***
С похорон Лю Цингэ Шэнь Цинцю ушел первым, слишком хорошо зная о бесчисленных парах глаз, смотрящих ему вслед, и шепотках за своей спиной. Слишком хорошо зная о слезах, пролитых юной девушкой над могилой брата, и о ненависти, скрытой в каждом ее взгляде на него. Шэнь Цинцю сказал себе, что ему все равно. У него есть куда более важные дела, например, то, что сезон дождей начнется через несколько дней и ему нужно дать ученикам больше заданий. Душа Лю Цингэ даже не осталась в его трупе, вместо этого преследуя Шэнь Цинцю, — так с чего бы он должен волноваться о закопанном на полчжана в землю мертвом теле? Лю Цингэ словно репей, который не оторвать. — Почему ты просто не скажешь им, что мы соулмейты!? — закричал Лю Цингэ ему в ухо, очевидно разозленный и расстроенный тем, что Шэнь Цинцю со вчерашнего дня игнорирует его слова. Если единственный, кто может тебя слышать, не хочет тебе отвечать — это наверняка раздражает. Шэнь Цинцю вновь проигнорировал Лю Цингэ, едва заметно ускорив шаг: очередные сплетники неверно оценили расстояние между ним и своим громким шепотом. Конечно, Юэ Цинъюань мог бы заставить их замолчать одним лишь своим суровым взглядом, но Шэнь Цинцю не хотел, чтобы глава школы и дальше уничтожал свою репутацию, пытаясь ему помочь. — Ты можешь меня слышать, не притворяйся глухим! Шэнь Цинцю! — выкрикнул Лю Цингэ. Шэнь Цинцю повезло, что, несмотря на то, что их души каким-то образом оказались связаны, они не могли дотрагиваться друг до друга. Иначе этот грубиян несомненно утащил бы его в свою могилу, а потом бы орал, требуя объяснений. Вернувшись на пик Цинцзин, Шэнь Цинцю сразу же направился в бамбуковую хижину. Но стоило ему открыть дверь, как он увидел за ней проклятого призрака своего соулмейта, сверлившего его взглядом. Шэнь Цинцю прошел мимо него, и Лю Цингэ зарычал. — Ты действительно доволен этим? Тебя считают моим убийцей, — прошипел Лю Цингэ. — Это я должен спрашивать. Доволен? Смертью на моих руках? — наконец огрызнулся Шэнь Цинцю. — Почему ты просто не скажешь им, что мы соулмейты? — требовательно спросил Лю Цингэ, игнорируя очевидную попытку Шэнь Цинцю разозлить его. — Опять? Просто оставь меня в покое, понял? — сказал Шэнь Цинцю сквозь сжатые зубы. Он действительно устал от всего этого: от ссор, от Лю Цингэ, кричащего на ухо. От всего. — Нет. — Похоже, даже после смерти ты останешься моей головной болью, — проворчал Шэнь Цинцю. — Скажи им, — настойчиво повторил Лю Цингэ, пройдя сквозь Шэнь Цинцю, чтобы сказать ему это в лицо. — Демоны тебя побери, да никто мне не поверит! Это ничего не изменит в этой дерьмовой ситуации! — Молчать, словно трус, — тоже не выход! — возразил Лю Цингэ. От этих слов на виске Шэнь Цинцю вздулась вена. — Они не поверили мне, когда я сказал, что это было искажение ци и несчастный случай. Ты правда думаешь, что они поверят, если я расскажу о нашей связи? — спросил Шэнь Цинцю. — Они никогда не поверят мне. Насколько наивными ты их считаешь?! — Минъянь здесь. Я расскажу что-нибудь, а она подтвердит, что об этом знали лишь мы двое, — скрестив руки на груди, ответил Лю Цингэ. — Они не поверят мне. Мои слова для них ничего не значат... Шэнь Цинцю уставился в пустоту, вспоминая, как Юэ Цинъюань отвел его в сторону и спросил, действительно ли он убил Лю Цингэ. Сжав зубы, Шэнь Цинцю подумал: «Если я потерял даже его доверие, то нет ни шанса, что остальные поверят». — Хотя бы мои слова чего-то да стоят, — возразил Лю Цингэ, и Шэнь Цинцю резко вынырнул из своих мыслей, яростно сверкая глазами. — Даже после смерти ты все еще настырный ублюдок. Слова Лю Цингэ всегда были острейшими ножами для Шэнь Цинцю, и даже не из-за того, что были гадкими и резкими. Они ранили больнее других, потому что были правдой. Даже слова мертвеца стоили больше, чем слова Шэнь Цинцю.***
— Это становится обыденным, не правда ли? — Шэнь Цинцю посмотрел вниз на коленопреклоненного мальчика. — Каким-то образом ты всегда подводишь и раздражаешь меня. — Учитель, этот ученик... — Разве этот мастер дозволял тебе говорить, звереныш? — холодно оборвал его Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ вздрогнул и прикусил губу, покорно склоняя голову, как ему и полагалось. — Иди пробеги двадцать кругов вокруг пика. После этого заполни резервуары водой. Оставшуюся часть ночи проведешь на коленях снаружи, — приказал Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ поднял голову: — Учитель... — с отчаянием начал он. — Мин Фань! Выбрось этого звереныша отсюда и заставь работать! — крикнул Шэнь Цинцю, и Мин Фань попытался силой вытащить Ло Бинхэ наружу. — Учитель!.. — отчаянно воскликнул Ло Бинхэ, и дверь захлопнулась. Шэнь Цинцю помассировал висок и выдохнул. — Что? — сказал он призраку, осуждающе смотревшему на него. Лю Цингэ сверкнул глазами. — Тот мальчик просто случайно сломал твой бесценный цветочный горшок, причем сделал это только потому, что его толкнули, — он особо выделил слово "бесценный", насмехаясь над Шэнь Цинцю. — Ты знал это. — Лю Цингэ рассказал Шэнь Цинцю об этом. Но свершилось ли правосудие? Ни капельки. Был ли Лю Цингэ взбешен? Безумно. Был ли он разочарован? Немного. Был ли он удивлен? Едва ли. Шэнь Цинцю усмехнулся: — Этот звереныш виноват в том, что беспокоит старших. Как самый младший ученик он должен знать свое место. — Свое место!? Мальчик еще даже не начал совершенствоваться! И, скажи на милость, ПОЧЕМУ?! — требовательно спросил Лю Цингэ. Если бы только он мог дотронуться до Шэнь Цинцю, то ударил бы этого раздражающего человека. К несчастью, единственное, что он мог, — это проходить сквозь Шэнь Цинцю, чтобы досадить ему. — Его талант не так уж и плох. Лучший на твоем пике, включая тебя. Почему ты его сдерживаешь? — Мой пик — моя проблема. Мой ученик — моя забота, — огрызнулся Шэнь Цинцю. — Если никто этим не озаботится, ты, скорее всего, убьешь ребенка! Бровь Шэнь Цинцю дернулась, но он не ответил. — Ты делаешь это лишь для своего собственного болезненного удовольствия. Почему? Просто потому, что этот ребенок талантливей тебя? Перспективнее, чем когда-либо был ты? Что тебе сделал этот ребенок?! — требовательно спросил Лю Цингэ. Спрятанные в рукавах руки Шэнь Цинцю задрожали. — Заткнись! Если то, как я проживаю свою жизнь, тебе не нравится, тогда можешь немедленно отправляться в круг реинкарнаций, ты, животное! — рявкнул Шэнь Цинцю. — Ты жалок. — Ты сейчас находишься в положении еще более жалком, — усмехнулся Шэнь Цинцю. — Шэнь Цинцю, ты, мерзавец! — разозлился Лю Цингэ. — Да, я мерзавец, — прошипел Шэнь Цинцю. — Ты сам сказал и всегда знал: твоя вторая половинка — мерзавец, вот и живи с этим. — Шэнь Цинцю ушел в свою комнату, оставляя в гостиной Лю Цингэ, громко кипящего от ярости. У Шэнь Цинцю было такое чувство, что это теперь тоже станет его повседневной рутиной.***
Лю Цингэ скользил по дорожке пика Цинцзин. Сытый по горло действиями Шэнь Цинцю и уставший от споров, он привычно оставил этого невыносимого придурка в покое и решил побродить вокруг. Если бы он мог, то отправился бы на свой Байчжань, но не мог уйти слишком далеко от соулмейта из-за их связи. Лю Цингэ сел на большой валун на самой границе пика Цинцзин. Это было его любимое место в его жалкой загробной жизни со своим соулмейтом. Он увидел, как бедняга Ло Бинхэ, спотыкаясь, прошел мимо — похоже, сегодня его снова наказали. Жалость поднялась в на самом деле уже не существующем сердце Лю Цингэ: этот мальчик слишком страдал. Неизвестно, сколько раз они с Шэнь Цинцю спорили об этом, но всякий раз Лю Цингэ не удавалось избавить ребенка от мучений — из-за раздражения Шэнь Цинцю они лишь увеличивались. Этот бессердечный негодяй, к несчастью, являющийся соулмейтом Лю Цингэ, действительно не имел ни стыда ни совести. Какое удовольствие Шэнь Цинцю получал, мучая отчаявшегося ребенка? Он даже не пытался учить Ло Бинхэ, так зачем оставил его рядом? Просто как мальчика для битья? Лю Цингэ зарычал. Вина и разочарование вновь поднялись в нем. Если бы он первым не выделил Ло Бинхэ из толпы, если бы не высмеивал Шэнь Цинцю, сравнивая его с ребенком, Шэнь Цинцю никогда не решил бы взять Ло Бинхэ к себе на пик, вынуждая Юэ Цинъюаня молча согласиться. У этого мальчика был великий талант, а при должном обучении его ждало бы блестящее будущее. К сожалению, Шэнь Цинцю не желал быть ни хорошим учителем, ни порядочным человеком. Мысли об этом придурке заставляли кровь Лю Цингэ кипеть, несмотря на то, что у него больше не было тела. Этот проклятый негодяй, трус, лицемер, жалкое подобие человека! Лю Цингэ скучал по Чэнлуаню и возможности уничтожать все вокруг, чтобы успокоиться. Лю Цингэ вздохнул и сел, скрестив ноги, на валуне, с тоской смотря на Радужный Мост. Лю Цингэ приходил сюда каждый день, надеясь хоть мельком увидеть младшую сестру, если та будет проходить мимо. Он крайне редко видел ее: кажется, Минъянь с радостью обходила пик Цинцзин, где жил "убийца" ее брата, стороной. И хотя Шэнь Цинцю, может, и был негодяем, он не был его убийцей. И было множество причин, из-за которых Лю Цингэ не мог уйти даже спустя несколько месяцев. Во-первых, потому что Шэнь Цинцю подозревали в его убийстве. Вина за то, что человек, пытавшийся его спасти, считается его тайным убийцей, не позволяла Лю Цингэ просто уйти. Во-вторых, потому что этот придурок истязал невинного мальчика. Это была главная тема их бесконечных споров друг с другом. Каждый. Гуев. День. Лю Цингэ не мог понять. Он пробовал мягкие уговоры, пытаясь вернуть сбившегося Шэнь Цинцю на праведный путь, но быстро возвращался к жестким ссорам, после которых они оба желали вцепиться друг другу в горло. Этого глупца невозможно было спасти от его собственной испорченности. Лю Цингэ оживился, увидев идущую по Радужному мосту группу учеников пика Сяньшу во главе с Ци Цинци. Лю Цингэ сразу же нашел взглядом свою младшую сестру. Похоже, они направлялись на пик Ваньцзянь, чтобы получить мечи. Время настало? Гордость вспыхнула в груди Лю Цингэ, прежде чем его легкая улыбка сменилась хмурым взглядом. В глазах Лю Минъянь не было ни намека на улыбку, в то время как все остальные сестры вокруг нее болтали и подшучивали друг над другом. Лю Цингэ молча смотрел, как они проходят мимо, не отрывая взгляда от тонкой фигурки своей младшей сестры. Лю Минъянь стала куда старше, но Лю Цингэ не был уверен, должна ли она выглядеть столь взрослой в ее возрасте. Некоторые вещи проходят лишь со временем: похоже, этих нескольких месяцев было недостаточно, чтобы залечить ее рану от внезапной смерти Лю Цингэ.***
— Снова ты. И что на этот раз? — Шэнь Цинцю скривился и поднял руку к виску. От одного взгляда на соулмейта у него начинала болеть голова. А он-то уж решил, что Лю Цингэ, исчезнувший несколько дней назад, наконец ушел и начал свой путь по циклу реинкарнации. — Я видел, что ты сделал. — Шэнь Цинцю закатил глаза. Лю Цингэ с негодованием посмотрел на него. — Пятнадцать ударов за то, что он ел? — Он был наказан, однако решил пренебречь этим, — сказал Шэнь Цинцю. В глубине души он и сам не понимал, зачем продолжает оправдываться, даже зная, что поступил неправильно. — Ты не кормил мальчика три дня! — воскликнул Лю Цингэ. — Его уровень самосовершенствования слишком низок, он еще не способен обходиться без еды столько дней! — Он сам виноват в том, что недостаточно прилежно занимался, — сказал Шэнь Цинцю. — Ты едва ли научил его хоть чему-то! — зарычал Лю Цингэ. — И назови мне хоть одного ученика с твоего пика, уровень самосовершенствования которого достаточно высок для инедии. Таких нет! Шэнь Цинцю с силой зажмурился от досады. — Заткнись. Он — моя проблема. — Отлично, а моя — ты, — прошипел Лю Цингэ. — Если тебе не нравится этот мальчик, отдай его кому-нибудь. Они хотя бы будут лучше к нему относиться! Шэнь Цинцю сжал спрятанные в рукавах кулаки. Они уставились друг на друга глазами, полными злости и неприязни, и прежде чем Шэнь Цинцю смог что-нибудь сказать, Лю Цингэ продолжил: — В будущем это обернется против тебя, Шэнь Цинцю. — Его голос внезапно смягчился, лишившись прежней злости. Шэнь Цинцю усмехнулся. — Возможно, именно на это я и рассчитываю.***
Лю Цингэ скользил по тропинке пика Цинцзин. Глядя в звездное небо, он небрежно проходил прямо сквозь деревья. Сегодня ему повезло, и он вновь смог увидеть младшую сестру. Но почему-то это не принесло ему ни удовлетворения, ни счастья. Лю Минъянь несколько месяцев назад получила свой меч и теперь выглядела еще более сильной. Еще более взрослой. Лю Цингэ следовало бы ею гордиться. Но все мысли Лю Цингэ были заняты тем, как Лю Минъянь чуть помедлила у входа на пик Цинцзин и впилась в него взглядом, полным ненависти и ярости, которых Лю Цингэ никогда не видел в своей хрупкой младшей сестре. Лю Цингэ провел призрачной рукой по лицу: — Минъянь... — Все было совсем не так. — Не держи на него зла. Он не убивал меня. На этот раз он говорил правду. — Хотя в это могло быть сложно поверить, потому что Лю Цингэ и Шэнь Цинцю были известны своей неприязнью друг к другу и несколькими несерьезными попытками убийства. Не говоря уже о том, что в прошлом Шэнь Цинцю не раз и не два обещал убить Лю Цингэ. Лю Цингэ оставалось лишь сетовать на судьбу: даже после смерти у него было слишком много причин для беспокойства. Его младшая сестра, его колючий и упрямый соулмейт, которого Лю Цингэ чаще всего хотелось задушить, его вина... Лю Цингэ остановился возле бамбуковой хижины Шэнь Цинцю, уставившись в стену, словно та его чем-то обидела. Прошло несколько дней с тех пор, как они с Шэнь Цинцю в последний раз виделись лицом к лицу. Все это время Лю Цингэ был слишком занят, больше думая о том, появится ли Лю Минъянь на Радужном мосту, чем о спорах с этим упрямым человеком. Не говоря уже о том, чтобы смотреть ему в глаза. От мысли о посещении жилища Шэнь Цинцю не для спора с этим придурком Лю Цингэ чувствовал одно лишь отвращение. Он редко говорил так много при жизни, но упрямство Шэнь Цинцю, а также то, что лишь он один мог его видеть и слышать, лишь все сильнее и сильнее раздражали Лю Цингэ. Добавляли все больше и больше поводов для криков. Лю Цингэ поднялся в воздух и решил отдохнуть на вершине дерева неподалеку. Он уже привык к жизни призрака. Хотя ему и приходилось спать на улице, но перепады температуры на него не влияли, а капли дождя проходили насквозь. И никто, кроме Шэнь Цинцю, все равно не смог бы его увидеть. Откинув голову, Лю Цингэ увидел на дереве несколько плодов. Ему не нужно было есть, не нужно было спать — не было ничего, что он мог бы сделать. Жизнь в виде призрака была совершенно невыносимой для деятельного человека вроде Лю Цингэ. Она была до боли пресной. Безумно скучной. Обычно души умерших могли справиться с этой серостью, разговаривая со своим соулмейтом. Но чудом было уже то, что Шэнь Цинцю и Лю Цингэ не спорили, что уж думать о мирных разговорах. Из всех людей — почему именно Шэнь Цинцю? У них не было ничего общего, кроме взаимной ненависти. Одного взгляда хватало, чтобы в их сердцах вспыхнул гнев. Буквально. Даже сейчас, когда Лю Цингэ просто не мог уйти слишком далеко от своего соулмейта, Шэнь Цинцю все еще выглядел так, словно хочет убить его второй раз. Для самого же Лю Цингэ было безопаснее иногда сливаться с фоном и притворяться, что его здесь нет. Он устал спорить с Шэнь Цинцю. Раз уж этот негодяй не хочет, чтобы его учили быть нормальным и порядочным человеком, то больше Лю Цингэ ничего не может сделать. Лю Цингэ вздохнул и закрыл глаза.***
Шэнь Цинцю резко проснулся, тяжело дыша и мелко подрагивая. Сел, опираясь на руки, положил Сюя на колени и провел ладонью по вспотевшему лицу. Пытаясь успокоить учащенное дыхание и подавить бешеное сердцебиение, он сделал еще один долгий и глубокий вдох. — Хах... Шэнь Цинцю вяло откинулся на подушку, положив руку на лоб. Сюя все еще преданно лежал рядом с ним. Скорее всего, этой ночью Шэнь Цинцю вновь больше не сможет выпустить меч из рук ни на миг. Опять эти кошмары... В последнее время он часто видел дурные сны. Иногда они повторялись, а иногда его разум порождал еще более изощренные сюжеты. Он не мог спать. А медитация в его нынешнем состоянии приведет лишь к полному провалу. Обычно, когда такое случалось, Шэнь Цинцю тайком уходил в бордель, платил за отдельную комнату и спал в объятиях тамошних девушек. Но сейчас он не мог этого сделать. И не потому, что больше в этом не нуждался. Если бы он пошел туда, то неизбежно потащил бы за собой и своего обременительного призрачного соулмейта. А Шэнь Цинцю не мог позволить Лю Цингэ увидеть, насколько жалким он был, способный уснуть лишь в объятиях бордельных дев. Возможно, Шэнь Цинцю сможет обмануть этого гордеца, притворившись, что собирается заняться сексом. Но что, если Лю Цингэ не уйдет? Что, если он увидит, что Шэнь Цинцю просто спит? Шэнь Цинцю выбрался из постели и направился прямиком в свой кабинет, все еще держа Сюя в руке. Он плюхнулся за стол и зажег свечу. Вытащил незаконченный свиток, достал остатки туши и принялся за работу. Если он достаточно вымотается, то сможет снова заснуть. Время от времени пламя свечи подрагивало, освещая бледное, изможденное лицо Шэнь Цинцю, но он упорно не обращал на усталость внимания и продолжал исправлять отчёты. Через какое-то время Шэнь Цинцю остановился, разочарованно вздохнул и помассировал висок. — Мне нужны данные о денежных тратах за этот месяц, — пробормотал он, отодвигая стул. Вставая, Шэнь Цинцю случайно задел локтем тушечницу, отчего та упала на пол. Какое-то мгновение Шэнь Цинцю обиженно смотрел на расползающееся по деревянному полу черное пятно, а затем обернулся обратно к столу, чтобы найти что-нибудь для уборки. От неловкого движения стол покачнулся, и несколько свитков, лежащих на краю стола, слетели вниз. — Нет! — воскликнул Шэнь Цинцю, протягивая руку, чтобы поймать их, но, к несчастью, часть все равно упала прямо на тушь. Пытаясь достать улетевшие свитки, Шэнь Цинцю вновь случайно задел стол, и свеча, задрожав, погасла. Комната мгновенно погрузилась во тьму. В абсолютной темноте Шэнь Цинцю поднял глаза к потолку и с силой ущипнул себя за переносицу. — Проклятье! — яростно выругался Шэнь Цинцю, отшвырнул от себя стул и позволил себе мешком свалиться на пол, чувствуя себя совершенно разбитым. У Шэнь Цинцю не было сил даже поднять и вновь зажечь эту проклятую свечу. Он просто сидел на полу, безвольно прислонившись к столу. Позже ему нужно будет просмотреть и переделать все испорченные свитки. А затем отправить их на пик Ваньцзянь, а также сделать копии для пика Цюндин. Они многое ставили ему в вину, но Шэнь Цинцю всегда гордился своей работой. Если он потеряет то немногое доверие, что у него осталось, ему не за что будет держаться. Шэнь Цинцю со вздохом потер висок. Голова раскалывалась. Он давно уже нормально не спал, а дел не становилось меньше. Особенно теперь, когда пик Байчжань лишился своего главы и все его бумаги перешли к Шэнь Цинцю. В конце концов, Юэ Цинъюань и так взял на себя все остальное — не то чтобы в мире существовала сила, способная заставить Шэнь Цинцю общаться с этими детьми. Утром он отдаст все законченные бумаги Мин Фаню и остальным, чтобы их передали на другие вершины. Это избавит Шэнь Цинцю от неприятной обязанности разговаривать с главами других пиков и наоборот. Он не хотел видеть их взгляды украдкой, полные настороженности и недоверия, не хотел видеть их фальшивые улыбки. Он совершенно не хотел слышать, как их ученики шепчутся за его спиной. Ему не хотелось притворяться, что он их не слышит. Он не хотел притворяться, что ему все равно... Но он должен был это делать... В некоторых случаях. В конце концов, он пока что еще оставался главой пика Цинцзин, а потому должен был делать свою часть работы. Шэнь Цинцю взглянул на свои руки. Было темно, но он чувствовал, как сильно они дрожат. Усталость от перенапряжения и отсутствия нормального отдыха, наконец, настигла его. Он выдохнул и снова вдохнул... выдохнул... вдохнул... с его губ сорвался всхлип. Нет, только не сейчас. Не снова. Из глаз сами собой потекли слезы. Всхлипнув, Шэнь Цинцю подтянул колени к груди и наконец, окруженный темнотой и одиночеством, отпустил себя, позволив чувствам захлестнуть себя с головой. Он устал. Устал от постоянного желания проявить себя, постоянной необходимости отчаянно бороться за жизнь, постоянных настороженности и недоверия, постоянного страха, что все вокруг хотят от него избавиться. Всего миг. Всего миг он хотел прожить беззаботно. Искренне довериться кому-то и получить безоговорочное доверие в ответ. Всего с одним человеком, всего на миг. Он так устал от этого. Он поклялся, что не испортит все, как в прошлые два раза. Шэнь Цинцю усердно работал, так где же его награда? Ничего. Если не считать формального титула и должности, он никогда в жизни не получал передышки. Что бы он ни делал, этого всегда было недостаточно. Что бы он ни делал, другие всегда делали лучше. А даже если он и был лучше, то в чем-то бесполезном. «Даже Шан Цинхуа лучше него... По крайней мере, мы можем быть уверены, что Шан Цинхуа не ударит в спину». Чушь собачья! Их очевидные попытки избегать его, сомнения Юэ Цинъюаня — все это сводило Шэнь Цинцю с ума, хотя он этого никогда не показывал. Он работал не для того, чтобы его воспринимали как должное! Он хотел получить признание. Уважение. Элементарного уважения и доверия было бы достаточно, он не нуждался в том, чтобы они целовали землю, по которой он ходил. Если бы он хотел работать до изнеможения, не получая ни капли доверия в ответ, то зачем бы ему тогда сбегать из рабства?! Шэнь Цинцю всхлипнул, уткнувшись лицом в колени. — Ци-гэ... Я устал... — пробормотал он, ошеломленный захватившими его чувствами. Но кого волновала его усталость? Никого. На самом деле, возможно, это скорее они от него устали? Ци-гэ наверняка устал от него. Возможно, именно поэтому он бросил Шэнь Цзю... Шэнь Цзю всхлипнул, окончательно теряя контроль над собой. Погружаясь в свое горе, разочарование и опустошенность. Он не просил об этом. Не просил о рождении, не просил, чтобы его приводили в орден Цанцюн, не просил быть в пещерах во время искажения ци Лю Цингэ, не просил, чтобы Лю Цингэ был его соулмейтом. Шэнь Цинцю никогда не просил об этом, но его все равно в это втянули. И в том, что все покатилось в тартарары, он мог винить лишь самого себя. Чужие насмешки не причиняли особой боли, но сомнение Юэ Цинъюаня неожиданно сильно ранило его, заставив с большим вниманием отнестись и к остальным. Заставив понять, насколько он ужасен, понять, что уже слишком далеко зашел и не сможет ничего изменить. — Я так устал... — снова пробормотал Шэнь Цзю. В конце концов его тело решило, что с него достаточно, и он уснул в той же позе, достигнув предела усталости и разочарования. Лю Цингэ молча откинулся на бамбуковую стену, с непроницаемым выражением лица подтягивая колени ближе и обхватывая их руками. Он медленно вздохнул, выпуская часть напряжения и боли в груди. — Поговори с кем-нибудь, идиот, — медленно прошептал он тише ветра, стараясь не разбудить наконец заснувшего Шэнь Цинцю. Этот упрямец почти никогда не спал достаточно — по большей части он не спал вообще. Так пусть же теперь наконец как следует выспится. Конечно же, он устал. Даже Лю Цингэ устал видеть его таким. Просыпающимся посреди ночи из-за паранойи. Работающим до потери сознания, чтобы скрыть свою уязвимость. Неспособным спать без меча под рукой. По мнению Лю Цингэ, Шэнь Цинцю был слишком нестабильным, чтобы нормально работать. Бывший глава пика Байчжань поднял голову, глядя в пасмурное ночное небо. Он не в первый раз видел, как кто-то плачет. Но в этот раз его сердце сжималось так, как никогда раньше.***
Шэнь Цинцю разгладил рукава, изящным жестом скрывая дрожащие руки, и, оглянувшись через плечо, холодно посмотрел на Лю Цингэ. — Что? Опять хочешь наорать на меня из-за своего дурацкого геройского бзика? — Шэнь Цинцю самоуничижительно рассмеялся. — Ну же, Лю Цингэ. Давай, расскажи мне, как ты меня презираешь и какой я подонок, — потребовал он. Лю Цингэ посмотрел на него и опустил голову. — На твоем месте я бы сразу же пронзил его сердце, — сказал он. Шэнь Цинцю ухмыльнулся, скрывая, насколько разбитым он себя чувствовал. Испытывая смесь удовлетворения и разочарования одновременно, он хмыкнул. — Избавить его от страданий? Как и ожидалось, ты все еще благодетельней. И хотя Бездна уже закрылась, вокруг по-прежнему было холодно. Так холодно, что Шэнь Цинцю с трудом сдерживал дрожь. Но он не собирался сдаваться. Шэнь Цинцю отвернулся от Лю Цингэ, не удостоив даже взглядом место, где когда-то была Бездна, в которую он скинул своего бывшего ученика, и пошел прочь. Лю Цингэ наклонил голову в сторону. — Я и не говорил, что ты не прав... — прошептал он себе под нос. Потому что любой демон в мире заклинателей, особенно если он оказался учеником великого ордена, был заранее приговорен к смерти... В конце концов, кто же в этом виноват?***
С того самого дня на Собрании Союза бессмертных Шэнь Цинцю стал еще реже появляться на публике. Время от времени он выходил, чтобы исполнить свои обязанности, а потом сразу же запирался либо в безопасности своей бамбуковой хижины, либо в библиотеке. Все избегали упоминать при нем о Собрании Союза бессмертных. Другие главы пиков избегали его, как и всегда, Юэ Цинъюаня же избегал он сам, и даже его собственные ученики неохотно разговаривали с ним вне занятий. Даже Лю Цингэ неосознанно избегал его несколько дней, прежде чем понял, что никто не рискнет подойти к Шэнь Цинцю, и решил сделать это сам. Они ведь были соулмейтами, верно? Но что бы ни думал Лю Цингэ, их разговор зашел в тупик. Он попытался еще раз на следующий день, и снова потерпел неудачу. А потом снова, и снова, и в конце концов Лю Цингэ решил на некоторое время отступить для составления плана, согласно которому очередной их разговор не закончится ссорой и оскорблениями Шэнь Цинцю. Он был призраком и мало что мог сделать, и ничто из этого не могло помочь ему приблизиться к этому упрямцу. Лю Цингэ бродил по бамбуковому лесу, пытаясь найти вдохновение, когда увидел на краю утеса человеческую фигуру. Его сердце сжалось, когда он понял, кого видит. Человек опустился на колени, и Лю Цингэ едва не закричал в панике. Ожидая худшего, он вдруг к стыду своему эгоистично подумал: «Если он убьет себя, что будет со мной?» Однако Лю Цингэ замер как вкопанный, прежде чем успел закричать, чтобы тот остановился. Шэнь Цинцю не сделал того, чего больше всего боялся Лю Цингэ. Он просто стоял на коленях у обрыва, глядя на что-то, лежащее у него на коленях. Лю Цингэ сглотнул и взмыл в воздух, пользуясь тем, что он призрак. Неслышимый и невидимый, он подкрался поближе к Шэнь Цинцю и услышал тихое чириканье. Лю Цингэ уставился на маленькую птичку на коленях Шэнь Цинцю. Та весело защебетала, запрыгивая к тому на ладонь. Шэнь Цинцю поднял другую руку и кончиком пальца нежно погладил ее по голове. Птичка прижала свою маленькую головку к пальцу Шэнь Цинцю, выпрашивая новой ласки, и радостно защебетала. Лю Цингэ не мог видеть выражение лица Шэнь Цинцю, но, судя по позе, это было самое расслабленное выражение, которое он когда-либо видел у него. — Прощай, — мягко прошептал Шэнь Цинцю маленькой птичке и отпустил ее легким движением ладони. Птица захлопала крыльями и полетела, издав несколько взволнованных криков. Лю Цингэ с изумлением смотрел, как она взлетает. Он узнал эту птицу: ей не повезло оказаться рядом во время очередного занятия. Один из учеников случайно выстрелил своей ци и попал прямо в нее, сломав ей крыло. Не слишком серьезно, но для такой маленькой птахи это могло быть смертельно. Лю Цингэ думал, что она умерла, хотя и помнил, как Шэнь Цинцю приказал кому-то ее забрать. Он ее выходил?.. Сердце Лю Цингэ сжалось. Тот, у кого хватило терпения вылечить маленькую птицу, не мог быть настолько злым, чтобы мучить детей... Лю Цингэ поспешил сбежать, прежде чем Шэнь Цинцю заметил его присутствие; его голова почти кружилась от замешательства. — В конце концов, какой же ты на самом деле? Мерзкий негодяй, каким Лю Цингэ считал его и каким видел каждый день, или нежный и хрупкий человек, который открывался ему лишь сейчас да бессонными ночами после кошмаров? Лю Цингэ действительно не мог понять.***
Несколько дней Шэнь Цинцю своим лишенным сна сознанием обдумывал сложившуюся ситуацию, прежде чем наконец принял решение. К черту Лю Цингэ, Шэнь Цинцю пойдет в бордель и снимет там комнату. Так он и сделал. И, как и ожидалось, Лю Цингэ был в ярости, когда их связь вытащила его с хребта Цанцюн и он обнаружил, что оказался перед борделем, а не где-нибудь на задании или вроде того. И, как и предсказывал Шэнь Цинцю, Лю Цингэ было слишком противно даже заходить в бордель, так что он предпочел остаться снаружи, свирепо глядя вслед Шэнь Цинцю, который проскользнул внутрь, насмешливо взмахнув рукой. Шэнь Цинцю снял комнату и нескольких девушек, а затем лег с ними спать. Все они уже знали его главное правило: прикосновения должны быть невинными. Его ждет только сон, потому что Шэнь Цинцю слишком устал, чтобы заниматься чем-то еще. Что ж, в защиту Лю Цингэ, он определенно не хотел ничего знать о распутстве Шэнь Цинцю, но, по крайней мере, собирался позаботиться о безопасности, и неважно, что Шэнь Цинцю, очевидно, был здесь постоянным клиентом. В конце концов Лю Цингэ принялся кружить вокруг борделя, безотчетно пытаясь понять, которую из комнат Шэнь Цинцю мог бы снять. Через час Лю Цингэ стало скучно настолько, что он решил осмотреться вокруг. Из-за связи соулмейтов он редко покидал пределы Цанцюн, ведь пока Шэнь Цинцю оставался на пике Цинцзин, Лю Цингэ тоже не мог оттуда уйти. Осматривая окрестности, Лю Цингэ заметил мужчину, пытавшегося силой овладеть молодой девушкой... выглядевшей не старше двенадцати лет. Ярость вскипела в Лю Цингэ, и он без раздумий попытался ударить извращенца; однако его кулак прошел насквозь. Беспомощный, он несколько секунд в ужасе смотрел на происходящее, прежде чем выпрямился и полетел обратно в бордель. Он не мог просто позволить молодой девушке потерять свою невинность и, возможно, все свое будущее. К демонам Шэнь Цинцю, пусть он там хоть занимается сексом, хоть отдыхает после него — да что бы он там ни делал. Лю Цингэ дал ему час на развлечения, этого должно было хватить. Лю Цингэ мог проходить сквозь стены, так что ему не потребовалось много времени, чтобы найти в борделе Шэнь Цинцю. Но то, что он увидел, сбило его с толку: было непохоже, что здесь была оргия или что-то подобное. Здесь не было видно даже вина, лишь на столе стояли несколько нетронутых тарелок с фруктами. На кровати он увидел Шэнь Цинцю, спящего в окружении шлюх. Жар вспыхнул в сердце Лю Цингэ, но он подавил его. Он заметил несмятые простыни и вполне подобающие для девушек одежды, пусть и достаточно откровенные. И хотя ханьфу Шэнь Цинцю было полураспахнуто, в последний раз, когда Лю Цингэ узнавал, для секса требовалось раздеться по крайней мере до белья. — Шэнь Цинцю! Шэнь Цинцю! — позвал Лю Цингэ. Шэнь Цинцю нахмурил брови, принял более удобную позу и снова расслабился в объятиях шлюх. — Шэнь Цинцю! Просыпайся! Мне нужна твоя помощь! — закричал Лю Цингэ. — Аргх... — Шэнь Цинцю попытался открыть глаза, но потом решил, что это не стоит его усилий. — Шэнь Цинцю! Он пытается изнасиловать ребенка... — Глаза Шэнь Цинцю резко распахнулись. — ...мне нужна твоя помощь! — закричал Лю Цингэ. Услышав последние слова Лю Цингэ, Шэнь Цинцю рывком сел, невольно разбудив и спящих рядом шлюх. — Шэнь-гэ? — в замешательстве позвала одна из них. — Что случилось? Еще один кошмар? — сонно сказала другая, тем не менее смотря на Шэнь Цинцю с глубоким беспокойством. — Ты в порядке? — Заварить тебе чай? Шэнь Цинцю отмахнулся от их беспокойства. — Нет. Он бросил взгляд на Лю Цингэ. — На втором перекрестке, рядом с переулком, — сказал Лю Цингэ. — Мне нужно идти, — сказал Шэнь Цинцю женщинам, поправляя свои одежды, смятые во сне. Женщины удивленно посмотрели на него. — Что случилось, тебе больше не нравится спать с нами? — печально спросила одна из них. — Кто-нибудь из нас случайно дотронулся до тебя неправильно? — серьезно спросила та, что сидела рядом с Шэнь Цинцю. — Приносим свои извинения, если проблема в этом. — Не уходи, пожалуйста, ты мой любимый клиент! — закричала другая. — Ты единственный, кто не жаждет секса... — Шэнь Цинцю прижал ладонь ко рту женщины, но было уже слишком поздно. Шэнь Цинцю спиной почувствовал недоверчивый взгляд Лю Цингэ и мягко убрал руку. — Мне нужно кое-что сделать. В этом нет ничьей вины, — сказал он им всем и быстро встал с кровати. Женщины молча удивленно наблюдали за тем, как Шэнь Цинцю открыл окно и выпрыгнул из него. Шэнь Цинцю рыкнул: — Где? — За мной, — сказал Лю Цингэ. Они добрались меньше чем за минуту, и Шэнь Цинцю без колебаний вытащил меч, едва заметив, что насильник уже начал раздевать плачущую девушку. Сбросив свое верхнее ханьфу, Шэнь Цинцю накинул его на голову девушки и сразу же обезглавил мужчину. Брызнула кровь, и Шэнь Цинцю безжалостно отшвырнул труп прочь. Повернувшись к девушке, лихорадочно стягивавшей с себя ханьфу, перекрывавшее ей обзор, Шэнь Цинцю шагнул, прикрывая собой окровавленное тело. Он взглянул на испуганную девушку, смотрящую на него широко раскрытыми, блестящими от слез глазами. — Все в порядке, теперь он мертв, — просто сказал Шэнь Цинцю. — Прикройся этим, — он указал на свои верхние одежды. — Где ты живешь? Услышав вопрос, девушка вздрогнула, но Шэнь Цинцю не сводил с нее пристального взгляда. — Я... Я... Я н-не... — заикаясь, ответила она. — Понимаю, — кивнул Шэнь Цинцю. — Тогда кто-нибудь из знакомых? Слезы покатились по щекам девушки, но она кивнула. — Т-тетя В-ван. О-она... П-пекарня, — шмыгнув носом, ответила она. — Идем, я отведу тебя к твоей тетушке Ван, — мягко сказал Шэнь Цинцю, протягивая руку, но не приближаясь настолько, чтобы испугать еще больше. Полчаса спустя он наконец сумел ее успокоить, а затем проводить к безопасному месту. Постучав в дверь пекарни, Шэнь Цинцю отошел в сторону, однако не стал уходить совсем, пока не увидел, что девушка благополучно вошла в дом вместе с пожилой госпожой, выглядящей по-настоящему обеспокоенной. Лю Цингэ вышел из дома, и Шэнь Цинцю посмотрел на него. Тот кивнул. — Она действительно хорошая, девочка будет в порядке. Шэнь Цинцю вздохнул, прижав руку к виску. Волнение и адреналин схлынули, оставив после себя лишь пульсирующую головную боль. — Возвращаемся, — бросил Шэнь Цинцю, уходя прочь. — Ты разве не собираешься возвращаться в бордель? — спросил Лю Цингэ, увидев, что Шэнь Цинцю направился в другую сторону. — Нет, — отрезал Шэнь Цинцю. Он и до этих слов понимал, что Лю Цингэ знает. Особенно учитывая этот взгляд, наполненный сложной смесью жалости и беспокойства. Шэнь Цинцю не думал, что после сегодняшнего вечера когда-нибудь еще вернется в бордель.***
Это была очередная бессонная ночь. Сегодня днем Шэнь Цинцю вновь поспорил с Юэ Цинъюанем. То есть Шэнь Цинцю безжалостно оскорблял его, а Юэ Цинъюань покорно соглашался, мягко задавая вопросы о самочувствии и тому подобном. Шэнь Цинцю не знал, когда стал настолько мягким, что даже отвратительно лицемерная забота Юэ Цинъюаня заставила его почувствовать тепло. И в то же время это было еще больнее: знать, что тот, кто так сильно заботился о нем, кто был самым важным человеком в бесполезной и тщетной жизни Шэнь Цинцю... знать, что Юэ Цинъюань считал его виновным в преступлении, которого он не совершал. Это почти свело его с ума. Думать, что Юэ Цинъюань верил, будто Шэнь Цинцю может убить без веских причин... Даже спустя годы это все еще ранило Шэнь Цинцю до глубины души. — Тебе нужно поспать. Шэнь Цинцю застонал, повернув голову к источнику своих страданий и бесконечного разочарования. Поначалу он до смерти ненавидел Лю Цингэ, ненавидел его талант, его происхождение, ненавидел то, что Лю Цингэ умер и Шэнь Цинцю стал главным подозреваемым в убийстве. Но однажды Шэнь Цинцю просто перестал. Он понял, что нет, нет, несмотря ни на что, все вокруг все равно его ненавидят. Проблема была не в других людях, а в нем самом. Шэнь Цинцю был негодяем. Он родился негодяем, с ним обращались как с негодяем, он учился у негодяя и рос как негодяй. Это все его вина. Шэнь Цинцю виноват в том, что всегда мечтал о большем. — Ты можешь пойти в бордель, — сказал Лю Цингэ. — Заткнись, — сердито бросил Шэнь Цинцю. Как смеет Лю Цингэ вести себя так, будто знает его? Да, Шэнь Цинцю ходил в бордели, чтобы спать, но он не хотел, чтобы Лю Цингэ говорил ему нечто подобное, даже если это было правдой. — Шэнь Цинцю, — снова заговорил Лю Цингэ. Шэнь Цинцю чуть не рассмеялся, услышав это фальшивое беспокойство в его голосе. — Прошло уже несколько недель с тех пор, как ты в последний раз спал. Во имя Небес, если бы Шэнь Цинцю хотя бы медитировал, Лю Цингэ оставил бы его в покое. Заклинатели, особенно уровня Шэнь Цинцю, могли обходиться без сна в течение нескольких дней. Недель, если медитировали и наполняли свою энергию природной ци. Но Шэнь Цинцю не делал ни того, ни другого. — Какая тебе разница? — спросил Шэнь Цинцю. — Я заклинатель, мне не нужен сон, — сказал он, лениво отмахиваясь от Лю Цингэ. Спать? После разговора с Юэ Цинъюанем? Невозможно. — Это все из-за него? — прямо спросил Лю Цингэ. Он не знал, что произошло между этими двумя, но было ясно, что настроение Шэнь Цинцю падало на самое дно всякий раз, когда Юэ Цинъюань приходил к нему. Шэнь Цинцю самодовольно ухмыльнулся. — Когда бы он ни приходил, мне всегда хочется открыть бутылку вина и напиться до беспамятства, — выпалил он. — Но я этого не сделаю. Лю Цингэ почувствовал недосказанность и спросил: — Почему? — Потому что опьянение мне совсем не поможет, — презрительно сказал Шэнь Цинцю. — Я могу сказать или сделать что-то неподобающее. — Он нуждался в своем ясном уме. Если его разум будет затуманен, ему будет сложнее держать себя в руках. — Затуманенный разум приводит к гибели… Всякий раз, когда мужчины в доме Цю напивались, они избивали его ради забавы. У Яньцзы тоже напивался… — Тебе и сейчас далеко до ясного ума, — недолго думая, сказал Лю Цингэ. Шэнь Цинцю рассмеялся. Смех его был далек от нормального. — Люди пьянеют и от жизни тоже! — Он откинул голову на спинку кресла. — Иногда ты и без алкоголя чувствуешь себя пьяным. — Шэнь Цинцю. — Ему абсолютно точно нужно было поспать. — Знаешь, что алкоголь — это яд? — спросил Шэнь Цинцю так, словно разговаривал с каким-то глупым сопляком. — Когда ты пьешь, твое тело сопротивляется яду. Но стоит только превысить норму, как ты пьянеешь. Шэнь Цинцю вскинул руку в величественном жесте. — Жизнь — это яд! — Шэнь... Но следующие слова Шэнь Цинцю заставили Лю Цингэ недоуменно замереть. — И я превысил свою норму... — закончил Шэнь Цинцю со скорбью на лице.***
Увидеть знакомое лицо, обладателя которого ты сбросил в Бездну пять лет назад, было неожиданно. Но вот покатившаяся после этого под откос жизнь — уже ни капли. И все равно, когда из-за спины демона вышла женщина, смотрящая на него со смесью презрения, удивления и ярости, Шэнь Цинцю ошарашенно распахнул глаза. Шэнь Цинцю оглянулся на Ло Бинхэ и почувствовал, как уголки губ сами собой поднимаются. На этот раз Юэ Цинъюань точно не сможет его защитить. — Шэнь Цзю? — сказала Цю Хайтан дрожащим от ярости и ненависти голосом. — Ты, неблагодарный раб! Все вокруг зашептались, стреляя в Шэнь Цинцю взглядами, способными пронзить насквозь человека послабее. Шэнь Цинцю же смотрел лишь на Цю Хайтан, дрожа одновременно от ярости и любви. Ему казалось, нет ничего больнее, чем видеть ее лицо, чем быть прилюдно униженным ею. Но когда, отведя взгляд, Шэнь Цинцю увидел ужас в глазах Лю Цингэ, он испытал еще большую боль.***
— Почему ты мне ничего не рассказывал? — голос Лю Цингэ разрушил тишину, повисшую в камере. — О моих преступлениях? — насмешливо отозвался Шэнь Цинцю. — О прошлом, — спокойно ответил Лю Цингэ. Все кусочки мозаики наконец встали на свои места: кошмары Шэнь Цинцю, его несвязный лепет во время них. Паранойя Шэнь Цинцю. Все. Лю Цингэ не верил, что Шэнь Цинцю удалось остаться невредимым. — Одно и то же, — сказал Шэнь Цинцю, опустив голову. — Нет, не одно, — уверенно ответил Лю Цингэ. — Это не одно и то же. Ты... Ты был... — Ты призрак, неужели в тебе еще остались гордость и стыд? — фыркнул Шэнь Цинцю, очевидно считая, что Лю Цингэ стыдится его статуса бывшего раба. — Вина. Шэнь Цинцю поднял голову. — Это вина! — зарычал Лю Цингэ. — Я обращался с тобой... — Так же, как и остальные, — перебил его Шэнь Цинцю. — Но ты заслуживал большего! — воскликнул Лю Цингэ. — Тебе нужна была помощь, Шэнь Цинцю. Помощь! — И никто не помог ему, когда Шэнь Цинцю действительно в этом нуждался. Все лишь делали все хуже и хуже, пока не стало слишком поздно. Шэнь Цинцю холодно посмотрел на него. — Мне не нужна твоя жалость. Лю Цингэ молча смотрел на него в ответ. Его сердце болело — но не за себя, а за человека напротив.***
— Я не изменю своих слов, — спокойно сказал Шэнь Цинцю, холодно глядя на мерзкого полукровку, в чьем ответном взгляде плясала тьма. — Он демон, — закончил он. Подлый старый хрыч из дворца Хуаньхуа лишь высокомерно усмехнулся, видя спокойное и надменное выражение лица Шэнь Цинцю. — Великий монах лично проверил Ло Бинхэ. Мальчик никак не может быть демоном. Он чистокровный человек. Очевидно, что все это лишь уловка горного лорда Шэнь, чтобы избавиться от невинного и талантливого юноши, над которым он издевался. Вульгарная дочурка старого хрыча утешающе приобняла мерзкого демона. — Ло-гэгэ столько страдал! Тот, кто должен был учить его, не только издевался над ним, но еще и попытался убить! — яростно выкрикнула Сяо Гончжу. — Ло-шисюн помог мне и моей сестре во время Собрания союза бессмертных! Демон он или нет, он спас многих из дворца Хуаньхуа! Да и, в конце концов, он куда более человечен, чем ты! — Шэнь Цинцю даже не знал эту заносчивую молодую девушку, которую удерживала ее старшая подруга, выглядящая куда более мирно. Остальные не могли не согласиться с заявлением Цинь Ваньжун: даже если Ло Бинхэ и был демоном, он спас множество жизней на Собрании союза бессмертных, а потому заслуживал честного суда и милосердия. Шэнь Цинцю усмехнулся: Ло Бинхэ и дворец Хуаньхуа постепенно подводили всех этих наивных ягнят к нужной им мысли. Убеждали, что они — меньшее зло... к которому со временем будет легко привыкнуть. — Убийца всегда будет убийцей. Я не понимаю, почему была столь слепа, что влюбилась в него. Тогда я была молода и глупа... Если бы только я не любила его столь сильно, моя семья была бы жива! — Цю Хайтан расплакалась от волнения. Если бы могла, она бы подбежала и ударила Шэнь Цинцю, но несколько девушек удерживали ее, утешая. Шэнь Цинцю закрыл глаза. — Я признаю свою вину, — спокойно сказал он. Взгляд Цю Хайтан наполнился злостью. — Как ты смеешь!?! Ты... ТЫ БЕЗУМЕЦ!!! Как ты смеешь так спокойно признавать это! Ты хуже демонов! В тебе нет ни капли сочувствия или вины! ЧТО ОНИ ТЕБЕ СДЕЛАЛИ!? — услышав, сколь легко Шэнь Цинцю признался в содеянном, она едва не сошла с ума от ярости. Шэнь Цинцю взглянул на нее, и какое-то время оба смотрели друг на друга: она была переполнена яростью и желанием убить, в то время как он был спокоен, словно родниковая вода. Шэнь Цинцю опустил глаза. Какое-то мгновение он колебался, но все же заговорил: — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Цю Хайтан закричала, тут же попытавшись прыгнуть вперед, чтобы растерзать Шэнь Цинцю здесь и сейчас. Однако удерживающие ее девушки немедленно оттащили ее прочь. — Жаль!? ЖАЛЬ!?! ШЭНЬ ЦЗЮ, ТЫ, МЕРЗКИЙ РАБ! ПОЧЕМУ!? ПОЧЕМУ НАМ СУЖДЕНО БЫЛО ВСТРЕТИТЬСЯ!? ПОЧЕМУ ТЫ РАЗРУШИЛ МОЮ ЖИЗНЬ И СЕМЬЮ?! ПОЧЕМУ!? — Могу ли я узнать, почему? Почему ты совершил это, Цинцю-шиди? — спросил Юэ Цинъюань. Со своего места Шэнь Цинцю прекрасно слышал нотки паники и отчаяния, глубоко скрытые в его голосе. — Из собственных эгоистичных желаний, — спокойно ответил Шэнь Цинцю. Прекрати. Пытаться. Меня. Защитить. Во имя Небес, будь это что угодно еще — и он бы позволил Юэ Цинъюаню позаботиться обо всем. Но не в этот раз. Не с Цю Хайтан. Это было лишь между ними двумя. Этот поступок, как и его причины, касались лишь их двоих, и ради Цю Хайтан Шэнь Цинцю унесет их прошлое с собой в могилу. — Учитель всегда поступает, исходя лишь из собственных эгоистичных желаний, — произнес Ло Бинхэ так, словно прекрасно знал Шэнь Цинцю и его характер. Демон вызывал лишь глубокое отвращение. — Убийство целой семьи, издевательства над учениками, попытка убийства невинного ребенка... — Пожалуйста, — прервал его холодный женский голос, — примите мои извинения за то, что перебиваю вас, старый глава дворца Хуаньхуа, — Лю Минъянь вышла вперед. — О, юная госпожа, только если у вас есть для этого веская причина. Какой фарс. Лю Минъянь посмотрела на Шэнь Цинцю серыми глазами, в которых бушевали эмоции. — Что насчет моего брата, умершего в Пещерах Духа много лет назад? — провозгласила она с тщательно скрытой за показным спокойствием яростью. — Ты убил моего брата, ведь так? — Лю Минъянь уставилась на Шэнь Цинцю с молчаливой яростью. Тот, скривив губы, посмотрел на нее в ответ. — Нет. — Лжец, — огрызнулась Лю Минъянь. — Я провела расследование: мой брат не мог умереть в той пещере. Ты был там, и ты всегда до смерти ненавидел моего брата. Я достаточно молча страдала из-за той несправедливости, что случилась с моим братом после его смерти. Все улики указывают на тебя! — Ло Бинхэ помог ей собрать доказательства и обещал поддержать ее обвинение. Она знала, точно знала, что сейчас настало подходящее время, чтобы добиться для брата справедливости, которой он заслуживал. — Ты утверждал, что мой брат получил искажение ци и умер. Но даже если бы мой брат впал в состояние боевой ярости, он бы не смог сражаться долго из-за искажения. Однако в пещере были следы битвы — долгой битвы, из которой ты вышел невредимым, — сказала Лю Минъянь, тяжело дыша. Все потому, что Лю Цингэ был силен. Все потому, что Шэнь Цинцю немного опоздал. Все потому, что Шэнь Цинцю умел защищаться — и разве это преступление?.. Конечно, преступление. Как он смел защищать себя, пока его шиди умирал. — Тогда, много лет назад, я была всего лишь беспомощным ребенком. Сейчас же я лишь хочу услышать от тебя: моего брата убил ты? — спросила Лю Минъянь. Шэнь Цинцю с легким негодованием посмотрел на Лю Минъянь в ответ. Но вдруг его глаза расширились от удивления, и, к ее недоумению, он вновь отвел от нее взгляд. Она почти уверилась, что сейчас убийца ее брата признает свою вину, но тут Шэнь Цинцю произнес: — Нет. Лю Минъянь под своей вуалью прикусила губу, ощущая растущее внутри нее разочарование. В этот момент кто-то вдруг положил руку ей на плечо. Подняв голову, она увидела Ло Бинхэ, подошедшего, чтобы поддержать ее и заверить, что Шэнь Цинцю не сбежит от наказания за убийство ее брата. Она вытерла слезу и спокойно кивнула. — Я не могу заставить тебя признаться. Но все мы знаем правду, — сказала она и шагнула прочь. Шэнь Цинцю покачал головой. — Нет, не знаете. — Потому что прямо сейчас твой мертвый брат стоит рядом с тобой... и плачет.***
— Ты, должно быть, хочешь уйти, — сказал Шэнь Цинцю. — Нет. — В Водной тюрьме нет ничего интересного. — Плевать. Шэнь Цинцю ненадолго замолчал, поправляя цепи. В отдалении, несмотря на шум воды, он вдруг услышал шаги и усмехнулся. — Что ж, тогда ты, по крайней мере, хочешь ненадолго отойти куда-нибудь подальше. Лю Цингэ, сидящий в углу камеры, искоса посмотрел на Шэнь Цинцю. — Потому что сейчас тут станет грязно. — Шэнь Цинцю мотнул головой в сторону открывшегося входа в камеру, из которого появился Ло Бинхэ. Улыбка этого зверя сильно изменилась с той поры, когда он был юным, однако кое-что осталось прежним. Шэнь Цинцю по-прежнему ее ненавидел.***
— Прошло двадцать дней, — сказал Лю Цингэ. Здесь, в тюрьме, он мало что мог сделать. В основном лишь подниматься на уровень выше и смотреть, прошел ли еще один день или нет. Шэнь Цинцю не ответил ему. Его окровавленные одежды прилипли к телу, и с опущенной головой он до ужаса походил на труп. Что ж. Учитывая вырванное золотое ядро, Шэнь Цинцю действительно должен был умереть — но выжил, пускай и лишь из-за этой мерзкой крови демона. — Интересно, если бы ты относился к мальчику по-другому, эта история изменилась бы? — вновь попробовал завести разговор Лю Цингэ и в этот раз наконец получил хоть какой-то ответ. Презрительный фырк. Шэнь Цинцю поднял голову. Все его тело было залито кровью, но лицо — лицо оставалось девственно-чистым. Лю Цингэ знал, что причиной тому была больная навязчивая идея, из-за которой проклятый полукровка так помешался на Шэнь Цинцю. — К демонам такие мысли, — сказал Шэнь Цинцю, презрительно глядя на Лю Цингэ, посмевшего подумать о подобном. — Зверь заслуживает, чтобы к нему относились как к зверю. Мне плевать. Всегда было. — Ты совсем никогда не думал об этом? Что мог бы относиться к мальчику так же мягко, как и к той девушке, что ты спас от насильника? — спросил Лю Цингэ. Шэнь Цинцю зарычал. — Свали к демонам в круг реинкарнаций, ты, ублюдок. Мне ни до кого нет дела. Ложь. — Почему, демон тебя побери, я вообще должен думать об этом? Я негодяй. Лишь дурак способен поверить в нечто столь бредовое, — выплюнул Шэнь Цинцю. Правда? Потому что сам Лю Цингэ всегда пытался представить, что бы произошло, если бы только он относился к Шэнь Цинцю чуть лучше. Если бы не провоцировал его, используя того ребенка. Да даже если бы Лю Цингэ был спокойнее и мягче в попытках направить Шэнь Цинцю на праведный путь. Ведь для этого и существовали соулмейты: менять друг друга к лучшему. Но все уже случилось, и теперь они могли лишь сожалеть об этом.***
— Сколько уже прошло? — тихо спросил Шэнь Цинцю. Лю Цингэ моргнул: Шэнь Цинцю никогда раньше не спрашивал сам. А Лю Цингэ давно уже перестал ему говорить: вряд ли это было уместно. — Три месяца. Шэнь Цинцю безучастно уставился на Лю Цингэ, выглядя так, словно подобный ответ его разочаровал. — Я устал... — шепотом пожаловался он тому, кого, как ему казалось, ненавидел сильнее всех. Но сейчас это почетное звание определенно было занято мерзким полукровкой. Какое-то время Лю Цингэ молчал, прежде чем перевести взгляд на Шэнь Цинцю. — Я тоже устал... — сказал он. Его бесконечно усталый голос не оставлял сомнений в его искренности. Никто не смог бы подделать такое, даже если бы захотел. Шэнь Цинцю прикрыл глаза. — Тогда тебе следует уйти... — прошептал он. Загробная жизнь явно будет повеселее, чем этот бесчеловечный плен. Лю Цингэ покачал головой. — Ты устал сильнее, чем я... — И это было правдой. Единственное, что делал Лю Цингэ, — ждал. Ждал своего соулмейта, что за годы, проведенные им в виде призрака, стал так дорог его сердцу. — Однажды тебе придется уйти, — безучастно сказал Шэнь Цинцю. — Это случится еще не скоро. — Лю Цингэ был сильным. Он мог продержаться столько, сколько Шэнь Цинцю будет нуждаться в нем и его компании. — Хм-м, — протянул Шэнь Цинцю. У него больше не осталось сил ни на что, но он хотя бы попытался ответить.***
Однажды Лю Цингэ спросил, должен ли он оставаться рядом, пока Шэнь Цинцю пытают, или нет. Видимо, приняв вопрос за насмешку, Шэнь Цинцю лишь фыркнул в ответ, хотя Лю Цингэ и выглядел искренним. Шэнь Цинцю сказал ему проваливать. Стоило Ло Бинхэ прийти, как Лю Цингэ уходил в соседнюю камеру; Шэнь Цинцю не знал, чем он там занимался, но по возвращении Лю Цингэ всякий раз выглядел так, словно потерял кого-то близкого. Шэнь Цинцю не знал, сколько он уже тут находится: Лю Цингэ больше не говорил ему, а сам он больше не спрашивал. Да и какой смысл считать дни, если он все равно не сможет умереть? Сегодня ради разнообразия он изменил свою просьбу. — Останься, — сказал Шэнь Цинцю, и Лю Цингэ с удивлением посмотрел на него. — Остаться? — недоверчиво повторил Лю Цингэ. — Ты ведь не занят, верно? — Нет... — ответил Лю Цингэ. Конечно, нет. Шэнь Цинцю не знал, что заставило его попросить Лю Цингэ остаться наблюдать из первых рядов за этими кровавыми, бесчеловечными пытками. Он решил, что хотел бы, чтобы Лю Цингэ почувствовал отвращение и ушел. Или, возможно, просто желал перемен. Или, может, люди были правы, и он действительно сошел с ума. Ни капли не помогало и то, что и во сне и наяву его ждали страдания. Этот монстр не оставлял его даже во снах, используя того мерзкого демона сновидений. Как и просил Шэнь Цинцю, Лю Цингэ остался — призрак, который только и мог, что в ярости наблюдать из угла камеры, как входит Ло Бинхэ. — Учитель, с кем вы сейчас разговаривали? — склонив голову набок, спросил Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю поднял голову. На его бесстрастном лице застыла усмешка, хотя на своего бывшего ученика он смотрел по-прежнему холодно. Ло Бинхэ хихикнул. — Неужели безумие все же настигло вас? Не волнуйтесь, этот Повелитель здесь. Я всегда спущу учителя с небес на землю. — Демоническая кровь в Шэнь Цинцю вскипела и сжала его легкие, лишая возможности дышать. — Вы должны быть в своем уме и осознавать, что я с вами делаю. Иначе неинтересно. Лицо Шэнь Цинцю перекосило, но он все равно презрительно фыркнул. — Все еще так жаждешь внимания — спустя столько лет? Ты все тот же убогий отброс. — Все его внутренности сжались, но он сумел сдержать вскрик. — Твоя сила ничуть не скрывает, какое ты жалкое животное! Ло Бинхэ равнодушно улыбнулся и, неспешно подойдя к Шэнь Цинцю, схватил его за горло. — Ох, как я и думал. Делать это своими руками куда приятнее, чем с помощью крови. Лишь когда Шэнь Цинцю был на грани потери сознания, Ло Бинхэ отпустил его. — А что? Прикосновения твоих жен больше не удовлетворяют тебя? — насмешливо спросил Шэнь Цинцю, свирепо глядя на Ло Бинхэ. — Что ты делаешь? — спросил Лю Цингэ, но Шэнь Цинцю его проигнорировал. — Иногда мне так хочется отрезать вам язык... — сказал Ло Бинхэ, сузив глаза. — Но я все еще слишком хочу услышать ваши мольбы, так что не переживайте. — Мечтай, животное, — прорычал Шэнь Цинцю. — О, вы даже не представляете, сколько я об этом мечтал. — Ло Бинхэ мрачно уставился на него. Достав Синьмо из ножен, он приставил его к тонкой шее Шэнь Цинцю. — Но у меня есть кое-что, чего нет у вас. Терпение. «Какая ирония», — с горечью подумал Шэнь Цинцю. Ни один из способов, которыми Ло Бинхэ причинял ему боль, не был для Шэнь Цинцю новым. Все повторялось снова и снова. А больше всего зверь радовался, видя кровь — и еще больше крови. Он обожал приводить своего когда-то равнодушного учителя к как можно более жалкому виду и слушать его жалобные крики. Шэнь Цинцю старался молчать до последнего, не желая доставлять этому животному удовольствие, но чаще всего у него не получалось. Лю Цингэ. Лю Цингэ был... Взгляд Шэнь Цинцю замер на призраке, стоящем в углу камеры. Когда бы Шэнь Цинцю на него ни смотрел, их взгляды всегда пересекались, словно Лю Цингэ ждал, что Шэнь Цинцю будет смотреть на него. Лю Цингэ стоял, прикусив губу, и вообще выглядел так, словно его трясет, но, возможно, Шэнь Цинцю из-за тумана в глазах лишь видел то, чего нет. Внезапно Лю Цингэ кивнул ему, словно в жесте... поддержки? Не совсем. Утешения? — Я... Я здесь, — сказал Лю Цингэ. Он не знал, что сказать. Лю Цингэ всегда уходил прочь, стоило Ло Бинхэ появиться в камере, не желая, чтобы болезненно гордый Шэнь Цинцю расстраивался или чувствовал себя еще более униженным. Но сейчас Лю Цингэ остался, застыв в углу комнаты. Он не знал, что делать. Он не мог ничего. Лю Цингэ мог лишь прятаться в соседней камере, ненавидя себя и тихо плача. Внезапно Шэнь Цинцю понял, что делал Лю Цингэ всякий раз, когда сбегал в соседнюю камеру, не желая видеть все эти пытки. Знание пришло само собой. Ло Бинхэ резко повернул голову Шэнь Цинцю к себе. Их глаза встретились. Левую щеку обожгло ударом, и Шэнь Цинцю упал на пол, но Ло Бинхэ за волосы поднял его обратно. — Я прямо перед вами, учитель. На кого же за моим плечом вы смотрите? — невозмутимо спросил Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю замер, впервые запаниковав. Однако он быстро вернул себе самообладание: Лю Цингэ был невидим и незаметен даже для сильнейших ловушек для духов. Он был призраком, созданным связью соулмейтов, с ним ничего не могло случиться, ничего... — Если вы не можете подобающе смотреть на меня, даже имея оба глаза, то зачем они вам? — зловеще произнес Ло Бинхэ, сгибая пальцы. — Нет! — выдохнул Лю Цингэ, закрывая глаза, лишь бы не видеть, как Ло Бинхэ достает глаз его соулмейта из глазницы. Шэнь Цинцю закричал; боль — внезапная и немыслимая — словно вышла на новый уровень, совсем как в тот раз, когда Ло Бинхэ впервые оторвал ему руку. Вонзив ногти в ладонь, Шэнь Цинцю подавил рыдание; кровь текла по его правой щеке так же, как и слезы по левой. Краем глаза он заметил, как Ло Бинхэ раздавил его глазное яблоко. Впившись в подбородок Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ заставил его посмотреть на себя. — Теперь ты выглядишь чуть больше похожим на себя настоящего. Начисто забыв о тщетности подобных действий, Лю Цингэ прыгнул на Ло Бинхэ, только чтобы пролететь сквозь него так же, как и сквозь любое другое живое создание. Лю Цингэ закричал от гнева и отчаяния.***
— Я убил его, — твердо сказал Шэнь Цинцю, глядя в глаза Юэ Цинъюаню. — Да, это я убил его. Я завидовал ему и не мог упустить такой удачный момент. Теперь ты доволен? — Сяо Цзю, — мягко начал Юэ Цинъюань. — Перестань думать о своей вине передо мной. Я действительно убил его. — Как Юэ Цинъюань и все остальные и подозревали. — Я убил его, потому что он меня раздражал! Был как бельмо на глазу! Как и вы все! — Сяо... — И ты тоже. Ты тоже как бельмо на глазу для меня, — холодно сказал Шэнь Цинцю. Юэ Цинъюань понурил голову. — Прости... Это все из-за меня. Если бы только... Если бы только я сделал то, что должен был, всего этого бы не случилось. Шэнь Цинцю насмешливо фыркнул. — Перестань пытаться оправдать меня, Юэ Ци. Я убийца и негодяй. Мои злодеяния значительно перевешивают мои хорошие поступки. — Он холодно уставился на Юэ Цинъюаня. — Ты жалок, если пытаешься защитить меня лишь из-за одного-единственного глупого поступка в прошлом. — Мне так жаль... — прошептал Юэ Цинъюань. — Я думал, мы сможем начать все с начала, думал, что смогу загладить вину перед тобой... Но я лишь делал тебя еще несчастнее. — О, теперь ты знаешь, — горько рассмеялся Шэнь Цинцю. Юэ Цинъюань слегка наклонился к нему. — Ты хочешь начать все сначала?.. Шэнь Цинцю посмотрел на Юэ Цинъюаня так, словно тот был самым тупым придурком в мире. — Если это для тебя... — Юэ Ци, я убил Лю Цингэ. Если в твоем сердце все еще есть хоть капля человечности, уходи сейчас же. — Я не могу... — УХОДИ!!! — выкрикнул Шэнь Цинцю. Юэ Цинъюань склонил голову и сжал кулаки. Поднявшись, он кинул на Шэнь Цинцю последний тоскливый взгляд и вышел. Стоило ему уйти, как Шэнь Цинцю наконец позволил себе задрожать, остекленевшим взглядом уставившись в потолок. Вот и все. С ним было покончено. Больше не было никого, кто поддерживал бы его. Он отослал Ци-гэ прочь, больше никто не будет о нем беспокоиться. Он был один. Как всегда и хотел. Так почему же ему было так больно? Шэнь Цинцю привык быть один. Никто на пике не любил его, когда он был учеником. Он был почти уверен, что учитель выбрал его в преемники лишь за привычку качественно выполнять любую работу и не задавать лишних вопросов. Никто из учеников не любил его, когда он был главой пика. Теперь он был совершенно один. Шэнь Цинцю моргнул, когда перед ним вдруг возник призрак, угрюмо смотрящий на него. Ах... — Ты не один. Мы обречены вместе, — сказал Лю Цингэ, словно прочитав мысли Шэнь Цинцю, особо выделяя слово "вместе". Шэнь Цинцю опустил глаза, лишь бы не смотреть в это прекрасное лицо, ни на день не постаревшее с момента смерти. — Не мы. Я. Ты можешь просто оставить меня один на один с моей жалкой судьбой. Лю Цингэ нахмурился и произнес: — Ты мой соулмейт. — Довольно этой отвратительной притворной вежливости, Лю Цингэ. Никто не осудит тебя, если ты оставишь негодяя его судьбе, — прошипел Шэнь Цинцю. — Я никогда и не был вежливым. — Это была "роль" Шэнь Цинцю. Маска, на самом деле. Ни один из них не был вежливым. — К чему ты клонишь? — прорычал Шэнь Цинцю. — Ты взял этого ребенка из-за меня... — Это была лишь моя ответственность, — рявкнул Шэнь Цинцю. — Ты сам сказал это, помнишь? Лю Цингэ сел перед своим соулмейтом. — Я не уйду. Только не сейчас, когда я зашел так далеко. — Сукин сын... — резко, отчаянно выдохнул Шэнь Цинцю. Лю Цингэ сел рядом с ним. — Ты действительно заботишься о нем... — сказал он. — Как дурак, кем и являюсь. — Шэнь Цинцю самоуничижительно усмехнулся. — Не ты один такой, — сказал Лю Цингэ. Шэнь Цинцю кивнул. — Все заботятся об этом дураке. — И именно поэтому рядом с ним Шэнь Цинцю чувствовал себя лишним. — Не о нем, — сказал Лю Цингэ. — О тебе. Я веду себя, как дурак, когда дело касается тебя. Шэнь Цинцю моргнул своим единственным глазом и рассмеялся. Как безумец. — О да, ты дурак, — насмешливо сказал он. Тратить свое время, заботясь о негодяе навроде Шэнь Цинцю. Лю Цингэ и впрямь был дураком.***
— Просто уходи, — обессиленно сказал Шэнь Цинцю. Он не знал, как долго уже находился здесь, но ему и не хотелось знать. Если бы у него было еще хоть немного сил, он бы размахивал руками, как сумасшедший, лишь бы прогнать Лю Цингэ. Увы, но одна его рука была вырвана, а вторая — сломана. — Почему бы тебе не уйти? — спросил Шэнь Цинцю, отчаянно нуждаясь в разумном объяснении. Лю Цингэ посмотрел на него без своего обычного безучастного выражения лица. Шэнь Цинцю не нравилось наполненное страданием лицо Лю Цингэ — с каких пор Шэнь Цинцю ненавидел страдание на лице Лю Цингэ? Кажется, потерявшись во времени, Шэнь Цинцю также потерял и здравый смысл. Лю Цингэ закрыл руками лицо. — Я не могу позволить тебе уйти... — И почему же это так сложно? — самоуничижительно усмехнулся Шэнь Цинцю. — Я негодяй. Все в своей жизни я заполучил обманом. Я жестоко обращался с этими раздражающими детишками. И я больше не неприступный глава пика Цинцзин, если тебя интересовало именно это, — пробормотал Шэнь Цинцю, перечисляя причины, по которым Лю Цингэ стоило бы его покинуть. Те причины, по которым Лю Цингэ ненавидел Шэнь Цинцю до глубины души, пока все еще был жив и знал о своем соулмейте лишь то, что тот хотел показать. — Почему ты не можешь просто отпустить меня, ты, трус? — прошипел Шэнь Цинцю. Он слабо кашлянул; из его рта струйкой потекла кровь, оставшаяся после попытки откусить себе язык. К несчастью, у него не вышло убить себя из-за крови проклятого демона. — Ты что, садист, ты, ублюдок?! Тебе нравится видеть меня таким?! Ты что, такой же, как и это животное?! — Во взгляде Шэнь Цинцю, направленном на Лю Цингэ, горели ярость и ненависть. Лю Цингэ посмотрел ему в глаза, кивнул и вышел в стену, вновь сбегая от разговора. Он уже и не помнил, сколько раз они спорили об этом, сколько раз Шэнь Цинцю пытался заставить Лю Цингэ уйти. И всякий раз ему казалось, что Шэнь Цинцю не помнит, что они уже говорили об этом раньше. — Трус! — закричал Шэнь Цинцю; Лю Цингэ в соседней камере сел, обхватив руками колени, и начал ждать, пока Шэнь Цинцю успокоится и снова все забудет.***
— Не думал, что когда-нибудь наступит день, когда я буду скучать по твоим ядовитым речам, — сказал Лю Цингэ. Шэнь Цинцю никак не отреагировал; его голова была опущена, а на лице воцарилось безразличие — единственная эмоция, на которую он был способен, находясь тут, за исключением упрямого неповиновения и презрения, которые он показывал всякому, входившему в камеру. Почти как если бы он копил энергию, чтобы быть морально готовым противостоять своему пленителю. Вполне в духе Шэнь Цинцю. — С нашего последнего разговора прошел месяц... — а потом Ло Бинхэ отрезал язык Шэнь Цинцю, чтобы бывший глава пика больше не мог выплевывать свои оскорбления. Лю Цингэ прислонился к стене камеры, закрыв глаза и нахмурившись. — Я не могу разбить эту тишину в одиночку... Лю Цингэ склонил голову к окровавленному, лишенному руки плечу Шэнь Цинцю. — Я могу дотронуться до тебя... — чуть-чуть. Но уже это было тревожным знаком. Это значило, что Шэнь Цинцю уже отдалился от мира, что он умирал. — Но он... Этот ублюдок не хочет тебя отпускать. Лю Цингэ опустил взгляд. Он уже даже не был расстроен. Просто устал. Устал ждать. Устал расстраиваться. Он просто хотел унести этого сломленного человека прочь отсюда. Кто-нибудь, пожалуйста, просто позвольте им уйти.***
— Тебе нравится, Шэнь Цинцю? — Ло Бинхэ улыбнулся, обрадованный вспышкой страха в единственном глазе Шэнь Цинцю. — Глава Юэ крайне добр и праведен. И до глупого предан даже такому негодяю, как ты, — он рассмеялся. Слова Ло Бинхэ ранили далеко не столь сильно, как сломанный черный меч, лежащий напротив Шэнь Цинцю, но они выводили боль на новый уровень. — Мне даже почти не пришлось ничего делать, — сказал Ло Бинхэ. — Просто намекнул на пару вещей, а он вдруг впал в такое отчаяние. — Он хихикнул. Шэнь Цинцю задрожал, продолжая тянуться оставшейся рукой вперед, однако цепи удерживали его на месте. Ло Бинхэ наступил на обломки меча и оттолкнул их прочь, дальше от Шэнь Цинцю, с садистской радостью наблюдая, как отчаяние и горе охватывают обычно безразличное лицо. — Ты, зверь! — хотел яростно закричать Шэнь Цинцю, но из-за отсутствия языка вышло лишь невнятное "ах". Почему его? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? ПОЧЕМУ ЕГО? Лицо Ло Бинхэ скривилось. Он шагнул вперед и вжал Шэнь Цинцю в холодную стену, окрашенную темно-красной засохшей кровью. — Разве ты забыл? Я сказал, что отниму у тебя все, что тебе дорого, абсолютно все. В том числе того, кто всегда тебя защищал. Все что угодно ради моей мести. Когда Ло Бинхэ ушел, Шэнь Цинцю сполз по стене, словно марионетка с обрезанными ниточками. Лю Цингэ встал рядом с обломками Сюаньсу. Когда Ло Бинхэ бросил их здесь, он был слишком шокирован и только сейчас, как следует рассмотрев обломки в тишине, наконец осознал. Юэ Цинъюань умер. Ло Бинхэ убил его. — Он же ничего не сделал... — прошептал Лю Цингэ. Юэ Цинъюань, конечно, не был безгрешен, но он был праведнее их всех. У Ло Бинхэ не было причин таить на него обиду... Так почему?! — Минъянь... — Что за бессердечного монстра ты выбрала себе в мужья??? Лю Цингэ запрокинул голову и закрыл глаза. Раньше он считал своего соулмейта сплошным разочарованием, однако сейчас Шэнь Цинцю, наоборот, был для него единственным светлым пятном. — Шэнь Цинцю... — Лю Цингэ повернулся к своему соулмейту. Тот отреагировал лишь через несколько мгновений. Шэнь Цинцю душераздирающе всхлипнул. Лю Цингэ подошел и опустил свою призрачную руку ему на плечо. Он не знал, почувствует ли Шэнь Цинцю хоть что-то, но в последнее время касания становились все ощутимее. Это означало, что Шэнь Цинцю стал еще ближе к смерти, чем когда Лю Цингэ смог дотронуться до него в первый раз. Лю Цингэ не знал, как долго Шэнь Цинцю плакал, прежде чем внезапно затих. Видимо, отключился от перенапряжения — решил Лю Цингэ. Но его глаза распахнулись от ужаса, когда он внезапно заметил, как маленькие частички души Шэнь Цинцю медленно и мучительно покидают сломанное тело, трескаясь и разбиваясь на части перед тем, как исчезнуть. — Шэнь Цинцю! — закричал Лю Цингэ. — Шэнь Цинцю! Нет! Ты не можешь исчезнуть вот так! Пожалуйста! — продолжая кричать, он с лихорадочно пытался вернуть Шэнь Цинцю к жизни. — Шэнь Цинцю! Ты не можешь бросить меня! — отчаянно крикнул Лю Цингэ со слезами на глазах. — Пожалуйста, — взмолился он. — Ты не посмеешь вот так вот бросить меня! Я столько лет испытывал горечь за тебя! — Лю Цингэ всхлипнул. — Ты должен вернуться со мной в круг реинкарнаций, чтобы мы могли начать с начала в следующей жизни! Ты не посмеешь разбить свою душу и оставить меня в одиночестве!!! — Я ждал тебя. Ты не можешь бросить меня. — Не будь таким бессердечным! — без устали кричал он, обнимая Шэнь Цинцю. Используя всю свою силу, чтобы собрать осколки души своего соулмейта. Он не мог позволить ему уйти. Если у него получится собрать больше половины, он сможет призвать оставшиеся части души и затем лично затащить Шэнь Цинцю в круг реинкарнаций. За ночь душа Шэнь Цинцю полностью разрушилась и покинула его тело, но каким-то чудом Лю Цингэ сумел собрать большинство осколков. Лю Цингэ уставился на слабую душу в своих руках; с закрытыми глазами Шэнь Цинцю выглядел прекрасным и умиротворенным. Но был очень слаб. Слабее, чем раньше. Лю Цингэ уткнулся лицом в изгиб шеи своего соулмейта: наконец-то. Наконец-то он мог беспрепятственно обнять его. — Мы пройдем через это вместе... — прошептал Лю Цингэ.***
О смерти Шэнь Цинцю Ло Бинхэ узнал сразу же: на краю сознания что-то неприятно гудело, но он упорно игнорировал это чувство, пока один из слуг не доложил ему о случившемся. Эта новость оставила Ло Бинхэ безучастным: ни радости, ни отчаяния, разве что доля негодования: да как Шэнь Цинцю посмел умереть? Зато Нин Инъин, оказавшаяся рядом с ним во время доклада, расплакалась, узнав о смерти учителя, хоть и безуспешно попыталась скрыть свое отчаяние, не желая расстраивать Ло Бинхэ. Ло Бинхэ было все равно. Сперва он не собирался бросать все дела ради Шэнь Цинцю, но, раз уж одна из сопровождавших его жен плакала, стоило разобраться с проблемой как можно скорее. Так что Ло Бинхэ направился в Водную тюрьму; Нин Инъин, всхлипывая, побрела за ним. — Муж, ах... А-Ло, мы можем... Мы можем похоронить его с почестями? — Нин Инъин почти умоляла. Ло Бинхэ утешающе улыбнулся. — Ин-эр, у нас есть правила погребения умерших заключенных. Не будь столь мягкой. Нин Инъин снова расплакалась, тщетно пытаясь стереть слезы с лица, однако изо всех сил старалась все же не отставать от своего мужа. Она должна хотя бы увидеть учителя в самый последний раз, если уж А-Ло так и не смог простить его даже после смерти. Каменная дверь отворилась, и Нин Инъин поспешила закрыть рукавом нос и рот. Ее замутило. Все было куда хуже, чем когда она последний раз приходила сюда, чтобы покормить учителя (потом Ло Бинхэ запретил ей; некоторые сестрички из гарема тоже удерживали ее от повторных попыток, в то время как другие еще несколько месяцев злились на нее). Ло Бинхэ с презрением взирал на мертвое тело. Он скрытно использовал свою кровь, пытаясь заставить труп двигаться — но Шэнь Цинцю и в самом деле был окончательно мертв. Глаза Ло Бинхэ заледенели; щелчком пальцев он вызвал огонь и бесстрастно наблюдал, как тело того, кто мучил его все детство, сгорает, не оставляя после себя даже пепла. Нин Инъин приглушенно рыдала, но так и не отвела взгляда. Зрелище было ужасным, но слезы застилали глаза: если она не сможет сделать даже такую малость и отвернется сейчас, то будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Ло Бинхэ расстроенно наблюдал, как пламя медленно пожирает тело; он не чувствовал ни капли удовлетворения. Ничего. Напротив, он чувствовал, что что-то упускает. Это раздражало. — Сестра. Ло Бинхэ никак не отреагировал; Нин Инъин же обернулась, чтобы взглянуть на деву в белом, чье лицо закрывала вуаль. Лю Минъянь подошла к Нин Инъин и оттащила ее подальше. — Не подходи слишком близко. — А-Янь, — всхлипнула Нин Инъин и обняла свою лучшую подругу. — Ш-ш-ш, все хорошо, — успокаивающе сказала Лю Минъянь. Она не понимала, отчего Нин Инъин так сильно ценила своего учителя, но не собиралась винить ее за это. Лю Минъянь пришла сюда, лишь чтобы убедиться, что Нин Инъин не совершит ничего опрометчивого, учитывая, как сильно та будет потрясена случившимся. Как подруга Лю Минъянь не могла не утешить ее, даже если в действительности ее ни капельки не волновала смерть убийцы ее брата. — А-Янь, я так и не попрощалась с ним, — всхлипнула Нин Инъин. — Это не твоя вина. Что случилось, то случилось. — Я так и не успела сказать ему, как благодарна... — В ее горле встал ком. Хотя Нин Инъин и была обижена на учителя за жестокость к Ло Бинхэ, но в глубине души никогда не могла ненавидеть его. В ней всегда жила та юная девочка, что обожала Шэнь Цинцю как своего отца. — Я знаю, сестра, я знаю, — ответила ей Лю Минъянь. — Но ты не должна винить себя, он заплатил за свои преступления... — Ее зрачки расширились, а волосы на шее встали дыбом. Глаза Лю Минъянь вспыхнули сиреневым, а чувства мгновенно обострились. На краю видимости мелькнула какая-то тень, и она поняла, что они больше не одни. Лю Минъянь повернула голову и вздрогнула. Ее глаза распахнулись от шока, когда она увидела, как ее мертвый брат, пройдя мимо Лю Минъянь и Нин Инъин, теперь медленно, шаг за шагом идет сквозь маленький коридор, поддерживая кого-то за плечи. — Брат... — прошептала Лю Минъянь, раскрыв рот от шока; ее ресницы затрепетали. Словно услышав ее, Лю Цингэ остановился и оглянулся. На его лице застыло глубочайшее разочарование, безжалостно впившееся в сердце Лю Минъянь. Нет... Лю Цингэ кивнул ей и притянул человека рядом с собой ближе. Глаза Лю Минъянь распахнулись, когда она поняла, что фигурой в выцветшем зеленом ханьфу был недавно умерший Шэнь Цинцю. Вздрогнув, она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, а голова закружилась. Соулмейты... Это слово повергло Лю Минъянь в ужас, но Лю Цингэ больше не смотрел на нее. Все его внимание было обращено на человека, которого он нес на плечах. Глаза второго мужчины были полуприкрыты; его тело тяжело опиралось на Лю Цингэ, пустое и безжизненное из-за разбитой души, пускай Лю Цингэ и удалось сохранить большую ее часть. Лю Цингэ что-то произнес, однако Лю Минъянь не смогла ничего услышать: они были уже в совершенно разных мирах. Лю Цингэ прижал Шэнь Цинцю ближе и продолжил тащить прочь. Его шаги были медленными и мягкими, а хватка на талии Шэнь Цинцю — осторожной и ласковой. По щекам Лю Минъянь покатились слезы, и странная пара исчезла из виду. Сиреневый свет в глазах Лю Минъянь померк. Она поняла, что совершила величайшую ошибку.***
***
Он выругался: сукин сын! Стоило бы помнить, что генерал — идиот, который приведет не только его самого, но и весь их народ к гибели. Говорил же им, что нужно особенно следить за северо-восточной и западной границами лагеря, потому что именно там защита была достаточно слабой, чтобы ее легко можно было прорвать. Говорил, что лучше распределить дежурства и отдохнуть. Но вместо этого они устроили бесполезный пир, желая отпраздновать убийство старого генерала. Как будто тот и так не был одной ногой в могиле! Почему они так гордились убийством этого старого болвана!? Если бы не его завистливый старший брат, рассказавший о своем «прекрасном и талантливом шиди» императору, его бы тут не было. Но проигнорировать императорский приказ отправляться на передовую и разрабатывать планы сражений было попросту невозможно. Проклятье, не его вина, что он был настолько великолепен, что их учитель думал сделать его своим единственным преемником. Не говоря уже о том, что он был отправлен к самому неприятному полководцу в стране — брату любимого супруга императора, генералу Дуну. Сказать по правде, он бы с радостью пнул труп этого ублюдка, если бы не был связан; к тому же его не прельщала перспектива стать узником, которого будут пытать ради информации. — Генерал! — Приветствуем генерала! Желая посмотреть на причину этой суматохи, он попытался поднять голову, но стражник, стоящий за ним, грубо опустил ее вниз, и ему осталось лишь, стиснув зубы, повиноваться. — Склонись перед генералом! — практически прокричал стражник ему прямо в ухо. — Докладываю генералу: мы успешно убили вражеского командующего и взяли в плен около тридцати солдат и слуг, а также вражеского тактика. Один из стражников толкнул его вперед. — Господин, именно о нем рассказывал нам шпион! Жизнь тактика была не слишком хороша. В родной стране всю твою славу забирает себе генерал; для врагов же ты являешься самой желанной целью. Он не поднимал головы, размышляя о том, как выбраться из всей этой ситуации живым, когда в поле его зрения появилась пара военных сапог. — Генерал Лю! — хором закричали солдаты, увидев, как их генерал встает на колени перед вражеским тактиком. Шэнь Цзю невольно моргнул, вдруг увидев перед собой пару ясных глаз, смотрящих прямо на него. Удивительно молодое и прекрасное лицо — видимо, это был тот самый хваленый молодой генерал, не по годам одаренный и лишь недавно заявивший о себе, если верить собранным Шэнь Цзю сведениям. Великолепная замена умершему генералу. Восемнадцатилетний генерал, долгие годы отказывавшийся от этой должности. Почему он выглядит так знакомо? — Я наконец нашел тебя... — выдохнул Лю Цингэ, глядя на него не по годам мудрыми глазами. Почему Шэнь Цзю вдруг почувствовал облегчение? Одним движением перерезав связывающую Шэнь Цзю веревку, молодой генерал внезапно притянул его в теплые объятия. Отчего-то Шэнь Цзю почувствовал, что должен обнять в ответ. Так он и сделал. — Я скучал, — прошептал Лю Цингэ. От его мягкого голоса, наполненного грустью и облегчением одновременно, глаза Шэнь Цзю наполнились слезами. Шэнь Цзю не знал, почему он плачет. Его разум пребывал в смятении, но в глубине души он чувствовал, что наконец вернулся домой. Всхлипывая, Шэнь Цзю сжал объятия и спрятал лицо в изгибе шеи человека, которого встретил две минуты назад. — Спасибо, — поблагодарил Шэнь Цзю, сам не зная за что. Лю Цингэ успокаивающе погладил его по спине. — Генерал Лю... — Солдаты наконец достаточно очнулись от ступора, чтобы заговорить. — Он... вражеский тактик... — Во имя всего святого, если верить их шпиону, убитому пару дней назад, три провинции пали из-за стратегий этого человека. Лю Цингэ пронзил его ничего не выражающим взглядом, и солдат сглотнул, склонив голову. — Теперь он мой человек, — произнес Лю Цингэ, и все недоверчиво уставились на него. — Господин... Вы... Вы знаете его? — робко спросил один из солдат. — Мы встретились лишь сегодня, — Лю Цингэ улыбнулся Шэнь Цзю, ошеломленно уставившемуся на него, — но я знаю его гораздо дольше.