à travers les épines de la haine

      Через неделю Кадзутору выписали из больницы. Ему провели операцию и наложили швы, и лишь убедившись в том, что его состояние нормализовалось, перевели обратно в изолятор. Стекло и все острые предметы, кроме листов бумаги, были изъяты и теперь к его камере на постоянное наблюдение было приставлено несколько смотрителей, которые следили за ним и днём, и ночью, лишь меняясь на дневную и ночную смену.       Он почти не ел, отказываясь от той еды, что ему приносили, изредка лишь беря в рот булку хлеба всухомятку. И, конечно же, после того как его выписали, его друзья рвались встретиться ним. Но когда ему говорили, что с вами хотят увидеться, Кадзутора лишь продолжал молча смотреть в пол, сидя на койке и не шевелясь, поэтому смотрителям не оставалось ничего кроме как извиниться перед Дракеном или Мицуей, сказав, что Ханемия не может встретиться с ними.       Парень не читал ни единого письма, которые теперь приходили ему каждый день. Они лишь складывались в углу его камеры, пылящиеся и никем не тронутые. Для него они не имели теперь никакого смысла, потому что знал, что в них друзья будут на него сперва злиться, а потом жалеть.       Уж чего, а вот жалости Тора не заслуживал, как он считал.       Он просто слабак, что поддался эмоциям и так поступил, несмотря на то, что даже сейчас в глубине души он всё равно мечтал умереть. Но после такого он больше никому не мог спокойно смотреть в глаза.       Прошло две недели, а Кадзутора всё так же оставался в таком состоянии. Даже психолог, который приходил к нему чаще раза в неделю, не мог выдавить ни одного слова или звука из парня. Всё казалось попросту бесполезным.       Но ближе к вечеру к парню зашёл смотритель.       — Ханемия, к тебе посетитель. Пожалуйста, пройди за нами.       Кадзутора сидел на койке, обняв свои колени и пустым взглядом смотрел куда-то вперёд.       Мужчина вздохнул и вышел из камеры. Но через пару минут вернулся к Торе.       — Он сказал, что не уйдёт, пока не увидит тебя. Пожалуйста, не заставляй нас тащить тебя.       Парень судорожно выдохнул и всё же встал с койки, последовав за смотрителем.       Всё же надо попытаться взять себя в руки и сделать очередной шаг навстречу спасению. Всё внутри Кадзуторы чуть ли не кричало ему об этом, но вся пустота в его душе топило эти разумные мысли в беспросветном чувстве вины и ненависти к себе.       Он присел на стул в комнате для свиданий и лишь после этого поднял свой взгляд, вздрагивая.       Чифую…       — Ты…       Парень судорожно дышал, сжимая кулаки. Казалось, что он как и в их первую встречу просто пылает от ненависти, но в его глазах читались лишь тоска и переживание.       — Чёртов идиот! Какого хрена ты вообще делаешь?! Почему, блять?! Почему?..       Кадзутора снова опустил взгляд, от каждого вскрика Мацуно лишь вжимая голову в плечи, словно пряча её в песок как делают страусы.       — Твою мать, если бы не было этой перегородки, я бы тебя отмудохал сейчас по полной! Я же говорил тебе, не смей дохнуть! За тебя, блять, все переживают, чёрт возьми, неужели это не было понятно?! Даже… Даже меня ты напугал, идиотина! Я, блять, за тебя переживал!       Тора сжал кулаки на своих коленях, так же стискивая зубы. Чифую прав. Все за него переживают и пытаются поддержать, а он… Позволил себе такой жалкий и непростительный поступок.       — Баджи умер ради тебя, ты уже успел забыть это? И ты хотел покончить с этим всем так просто? Так просто разрушить то, что он сделал ради тебя?..       Мацуно присел на стул, вытирая ладонью слёзы со своих щёк. Внутри него была настоящая буря из смешавшихся ненависти и страха. Он ненавидел Тору за то, что он поступает так глупо и безрассудно, но в то же время боялся за него. Чифую снова позволяет взять верх над эмоциями, это неправильно. Если ничего не изменить сейчас, то всё может повториться…       — Мне жаль, что я отправил то письмо, окей? Я не хотел, чтобы всё так вышло. Ты поступил чертовски глупо, но и я не лучше. Я поддался эмоциям, не смог сдержать это всё, мне правда жаль, я…       — Чифую…       Парень вздрогнул, услышав тихий и сиплый голос Кадзуторы. Татуированный смотрел на него и его глаза тоже блестели от подступивших слёз.       — Я тоже любил Баджи.       Глаза Чифую резко округлились.       — Ч…чт-       — Я любил его так же, как и ты. Поэтому… Читая то письмо я чувствовал всё то же самое, что и ты. Чувствовал ту же самую боль от его смерти, боль от того, что я не то что не спас его, но и сам виновен в том, что его больше нет. У меня так много тёплых воспоминаний про Кейске, но сейчас они приносят лишь боль, потому что я всё ещё виню себя за всё… Я тоже хочу обнять его снова, я не могу принять то, что его больше нет. Баджи всегда был для меня самым близким в мире человеком. В то время, как раньше остальные меня лишь использовали и дружили только ради моих карманных денег, Кейске показал мне, что такое настоящая дружба… Просто заговорил со мной и предложил стать друзьями. Познакомил потом со всеми остальными из Тосвы, но всё равно, единственным человеком, которому я бы доверил свою жизнь, оставался только Баджи… Я жил только благодаря ему и хотел жить ради того, чтобы видеть его улыбку. Но теперь…       Кадзутора горько усмехнулся.       — Я никому не хотел говорить об этом. Я не хотел, чтобы меня жалели. За что? За то, что я убил того, кого так сильно любил, чёрт возьми? Но… Я решился рассказать тебе всё это просто чтоб ты знал, что я правда понимаю твои чувства, Чифую…       Мацуно сидел и пытался переварить всё, что он только что услышал.       Кадзутора… Тоже был влюблён в Баджи?       И Кейске тоже изменил его жизнь, так же, как и изменил жизнь Мацуно. Подарил столько же тёплых воспоминаний и таких же тёплых чувств.       Их связывает намного больше, чем Чифую казалось изначально.       — Я… я не знаю, что сказать, Кадзутора.       Ханемия вздрогнул.       Впервые за всё это время Чифую назвал его по имени.       — Мне лишь… Мне правда жаль, что тебе пришлось прочитать всё то, что я написал. И мне жаль, что ты пострадал из-за меня. П-прости.       Чифую еле смог выдавить из себя извинение. Он знал, что после всего просто обязан это сказать, но гордость не позволяла.       Парень достал из своей сумки коробочку и поставил её на стол.       — Вот… Я приготовил для тебя моти. Ты любишь их? Выглядишь худым до невозможности, так что если не съешь их, то я обижусь на тебя…       Чифую улыбнулся, из-за чего Кадзутора вздрогнул. Но всё же постарался улыбнуться парню в ответ.       — Спасибо… Я обязательно съем их, обещаю.       Последовал звонок, означающий то, что их встреча подошла к концу. Чифую вздохнул, смотря на Ханемию.       — Поправляйся поскорее, хорошо? Выкинь из головы мысли, что ты виноват. Всё правда в порядке. Лучше возьми себя в руки и не отталкивай нашу помощь. Все очень волнуются за тебя, ведь новость о том, что ты натворил, потрясла абсолютно всех. Даже… Даже Майки.       Кадзутора удивлённо посмотрел на Чифую. Майки? Волнуется за него?..       — Хоть по нему и не скажешь, но он переживал за тебя. Его лицо сразу изменилось от услышанного и в глазах читались страх и волнение. Ему сложно забыть всё произошедшее, так же как и тебе, поэтому не может заставить себя написать тебе или уж тем более прийти. Но если бы ты умер, Майки бы очень сильно расстроился. Всё же… Вы всё ещё остаётесь друзьями и ты для него тот, кто был рядом с самого начала Тосвы.       Когда Чифую ушёл, Кадзутору привели обратно в его камеру и передали коробочку с рисовыми пирожными. Каждое из них было разрезано пополам для проверки нет ли в них ничего запрещённого, но для Кадзуторы они всё равно казались самыми красивыми и лучшими.       Всё же их приготовил Чифую, специально для Ханемии.       Он взял одну половинку моти с начинкой из персика, откусывая, после чего улыбнулся и его бледные щёки немного покраснели.       — Очень вкусно… Спасибо, Чифую…