Безбилетника выгнали из беспилотника

Ларри был трусом. Трусцой метался между половинками, причиняя боль всем сразу и себе вдвойне. Когда в небе в него присел безбилетный пассажир, а потом самолёт к хренам размазало по земле с огромной высоты, всё только стало сложнее. Ларри блуждает взглядом по свинцовым стенам палаты. Жена приходит поговорить, но в этот раз она его бросила насовсем. В очень удачный период. А разве ты сам в этом не виноват? Растягивал признание, через дыры недосказанности и тайн отношения простыли и остыли. Естественно, что радиоактивный нерадивый муженёк ей был не нужен. Совсем иначе дело сложилось с Джоном. Он внезапно изменил своё решение об отставке, пришел такой решительно-трогательный вместе с другими коллегами и очень тактично старался не вылезать из роли партнёра по работе. Ларри было не до этого, ему было больно, и эти слова все о поддержке, любви, ожидании встречи совсем не работали. Ничто не работало в этом сучьем механизме. Ларри посылает дружка куда подальше, пуская слёзы по уродливой навсегда коже. Посылает, чтобы потом десятилетиями сожалеть. Сожаления, самоистязания, вечное ощущение трусости и загнанности. Безбилетник внутри единственный раз, когда выбрался поговорить с Нилом, вырвал из себя слова, что это пытка. Ларри пытает себя и того, кто в его теле, сознании, во всём организме. Мужчина смотрит в зеркало, уложив бинты поплотнее. — Чего ты от меня хочешь? — Какой там раз, сотый, спрашивает он в никуда. Контакт идёт очень шершаво и рвано. То его это штука забросит на балки особняка, то подсовывает дурацкие воспоминания, непонятно на что намекая и что пытаясь сказать. Джон, Джон, Джон. Это лицо вновь только там. И Ларри ещё хорош собой. Он в неверии ощупывает лицо и идёт говорить с осколком, копией с человека, запертой в душных всполохах мозга. Отснятая плёнка. Ларри, как ребенок, капризничает и придирается к деталям воспоминаний. Безбилетник слушается и научается делать так стояще, что эти плёнки оживают и становятся ярче жизни. Ларри больше не хочет просыпаться от дурмана. В тёмной своей комнате упрашивает отправить его в недосмотренное видение. Туда, где он не чувствует себя как с ободранной кожей. Туда, где на него смотрят с неподдельной любовью. Человек всё готов отдать за хрупкую грёзу, хорошо сочинённый мираж. В синем, чуть запылённом от ветров, пикапе удобно устроились средь подушек. Джон нежно проводит по линии роста волос на затылке и чуть кусает за ухо. — Ты же понимаешь, что тонешь здесь? Ларри не особо хочется открывать глаза, но он смотрит вопросительно на партнёра. — Джон, всё же хорошо. — Это не так, ты должен… — Да уже не раз говорили, — Ларри выпрямляется и садится, чуть почёсывая лоб. Если эта копия Джона сейчас начнёт говорить о страхе окружающих, трусости и нежелании решать для себя, то он взорвётся. — Неужели нельзя дать мне отдохнуть? Минуту покоя, чёрт возьми? — Орёт он в небо с нотами раздражённости. Видение застывает на минуту, а затем и вовсе исчезает, пробуждая в смурную реальность, где расплывчато течет пот по уродливому телу и не о ком заботиться, кроме цветов. В следующий раз после ночи сна, где все близкие сгорали в огне опять и снова, Ларри решает не вставать и никуда не идти. Он просто лениво переворачивается на другой бок и обращается к безбилетнику с просьбой о билетике на очередной сеанс кино. _____________________ вы все вышли из своих шкафов мой шкаф это я, нежелательный скафандр для сущности, сосуд для джинна может, он только и ждёт, чтобы меня потёрли, вылез бы он, три желания, то, сё, и исполнил бы мне жизнь обратно. за столько лет не научиться с ним контактировать? я образцовый не супер не герой я хотел быть там, но по-другому. он над временем не силён, поэтому попкорновыми воспоминаниями подталкивал к прощанию нормальному спасибо, иначе бы я себя не простил ещё лет сто, захлебнулся бы в этой жалости к себе теперь поводов меньше теперь поводья не натянуты и дом теперь, и семья видятся по-другому улыбки риты, переключения джейн, изыски в ругательствах от клиффа, захожий чужеродный киборг, что с нашей плотью срастись не может и нил, что всегда мил, но ил в этой реке саваном в себе укрывает горы трупов я так туп, но вот солнце бликом пляшет по пластику очков, линза вылизывает глаз и жизнь здесь совсем другая, а там, где солнце светит в полную силу, никогда не будет негативного духа и интересной истории, что я бы не писал никогда