители — на его взгляд, это как будто что-то давно ушедшее в прошлое. — Ты бы видел, кого ему предложили, — Гречкин нажал на кнопку вызова лифта. — Какой-то старый мужик, который вот-вот откинется. И хуй бы с ним, если бы они наследство хотели, но они же наследников хотят! Зайдя в приехавший лифт, Кирилл отправил их на двадцать первый этаж. Внутри непривычно чисто, что Сережа каждый раз отмечает с большим восторгом. Не то, чтобы ему никогда не доводилось видеть чистый лифт или подъезд — здесь дело было в другом. Ощущение такой близости с богатством и роскошью будоражили кровь, заставляли сердце биться чуть чаще. То, о чем Разумовский мог только мечтать, было буквально у него перед глазами. Оказавшись в квартире Гречкиных, Сережа натурально застыл в изумлении от вида огромной хрустальной люстры в зале. Благодаря высокому потолку, украшенному золотистой лепниной и стенам, расписанным на тот же манер, создавалось ощущение дворца. Сама квартира была двухэтажной. При этом со второго этажа, где располагались кабинет, несколько спален и комната отдыха, можно было увидеть зал первого этажа, прихожую и часть столовой, стоя на небольшом балконе, огражденном узорчатыми перилами. И все это восхищало Сережу так, что тот впервые даже не мог пошевелиться. Особенно ему нравилось, как смотрелась одна из картин, висевшая в столовой. Репродукция «Избиение младенцев» Пауля Рубенса выглядела в этом интерьере слишком мрачно и по сюжету, и по цветовой гамме, но поэтому она и привлекала так много внимания. Когда Сережа спросил, что это за картина и почему она здесь, то Кирилл ответил, что это увлечение отца — нравятся ему картины с жестокими сюжетами, особенно библейскими. Так в кабинете на стене позади стола висела репродукция триптиха Босха «Страшный суд», которую Разумовский видел только мельком. — Отец приедет завтра днем, так что встать тебе придется рано, — Кирилл бросил куртку на бежевый пуфик у входа, прошел дальше, в зал, где удобно устроился на светлом кожаном диване. Едва Сережа успел раздеться, Гречкин тихо свистнул ему, указав на книжный шкаф. Разумовский на секунду замялся. Хотя стоило догадаться, что альфа его не чай с плюшками пить пригласил. Между двумя книгами Сережа обнаружил небольшой пластиковый пакетик, в котором хранился порошок. Протянув его Кириллу, омега упал рядом с ним на диван, наблюдая за тем, как содержимое четкими движениями рук превращается в небольшие дорожки. Почему-то Разумовскому никогда не хотелось уточнить, чем Гречкин его угощает. Главное, что это было бесплатно и приносило хоть сколько-то приятный эффект. — Ты первый, — молодой человек достал из кармана джинс специальную небольшую трубочку и протянул ее Сереже. Тот, не задумавшись, принял ее и, наклонившись над кофейным столиком, втянул в себя вещество. От переносицы до макушки прокатилась болезненная волна, тут же превратившись в приятную негу, медленно расходящуюся по всему телу. Кирилл, явно довольный таким эффектом, выхватил из рук Сережи трубку. Открыв глаза, Сережа практически ничего не чувствовал, кроме, может, слегка помутненных мыслей и жуткого тактильного голода, с которым он и без наркотиков постоянно боролся. Насколько непривычно было первое время готовить себе еду, настолько же сильно хотелось прикосновений в своему телу. Поджав губы, Разумовский медленно перенес свою ногу, через Кирилла, устраиваясь у него на коленях. Тот жмурился, зажав нос рукой, но почувствовав чужую руку на груди, постарался открыть глаза, уставившись на омегу. — А ты быстро все понял, — Кирилл издал короткий смешок, наблюдая за тем, как омега приближается к нему то-ли за поцелуем, то-ли чтобы вылизать ему шею. Последнее было каким-то странным фетишем Сережи, но сильно не напрягало, пока тот не начинал кусаться. Смакуя каждое мгновение, которое ощущалось раз в десять ярче, чем обычно, Разумовский прошелся по шее Гречкина своими мягкими губами до подбородка. Одновременно с этим руки его спускались ниже. На ощупь расстегнув ремень и ширинку, омега резко оторвался от своего увлечения губами партнера, опустился на колени, между ног Кирилла. Здесь был постелен ковер, но такой тонкий, что едва ли бы спас костлявые колени от синяков, поэтому Сережа постоянно ерзал, безуспешно пытаясь устроиться по-удобнее. Член альфы был несколько меньше в обхвате, чем член Олега, но в длину не уступал. Подстроиться под этот размер для Сережи не составило большого труда, но вот с напором Гречкина он все-равно не мог справиться. Этим ему нравился их секс под наркотиками — Кирилл практически ничего не делал, кроме того, что наблюдал и периодически направлял. Помимо этого, обычный минет, который Разумовский делал уже много раз, в таком состоянии обретал новый смысл, которого точно нельзя добиться по-трезвости. Положив руку на рыжие волосы, взмокшие у корней от жара собственного тела и близости партнера, Кирилл мягко надавил, принуждая заглотить орган еще глубже. Обильно кончая в горло омеги, он где-то на периферии сознания услышал какие-то звуки с лестничной клетки. Резко отдернув Сережу за волосы и отбросив его подальше от себя, Гречкин быстро застегнул на себе штаны и одним движением смахнул остатки наркотика на пол. На темно-коричневом ковре они все равно очень сильно выделялись, но на остальное не было времени. — Вставай! — крикнул на омегу Кирилл, сильно дернув за руку. Сережа, ошарашенный такой резкой переменой, сел обратно на диван, поджав ноги под себя. Из прихожей было слышно, как кто-то открыл дверь и вошел в квартиру, разговаривая по телефону. Закончив звонок, в арке появился мужчина около пятидесяти лет с седеющими темными волосами. Он хмурим взглядом осмотрел молодых людей и все вокруг, явно присматриваясь к кофейному столику и ковру. — Здравствуйте, — тихо поздоровался Сережа. Еще никогда он не чувствовал себя так неловко. — Почему не улетел? — прямо спросил Кирилл. Он нервозно искал сережину руку, позади себя, и найдя, крепко сжал ее. — Самолет задержался и мы перенесли встречу на следующую неделю, — мужчина более заинтересованно посмотрел на побледневшего от страха Сережу. — А это кто? — А он уже уходит, — Гречкин младший дернул Разумовского за руку, вынуждая встать. Тот помялся, переступая с ноги на ногу, но когда Кирилл его подтолкнул в спину, проводя до прихожей, оцепенение прошло. — Стой, — позвал отец Кирилла. — Фамилия? — Разумовский. Сергей, — омега сглотнул ком в горле, через силу ответил. — Ты на математику в СПбГУ поступил в этом году? — Сережа кивнул, при этом совершенно не был уверен, что речь идет именно о нем. — Философию у вас друг мой ведет. Ну ты знаешь, как он относится к омегам, но о тебе хорошо говорил. Так что если что, то имей в виду. Сережа опять кивнул, коротко поблагодарил Гречкина старшего. Быстро натянул на себя кроссовки и куртку, и вышел из квартиры. Пока шел до лифта, руки ужасно дрожали, а вскоре его всего трясло от нервов. Постоянно подступающая тошнота заставляла сглатывать, из-за чего со стороны выглядел он очень странно. Стараясь как можно быстрее покинуть территорию ЖК, Сережа чуть ли не бегом пересек пост охраны, выбираясь через дворы на привычные питерские улочки. До метро шагать около пятнадцати минут, но в таком состоянии едва ли омега смог бы добраться и за полчаса. Внезапно охватила паника, появилось ощущение, будто кто-то наблюдает из-за каждого угла, из каждого переулка. Сережа даже подозревал, кто это может быть, но внимания не хватало, чтобы структурировать свои мысли. Убежденный, что хорошо знает район, Разумовский резко свернул во дворик — надо было отдышаться и успокоиться, может быть, зайти в магазин за водой. Ошибка оказалась фатальной: едва выйдя в достаточно просторный внутренний дворик с огражденной детской площадкой, засаженный раскидистыми деревьями и прочей растительностью, он заметил знакомую черную фигуру с горящими янтарными глазами. Был уже поздний вечер — около одиннадцати, — на улице темно, но фонари давали достаточно света, чтобы рассмотреть фигуру лучше, чем в квартире. У него было совершенно точно человеческое тело — худое, с выпирающими тазовыми костями и тонкими, непропорционально длинными ногами и руками. Вместо ногтей — когти длиной с половину кисти чудовища. За спиной можно было увидеть сложенные крылья, которые мелко подрагивали, отзываясь на каждое дуновение ветра осыпающимися черными перьями. Но все это было неважно, потому что внимание Сережи было приковано к лицу монстра. У него было лицо. Ни морда собаки, ни птичий клюв, а абсолютно обычное человеческое лицо, чем-то напоминающее лицо самого Сережи, только застывшее с одним выражением, которое нельзя было как-то определенно трактовать. С одной стороны, чудовище вроде улыбалось, неморгающими глазами смотря на Разумовского, а с другой стороны и скалилось, обнажая острые зубы. Разумовского трясло еще больше, он не мог перестать смотреть на это создание, а то в ответ продолжало таращиться на Сережу. Во дворе, как назло, никого нет. В такие моменты хотелось бы, что кто-то схватил за плечо и хорошенько так встряхнул, прогоняя наваждение. Если это является наваждением, конечно же. Вдруг, чудовище подняло свою когтистую руку и помахало омеге, по-птичьи склонив голову в сторону. Монотонные движения рукой из стороны в сторону заставили глаза Сережи округлиться от ужаса. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, а колени медленно сдавали, подгибаясь. По ощущениями прошла целая вечность, пока они так стояли, не говоря ни слова. А может ли вообще это пернатое создание говорить? А если научится, то что скажет первым? Почему-то казалось, что это будет что-то устрашающее. Позади слышался шум машин. Пара шагов назад и ты уже снова на людной улице, но Разумовский продолжал стоять на месте. Почему-то он не видел смысла бежать. Несмотря на то, что от одного вида монстра тело покрывал холодный пот, в голове назойливо вертелась одна мысль: бежать некуда. Куда не иди — он будет следить за тобой, пугать своим появлением везде, где только можно. И так было всегда. — Долго тут стоять будешь? — за спиной раздался мужской голос, прозвучавший, будто сквозь пелену. — Сереж, все в порядке? Широкая ладонь легла Разумовскому на плечо, слегка встряхнув. Забавно, что то, что хотелось бы считать спасением, не помогло — пернатая тварь все так же стояла на месте и махала своей жуткой рукой. — Ты что, обдолбанный что-ли? — мужчина встал напротив Сережи, загораживая собой вид монстра. — Да, был бы я при исполнении, то отвел бы в отрезвитель. Только сейчас омега нашел в себе силы пошевелиться: сначала только пальцами рук, потом всей рукой и только после этого опасливо заглянул за спину своего спасителя. Чудовища не было. — Ты меня слышишь? — неожиданный собеседник, наклонился, заглядывая в судорожно сокращающиеся и расширяющиеся зрачки Сережи. — Привет, — осипшим голосом сказал Разумовский.***
Дома у Игоря привычно уютно и пыльно. Квартирка маленькая — одна комната, да и той едва хватало на одного человека. На кухне обшарпанный стол, но новый кухонный гарнитур — старый недавно родители увезли на дачу, а в квартиру сына заказали новый. Подарок за успешное окончание академии. Из-за слишком тяжелый тумб, пространство визуально еще больше сузилось, хотя, наверное, правда уменьшилось — прошлые были раза в два меньше в ширину. На окнах жалюзи, когда-то белые, теперь же желтые, а полу стоит пакет из супермаркета с продуктами, купленными по дороге домой. К слову, добрались без приключений. Наверное, потому что Сережу под руку вели в метро и в магазин, не давая нигде тормозить. Шаг у Игоря широкий, поэтому все разрозненное внимание Разумовского было сконцентрированно на том, чтобы поспевать за ним. На столе перед омегой стояла наполовину опустошенная кружка сладкого кофе с молоком. Растворимый, но не противный, как тот, что они с Олегом пару раз брали. Тот был в большом пакете, а этот в баночке интересной формы. Сам Игорь сидел напротив Сережи, наблюдая за его состоянием. Расспрашивать омегу о чем-то не было смысла — тот все равно только и делал, что трясся и смотрел в одну точку, изредка кивая на вопросы Грома. Вот проспится с утра, тогда и поговорить можно будет.***
Пара месяцев пролетели незаметно. Еще бы, с таким режимом, какой теперь имел Олег, было сложно уследить за временем. Ничего не происходило, все повторялось день ото дня: строевая, работа, обед, еще работа, тренировки и сон. Единственное, занятия изредка менялись. Частенько проходили занятия с огнестрелом, которые очень даже пришлись по душе Волкову. Стрелять у него действительно выходило отлично. Врожденный талант или детство наперевес с самодельной рогаткой, но сейчас он точно попадал по цели, за что его откровенно нахваливали и ставили некоторым в пример. Это льстило настолько, что можно было даже погрязнуть в самолюбовании, если бы не все остальное. Идиотские задания Олег не выносил, как и многие, а таких давали много. Работы как таковой не хватало на всех, поэтому периодически каждая рота занималась ерундой из серии покраски газона, как в бородатом анекдоте. Наверное, только такие дни и выделялись. Еще периодически говорили о Сирии за едой. Кто-то все твердил, что скоро их всех туда перебросят, а кто-то наоборот, что сирийские дела остаются с Сирии, а Россия здесь не при чем. И вот несмотря на то, что еще год назад власти сказали, что вмешиваться не будут, Олегу слабо в это верилось. Тем более, к ним все чаще привозили новеньких. И не новобранцев, а просто солдат из других частей, что еще больше укрепляло мысль о том, что готовиться какая-то операция. Утро тянулось в привычном темпе. Волков спешно собрался и вместе со всеми отправился к площадке перед штабом. Людей там заметно прибавилось. Оставалось только надеяться, что в их казарму никого больше не подселят, а то ходить придется буквально наступая на товарищей. Командир части отдал все команды, приказал петь гимн — Олег был крайне благодарен, что пели только первый куплет, потому что наслушался рассказов от ребят, служивших в других частях Северо-Запада, где пели гимн целиком. Далее по обыкновению зачитали все правила безопасности и раздали задания на сегодня. Благо попался рукопашный бой с новоприбывшими ребятами. Оставалось еще какое-то время перед завтраком, поэтому Олег решил отойти в забору покурить. Вместе с ним двинулись еще несколько человек, что даже немного радовало — всегда приятно с кем-то поговорить. — Вам не стыдно так нагло прогуливать мои пары, Волков? — Олег резко обернулся, встретившись взглядом со своим бывшим преподавателем истории. Вадим Алексеевич ехидно улыбался, сверкая своими зелеными глазами. — А Вы здесь как оказались? — Волков смерил историка суровым взглядом. На нем не было свитера, который бы закрывал шею целиком, но была форменная куртка, позволяющая увидеть часть татуировки на шее. Вообще удивительно, как его приняли с этим. — Долгая история. Угостишь сигаретой бывшего преподавателя? — Вадим Алексеевич улыбнулся, крепко хлопнул Олега по плечу. Волков неловко кивнул, достав из кармана пачку. — Вы уволились, получается? — Олег протянул ему сигарету вместе с зажигалкой. — Можно и так сказать. Ушел практически за тобой, — историк сделал затяжку, скривившись. Ему явно не пришлись по вкусу дешевые сигареты, но он ничего не сказал. — И это ради того, чтобы служить пойти? Тут же зарплаты, скорее всего, такие же, как в институте, — Волкову не особо-то было интересно, но здесь он скучал по нормальному общению. Впервые, наверное, скучал по заумным монологам Сережи. — Ну, здесь — да, не такие уж и большие, но в спецназе платят немного лучше, — Вадим Алексеевич загадочно улыбнулся. Еще больше его губы растянулись, когда он увидел, как глаза Волкова расширяются от нахлынувшего на него потока мыслей. Тут и уточнять не надо было, и без этого понятно, что те, кого перевели к ним в часть — спецназовцы, которых отправляют в Сирию, а значит, и их тоже.