Я боюсь привязываться к кому-то. Ведь все, кто мне был дорог, уже мертвы. И всё же..
«Но я ведь еще жив, и точно не собираюсь умирать»
– Вани… тас… – шепчет девушка, сквозь прерывистые вздохи. Свет луны, пробивающийся в окно, падает на изгибы девичьего тела, подчеркивая их грациозность. Капельки пота, проступающие через кожу, катятся вниз и падают на постельное белье. Расставив пошире ноги, она прогнулась в пояснице, как кошка, и наклонилась вперед, одной рукой опираясь перед собой, другой поглаживая внутреннюю сторону бедра. Осознание своего положения в данный момент заставляло чувствовать себя стыдливо, но в то же время свободно, потому что в такую минуту ей никто не помешает. И никто не узнает, если она не забудется до такой степени, чтобы издать стон. Пробравшийся в комнату ветерок заставил её соски затвердеть. Всё её тело напряглось, словно натянутая струна, и девушка опустилась на подушку, вынужденная лишиться опоры из-за того, что всё её тело отчаянно требовало ласки. Хватая ртом воздух, вампирша одной рукой ласкала свою грудь, массируя её и пощипывая горошину соска, пока пальцы другой руки приставила к сочащейся смазкой щёлке. Окунув пальцы в своё лоно, она почувствовала некое облегчение и в то же время смущение, слыша хлюпанье и чувствуя, как собственная смазка стекает по пальцам. Жанна понимает, что потребность в его немедленном присутствии здесь, сейчас, в её постели, может сравниться по силе с жаждой крови, которую она периодически испытывает.С тех пор, как её приставили к юному Лукиусу, благодаря которому её жизнь наполнилась светлыми красками, – и это после бесконечных убийств себеподобных, - она не думала, что кто-то кроме охраняемого ею «хозяина», будет для неё столь значимым. Необходимым, как воздух. Ей нужна была кровь Ванитаса – его сладкая, вкусная кровь, больше ничья, - нужно было видеть и слышать его, дышать одним воздухом, хотелось знать, где он сейчас и чем занимается. И прокручивать в голове раз за разом обещание, что он исполнит любое её желание.
Палач давно приняла свою участь быть лишь инструментом, не иметь собственной воли и желаний. Но отчего-то в груди сильно жгло – там, где давно сломалось, замерзло и окаменело, – чувствовалось нечто тяжелое, для чего её сердце казалось столь маленьким, что это разрывало его. Что-то огромное, чем её наградила жизнь, и что она едва была в силах принять. Она ощущала нечто, что наполнило её сердце и излечило душу очищающим огнём. И всё это благодаря ему. Тому, кем она брезговала. Теперь Жанна тихо рассмеялась, вспомнив его настойчивые ухаживания, от которых сама не знала, куда деться. «Всё же о ком-либо больше говорят его поступки,» - объяснила она для себя. Слова человека были грубыми, его комплименты – пошлыми, из-за чего при воспоминаниях о поцелуе ей казалось, что её губ коснулись края выгребной ямы. Но он жертвовал жизнью, когда вызвался утолить её жажду крови, защищал от отравленного клинка и спасал драгоценную подругу. Даже предлагая вампирам спасение, он делает это так, чтобы на него обозлились. Но он всегда подставляется под удар вместо других. – Ванитас, – шепчет Жанна, глядя в пустоту, – я сберегу тебя. Вообразив, что сейчас он находится под ней, она восстановила в воспоминаниях лазурные глаза, сияющие из-под спутанной чёлки, которую так и хочется стряхнуть с красивого лица, те оголенные участки тела, что успела рассмотреть в хижине: широкие плечи, подкачанные руки, крепкую грудь и пресс… Его смущенное лицо и тот сверкающий взгляд – ох, как бы ей хотелось заставить Ванитаса вновь открыться ей, сбить маску тщеславия и самонадеянности, и делать с ним всё, что заблагорассудится! Как бы он паниковал, если бы Жанна сняла с него всё остальное, как прятался бы от её хищного взгляда.. как восхитился бы её обнаженным телом и робко прикасался к ней, оказавшись без путей к отступлению.. Щёки девушки ещё сильнее загорелись, стоило ей вообразить, как он нерешительно, но охотно прикасался бы к ней. Она несмело облизнула пальцы, чтобы прикоснуться к себе внизу, представляя, как его язык касается её там, проникая в каждую складку твердым кончиком и если бы она стала слишком бурно реагировать, то наверняка бы поддразнил, истязая её, чтобы довести до высшей точки наслаждения. Выгнувшись дугой от чувства, будто по ней проходятся разряды электричества, девушка запрокинула голову и крепко закрыла глаза, пытаясь не терять связь с реальностью и не издавать стонов, но она уже не могла контролировать свои бедра, которые были сильно напряжены и совершали толчки, уже где-то внутри требуя присутствия чего-то инородного. Протолкнув два пальца внутрь себя, она почувствовала, как их сжимают мягкие стенки, обильно покрытые смазкой. Скольжение по передней стенке заставляло её сжиматься от удовольствия ещё сильнее, хотеть больше и глубже. Протолкнув пальцы сильнее, она поняла, что во что-то упирается, и предпочла сосредоточиться на том, чтобы ласкать мягкие стенки внутри себя, сначала нежно, но позже настойчивее и настойчивее. Упираясь одной рукой в подушку, девушка властно сжимала её угол, сильнее и сильнее, по мере нарастания удовольствия, будто это было плечо её партнера.«Я хочу чувствовать его в себе. Так глубоко, как только возможно. Хочу принять его всего. Хочу обласкать его тело. Хочу бережно провести по каждому шраму. Хочу напитать своей любовью каждую клеточку. Хочу вылюбить его.»
Янтарные радужки глаз лихорадочно сияли в темноте, а лицо горело. От тяжелого дыхания во рту быстро пересыхало, а клыки зудели – но не от невыносимой жажды, а от желания чувствовать, как самая вкусная кровь, которую она когда-либо пробовала, льется прямо в её глотку и наполняет её. Жанна ловит себя на мысли, что теперь она бы поставила ещё сотню меток на Ванитасе, чтобы было видно всем, что он принадлежит ей с головы до пят. Она помнила, что её могут услышать, но едва сдержала стон, когда почувствовала, будто её окатили холодной водой, и, открыв рот, сильно выдохнула, после чего рухнула на подушку головой и грудью. Отдышавшись, девушка вообразила, будто лежит на нём, головой на его груди, и даже пальцем начала выводить узоры на наволочке, как будто это была его кожа. Наваждение пропало, и голову вновь наполнили мысли о горькой правде, что у него нет интереса к тем, кто в него влюблен. Мысли о том, чтобы с беспристрастным лицом попросить своего ухажёра провести с ней ночь, казались смехотворными, несмотря на обещание исполнить любое её желание, данное им самим. Страх того, что его заигрывания с ней прекратятся ровно в тот момент, когда она сама проявит к нему интерес, спустил с небес на землю. Казалось, что вовсе невозможно построить отношения с таким человеком, который вчера страстно признавался, а позже избегает встречи. Почему всё так сложно – избавиться от его назойливого внимания было невозможно, неужто сблизиться еще тяжелее? Ощущение, будто она попала в какую-то ловушку, из которой не выбраться, – ведь он не даст ей спокойной жизни отныне, - было уже столь приевшимся с тех пор, как он обратил на неё своё внимание, что оно выводило из себя. Чуть разозлившись, вампирша слегка стукнула кулачком по подушке. Нет, она не будет метаться в неопределенности, не зная, что ей делать. Она расставит все точки над i. Она сделает всё так, как ЕЙ нужно. Приняв для себя это решение, Жанна укрылась одеялом, поудобнее устроилась головой на подушке и приготовилась смотреть сновидения с участием своего нарушителя спокойствия, за, казалось бы, короткое время успевшего стать таким родным. «Когда же наконец эти мечты станут явью…»***
Я ненавижу быть привязанным к кому-либо. Это чертовски тяготит и делает слабым и зависимым... ведь в конце концов меня всё равно все покинут.
Горечь и боль захлестывали с головой. С жалким видом, понимая, что он не заслуживает, чтобы такая девушка, как Жанна, однажды оказалась с ним, он зажмуривается и горько улыбается, но он не может выкинуть из головы её ласковый взгляд, нежную улыбку пухлых губ, её округлые формы… сколько в ней милоты, красоты и грации. Она показывала себя с разных сторон – и всегда была столь красива, что он не мог отвести от неё взгляд. Обречённо улыбнувшись, парень признал, что во всем мире он не видел девушки красивее, чем она. И, пожалуй, попасться самому в свою ловушку было неизбежным исходом, потому что очарование этой девушки не знает границ.«Некто такой холодный, как я, не сможет ей дать всего, что она заслуживает.»
Но он понимал, что не может отпустить её. Если она вдруг захочет быть с другим и сможет выпорхнуть из его сетей, он этого не переживёт. Черт, он желал её счастья больше всего на свете. Но в то же время чувствовал себя никем и ничем, если она не смотрит на него. Если в какой-то момент вампирша перестанет реагировать на него – не будет ни оскаливаться, ни смущаться, ни нуждаться в его крови, – он просто пойдёт и утопится. «Как же отвратительно. Я отвратителен и жалок. Может быть, это к лучшему, если в её жизни меня не будет. Пусть я и ношу на себе её метку.» Осознание, что Ванитас больше не сможет толкать речи и заявлять о своей «любви» и что ему, скорее всего, придется вовсе отталкивать её, заставляло чувствовать себя гороховым шутом. Улыбка растянулась на лице – насмешка над собой, после чего нижняя губа задрожала, превращая насмешливое выражение в гримасу боли, к горлу мигом поднялся ком, из глаз брызнули слёзы, и он вынужден был всхлипнуть, сделав это громче, чем хотелось бы. Закрыв рот рукой, брюнет не спешил выбираться из-под одеяла, в которое завернулся на манер кокона, потому что ни в коем случае не хотел показываться в слезах. Если сосед по комнате услышит, он мигом окружит его и начнёт расспрашивать. Однако в комнате по-прежнему было тихо. Вернув себе контроль над эмоциями, Ванитас издал медленный выдох и, осторожно выглянув из-под одеяла, заметил, что Ной не шелохнулся. Видимо, он спал привычно крепко. Откинувшись на подушку и уставившись в потолок, парень мог только позавидовать своему соседу, потому что сам не мог сомкнуть глаз уже не первую ночь подряд. Сердце стучало так сильно, что это удушало. Все мысли крутились вокруг Жанны и имели разные-разные направления. Вариант отталкивать её казался единственным разумным и безопасным для него самого исходом.Но как же хотелось ещё раз поцеловать её – уже не так грубо, как в первый раз, а более бережно. Хотелось прижать её к себе изо всех сил, почувствовать её запах, её движения в своих объятьях: как она поворачивает голову, утыкается носиком в шею, потом, поднявшись на цыпочки, вонзается клыками в кожу… как жар распространяется всему телу, сердце бешено колотится – и вот он уже чувствует невероятное тепло, окутавшее его полностью и спасающее от бесконечного холода и одиночества внутри, к которым он уже так привык, что потребность в новых ощущениях отдавала нотками зависимости… честное слово, если вампирша решит убить его этим ядом, это будет самая приятная смерть, какую только можно придумать.
«Даже если она решит иссушить моё тело, выпив всю кровь до последней капли, я ни в чём не смогу ей отказать. Вернее, нет.. Я не могу отдать ей больше ничего, ведь когда-нибудь и меня не станет – возможно, даже скоро и пусть по какой-то нелепой причине. Я даже не смогу исполнить обещание, которое ей дал. И даже… даже если рак на горе таки свистнет и однажды она сама предложит мне свою любовь, я не смогу её принять. Какой жалкий…» Накрыв свои глаза рукой, он почувствовал огромную усталость и желание погрузиться в сон. В долгожданный сон, который не шёл к нему вот уже который день кряду. Но вдруг он словно бы почувствовал на своей шее дыхание, а затем и тепло. Ему пришлось убрать руку с глаз, чтобы оглядеться и убедиться, что никого рядом нет. «Так ведь недолго и с ума сойти, воображая себе то, чего в помине быть не может.» Позволив фантазии разыграться, Ванитас вспомнил то ощущение, когда Жанна сама сидела на нём, прижимая его своим телом к земле, устланной ковром из цветов. Голубые глаза засияли в темноте, но отнюдь не хищным взглядом. Да, она была просто великолепна, такая энергичная и даже воодушевленная. Юношу с первой встречи пленила красота палача и то, как ей шел румянец на щеках, но её беспомощное выражение тогда… нет, счастливая улыбка идёт ей куда больше. Сверкающие золотом глаза на фоне румяных щёк, милый носик и губы, сложенные в искренней улыбке, а лицо обрамлено волосами цвета облаков в свете утренней зари – Ванитас не мог назвать себя ценителем изобразительного искусства, но эта картина крепко отпечаталась в его сердце. И он бы сделал всё, чтобы она так же улыбалась и впредь. Если ему суждено стать лишь её добычей, он отдаст ей всё до капли. Всю кровь, остатки истерзанного тела и свою сущность, за частицы которой отчаянно хватается, стремясь удержать при себе. Нет, пусть лучше она сделает это поскорее, пока от него что-то осталось. – «Жанна…» – выдохнул он, нащупывая в темноте призрачный образ, руками вырисовывая изгибы её талии и бёдер, и пытаясь обнять. К щекам прилила кровь, и лицо словно бы объял нежный огонь. Должно быть, он казался невероятно уязвимым, думая о ней, представляя её лицо и будто бы смотря на божество. В сознании отчего-то легко нарисовалась картина пробуждения рядом с ней, в одной постели, и юноша уверен, что её мягкая кожа способна впитывать свет утреннего солнца, – несомненно самое красивое и чистое создание. …которое ни за что не пожелало бы слиться с ним. Однако он не мог сопротивляться тому, что сознание требовало допущения крохотного «если бы». Совсем малюсенького. Хотя бы в этот раз, ведь, сколь бы жалко это ни было, никто не узнает. Рука нырнула под пояс пижамных брюк и отодвинула края нижнего белья. Нет, он делал это не в первый раз. И даже не в первый раз фантазировал о ночи с Жанной. Однако этот был особенным – уже потому что возбуждение не нарастало от фантазий, как он совершает толчки меж бёдер этой грудастой барышни, вколачивая её в матрас, грубо массируя мягкие места и сминая своими губами её пухлые уста, а затем нежную кожу. «Как бы его касалась Жанна?» - задался он вопросом, тихо усмехнувшись с простого ответа самому себе. – «Не касалась бы.» Нет, в хижине она была решительной, но довольно осторожной и ласковой… у неё маленькие и тонкие пальцы с ухоженными ногтями. Он старался сделать это так, будто это делала она. Его сознание никак не хотело полностью погружаться в сладкую фантазию, и возбуждению мешали внутренние крики: «Жанна никогда бы этого не захотела!». Крепко зажмурившись, парень сосредоточился на образе Жанны, которая бы с небрежно свалившейся лямкой сорочки, оголившей плечо, и сосредоточенным видом, пытаясь не поддаваться смущению, неумело и аккуратно касалась бы чувствительных точек, чуть пощипывая и поглаживая, причем плотно сжав губы, смотря перед собой решительно и внимательно наблюдая за реакцией партнёра – так, будто ей и не противно вовсе. Ванитасу пришлось для удобства расставить ноги и упереться пятками в матрас. Представляя перед собой такую картину: смущенную Жанну, чье тело укрывает лишь тонкая, почти невесомая материя, чьё лицо залито румянцем, а грудь вздымается от тяжелого дыхания, но её действия были бы вполне решительными – он почувствовал, как его наполняет жар и дикое желание прикоснуться к ней. Прикоснуться к щеке, зарывшись пальцами в нежно-розовые волосы, погладить, проложить себе пальцами маршрут вниз, невесомо касаясь кожи и проведя по выступающей ключице.. слегка надавить пальцами на грудь. Не встретив никакого сопротивления, он бы постарался подхватить одну из грудей в свою ладонь, от чего услышал бы вздох, через мгновение поглаживал чувствительное место уже увереннее – и, возможно, девушка даже издала бы писк. Продолжая действовать, он со временем нащупал бы уже и затвердевшую вершинку, на которой и сосредоточил бы своё внимание, а теперь временем собственная плоть уже полностью была готова к соитию. Отстранившись, она стянула бы с себя оставшееся нижнее бельё. В смущении не было нужды, ведь она знает, что ужасно нравится ему. И, не мучая его больше, накрыла бы собственными бедрами его возбуждение. Ванитас представлял, как плавным движением он становится един с ней, утопая в тепле и влажности, как его чувствительный орган обволакивают тёплые мягкие стенки её влагалища, в то время, как сам распределял предэякулят по всей длине, накрыв орган ладонью, и случайно сам издал хриплый, едва слышный стон. Благо, он рефлекторно успел заткнуть себе рот, чтобы звук пропал в мягкой плотной материи. Брюнет был уверен, что в этот момент она бы прижала его руками к кровати, лишая его всякой инициативы и источая желание взять от него всё, что ей нужно. Сейчас она вопьется в его шею клыками, потом слижет стекающую кровь, отстранится, мило и эротично облизнётся, после чего, обхватив его лицо, станет покрывать беглыми поцелуями. Он уже знал ощущение её пальцев на своём лице и её губ на щеке. Ванитас упустил момент, когда фантазия вышла из-под контроля – и вот ему представлялось, как она стряхивает с его лица челку, не давая скрыть смущение за иссиня-черными волосами, как пальцами исследует его шею и торс, будто стремясь наощупь познать каждый сантиметр и не давая возможности отстраниться. Даже с распаленным воображением он считал себя жертвой, попавшейся в лапы хищника, но смирившейся с тем, что её поглотят целиком, нарушив мыслимые и немыслимые личные границы. – «О зачем мне это!..» – взвыл он про себя. Парень не желал признавать, что это была простая потребность в том, чтобы Жанна познала его и не отвернулась. Чтобы захотела изучить его всего и вобрать в себя, не оставляя ему ничего, что он бы мог утаить и удержать при себе. В горле встал ком, а грудную клетку выжигало от переизбытка чувств, ранее неведомых. Ванитас не успел словить себя на мысли, когда с мольбой стал тянуться к призрачному образу девушки, желая доставить удовольствие и ей. Притянуть девушку к себе, прижать её прекрасное тело к своему, переплести пальцы и начать дорожку поцелуев с тыльной стороны её ладони, ведь в эту ночь они принадлежат друг другу. Несмело опустив руки на широкие бедра, он совершал толчки навстречу её движениям и ему даже показалось, что он услышал её сдавленный стон. Жанна бы отстранилась, уперевшись в его торс обеими руками, и прогнулась в пояснице, слегка нависая над ним.Юноше всегда казалось, что два человека, поддавшись похоти, становятся похожими на спаривающихся диких животных, но почему же тогда сейчас он сквозь пелену смотрит в пустоту и вырисовывает в своём воображении каждый изгиб её тела с таким благоговением?.. Словно бы всё остальное в мире перестало быть сколько-то важным. Даже то, как мало у них обоих, должно быть, опыта, чтобы сделать друг для друга то, что они хотели бы. Была только Жанна, которой хотелось отдаться и которую хотелось наполнить удовольствием.
Больше ничто не имело значения. Пусть она в беспамятстве неистово кусает его и царапает, совершая на нём движения, которые из плавных перерастают в яростные рывки, и стремясь вобрать его в себя как можно глубже за счёт столкновений их бёдер. В то время, как он страстно и требовательно гладит, массирует и пощипывает все части её тела, до которых способен дотянуться из своего положения. До тех пор, пока яркая вспышка не пронесётся под закрытыми веками с пушистыми светло-розовыми ресничками и бедра не сведёт судорогой, заставляя её тело вытолкнуть его из себя, одновременно с тем, как бурная смесь ощущений не взорвётся в его сознании фейерверком, даруя освобождение. Ему бы определенно хотелось сделать гораздо больше для неё, но, откинувшись на подушку, он из последних сил постарался вытереть следы разыгравшейся фантазии о простынь и поправить на себе одежду, которую непонятно в какой момент успел расстегнуть, спустить или приподнять, оголившись в темноте намного сильнее, чем рассчитывал. Последнее, на что его хватает, - завернуться обратно в одеяло и уложиться лицом к стенке с осознанием, что такого рода фантазиями никогда и ни за что не бывать. «Нужно непременно отбросить все эти мечты»