1.
Не то чтобы тема домашних животных у них была под запретом. У Криса был хомяк, которого он по какой-то причине назвал Изюмом, хотя съедобный изюм не любил всей душой и, когда абуэла пекла овсяное печенье с ним, всегда морщился и выковыривал его. Пушистый Изюм прожил совсем недолго — всего полтора года, после чего скоропостижно скончался, испугавшись то ли своего отражения в зеркале, то ли грохота, когда у них в ванной упала полка. Бак, уважая любовь мальчика к питомцу, устроил целую церемонию прощания, завершающуюся похоронами на заднем дворе, что Эдди счел крайне некомфортным, но возмущаться не стал — помнил свою любовь к лошадям на родительской ферме. Потом появился аквариум — такой огромный, что в нем у крошечных цветных гуппи, которых в большом количестве закупил сыну Эдди, вполне мог быть собственный мир с действующей властью и парком аттракционов. Они занимались этим без Бака, так что тому оставалось лишь очарованно наблюдать за рыбками и приносить разные украшения для подводного царства и дорогой корм, про который он вычитал на каком-то форуме. После переезда к Диазам Бак не потерял интерес к рыбкам, он все еще разговаривал о них с Крисом и слушал истории мальчика, которые он придумал для своих питомцев. Но аквариум все равно был ответственностью Кристофера — он стоял в его комнате, так что мальчик сам, в основном, занимался кормежкой, следил, чтобы у рыб был свет и воздух, и обращался к Баку и Эдди, только когда аквариум нужно было мыть. У Бака всегда было это неиссякаемое желание заботиться о ком-то. Он проявлял его, читая вместе с Эдди книги Кристоферу, проводя много времени с Джи-Юн, чтобы Мэдди и Чим могли побыть вдвоем. По праздникам он готовил мясной рулет, даже если их приглашали в гости. Эдди знал, что в детстве, когда Баку было лет семь, он притащил домой щенка, которого нашел на улице, и пару дней прятал его в своей комнате, таская ему еду со стола и выгуливая, когда родители были на работе. Но, в конце концов, писк животного, нуждающегося во внимании и веселье, привлек его родителей, и те заставили Бака найти собаке новый дом. Его голубые глаза всегда застилала пелена грусти, когда он рассказывал о том, какую истерику устроила его мама из-за щенка. Много лет он не знал, с чем это было связано, но, разумеется, все дороги вели к Дэниелу — у него в детстве тоже был щенок, которого они отдали после смерти сына. Иногда Эдди задумывался, как они умудрились не избавиться от младшего сына, если вычеркивали из жизни все, что было связано со старшим. Эдди хотел бы завести питомца с Баком, чтобы они делили бесконечный запас энергии и любви, но на собаку у двух пожарных с нечетким графиком не хватало бы времени, а взваливать дополнительную ответственность на Карлу им не хотелось. На нового хомяка не согласился бы Крис, да и Эдди предпочитал животных, которые способны показывать чувства, а не впадать в панику от любых шорохов. Его идеальным вариантом был кот. Возможно, они могли бы вместе сходить в приют, взять питомца, который давно нуждается в ласке, но не получает ее по каким-либо причинам. С котом мог бы помогать и Крис, и с ним не нужно было бы гулять, а по вечерам они могли втроем сидеть на диване, пока пушистый зверь сворачивался бы клубочком у кого-то на коленях. Да, Эдди определенно был готов к разговору о коте. Поэтому он вовсе не ожидал обнаружить у себя дома зеленое… нечто. Когтистое существо с синеватым гребнем на спине сидело на кофейном столике, закрыв глаза и не двигаясь. Рядом с ним стояла пластиковая кошачья переноска, а на полу около столика сидел Бак, держа в одной руке брошюру, на которой был сосредоточен его взгляд, а в другой — прозрачный стакан со светло-розовой жидкостью. Он даже не заметил Эдди, стоящего почти вплотную, пока тот не откашлялся. — Эдс! — счастливо воскликнул он и поднялся на ноги, целуя Диаза в щеку. Рептилия даже не пошевелилась, но приоткрыла глаза, и Эдди мог поклясться, что она смотрела в его сторону и пожирала его взглядом. Больше всего на свете ему захотелось посадить это существо в переноску и отдать кому-нибудь, кто будет его любить, а не представлять десять способов своей смерти от одного лишь соприкосновения. — Бак, — осторожно начал Эдди, вцепившись в локоть мужчины и уводя его от стола. — Что это такое? Бак невинно улыбнулся, хлопая ресницами. — Это смузи, — он кивнул на свой прозрачный стакан и протянул его Эдди. — Хочешь? Подражая своему возлюбленному, Эдди захлопал глазами, переводя взгляд со стакана на рептилию и на Бака, комично открывая рот, но не зная, что он собирается сказать. Бак так обыденно сказал о своем напитке, будто у них на столе не сидела ящерица, от одного вида которой Эдди хотелось бежать и оставить ей дом. — Чт… Нет! Нет, Бак! Ты не будешь подражать мемам! — он забрал стакан из рук мужчины и сделал глоток, чувствуя, как приятная клубничная прохлада разливается по телу. — Что это за штука сидит на столе? Он прошептал последний вопрос, будто рептилия могла услышать и отомстить за то, что ее неуважительно назвали «штукой». — Эдди, это игуана! Бак подошел ближе к столу и осторожно провел кончиками пальцев по телу огромной ящерицы, заставляя Эдди вздрогнуть, а рептилию снова открыть глаза и лениво повернуть голову в их сторону. Если бы Эдди был предельно честен, то это существо вовсе не выглядело таким уж жутким или намеревающимся убить его и захватить его дом, но он не хотел признавать, что все равно побаивался всяких… пресмыкающихся. — Ее сегодня принесли на станцию в переноске, кто-то бросил ее в парке. Можно мы ее оставим? Крис был в восторге! Мысли Эдди снова метнулись к пушистому старому коту, которого он уже представлял на груди Бака, пока тот читал бы книгу на диване. Вряд ли ящерица проявила бы такой интерес к тому, чтобы согреться рядом с хозяином, но кто он такой, чтобы осуждать? — Крис ее видел? — он измученно застонал. — Бак, ты же знаешь, что он в восторге от всего, ты не можешь так подставлять меня! — Да ты посмотри на этого красавчика, — он снова дотронулся до игуаны. — Назовем его Паскаль, Крис предложил. — Мы не можем оставить его, — Эдди опять дернулся от мысли о сожительстве с… Паскалем. — Почему? — Потому что… Бак, им нужен огромный уход и особые условия: лампы, обогреватель, бассейн. И это все очень дорого. У нас даже нет места для террариума! — Откуда тебе все это известно, мой юный натуралист? — Бак улыбнулся, обнимая Эдди за шею и приближаясь к его лицу так близко, что они чувствовали горячее дыхание друг друга. К счастью, в его глазах не было ни капли грусти, потому что он понимал, что в словах Диаза есть смысл. Как и собака, игуана была не тем животным, которое они могли себе позволить. — Когда Софии было тринадцать или четырнадцать, она начала упрашивать родителей купить ей зверушку. Они сказали, что сначала она должна узнать все об уходе и рассказать им и тогда они, так и быть, подумают об этом. Она собрала всю семью дома — даже Адри приехала из колледжа, — начала рассказывать. — И? — И оказалось, что она хотела питона. Адри так смеялась, а у мамы чуть сердечный приступ не случился. — О Боже! — Бак залился звонким смехом, роняя голову на плечо Эдди. А затем они услышали тихие шлепки и одновременно повернулись к столу, замолчав. Игуана топала к краю, с любопытством рассматривая окружающую обстановку. Она пару раз сделала круг вокруг переноски, затем снова замерла, глядя на обнимающуюся пару. — Что мы будем с этим делать? — прошептал Эдди, крепче сжимая в одной руке стакан со смузи, а вторую опуская на талию Бака и впиваясь в нее пальцами. — Не с «этим», а с игуаной, не обижай Паскаля, — Бак на секунду нахмурился, обдумывая варианты. — Мы можем посмотреть сайты заводчиков и приютов экзотических животных. Они могут его забрать или найти хозяина, если его случайно потеряли. — А потом мы поговорим про питомца, который подходит нашему дому и расписанию, — Эдди чмокнул его в губы. И если вечером, когда игуана нашла хороший дом и хозяев, Эдди широко улыбался, просматривая сайты местных приютов для животных, то Баку, готовившему ужин, об этом знать пока что было необязательно.2.
Эдди часто навещал своих бабушку и дедушку, когда они еще жили в Техасе и Изабель не начала практиковать с ним испанский, чтобы он называл ее абуэлой. Он помнил небольшой сад на заднем дворе, где она выращивала фрукты и овощи, не позволяя никому, кроме внуков, заниматься с ней этим. Маленький Эдди не очень любил часами напролет под жарким солнцем ковыряться в земле (в отличие от Софии, которая в детстве заявила, что будет фермершей), зато он любил слушать истории абуэлы из ее молодости. Ему особенно нравились ее истории про тайные встречи с его дедушкой, Эдмундо, когда они вместе сбегали купаться в озере и катались на лошадях, несмотря на то, что родителям Изабель не нравился Эдмундо. Он заметил, что она никогда не называла его Эдди. Может, в этом была причина, по которой сам Эдди-младший так склонялся к прозвищу, а не к полному имени. Он точно не думал, что ему будет так близка их любовь вопреки родителям. Бак сразу полюбил это занятие. У его родителей не было сада, а бабушек и дедушек он не знал, так что овощи и фрукты стали еще одной точкой соприкосновения между ним и абуэлой, которая и так любила делиться с ним своими рецептами и болтать про испанские теленовеллы, которые Эдди знал уже наизусть. Они начинали с клумбы перед ее домом — с каких-то белых и голубых цветов, название которых они оба не запомнили, но с энтузиазмом помогали копать землю и носить воду в лейках под чутким руководством абуэлы. Спустя время начались огурцы и помидоры, и несколько дней Бак практически не покидал дом Изабель, затянув в это занятие еще и Кристофера и заработав очки уважения от тети Пепы. Эдди знал, что дома у Бака есть несколько растений в отличном состоянии (включая ту огромную типа пальму на балконе, которая перекрывала окно кухни снаружи). Они переехали к Диазам вместе с ним, но Эдди их никогда не трогал — слишком был уверен, что убивает своим прикосновением все фотосинтезирующее, за чем берется ухаживать. Но на их заднем дворе было только высокое толстое дерево, которое не нуждалось в заботе, хотя Крис летом иногда поливал его, когда они все изнывали от жары. Бак не предлагал сделать там сад, ему больше претила идея поставить шезлонги и повесить качели на то самое дерево. Однако Эдди вовсе не удивился, когда, приехав домой с работы, обнаружил Бака сидящим на полу у окна в гостиной в грязной футболке, резиновых перчатках и окруженного длинными горшочками для рассады и пакетиками с семенами. Неподалеку от него у стены стоял мешок с землей, часть которой высыпалась на пол из маленькой дырочки на дне, которую Диаз сразу заприметил из-за очевидного следа от входной двери. — Хей, солнце, я дома, — произнес Эдди, привлекая внимание возлюбленного, который тут же повернулся и широко улыбнулся. Лицо Бака было покрыто потом, а над левой бровью был след от грязи, но его глаза сияли от счастья, вынуждая Эдди улыбнуться в ответ. — Чем ты занимаешься? — он бросил сумку с формой на диван и опустился на пол рядом с Баком, погладив его по плечу и чувствуя, как тот льнет к прикосновению. — Привет, — сначала сказал он и быстро поцеловал Эдди в щеку, прежде чем вернуть все свое внимание новому хобби. — Это помидоры. Обед в духовке, кстати. Диаз кивнул, но даже не сделал попытку отправиться обедать, вместо этого внимательно рассматривая пакетики с семенами с нарисованными на них томатами. Бак все еще не шевелился, лишь улыбаясь горшкам с землей в них. Спустя несколько минут такого оцепенения Эдди снова прикоснулся к его плечу и слегка встряхнул его, и Бак вздрогнул. — Почему ты не продолжаешь? — Я не знаю, — прошептал Бак, и Эдди, нахмурившись, повернулся к нему всем телом, опуская руку ему на локоть и слегка сжимая его. — Абуэла сказала, что это успокаивает, а ты знаешь, сколько у меня в голове может быть мыслей, и они все не замолкают и не замолкают, и я думаю, может, не стоило… — Хей, хей! — Эдди взял лицо Бака в свои ладони, поворачивая его к себе. — Все в порядке? Тот кивнул, но выглядел уже не таким уверенным и счастливым, как несколько минут назад, когда Эдди только вошел в дом. Иногда он замечал за Баком, что тот боролся с тысячей идей в своей голове, которые иногда мешали ему спать, иногда цепенел, как олененок в свете фар, но Мэдди говорила, что у него такое с детства, и, пока поводов для беспокойства не было, он не хотел тревожить его лишний раз. — Хочешь, продолжим вместе? Бак снова кивнул, и тогда Эдди заметил лежащий у него под ногой телефон с открытой инструкцией по рассаживанию помидоров в домашних условиях. Пробежавшись по ней глазами, он снова взглянул на Бака. — Хорошо, тут сказано, что нужно замочить семена в соли. Он быстро сбегал на кухню, чтобы наполнить водой прозрачный бокал, насыпать нужное количество соли, а когда вернулся, Бак уже сидел на диване, стягивая с рук грязные перчатки. Они вместе вскрыли пару пакетиков и высыпали их в соленый раствор, снова погрузившись в тишину на несколько минут. — Тебе не кажется, что я иногда слишком много на себя беру? — раздался голос Бака. — Что? — Эдди изумленно посмотрел на него и протянул руку, чтобы переплести их пальцы. — Нет. Вообще-то, я думаю, что все, что ты на себя берешь, становится восхитительным. — Правда? — Абсолютно, — он слегка сжал руку возлюбленного, и на его лице снова начала появляться улыбка. — Абуэла правда сказала, что это успокаивает? — Бак кивнул. — Неудивительно, что она так много занималась садом в последние годы жизни с дедушкой. Они много ругались. Бак поднял на него глаза, но ничего не сказал. — Хорошо, что наши помидоры успокаивают только твои мысли. — Знаешь, еще я подумал, что это хорошая идея – начать заботиться о чем-то вместе, если мы все-таки заведем кота. — Да, это хорошая идея. Если они заведут кота и не только.3.
Эдди обладал множеством навыков, в которых у него было преимущество над Баком. Например, ему проще давался ремонт, когда абуэла звала их на подмогу, он лучше разбирался в автомобилях и был не так импульсивен в покупках на Амазоне. Но и у Бака было много преимуществ над Эдди: он не убивал растения за всего лишь пару дней заботы о них, был гораздо полезнее Кристоферу во время домашней работы по истории. И, конечно, кухня. С самого переезда она превратилась в святыню Бака, куда Эдди вход был воспрещен кроме как для дегустации или быстрого завтрака хлопьями, если они опаздывали. С тех пор, как Бак попросил Бобби продолжить их уроки готовки и начал смотреть кулинарные шоу, он стал просто одержим тем, чтобы всегда кормить Диазов, а Эдди просто заворожено наблюдал за ним, потому что счастливый Бак = счастливый Эдди. Именно поэтому ему не стоило удивляться тому, что он обнаружил, когда вернулся домой. — О боже, что тут произошло? — с широко распахнутыми глазами Эдди следовал по белой дорожке с отпечатками двух пар стоп — больших взрослых и поменьше детских. Отпечатки были повёрнуты в двух направлениях, будто путь протаптывался неоднократно. — Меня не было всего три часа! На кухне, совершенно не двигаясь, стояли покрытые с головы до ног мукой Бак и Кристофер. Все лицо Бака было в белом порошке, а у Криса немного виднелось даже в волосах. Они комично замерли, как в мультфильмах, будто это оцепенение могло помочь избежать объяснения перед Эдди. — Обещаю не ругаться, если услышу правду и только правду, — чуть более мягко произнёс он, и глаза набедокурившей парочки дёрнулись в сторону друг друга, безмолвно принимая решение. Иногда Эдди пугала способность его парня и сына взаимодействовать без слов, понимать друг друга с одного взгляда, но он сразу чувствовал, как порхают бабочки в животе от мысли о том, как они близки и любят друг друга. Почти год назад, когда Бак впервые поцеловал его, тем самым разрушив все мысленные преграды, которые были в головах у них обоих, все у них обоих. И Эдди все еще был бесконечно благодарен ему за толчок, в котором он нуждался, чтобы пригласить его на свидание. Они оба сделали правильный выбор в тот день. Хулиганы едва заметно кивнули друг другу и приняли, наконец, расслабленное естественное положение. Крис начал сметать салфеткой муку на пол, где и до этого была заметная кучка, а Бак, осторожно перемещаясь, чтобы не поскользнуться и не устроить ещё больший беспорядок, приблизился к Эдди, невинно улыбаясь. — Крис вспомнил, что ему нужны кексы для школьной ярмарки, — он пожал плечами, будто выпечка в семь часов вечера была обыденным занятием, особенно после ночной смены. — Мы помчались в магазин за мукой, сахаром, шоколадом и новой формой для кексов. С мукой как-то переборщили, а один мешок ещё и порвался, так что тут… Бак кивнул на протоптанную дорогу от двери до кухни и похлопал ресницами, как это иногда делал, чтобы очаровать Эдди. Это всегда безотказно работало, и Диаз сдавался под влюблённым взглядом голубых глаз. Бак коснулся пальцем кончика носа Эдди, оставляя на нем белое пятнышко муки, и быстро чмокнул его в губы. От него пахло ванилью, шоколадом и абрикосовым гелем для душа, которым они оба пользовались, и Эдди на несколько секунд закрыл глаза, вдыхая уже такой родной аромат. — Даже не представляю, что бы тут было, если бы я приехал позже. Вообще-то, он мог представить. Мука оказалась бы на диване, потому что кто-нибудь непременно забыл бы переодеться, прежде чем сесть на него. Потом она оказалась бы на ковре, после тщетных попыток отряхнуть диван. И тогда пришлось бы отмывать весь дом, а не только кухню и прихожую. — Ты же знаешь, что их можно было купить? У ярмарки нет правила, что родители должны тратить свободный вечер на выпечку и устраивать «Лучшего пекаря Британии», — он почувствовал, как Бак вздрогнул на слове «родители», но решил не придавать этому значения, иначе скоро они оба превратились бы в эмоциональную кучу, обнимающуюся на полу. — Я знаю, что ты любишь это шоу, и мы с Крисом любим десерты, на которые ты черпаешь оттуда вдохновение, но кучка самодовольных мамочек и отцов, которые купят вафли в ближайшем супермаркете, будет завистливо смотреть на всю выручку, которую соберет Крис благодаря тебе. — Знаешь, если бы моя страница в Инстаграме была популярна, я бы устраивал прямые эфиры, чтобы показать, как готовить мои шедевры. — У тебя около тысячи подписчиков! — Да, но в таком случае речь о сотнях тысяч, а не о кучке друзей и случайных знакомых, которым мы помогли на работе и они решили найти мою Инсту и попытаться познакомиться. Я был бы как та актриса из «Маленьких женщин» и «Черной вдовы». Флоренс Пью. Она мне нравится. У нее красивое имя, — Бак мечтательно вздохнул. — Хорошо, если у нас будет дочь, мы назовем ее Флоренс, — услышал Эдди собственный голос, даже не до конца осознав свои слова. Он увидел, как бледное лицо Бака заливается румянцем и снова растекается в довольной, но смущенной улыбке. Они еще не обсуждали будущее, потенциальный брак или его отсутствие и уж тем более детей, но оба знали, что, как бы ни было, они просто хотели быть вместе. Предпочтительно навсегда. Пусть и с бардаком в виде рассыпанной муки. — Что же ты будешь делать, повелитель кухни? — хмыкнув, уводя тему от серьезной, шепотом спросил Бак, приблизившись и касаясь мочки уха Эдди своими губами. Диаз тяжело вздохнул и положил ладони на заляпанные мукой щеки Бака, отодвигая его от себя так, чтобы снова посмотреть в глаза. — Тебе повезло, что я тебя люблю и не заставлю убирать весь бардак в одиночку, — он поднялся на цыпочки и поцеловал его в кончик носа, и Бак смешно прищурился, чувствуя, как легкая щетина Эдди щекочет кожу. — Вы делали кексы с черникой? — Ради тебя я испеку сотню их. — Ловлю тебя на слове. Может он и провел весь вечер, собирая муку со всех горизонтальных и многих вертикальных поверхностей дома, но зато делал это вместе со своей семьей, улыбаясь и слушая истории Кристофера из школы и бормотание Бака под музыку, так что, возможно небольшой хаос иногда не повредит?+1.
Когда Эдди было десять лет, он влюбился в мальчика в первый раз. Никто не говорил ему, плохо это или хорошо, никто не рассказывал, что к некоторым видам любви люди относятся… критически. Он просто влюбился. И все. Томми был старше на два года, у него была своя компания друзей, но по какой-то неведомой причине он хорошо относился к Эдди, лишь изредка поддразнивая его, называя полным именем, что Диаз очень не любил. Он звал его играть вместе на школьной площадке, делился пирожными, которые его бабушка пекла ему в школу. Несколько раз он вступался за Эдди, когда тот случайно оказывался в центре глупых детских потасовок. Эдди нравились его пшеничного цвета волосы, вечно торчащие в разные стороны, будто он не знал о существовании расчески или упрямо его игнорировал, нравились светлые серо-голубые глаза, в которых всегда было столько озорства, что хватало на всех его друзей. Эдди нравилось, что разноцветные футболки Томми вечно были чем-то заляпаны, потому что он нигде не находил себе места и стремился к чему-то новому, не боялся пятен от травы, грязи и даже крови, потому что, в попытках научиться кататься на скейтборде, он все время падал и раздирал коленки, но всегда поднимался и снова становился на доску. Он держал Эдди за руку, когда тот напросился попробовать, и даже не ругался, когда он слегка поцарапал совсем новый скейт. Эдди думал о нем по вечерам, сидя перед камином с сёстрами, когда Адриана читала школьные книги, а София рисовала на полу за кофейным столиком. Думал, как хотел бы снова встретиться с ним, рассказать, как залез на одну из лошадей, которых держала его семья, и свалился с неё, поцарапав лоб. Как сам собрал робота из палок, камней и изоленты, а Адриана отдала ему свои краски, чтобы он был ярче и интереснее, и нашла ненужные пуговицы, чтобы добавить деталей. Думал, как от Томми всегда пахнет карамелью и его взрослым дезодорантом, прямо как у отца Эдди. Думал, как он хочет подержать его за руку, потому что у Эдди всегда были тёплые ладошки, а Томми часто мерз, даже летом, когда в Техасе было особенно жарко. Думал, как хочет поцеловать его впервые в жизни. Никто не говорил Эдди, можно ли мальчикам целовать других мальчиков и нормально ли это, когда в животе появляются те самые загадочные бабочки при одном лишь взгляде на Томми. Однажды ему сказали, что в будущем он станет чьим-то мужем и будет содержать свою семью, потому что так поступают все мужчины, но никто так и не уточнил, может ли он стать мужем другого мальчика. Адриана водила мальчишек домой. В прошлом месяце это был Итан — смазливый и гадкий, постоянно пытающийся потрогать его старшую сестру, дергающий своими темными бровями и ухмыляющийся так, что Эдди чуть не вылил на него тарелку супа, выдав это за несчастный случай. Он видел, как Адри целовалась с ним на пороге доме, издавая противные хлюпающие звуки, и тогда он ещё не был уверен, что захочет с кем-то целоваться (пока не встретил Томми). Но уже через неделю она пришла домой с Эйданом, и он поздоровался с Эдди, спросил, как у него дела, протянул леденец Софии, которая ухватилась за него своими цепкими ручонками, широко улыбаясь и показывая выпавший зуб. Эдди понравился Эйдан тогда, и нравился до сих пор, потому что он любил его сестру так, словно она была лучшим человеком на земле, а Диаз ещё с детства знал, что Адриана может быть той ещё занозой. Он также знал, что мальчишки из его класса бегали за девчонками и дергали их за волосы и рюкзаки, объясняя это симпатией. Эдди не понимал, как можно выражать чувства, причиняя боль тому, кто тебе дорог, потому что помнил, как спустя несколько месяцев после начала школы София пришла домой в слезах и без бантика, который мама вплетала в ее красивые светлые волосы. Эдди два часа успокаивал ее и пообещал купить новый бантик на свои карманные деньги, которые отец иногда давал ему на обед. У него были вокруг сотни примеров того, что мальчишки могут влюбляться в девчонок, девчонки — в мальчишек, но он понятия не имел, могут ли мальчики любить мальчиков, а девочки — девочек. Поэтому он не считал неправильным своё желание поцеловать Томми. Просто… никому пока что об этом не говорил. Он думал о том, как за год до этого они всей семьей поехали в Сан-Франциско на свадьбу его кузины Джулии. Джулия была в красивом белом платье с таким подолом, что он несколько раз чуть не наступил на него, когда она танцевала в центре зала, а он стоял среди людей, окружающих ее и наблюдающих за трогательным мгновением. На ее женихе был чёрный смокинг с бабочкой, прямо как у Эдди. А может, все бабочки были одинаковые. Свадьба Джулии была единственное свадьбой, на которой ему удалось побывать в детстве, так что он не был уверен, обязательно ли пара должна была надевать белое платье и смокинг, но точно знал, что если они с Томми поженятся через много-много лет, он ни за что платье не наденет. Может, Томми согласится, а может им разрешат вместо этого взять белый смокинг, чтобы они не сливались в одно пятно, когда будут танцевать. Эдди хорошо танцевал, мама учила его, а потом отдала на занятия. Он представлял, как целует Томми в щеку и держит его за холодную руку и они оба улыбаются, ведь все вокруг говорят, что это лучший день в жизни. Но он должен был знать, можно ли ему поцеловать мальчика. — Адри? — он залез на диван и прижался к старшей сестре, и та устало вздохнула, переводя взгляд со своей книги на Софию, все ещё увлечённо рисующую на полу за кофейным столиком. Родители были заняты — мама готовила ужин на кухне, а папа наводил порядок в гараже, так что они не подслушают то, что он собирался спросить. — Что, Эдди? — он слышал в ее голосе недовольство тем, что он отвлёк ее от чтения, но Адриана все равно перекинула одну руку через его плечи и прижала брата к себе. — Я хочу поцеловать Томми, — почти прошептал он, и грохот, который раздался, когда Адриана уронила книгу на пол, был почти оглушающим по сравнению с его голосом. Старшая сестра покосилась на Софию, которая даже не дёрнулась и не посмотрела в их сторону, и всем телом повернулась к Эдди, осторожно сжимая его плечи и наклоняясь чуть ближе, будто его едва заметные веснушки или карие глаза могли лучше объяснить то, что он сказал. — Что? — ее голос был таким же тихим и испуганным, как он сейчас себя чувствовал. — Я хочу… — она не дала ему закончить, быстро закрыв своей ладонью его рот. — Я слышала, что ты хочешь. Но… почему? Эдди по-детски невинно улыбнулся и отвёл взгляд. — От него хорошо пахнет. И он катает меня на своём скейте. Он делится пирожными. И мне нравится, как он улыбается! — карие глаза мальчика практически сияли от восторга, но он видел, что улыбка его сестры была отнюдь не веселой. — Ты бы видела, как он улыбается, я могу показать, когда он позовет меня гулять! Адри слегка рассмеялась, а затем поднялась с дивана и потянула брата за руку, кивая в сторону лестницы. Оставив Софию, все еще не обращающую на них никакого внимания, они поднялись по лестнице в комнату старшей сестры, и та осторожно закрыла за ними дверь. Адри села на кровать, снова взяв маленькие ладошки Эдди в свои руки, и несколько секунд просто смотрела ему в глаза, будто собиралась с мыслями. Эдди не любил такие моменты. То же самое сделала мама, когда сообщила ему, что его велосипед сломался, и Джимми, его друг из младших классов, когда сказал, что потерял его карандаш. Но почему-то сердце мальчишки чуяло, что слова, которые вот-вот произнесет Адриана, будут куда хуже той ерунды, из-за которой он раньше расстраивался. — Эдди, я люблю тебя, но… Он вырвал ладошки из ее рук и соскочил с кровати, отбегая к двери. Лицо Адри исказилось в панике, но она не дернулась с места, глядя на него. — Я так и знал! Не надо было тебе рассказывать! Сейчас ты скажешь, что я слишком маленький, а он слишком взрослый, потом пожалуешься маме с папой! Эдди схватился за дверную ручку, но голос сестры раздался прежде, чем он успел повернуть ее. — Постой, пожалуйста, — и что-то в этом голосе заставило его остановиться, но он упрямо не хотел поворачиваться к сестре, чтобы не увидела, как блестят его глаза от подступающих слез. — Эдди, я правда люблю тебя. И я была бы безумно рада, если твой первый поцелуй случился с кем-то, кто тебе очень нравится, я была бы безумно рада узнать об этом, просто… Он, наконец, развернулся, но опустил голову, глядя на нее исподлобья и ковыряя заусенец на пальце. Темная прядь волос упала ему прямо на глаза, и он изо всех сил старался не показывать этого, борясь с соблазном убрать ее. — Чего «просто»? — насупившись, произнес он. — Просто в нашем мире, все не так легко и весело, как кажется, — Адри мягко похлопала по одеялу, приглашая его снова сесть рядом, и Эдди, немного помявшись, все же сел на краешек кровати, позволив сестре опять взять его за руку. — Если бы люди не были злыми и жестокими по отношению к другим, я бы сказала тебе… сделать это прямо завтра, когда ты пойдешь с ним гулять. — Почему люди бывают злыми и жестокими? Это из-за того, что мы оба мальчики? — он, наконец, поднял на нее глаза, и с лица сестры все не сходила та грустная улыбка, с которой она смотрела на него внизу, в гостиной. — Да, Эдди, — он почувствовал, как она сжимает его ладонь, будто этот жест должен был хоть как-то унять шторм, зарождающийся у него в сердце. — Далеко не все такие. Некоторым было бы все равно, некоторые порадовались бы за тебя. Я была бы рада за тебя, ведь главное – быть собой и любить того, кого хочешь любить, а не кого тебе навязывают. Но есть люди, которые ненавидят тех, кто хоть немного отличается от них. Есть даже те, кому не понравились бы мы из-за мексиканских корней. — Но у нас ведь и шведские корни есть? — он нахмурился, а сердце все еще болезненно сжималось, хотя он уже не верил, что услышит от сестры что-то хорошее. — Да, но люди склонны замечать только то, что им не нравится. Поэтому – прости, я правда не хотела бы говорить этого, – но я думаю, что тебе не стоит целовать Томми и говорить кому-нибудь об этом. По крайней мере, пока ты не узнаешь наверняка, что тебя поддержат и не осудят. — Даже маме с папой? Адри ненадолго замолчала, и Эдди лег на кровать, положив голову ей на колени. Он сразу почувствовал, как ее тонкие пальцы начинают перебирать его волосы, и закрыл глаза, успокаивая себя наличием понимающей старшей сестры. Возможно, он даже понимал, что Эйдан видел в ней. — Ты знаешь, когда я была чуть старше тебя, я сказала им, что мне нравится девочка. Мы учились в одном классе, проводили много времени вместе, и решила, что нужно поделиться этим с родителями. Папа начал ругаться и ушел, а мама сказала, что девочкам могут нравиться другие девочки только как подруги или сестры. Сейчас я знаю, что она действительно нравилась мне только как подруга, но я все еще думаю о том разговоре и о том, как бы это повлияло на меня, если бы все было иначе. И как это могло бы повлиять на тебя. Я не хочу, чтобы они разбивали твое сердце, Эдди. В нем слишком много любви для этого. Эдди вздохнул. — Я рада, что ты рассказал мне первой. Жаль, что я не могу сказать тебе что-то более… позитивное про это. Адриана не обещала ему, что скоро все изменится — она не Бог, которому молится каждый день их абуэла, и не может ничего гарантировать. Он не поцеловал Томми, и что с того? Все равно тот вскоре переехал в другую часть города и перешел в другую школу, и их общение сошло на нет. Иногда, лежа вечером в своей кровати Эдди представлял, что Томми дружит с новым кареглазым темноволосым мальчишкой, который смотрит на него щенячьими глазами, и может даже однажды у них будет тот поцелуй, который упустил сам Диаз. Но ведь главное, чтобы Томми был счастлив, так? Поэтому он перестал думать про то, могут ли мальчики целовать других мальчиков, могут ли мальчики влюбляться не в девочек. Он почти не думал про то, что сказала Адри. Не думал, когда понял, что не может отвести глаз от Бака, когда тот смеялся над какой-нибудь глупостью или делал домашнюю работу с Кристофером. Не думал, когда Бак с детским восторгом рассказывал ему про грядущий звездопад, а ночью приехал с кучей одеял и двумя термосами с горячим шоколадом и повез его за город, чтобы посмотреть на то, как прекрасно небо без городских огней. Он даже не был разочарован, что вместо сотни обещанных падающих звезд увидел лишь фейерверк перед глазами, когда Бак внезапно прижался к его губам с поцелуем. (К тому же, Кристофер был в лагере и ужасно разочаровался бы, если бы они увидели звездопад без него, так что спасибо ошибающимся астрономам.) Он вовсе не думал о словах Адри, когда, сидя в кофейне со своим парнем, внезапно попросил его переехать к ним с Крисом. Не думал, когда спустя несколько месяцев их совместной жизни с Баком позвонил родителям, чтобы сообщить им, что он в счастливых отношениях и они живут вместе. Точно не думал об этом, когда те резко отключили видеозвонок и перестали с ним разговаривать. И он совершенно не думал об этом, когда вернулся домой и обнаружил, что пол дома покрыт сотнями алых лепестков, а единственным источником света были зажженные десятки свечей в гостиной (что, вероятно, было бы иронично для двух пожарных в случае чего). Телевизор был выключен, а на кофейном столике стояла бутылка вина и два бокала. Бак сидел на диване, откинув голову на спинку, и, судя по тому, что он даже не шелохнулся, когда Эдди закрыл дверь, он задремал, пока ждал возвращения Диаза. Они оба отработали суточную смену на станции и ужасно устали, но после совместного душа, где они лишь лениво целовались, пока натирали друг друга гелем для душа, Эдди пришлось уехать к тете, чтобы с чем-то помочь. Бак пытался поехать с ним, но Диаз наотрез отказался и отправил его в комнату спать, чего тот, очевидно, не стал делать. Эдди обожал все романтические жесты Бака, все свидания, все слова — все, что он делал, даже воздух, которым тот дышал, и в такие моменты, когда Бак, облачившись в свои любимые светлые брюки «для особых случаев», тратил кучу времени на свечи и лепестки, несмотря на адскую усталость, лишь бы поднять Эдди настроение, Диаз хотел прижать его к себе и больше никогда не отпускать. — Бак, — он осторожно коснулся плеча мужчины, сев рядом с ним на диван. — Детка, я дома. Бак слегка вздрогнул и медленно открыл один глаз, затем и второй, оглядываясь по сторонам и моргая, как сонный котенок. Эдди улыбнулся и, не сдержав порыв (который и не хотел-то сдерживать), поцеловал его в щеку, и взял его за руку, которая была ближе к нему. — Эдс? — голос Бака все еще был хриплый и немного усталый. — Ты давно вернулся? — Только что. Ты не терял время зря, да? Бак оглянулся снова, будто напрочь забыл про зажженные свечи, лепестки, вино и какое-то блюдо, аромат которого распространился по дому. Эдди мог поклясться, что это рыба, потому что на днях сам застал Бака, уткнувшегося в телефон с запросом «что подать к красному сладкому вину» и изучающего кучу рецептов. Он практически видел, как крутятся колесики в голове у Бака, пока он мысленно составлял список покупок и думал о том, что из продуктов у них уже есть. — Эдс, — все еще сипло повторил Бак, и Эдди прижал его руку к своим губам, оставляя едва ощутимый поцелуй. Тот моментально выпрямился и придвинулся ближе, косясь на бутылку вина и бокалы. — Ты же знаешь, что не обязан был делать это, — почти прошептал Диаз. — Мне достаточно был прийти и лечь спать рядом с тобой. Ты ведь так устал после того пожара. Я же не забыл про годовщину? Уверен, она в следующем месяце. Бак рассмеялся. — Нет-нет. Не забыл. Просто я должен был сделать это. Иначе снова растерял бы всю смелость. Сделать это. Сделать что? У Эдди неприятно скрутило внизу живота от одного взгляда на встревоженного Бака. Он бы не стал устраивать такой прекрасный ужин, чтобы расстаться с ним, так? Он бы ни за что так не поступил. Зная Бака, он скорее написал бы огромное письмо, обвинив себя во всех проблемах человечества, собрал вещи и, слезно извиняясь за что-то, тихо ушел бы. — Эдди, — начал Бак, и у Диаза перехватило дыхание. — Ты знаешь, что я прекрасно умею произносить длинные и искренние речи, иногда не в самых подходящих ситуациях, но, когда дело доходит до важных моментов, я теряюсь в словах. Ох. — Я много лет был потерян и одинок, искал свое место в жизни, совершал кучу ошибок, когда закрывал глаза на то, что было прямо передо мной. Но появился ты. Dios mío. — И ты все изменил. Ты не только полюбил меня, но и научил меня любить себя. Ты показал, что мир вовсе не черно-белый, что мои страхи навсегда остаться одному напрасны. И ты доказал, что любовь не находят, а создают. И то, что мы создали, прекрасно, даже со своими изъянами. Например, с твоими скудными навыками кулинарии. Эдди рассмеялся и вытер слезящиеся глаза свободной рукой. — Но всегда есть место совершенству, так? Может, на следующей неделе мы научимся запекать картофель. Они оба снова улыбнулись, и Эдди кивнул, не доверяя собственному голосу. Если бы Кристофер был дома и наблюдал за ними, старший Диаз давно утопал бы в слезах. Бак откашлялся, прежде чем продолжить. — Эдди, я люблю тебя больше всего на свете, — он засунул руку в карман и вытащил из него темное кольцо с тонкой полоской из золота посередине, протягивая его Эдди. — Ты выйдешь за меня? Диаз обхватил лицо возлюбленного ладонями, целуя его везде, куда попадали его губы – в нос, в щеки, в губы, в родимое пятно («мишень для поцелуев», как он однажды сказал, чем практически довел Бака до слез). — Да, — поцелуй. — Да, конечно, я выйду за тебя, — поцелуй. — Я так сильно тебя люблю, — еще один поцелуй, но уже не прерывающийся словами. И тогда, в тот самый момент, когда Бак, не отрываясь от его лица, вслепую пытался надеть кольцо на его левую руку, Эдди вспомнил разговор с Адрианой. Надеюсь, однажды мир станет лучше, и ты сможешь поцеловать мальчика, который тебе нравится, и больше не будешь ничего бояться.