Ловушка

Она хотела уйти. Но вместо этого сидела на постели и бессильно смотрела на ярко-зеленый фиал-тестер. Почему-то этот цвет у нее всегда ассоциировался с жизнью, весной, радостью и… с ним. Хотя более неподходящего для него цвета и нельзя было придумать. Хотелось радоваться. Но радости не было. Хотелось плакать. Но глаза были сухими до рези. Только глупое недоумение заполняло всегда четко работавший разум. У нее была тысяча вопросов — и ни одного ответа. Как так получилось? Почему? За что? Для чего это? Почему именно сейчас? Она хотела уйти. И даже собралась с духом, чтобы честно сказать об этом. Как взрослый, самодостаточный человек признаться, что все прошло и нет смысла мучиться бесплотными ожиданиями. По крайней мере, так она сказала самой себе перед зеркалом в ванной. И вот… зеленый цвет. Черт! Все это было теперь несвоевременно. Абсолютно лишним. До ужаса пугающим. И катастрофически ненужным. Она горько ухмыльнулась, глядя на фиал. А ведь когда-то это была заветная мечта — недостижимая цель, к которой она шла напролом, презрев все трудности. И все это с мыслью о великой любви. Ее любви. Она добилась невозможного. Она не помнила, сколько времени у нее ушло на покорение этой цели, этого черного ледника, но точно могла сказать, сколько сил на эту самую цель. Она помнила, как он перепробовал все от равнодушия до откровенного унижения, но ни один способ не сработал. Он злился на нее за это, нарочито подчеркнуто демонстрировал свое презрение и… в конце концов сдался. — Бойтесь своих желаний, Грейнджер, — сказал ей тогда Снейп, небрежно протянув коробку с простым кольцом. В своем самоуверенном счастье, в своей опьяняющей непобедимости она не придала значения его словам. Она все делала сама, уверенная, что ее любви хватит на целый мир. И если эту любовь бесконечно долго, невыносимо сильно вливать в бездонно-опустошенный колодец чужой души, то рано или поздно он наполнится. Она сама нашла квартиру, куда они переехали после скромной свадьбы. Она сама тащила на себе весь быт, чтобы его гений не отвлекался ни на что кроме исследований. Она сама добилась отмены запрета на занятие зельями, а еще через несколько лет и снятия моратория на запрет перемещений по стране и за ее пределы. Она сама каждый день говорила о своей любви. Она сама придумывала какие-то романтические вечера, чтобы выразить к нему свою нежность. Все сама… Он же круглосуточно сидел в лаборатории, принимая всю ее заботу как должное. Он же и купил дом, поставив ее перед фактом переезда. Он же и занялся своей собственной лавкой зелий, не дав и возможности на участие в этом предприятии. Он не запрещал ей посвящать свое свободное время борьбе за права домовиков. Он не осуждал ее работу в отделе регулирования магических популяций и контроля над ними. Он вообще до ужаса был… равнодушен к ее делам и чаяниям. Вся его поддержка была в молчаливом кивке и какой-то простой фразе насчет ее целеустремленного характера. Но она не требовала большего. Ей хватало и этого. Она в глаза не видела ни его фантастических разработок, ни выкладок, не слышала его размышлений о том или ином изобретении, ни уж тем более бухгалтерских книг. Она видела только его результат — новые публикации в научных журналах, расширяющуюся сеть магазинов, новых клиентов, анонимно или лично делавших дорогие заказы. Счет в Гринготтсе рос в геометрической прогрессии, но она не брала оттуда ни кнатта, все еще принципиально полагаясь на себя. Грейнджер бережно отложила зеленый фиал и обхватила голову руками, отчаянно пытаясь найти в глубине души хоть какой-то проблеск надежды. Она вкладывалась. Без остатка и без сожалений. Но чем больше она вкладывалась, тем бездоннее оказывалась чаша, которую она стремилась наполнить. Ей понадобилось несколько лет, прежде чем снизошло озарение. Обычный вечер, ничем не примечательный, когда тишину гостиной заполняет только ее голос и ничего более и… голос ее невольно стал звучать все тише и тише, пока не замолк совсем. В этой тишине она впервые услышала свое одиночество, четко и явственно пробившееся сквозь плотную завесу ее собственных иллюзий. Ночью в его объятиях она уловила равнодушие человека, который просто исполняет свои обязанности, но не ищет близости и не стремится стать ближе. В утренней суматохе она поняла, что всегда уходит из дома абсолютно незамеченной. Она добилась своего. Исполнила свою хрустальную мечту. А теперь… теперь боялась внезапно исполнившегося желания. Решение уйти она вынашивала долго. Каждый раз медлила, ожидая повода, чутко прислушиваясь к своим горьким струнам души. И когда она все же решилась на этот разговор, то начала задыхаться. Грейнджер встала с постели и направилась в ванную. Тщательно умываясь холодной водой, она пыталась прийти в себя. Она не ожидала, что окажется в ловушке. И теперь последний капкан в виде зеленого фиала захлопнулся. Все начиналось как-то ненавязчиво. Поглощенная мыслями о нем, о его внимании, переполненная любовью к нему, она сама отдалилась от друзей. Она просто боялась услышать неприглядную правду, предпочитая жить в замке своих розовых иллюзий. Всю свою неуемную энергию она тратила на эту самую любовь, а ее остаток на работу, которая, как ей казалось, была важна и жизненно необходима. Пробивая тот или иной закон, она не желала знать, что это все бесполезно и действует только на бумаге. И когда сил уже не оставалось, она просто сидела дома. Ей казалось, что проведенный день в кресле в их маленьком саду — это лучший отдых для ума и тела. Бездвижный досуг помогал скопить немного сил на новую гонку за мечтами и желаниями. И в такие моменты ей казалось, что он по-своему заботлив и предупредителен. Ведь он никогда не встревал в ее досуг. Он уже давно освободил ее от домашней работы, предоставив все домовику. Он проявлял даже интерес и участие, когда ему была нужны ее энергичная нежность и пылкая близость. Он избавил ее от бытовой необходимости составлять домашнюю аптечку, аккуратно пополняя ее запас контрацептивного. Она принимала это за долгожданную заботу и внимание, даже не допуская мысли о подвохе. Все казалось естественным и простым, но невысказанный вопрос о детях так и висел в воздухе. Она считала наглостью со своей стороны требовать своего, он не желал вообще говорить на эту тему, всячески пресекая ее попытки поговорить. И в конце концов она смирилась, приняла это как должное и решила не давить — наверное, он недостаточно еще оттаял, недостаточно уверился в ее верности и искренности чувств… Она просто отложила это желание, уверенная, что рано или поздно оно сбудется. В один из вечеров она отметила странный, с ноткой приторной горечи привкус зелья. Он соврал безупречно, уверив, что это усовершенствованный рецепт. В эту ночь он был совсем другим. Ей мерещилось то самое долгожданное внимание, та самая нужная ей когда-то нежность, то самое желание и страсть… Грейнджер глянула на свое затравленное, бесконечно усталое отражение в зеркале. И теперь, когда она поняла, что все ее чувства — это пустышка; когда ощутила себя выпитой до дна и обессиленной до изнеможения; когда она приняла решение, здравое и верное — ее желание решило исполниться. И от этого хотелось выть. Единственная возможность, единственный шанс и осознание того, что ее ничто не держит, рухнула. Желание исполнилось. Когда же Снейп нашел ее в гостиной, она молча протянула ему фиал-тестер, почти также небрежно, как он ей когда-то кольцо. Его улыбка ей показалась издевательской. — Зачем? — ее голос был даже не слышен. — Все желания должны исполняться, Грейнджер. И ваши не исключения. — Но… — запротестовала она, пытаясь отстраниться от него и вывернуться из крепких объятий. — Я уже не хочу… — А я предупреждал, — тяжелая мужская рука легла на ее затылок, вынуждая положить голову на его плечо. — Бойтесь своих желаний, ведь они имеют свойство всегда исполняться.