сладенький

- Сереж, это чего такое? - Тихон (абсолютно голый, но это так, к слову) стоит возле холодильника и рассматривает баночку обыкновенного йогурта. Ну, все же видели их, все знают, многие даже пробовали. О вкусах не принято спорить, но давайте начистоту: эти кусочки фруктов внутри нежного йогурта - дикость, их просто невозможно нормально есть! Тихон считает именно так, а на упаковке черным по белому написано - с кусочками блядского манго. - Блядский манго, - Жизневский не отказывает себе в удовольствии выражаться, потому что после бурного вечера и не менее бурной ночи есть хочется до ужаса. В холодильнике, как назло, нет ничего, кроме двух приросших к стенке луковиц, банки с аджикой и, собственно, йогурта. Даже пельменей не завалялось. А ведь Тихон русским языком объяснил, что еды никакой нет... - А, там творожок, ты же попросил вчера купить, - где-то под боком возникает заспанное нечто тоже нагое по имени Сергей. - Сережа, это ни разу не творожок, - Тихон сует этикетку в лицо Горошко. Недолгий анализ приводит к выводу - не творожок. Ну, а в чем проблема? Немой вопрос читается в глазах Сережи, и Жизневскому приходится пояснять: - Я не ем йогурты, тем более с кусочками какой-то дряни! - Ты серьезно сейчас? - Горошко реально не догоняет, почему получил претензию на ровном месте. - То есть как выжирать пиво банками, - ой, Сережа, кто бы говорил, - так это нормально, да? - Не трогай пиво, - конфликт набирал обороты, а баночка в руках Тихона затрещала от крепкой хватки. - Алкаш несчастный, - Горошко не понарошку задевало такое отношение. У Тихона слишком много претензий, понимаете? То Горошко без шапки вышел, то сигареты не купил, то пиво не той марки, то презервативы забыл... "Раздолбай ты мой", - Тихон даже не представляет, что от этой фразы Сережа хочет зарядить ему хорошую такую пощечину. Какого черта вообще?! Ему же не пять лет и даже не шестнадцать. Это его жизнь, и ему так нравится. Закономерно возникающий вопрос: почему же не уйти от Тихона? Ну... Не так уж легко уйти от человека, который, несмотря на собственных тараканов, выслушивает, целует и трахает.. По чесноку, просто не дает морально развалиться. В те моменты, когда уже отдышавшиеся они вдвоем сидят на балконе, Сережа позволяет себе рыдать на всю громкость, а Тихон просто не задает вопросов. У них очень четкое разделение на сексуальную и бытовую жизнь, и они не говорили об этом. Никто не был уверен в прочности отношений и в том, в какой момент либидо одного из них снизится. В моменты секса об этом думать точно не приходилось. - Ты как маленький ребенок, "хотю покупать вкусняшки, это же нормальная еда", - закипание достигало отметки в сто градусов. Жизневский все же не рассчитывает силу, и в порыве размахивания рукой этикетка отходит, выливаясь своим содержимым аккурат на лицо и торс Сережи. Горошко зажмуривается, протирает руками глаза, отряхивая от себя слизкое вещество. Не оценивая ситуацию, разворачивается на 180 градусов и собирается сбежать в ванную чтобы потом не выходить оттуда "по-хорошему", когда его тормозит одна только фраза и схваченная рука. - У тебя такой же вид, когда ты на коленях, - память выдавала вполне яркие моменты процесса минета. - Ты слишком высокого мнения о себе, - невозможно же не съязвить, - с божьей помощью, счастье - это если есть хотя бы одна восьмая всего этого. И, может, редко и неумело... Тихон не перестанет считать этот продукт мерзостью, но, господи боже, как же приятно ощущать его вкус в сочетании с губами Горошко! Целовать надо осторожно, чтобы не мешать процессу естественного стекания йогурта по телу. - Ах-х, Тиша... - Жизневский раскладывает разомлевшую от поцелуев прелесть на столе и проходится языком от пупка до шеи. В паху сводит у обоих, заляпанный Сережа выглядит достаточно комично, но... С гиперфиксацией на сексе белая субстанция на лице не воспринимается как оплошность в порыве гнева. - Не такая уж и гадость, правда? - Если ты сейчас не заткнешься, то вторую упаковку я засуну тебе в жопу. - Ты можешь засунуть туда нечто более приятное, - Сережа опирается на локтях и с намеком облизывается. Долгое растягивание и защищенный секс вчера вечером стоили того, чтобы утром просто потрахаться на кухонном столе. Тихон загребает двумя пальцами небольшое количество йогурта с груди Сережи и бросает вопросительный взгляд, спрашивая разрешение на эксперимент? Горошко молча кивает и замирает в предвкушении, когда внутрь него просачиваются два пальца, раздвигая мягкие стенки. - Черт, прекрати издеваться... - Только ты пообещаешь, - пальцы изгибаются, заставляя резко выдохнуть, - что больше никаких йогур.. - Да, да, да!!! - невыносимо выжидать окончания предложения и выслушивать еще одно нравоучение от Жизневского. ...Но я люблю это тело. Тихон входит сразу на всю длину, вжимая Горошко в стол. Ноги для удобства перекрещиваются на спине Тихона, Сережа будто пытается прижать его к себе еще сильнее, хотя ближе - просто некуда. Нездоровое желание заставляет вылизывать щеки Сережи, собирая абсолютно все, пока тот повизгивает от резких учащающихся толчков. Это просто чувственно красиво - то, как Сережа морщится и вздыхает, прогибается и сжимается обратно, когда он при максимальной близости обхватывает шею Тихона руками и смотрит прямо в душу - а там н и ч е г о, кроме преданности, пустоты и похоти. Они никогда не испытывали одновременного оргазма. До сегодняшнего утра. На долю секунды раньше выгибается Сережа, откидываясь на стол. Тихон со всех сил сжимает задницу и кончает внутрь. Он редко позволяет себе это, потому что Горошко ощущает дискомфорт, но сегодня можно. Сегодня особенно странно и хорошо. Сережу хватает минуты на две этого эстетичного спокойствия. - Мм, мне нужно извиниться? - Господи, откуда в тебе эта егозливость... - Прости, - правда, очень тихо и беззлобно. Горшко утыкается в плечо Жизневского и порывисто выдыхает. Они не клянутся в любви, и в этом их идиллия. Счастья секунды сочтены. Не помню, какой умный человек это сказал, может, и само придумалось, только это факт. Даже боги удивлялись такой выдумке. - Ты просто сладенький. А теперь бегом мыться, и пойдем в кафе, я сейчас собаку от голода съесть готов. И вот как не называть его ребенком, когда через пятнадцать минут Сережа стоит у входа абсолютно чистый и одетый с радостным лицом? Потому что они, черт возьми, никогда просто так не ходили в кафе пасмурным утром в воскресенье. Приятность, однако. И лучше всего то, что никто ни о чем не жалеет.