Melody

Прикрыв глаза и отдавшись в царство нескончаемой мелодии, которая наполняла изнутри и лилась по венам словно ручьи прохладных капель дождливого сентябрьского вечера, парень чувствовал себя в полной безопасности на плече любимого пианиста. Каждая частичка его тела молила прекрасную сладость минорной гаммы не кончаться, задержаться подольше в его мыслях, подарить ушам гармонию и спокойствие, которые могли появится лишь благодаря прекрасной музыке, струившейся из старенького фортепиано. Ровное дыхание его друга было настолько успокаивающим, что Сонхва ненароком боялся уснуть, так и не подняв голову с его широкого плеча. Это мгновение обещало остаться в его памяти на долгие годы, как напоминание о чудесных днях, проведенных будто бы в средневековье. Если посмотреть в сторону облупившихся стен маленькой комнатушки в заброшенном театре, можно было представить молодую пару, танцующую под мелодию настолько близко, что их дыхания сплетались воедино, образуя единое целое. Обратив внимание на маленькую вазу на краю крышки пианино, не составит труда представить красивую кремовую розу, лепестки которой грелись в лучах лучистого солнца. Всё это придавало некий романтизм, делая комнату уютной и светлой, а отношения между ними тёплыми и доверительными. Ресницы трепетали, когда мелодия эхом отдавалась в его ушах, заглушая абсолютно все мысли: начиная с осмысления своей ненужности и никчёмности; осознания того, что в мире он остался один наедине со своими проблемами и постоянным комплексом неполноценности; зависимостью от внимания, словно от какого-то наркотика и заканчивая воспоминаниями о своём первом знакомстве с Юнхо — молодым, амбициозным солдатом с тайной страстью к музыке. Это могла быть самая красивая история любви, но музыкант никогда не подпускал Сонхва ближе к себе. Он держал ту грань, через которую нельзя было переступать — будто бы заранее расставил между ними нужные преграды, чтобы не стать ближе, чем есть сейчас. Всё, что Чон мог позволить — это наслаждаться прекрасной мелодией на его плече. Прискорбно признавать, но Пак давно перешёл ту грань в своём сердце. Его пальцы элегантно перебирали белые пыльные клавиши, оставляя на них последствия своей талантливой игры. Вены на руках выпирали от напряжения на отдельных кульминационных кусочках композиции, приковывая к себе внимание влюблённого парня. Кто мог подумать, что в обычных на вид руках столько мастерства? Что эти пальцы будут вытворять такое на немного расстроенном фортепиано, которое могло развалиться на глазах в то же мгновение, когда он открыл крышку. Заслушавшись, Пак не замечает, как мелодия прекратилась и плечо слегка дрогнуло под его головой: он поднимает взгляд, одновременно с тем пытаясь стряхнуть с глаз отросшую темную чёлку — и встречает лучистый огонёк карих омутов, искрящихся добротой и неловкостью. Чуть приподнявшись, он заглядывает в его глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы: действительно ли он настолько равнодушен к нему? «Твоя потрясающая игра заставляет меня сильнее влюбляться в тебя, Юнхо…» Пак опускает ладонь на бледные руки, которые слегка подрагивали на коленях пианиста: Юнхо, не отрываясь глядел прямо ему в глаза, словно открытую книгу считывая каждую эмоцию и всякую никчёмную попытку хёна выразить свои светлые чувства, которые ему априори были ни к чему. «Это наша последняя встреча, Сонхва-хён, прости, но нам нужно перестать видеться.» Клавиши неприятно лязгают, когда крышка фортепиано резко закрывается, и старый потёртый стульчик скрипит, когда Юнхо проезжается по нему своими вспотевшими ладонями, в надежде как можно скорее подняться с него и выйти прочь из комнаты. Но Сонхва тянется к его руке в надежде остановить, задержать, прижаться к груди, не в силах отпустить: ведь если он уйдёт, то тогда их связь окончательно разорвётся, как тонкая ниточка. Ему хотелось кричать, биться в истерике: даже спустя месяц поисков Паку так и не удалось отыскать своего любимого, который словно бы исчез в дождливый день того самого злополучного ноября 2018 года. Каждый раз он искал Юнхо, пытался достучаться до всех, кто был хоть как-то знаком с ним из сослуживцев, а также парней из университета, из которого парень так же отчислился. Абсолютно всё было будто бы намёком на то, что Сонхва это всё приснилось и не было никакого музыканта в его жизни. В его голове осталась лишь искрящаяся добротой улыбка и горящие лучиками света карие глаза, уютные объятья и множество моментов, проведенных вместе. Да, они не были знакомы настолько сильно, как хотелось бы Паку, но их объединяла общая страсть к прекрасному: к творчеству, к своему роду полёту фантазии и жажде к самому лучшему, что могла подарить им жизнь. Прослушивая очередную мелодию, которую Юнхо записывал в своей воинской части и отправлял Сонхва, чтобы тот мог отвлечься от забот и расслабиться, он осознаёт то, как соскучился по их вечерним посиделкам в заброшенном театре и по ночным душевным перепискам, когда тому возвращали телефон на время, чтобы созвониться с родными. Каждая мысль об этом причиняла боль, заставляла Сонхва закрыться, спрятаться в своём коконе после года разлуки с любимым человеком. За это время не было ни единой вести о нём, аккаунт в соцсети был удалён, а из воинской части его перевели в другое место, о котором парню никто не рассказывал. Юнхо остался жить в его сердце даже спустя долгие три года, пять лет, десять… Двадцать. К этому времени у Пака появилась жена и двое прекрасных детей: любовь к мужскому полу закончилась на милом музыканте — после него никто не смог заполнить пустоту в его сердце и исцелить от постоянных душевных мук. Его любовь продолжала жить, надеясь на скорейшую встречу. И лишь однажды, сидя за столом в гостиной, он услышит зов своей внучки, которая несла в своих маленьких ручках несколько потёртых пожелтевших писем: бумага уже начинала трескаться на уголках. Она залезет на коленки и тыкнет бумажками в его лицо, задавая весьма странные вопросы, по типу: «Деда, а это кто?». И лишь открыв один из конвертов и развернув бумажный листок бумаги, он поймёт, про кого именно говорила его любознательная внучка. На одной из пожелтевших фотографий был Юнхо, сидящий за тем самым фортепиано в заброшенном театре: его руки всё так же нежно ласкали клавиши, и Сонхва казалось, что он слышит музыку даже там, где её нет. Внизу была подпись, которую парень не успел прочитать из-за листа, выпавшего из конверта. «Если честно, не знаю с чего начать. Привет? Здравствуй? «Доброе утро» — если комнату освещает свет или «Доброй ночи» — если солнце уже давно скрылось за горизонтом. Я пишу тебе это письмо, потому что телефон у меня отобрали, и сейчас мне приходится вспоминать о навыках в сочинении письма, которые нам прививали ещё в школе. Начну, наверное, с того, как сильно ты был мне дорог, Хва. Твои завораживающие черты лица освещаются прекрасной полной луной. Она также, как и ты, сопровождает светом мою нелегкую дорогу во мраке и тьме. Я всегда надеялся, что мне ничто не помешает насладиться этим. Но, мой принц, не всё идёт по нашему заранее задуманному плану, верно? У меня рак. Не жалей меня, как остальные, пожалуйста. Я врал тебе. В воинской части я находился в госпитале, меня постоянно отправляли в увольнение на встречу с семьёй, но я всегда предпочитал встречи с тобой, а не с ними. Так тяжело было врать тебе, делать вид, будто между нами ничего не происходит. Прости. Я действительно люблю тебя, Хва. Люблю так, как никого никогда не любил. Да, мы знакомы недолго, но за это время я смог почувствовать себя живым. И да, мне казалось, что ты исцелил меня, что болезнь отступила и я смогу, наконец, признаться тебе в своих чувствах. Но это всё было обманом. Не исцелился, не выздоровел, не избавился от тягостного бремя страшной болезни. Я не справился. Мне так жаль… Скорее всего это письмо станет последним, которое я успею отправить тебе. Было бы у меня чуть больше времени, я бы смог написать тебе десятки стихотворений, писем, мелодий. Но у меня его катастрофически мало. Я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Пожалуйста, не горюй обо мне. Не нужно. Ты слишком молод, чтобы убиваться по больному социофобу, который решил сбежать от тебя и написать письмо вместо того, чтобы напрямую рассказать обо всём. Скорее всего меня уже нет в живых… Просто знай, что встреча с тобой — самое лучшее, что могло произойти со мной. Прощай.» Твой Юнхо Февраль 2018 г. Морщинистые руки трясутся и слегка смятый листик выпадет, медленно залетая куда-то под стул. По щекам потекут слёзы, не сравнимые с теми, что были у него в годы той разлуки, когда он не знал, куда исчез Юнхо. От осознания того, что на самом деле произошло, становилось ещё больнее и тяжелее на душе. Почему он не видел эти письма раньше? Неужели тогда он так просто безалаберно сгрёб их вместе с газетами и засунул в чулан? Спустя столько лет он, наконец, узнаёт всю правду… Это больно. Юнхо на самом деле был неизлечимо болен, а Сонхва всю жизнь жил с мыслью о том, что тот испугался его чувств и сбежал, как последний трус. Как же он ошибался… — Деда? — голос внучки звонко отдаётся в ушах, и Сонхва стряхивает ладонями слёзы, растирая следы пальцами. — Ты плачешь? — Нет, малышка, просто дедушке немного грустно. — Шмыгает носом он, сильнее прижимая маленькое тельце к себе. — Ты из-за того дяди? — Да. — маленькие ручки сильнее обхватывают шею, и маленький носик утыкается в морщинистую щёку. — Не переживай, он приедет, и вы встретитесь. — Конечно, моя радость, встретимся… Очень скоро.