Февральский снег

18 февраля. Дворник старательно сметал снежинки с мостовой, закутываясь в свою не очень тёплую шинель. Морозный воздух не располагал к прогулкам, а февральское солнце не грело бы даже без туч. Придворцовые площади скованного льдом под мостами города на Неве безмолвствовали. Душное и тесное помещение кабинета явно не предназначалось для столь важной встречи. Но другого места не нашлось – в гостевом зале могли быть лишние уши. Двое мужчин сидели друг напротив друга. Один из них покуривал табак, а другой не спеша перебирал стопку документов на английском языке. – Господин Милюков, вы ко мне? – нарушил напряжённую тишину один из присутствующих. – Да, сэр Бьюкенен, – бодро заговорил гость. – Цель моего визита высокая. Как вы можете наблюдать сами, ситуация на фронте с каждым днём становится хуже. Наши войска терпят поражение, в декабре во время операции под Ригой целые подразделения отказывались наступать. Среди солдат нарастают антивоенные настроения, на заводах вот-вот начнутся забастовки, а правительство и лично Николай II утратили всякий контроль над… – Я осведомлён о ситуации в столице, – перебил собеседника британский посол. – В интересах фронта мы собираемся сменить правительство, – слегка стушевавшись от несколько грубого обращения собеседника, продолжил Милюков. – Нужно убрать царя, сформировать правительство, ответственное перед думой, и установить конституционное правление. – Позавчера я имел беседу с господином Гучковым, так что я в курсе ваших планов. Чего конкретно вы добиваетесь у Великобритании? – Нам нужны гарантии того, что наше новое правительство будет поддержано непосредственно Лондоном. Как вам наверняка сообщили Александр Иванович и другие наши люди, мы собираемся вести войну до победного конца, и только с этой целью идём против царя. Все наши дальнейшие действия, которые мы планируем осуществить, лишь будут способствовать укреплению армии и тыла. Посол не отвечал. Слегка наклонив голову набок и опустив взгляд, он, казалось, задумался о чём-то серьёзном. Стоит ли верить словам Павла Николаевича? Стоит ли уповать на успех немногочисленных заговорщиков? Конечно, в душе Джордж Уильям сочувствовал им, но в первую очередь он был дипломатом, отстаивал интересы Британской империи. Империи, над которой никогда не заходит солнце. И защита интересов Британии в России – его прямая задача. И неправильный выбор стороны может едва ли не стоить Антанте проигрыша в войне… Наконец, молчание было прервано. – Если события будут развиваться в благоприятном ключе, я готов приложить все усилия, чтобы дать вам гарантии поддержки со стороны британского правительства, – слегка напряжённо ответил мужчина. – Спасибо, господин Бьюкенен, – обрадовался Павел Николаевич. – Россия будет обязана вам. Милюков покинул посольство, пошёл улочками. Сугробы были не страшнее возможного раскрытия, которое могло кончиться верёвкой, зная нрав Александры Фёдоровны. По дороге он инстинктивно принялся вытирать пенсне. Конечно, он рассчитывал на то, что посол, уже несколько лет налаживающий связи с думской оппозицией, не предаст её и поддержит, но червячок сомнения в душе всё же был, часто не давая покоя ночами, скрёб душу. Но теперь его нет. А завтра не будет и старого царя. *** 19 февраля. Даже самый холодный месяц не мог загнать людей за двери: им нужно было ходить за хлебом, рабочим – идти к проходной, дворникам – подметать. На кухнях кипели чайники, разговоры казалось бы смирённого полицейской дубиной и подконтрольного города могли в любой момент вырваться, лавой залить улицы и расплавить само основание российской государственности – ножки трона батюшки царя. Гучков склонился над листом бумаги с наброском грядущей речи о «транспортной проблеме в Петрограде» в связи с подготовкой к весеннему наступлению, отнявшему все исправные составы. Она должна была прогреметь завтра в Государственном совете и дать старт первой фазе заговора. Заговора, который повернёт историю России на 180 градусов. Глупость или измена? Сейчас уж лучше измена. Без слабого царя и под руководством патриотических сил и бизнеса… Жаль только нужные слова на ум не идут. Убрав перо в чернильницу, Александр Иванович начал ходить по комнате. Вперёд-назад. Вперёд-назад. В голову начали лезть не самые приятные мысли: об аресте социал-демократической рабочей группы ЦВПК месяц назад, готовившей выступление. Он тогда лично консультировал молодых, едва созревших агитаторов, искренних ребят-романтиков, грезивших о свободной стране, всеобщем равноправии… Но после угроз властей старые меньшевики сдали их: в одну январскую ночь в их дома вломились сотрудники жандармерии и Охранки, схватили и бросили в машины, после чего повезли на допрос. А Гучков остался целым и невредимым. Его статус и умение играть в коварные политические игры каждый раз позволяли ему выходить сухим из воды, чего не было у этих самых молодых ребят, ныне стонущих от голода в тюремных застенках. Нет, ему не было их жалко. Для Александра они были сродни сломавшегося карандаша. Неприятно, но всегда можно заменить. Главное – достичь цели. Любой ценой. Потом Александр Иванович вспомнил, как однажды ему пришла в голову крайне авантюрная идея: захватить поезд с Николаем Александровичем и заставить его отречься. На первый взгляд, вполне неплохой план. Но откуда взять лояльные войска, которых хватит на захват и задержание императора? И как нужно принудить царя уйти без весомой причины? Нет, ещё не время. Нужно что-то другое. И это «что-то» уже было в голове чиновника-интригана. Нужно раздуть слух о проблемах со снабжением в Петрограде. Дальше народ взбунтуется против царя, а Гучков и остальные заговорщики воспользуются этим: отстранят его и сформируют своё правительство. Хороший план, который вряд ли даст осечку. Тем более что за ними теперь стоит Британия и лично премьер-министр великой империи Дэвид Ллойд Джордж. Правда, неизвестно, как отреагирует Франция, но учитывая, что у неё едва ли есть поводы заступаться за старого государя, то она также должна встать на нашу сторону. Впрочем, хватит самоуспокоений. Ну и что Англия сделает при провале? Первой поздравит царя с разгромом «германофилов». Но провала не будет, это точно. Наконец, Гучков придумал, как продолжить речь. Вернувшись за стол, он осушил стоявший рядом стакан воды и принялся дальше выводить буквы пером. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь… *** 27 февраля. Ещё со вчерашнего все мосты города были разведены – толпы ходили по льду. Не такому уж и тонкому – и метафорически, и буквально. Ни одного дворника или городового. Все чуяли скорый крах никем не любимого режима и уже ничего не боялись, ощущали под революцией твёрдую почву. Солдаты выстраивали баррикады и настраивали два пулемёта – больше не выдали. Неподалёку от них стоял молодой офицер Николаев, лично контролировавший сей процесс. Его беспокойный взгляд периодически переключался на другой конец улицы, где располагался Таврический дворец. Уже неделю Петроград полыхал в огне забастовок, погромов и восстаний. Изначально это всё казалось лишь небольшим бунтом, который быстро утихнет, но когда завод за заводом переставали работать, а батальон за батальоном отказывались подчиняться и восставали – все осознали всю серьёзность ситуации. Вдали раздавались выстрелы и звуки боёв мятежников и отряда Кутепова. Прислушиваясь к этим звукам, начинаешь задумываться о государственном устройстве – как же так, брат пошёл на брата? Как и другие военные, отказавшиеся от участия в восстании, в душе Дмитрий Васильевич находился в смятении. Что император и правительство предпримут? Задавят ли бунтовщиков? Какая ситуация на фронте? Что теперь будет со страной? Нет ответов, одни вопросы… Гул вдали отвлёк офицера от тягостных раздумий. Толпа рабочих и солдат с красными бантами двигалась прямо на баррикады. «Да здравствует Свободная Россия», «Мира!», «Хлеба!», «Долой самодержавие!» – гласили транспаранты протестующих. – К оружию, братцы! – крикнул Николаев. Солдаты тут же кинулись занимать позиции и вскинули винтовки. Изначально толпа казалась небольшой и безобидной, но вскоре среди них показались и восставшие солдаты, а кучка людей на глазах превратилась в многотысячную массу и подошла ближе к баррикадам – стало ясно, что 150 солдат Николаева не смогут сдержать натиск. – Отступать некуда, не выстоим – завтра здесь будут немцы! – вновь закричал командир, увидев, как некоторые колебались. От мятежников отделилась группа, направлявшаяся к позициям отряда Николаева. Когда бунтовщики были уже совсем недалеко от «лоялистов», от них отделился один мужчина в офицерской форме с неопределёнными погонами и красным бантом на груди. Судя по всему, парламентёр. Недолго думая, Дмитрий «наградил» его пулей в лоб и отдал приказ: – Залп поверх голов! Вышедшие вперёд революционные солдаты не дрогнули. Кто-то выбежал вперёд и хотел крикнуть «не стреляйте!», но был заглушен уже последующим залпом по толпе. Часть шествия разбежалась, в панике побросав транспаранты, внеся сумятицу в строй. Ответный огонь последовал спустя несколько секунд, и завязалась перестрелка, в которой участвовал и сам Николаев. Благодаря прирождённой ловкости ему удалось снять несколько противников с личного револьвера. Тем не менее, все усилия обороняющихся не позволили переломить ситуацию: попрятавшиеся за фонарями и углами домов и прильнувшие к земле бунтовщики были плохой мишенью, и, когда пулемёт стал стрелять реже, восставшие, используя численное превосходство, провели первый штурм баррикад. Ощетинившись штыками, «николаевцы» отбили атаку, но понесли серьёзные потери. Пулемётчик констатировал – осталась пара лент. Пальба возобновилась, а со стороны дворов объявился ещё один отряд краснобантовых, открывших фланговый огонь. Принесли новые ленты, но с улиц валило всё больше и больше революционеров – они подтащили свой пулемёт. – Отступаем! Все к дворцу! Тут к пулемётчику прилетела граната, убившая его. Дмитрий сам кинулся к гашетке, махнув рукой своим, оставшись прикрывать отступление. В кровавой пене мелькнул стальной блеск. Секундная темнота. Открыв глаза, прикрывая рукой окровавленный бок, Николаев видел перелезающих через укрепление мятежников. Перед глазами пролетели годы… Не желая сдаваться врагам, он вновь достал револьвер, приставил к виску и… Сопротивление возле Таврического было сломлено. *** Спустя полчаса. Родзянко вместе с Милюковым и Гучковым сидели в центре зала и наблюдали за тем, как депутаты в спешке занимают стулья. Император объявил о роспуске Госдумы. Правда, просто так думцы расходиться были явно не намеренны. Вместо того, чтобы разойтись по домам, они перебрались в Таврический дворец и готовились объявить о создании «Временного комитета IV Государственной Думы». Ещё два дня назад заговорщикам казалось, что всё идёт по плану: царь уехал в ставку, в столице начинаются хлебные бунты, царю вешают лапшу про вооружённый мятеж, скоро он отречётся, сформируется новое правительство, какая-нибудь декларация успокоит массы… Но восстание охватило всю столицу, царская власть едва ли была способна подавить мятеж, царь терял контроль над ситуацией. Всё висело на волоске, хотя далеко не каждый здесь это осознавал, предпочитая самоуспокоение, будто так и задумывалось. – Добро пожаловать на внеочередное заседание четвёртой думы, господа депутаты… – Михаил Владимирович, это кошмар. Городовых разоружают, горы убитых, по улицам снуют бунтовщики, офицеров прямо в казармах закалывают штыками! – Не разъезжаться! Мятеж не перекинулся на флот – это главное! Торжественная речь Родзянко оказался прервана громким гулом за дверью. – Что за дела? – возмутился он. – Можете проверить, что там? Один из солдат, охранявших вход, вышел наружу. – Толпа ворвалась во дворец, господин-председатель, – отрапортовал охранник. – К нам? Вдруг в помещение забежал «товарищ» с красным бантом. – Товарищи-депутаты, вы как представители законного парламента обязаны сложить свои полномочия в пользу истинно народного органа, если хотите сохранить свою честь! – Пшёл вон, дурак! – Ах так? Леший с вами, мы свою власть организуем! Ретивый социал-демократ скрылся. Толпа вваливалась в соседний зал, не обращая внимания на думцев и их охрану. – Значит, не так всё плохо… На самом деле, в душе Михаил Владимирович осознавал, что всё пошло как-то не так. Неужели восстание вышло из-под контроля, и помимо монарха, народ собирается смести и Госдуму? Но председатель решил пока отбросить плохие мысли, и продолжил вести заседание. К счастью, всё прошло по плану, и декларация о передаче всей власти временному комитету была принята без каких-либо проблем. Казалось, что всё и дальше пойдёт в нужном русле… Но тем временем в другом зале дворца считали иначе. Сотни рабочих и солдат стояли и внимали выходящим по очереди ораторам. Наконец-то они слышали то, что хотели. Все говорили о народе, о свободе от самодержавных оков и что-то там о социализме и советах, о переделе земли… и, самое главное, о мире. То, чего они так хотели услышать все эти годы, наконец, выплеснулось наружу. Каждая речь сопровождалась бурными возгласами и овациями. Винтовки звенели, красные флаги гордо реяли на верхних балконах зала. Со всего города сходились делегации к новому органу власти, претендовавшему на всеобщее народное представительство – от рабочих до солдат. Город перешёл под красные флаги. Запершиеся в своём пузыре думцы упустили контроль. Спустя несколько часов к трибуне вышел Николай Чхеидзе. – Товарищи! По итогам только что состоявшегося голосования, власть в Петрограде и во всей России переходит в руки только что созданного Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Да здравствует революция! Стены зала затряслись от аплодисментов. Крики «ура», казалось, были слышны во всей столице. Теперь в России два органа, претендующих на власть и находящихся в одном здании через стенку. Но поладят ли Временный комитет Госдумы с Петросоветом? *** 1 марта. Вчера Алексеев отдал приказ собрать ударный кулак для броска на мятежную столицу. Но в распоряжении генерала Иванова пока что был один полк, а «красные» всё больше укреплялись. История молчаливо продолжала течение своё поперёк всех планов. Николай Александрович Романов склонился над столом. На нём лежала проигнорированная ранее телеграмма от Родзянко с просьбой о встрече на станции Дно. Рядом с Государем стоял генерал Михаил Алексеев. Казалось, что его лицо не излучало каких-либо эмоций, но глубоко в недрах его души шла борьба. С одной стороны, он всецело уважал монархию и лично царя и имел с ним хорошие отношения, но с другой его до чёртиков бесила его податливость, когда дело доходило до мнения его жены Александры Фёдоровны, с которой он даже едва ли был способен общаться. За окном, как будто в такт ситуации в стране, шёл мокрый снег, покрывавший собой весь Псков. Конечно, если бы не восстали железнодорожники, царь был бы уже в Царском Селе, а не ютился бы в стенах вагонов и вокзала, но, с другой стороны, шансы на разрешение ситуации всё ещё были. В это время генерал Николай Рузский сидел в другой комнате и бурно вёл телефонную беседу с Родзянко. Император и Михаил Васильевич периодически бросали обеспокоенные взгляды в сторону коридора, откуда доносились отголоски разговора. Неожиданно, дискуссия прекратилась, и вдали послышались шаги, становившиеся с каждой секундой всё более чёткими. Наконец, в комнату вернулся Рузский. – Правительства народного доверия недостаточно для стабилизации ситуации, нужно отречение в пользу Алексея, – выпалил он. Алексеев нахмурился и прокрутил в голове всю информацию. Мгновенно доверие к плану думцев было разрушено – они ему и так ничего не рассказали, а теперь выходит, всё с самого начала пошло наперекосяк? Простая комбинация по дезинформации, и так провалиться! Романов и Алексеев буквально застыли и не могли вымолвить и слова в ответ. До них доходило осознание всей ситуации. Осознание того, что Рубикон преодолён, и повернуть всё вспять силой армии и жандармерии, как 12 лет назад, уже не получится. Слишком поздно. – Я отказываюсь, – решительно ответил самодержец. Без меня России не будет. – Но ваше императорское величество… Но события шли вперед, невзирая на поползновения и выкрики отдельных личностей, протестовавших против свершившихся фактов. Временный комитет Государственной думы ещё вчера объявил, что берёт власть в свои руки вместо Совета министров, но вынужден был согласиться на переговоры с Петросоветом и смог сформировать правительство только приняв требования полной амнистии, ликвидации полиции и жандармерии, отмену сословных ограничений и так далее. Сыграло то, что Чхеидзе и сам был депутатом Думы, что смягчало его личное отношение, а обличительная речь Милюкова перед толпой позволила вовремя отмежеваться от старого режима, но думцы ещё надеялись на нового царя. Всю ночь командующие уговаривали Николая отречься от престола. Поначалу он их и слышать не хотел, но к утру его всё же удалось убедить в необходимости отказаться от власти в пользу сына Алексея и будущего регента брата Михаила. – Хорошо, я осознаю всю мою ответственность и необходимость данного шага. Готовьте документы… – устало произнёс император. В 10 часов на станции остановился пассажирский поезд. Из него вышли двое мужчин в строгих костюмах. Недолго постояв на перроне, они зашагали к вагону, в который перебрался Николай для ночёвки. Войдя в него, они тут же набросились на царя с просьбами об отречении, на что в ответ бывший царь лишь недоумённо смотрел на их физиономии, в которых легко узнавались Гучков и ещё один член «прогрессивного блока» Василий Шульгин. – Уже, – произнёс внезапно возникший у входа Рузский, показывая заговорщикам манифест. – Стойте, господа, я передумал насчёт Алексея, – вмешался в разговор Романов. Началось подписание нового, обновлённого документа о смене монарха. Помимо него также началось обсуждение и разработка указов о смене главы правительства и главнокомандующего, которые, впрочем, должны были лишь стать подтверждением перехода власти к новому кабинету. Уходила эпоха… *** 2 марта. Война… Война всегда одна. Опять людей отправляли гнить в окопах за интересы никогда не виданных ими личностей из портретных рам. Но в эту войну их было особенно много. В 30-летнюю войну погибло 8 миллионов. В эту войну за три года погибло уже больше 10 миллионов. Средства убийства всё совершенствуются, и когда-нибудь наступит пятиминутная война, когда умрут вообще все. Солдаты Василий Мухов и Степан Буров смирно сидели в окопе и курили сигареты. Попутно они обсуждали слухи, прибывающие из находившейся недалеко от фронта Риги, в которую, свою очередь, отрывочно передавалась противоречивая информация из Петрограда о восстании. – Я слышал, там, в Петрограде, что-то неладное творится… – начал Вася. – Неладное? Да мне один из наших рассказал, что там вообще Распутин из могилы поднялся и чарами отравил Госдуму! – с пафосом поведал Стёпа. – Да ты что! – удивился Буров. – И это ещё не всё! После этого моряки красные флаги подняли, поплыли брататься с немцами, а германцы сами первые приплыли, тоже под красными знамёнами, и поубивали всех офицеров. – Во что со страной творится… – обомлел Степан. – Ага. Паршивая ситуация, чёрт знает что бу… Договорить армейцу не дали. – Молчать, гимназисты! – рявкнул на молодых людей проходивший мимо офицер. – Хватит бредовые слухи распускать! Всё в Петрограде в порядке! В ответ ребята тут же замолчали и лишь злобно смотрели в глаза своему начальнику. На самом деле, он знал, что всё далеко не в порядке. В столице торжествуют восставшие, царь отрёкся, и нового пока ещё не нашли… Эта неопределённость пугала. Пугала этого офицера, пугала командиров в целом по всему фронту… Когда мужчина отошёл, бойцы вновь заговорили, на сей раз шёпотом. – Ублюдок чёртов. Как же он осточертел… – Не то слово. Вот бы его грохнуть… – Ага. Надоели его унижения. *** 3 марта. Ожидание. Неприятная и крайне долгая порою вещь, которая может тянуться вечность, даже если проходят лишь считанные минуты. Особенно тягуче ожидание в тот момент, когда решается судьба чего-то важного. Например, судьба огромной державы. За столом сидели высокопоставленные чиновники, нынешние вершители выстрелившей революции, и ожидали, когда Родзянко и князь Львов закончат разговор с Михаилом Романовым, ставший на днях главным, и, похоже, единственным претендентом на престол. Александр Керенский, Павел Милюков, Александр Гучков, Василий Шульгин, а также множество других известных и не очень политиков смотрели на дверь, за которой шёл разговор. Михаил торговался: – Какие вы можете дать гарантии моей безопасности? Сколько в столице верных нам людей? – Глупо думать о таких мелочах – Россия гибнет! – Родзянко не выдерживал разговора. Он знал, что не мог ничего обещать. Несостоявшийся император не был готов принять ответственность. Несмотря на все уговоры, он упорно отказывался от такой медвежьей услуги. Последние надежды монархистов рухнули. Наконец, Михаил вышел. За ним вышли его собеседники. – Господа, после долгих раздумий, я принял решения отказаться от престола до решения сего вопроса Учредительным собранием. Большинство сидящих улыбнулись. Гучков с Милюковым были в растерянности. Всё кончено. Лидер кадетов схватился за голову и только смог прошептать: «И на этого мы ставили весь заговор!.. Амёба! Инфузория!». Керенский, не удержавшись, начал рукоплескать Романову, и к нему присоединилось ещё несколько думцев. – Ваше высочество! Вы великодушно доверили нам священный сосуд вашей власти. Я клянусь вам, что мы передадим его Учредительному собранию, не пролив из него ни одной капли! – встав, торжественно обрадованный Александр Фёдорович. Керенский, две недели назад думавший копить на гроб, стремился к вершине народной популярности. Бывшие власти предержащие заговорщики готовили новую стратегию, но ей уже не суждено было сбыться. События смели все интриги, и реальность оказалась намного более капризной, чем думалось составителям кабинетных схем. Российская монархия пала. Новая страница истории России была открыта, и мало кто догадывался, что она несла в себе…