In vino veritas!

Мизуки Цудзимуре нравилось коротать вечера в барах. Нравилась эта сладковатая атмосфера, парящая в воздухе и плотно обволакивающая своим пьяненьким очарованием. Нравился неяркий электрический свет, ложащийся тёплыми бликами на открытую кожу. Нравилась музыка. Она была тем ещё меломаном, поэтому зачастую даже не замечала, как, прикрыв глаза, опускает голову на сцепленные в замок пальцы и начинает вслушиваться в приглушённый ритмичный поток, доносящийся из динамиков. Нравились люди: подвыпившие и уже прилично пьяные, уставшие и ободрённые, улыбающиеся и грустные — такие разные, но всё равно по воле судьбы и совпадений сумевшие собраться в одном месте в одно время. Нравилось быть частью этого негласного сборища. Нравилось острое послевкусие на языке, нравилась приятная лёгкость, возникающая в каждой клеточке тела, нравились обострённые ощущения и сонливое притупление разума, вызванное алкогольным дурманом. Приглушённый свет, приглушённая музыка — на какое-то время притупляется внутри всё и одновременно будоражится. Забываются эфемерные проблемы минувшего дня, становятся неважными, второстепенными. Вместо них проходит иное состояние — сладкая эйфория временной потери контроля над собой. Желания, чувства, мысли возбуждаются, обостряются до предела. Те самые нежеланные мысли, те самые необузданные чувства, которые всеми силами стараешься ни за что не допускать на трезвую голову, которые стараешься заглушить, внемля гласу здравого рассудка. Цудзимура позволяла себе подобные визиты пару раз в неделю, чтобы расслабиться после напряжённого рабочего дня. В основном, одна. Компании она никогда не искала. Да и зачем? Чтобы поддержать хрупкую связь со знакомыми и товарищами, а затем выбросить их из своей жизни на неопределённый срок ввиду постоянной обоюдной занятости? Чтобы в лишний раз пообщаться с коллегами и послушать чужие жалобы на работу, которые обязательно последуют уже после первой стопки? Мизуки жаловаться было не на что. Разве только на усталость и напряжение. Компании она не искала. Однако компания обычно находила её сама. Она бросила быстрый взгляд на остеклённую дверь, за которой виднелась погружённая в свет фонарей вечерняя улица и вечно куда-то спешащие люди, и тут же упёрла его в нетронутую рюмку саке. Смешанные чувства ожидания и неуверенности неприятно покалывали где-то в кончиках пальцев, и девушка, охватив ладонями маленькую стеклянную ёмкость с алкоголем, вновь отругала себя за неуместные мысли. Негромкая музыка, мягкое свечение с потолка. Небольшой глоток саке обжог язык, согрел горло, проложив в груди дорожку тепла. Приятное ощущение. Примерно то же самое она почувствовала чуть позже, когда прямо за её спиной раздался столь знакомый мужской голос:  — Всё знакомые лица, как я сморю.  — У вас, Накахара-сан, поразительно острое зрение, — едва сдержала улыбку Цудзимура. — Видите лица, просто взглянув на затылок. Чуя опустился на соседний стул и слегка кивнул бармену. Тот, уже зная предпочтения постоянного клиента, без лишних слов выставил на стойку бутыль вина и два резных бокала, совсем тихо звякнув стеклом. Мизуки наблюдала за его отработанно точными, почти механическими движениями, затем перевела взгляд на пришедшего. Мафиози, в свою очередь искоса поглядывающий на неё, поймал его, усмехнулся. Девушка ответила короткой улыбкой. Накахара и был той самой компанией, которая всегда сама её находила. Частенько они пересекались в этом баре. Чаще всего приходили поодиночке, завидев знакомого, вскользь пускались слово за слово, разговаривались — так со временем их случайные встречи стали чем-то вроде негласной, но само собой разумеющейся традиции. Так они, враги в повседневной жизни, работница Министерства и полноправный член городской мафии, входя в облюбованный ими обоими бар, становились на какое-то время обыкновенными посетителями, жаждущими отдыха и развлечений, и, насколько в их случае это возможно, друзьями. По крайней мере, Мизуки нравилось думать об этом именно в таком ключе.  — Ты сегодня, смотрю, в приподнятом настроении, — заметил Чуя, разливая вино по бокалам. — Случилось что-то хорошее?  — Возможно, — продолжала улыбаться Цудзимура. — А может, и нет. Разве обязательно должно что-то произойти для хорошего настроения? На самом деле, я просто рада, что очередной будний день подходит к концу и можно, наконец, расслабиться. У нас, обыкновенных трудоголиков, вся жизнь начинается только после работы.  — Ну, нет, я работу с личной жизнью не разделяю.  — Я это знаю. Но далеко не для всех работа — это вся их жизнь. Некоторым иногда и отдыхать нужно. Накахара презрительно фыркнул и пригубил пряный напиток.  — Кстати, если ты мафию не делишь с личной жизнью, то почему ты тогда сидишь тут со мной? — Мизуки сложила ладони в замок и опустила на них голову, внимательно всматриваясь в собеседника. — Разве члены Портовой мафии не используют любые средства и случаи, чтобы устранить неугодных?  — Есть такое, но только в случаях, когда неугодные сами напрашиваются. — парень щёлкнул пальцем по полю своей неизменной шляпы и придвинул ближе к ней непочатый бокал. — Зачем мне убивать своего собутыльника, с которым можно время от времени скоротать скучный вечерок? Очень неразумно будет с моей стороны. Просто пей и радуйся, что я пришёл сюда расслабиться.  — Благодарю, — проговорила с сарказмом девушка и усмехнулась, отведя взгляд. — Безумно приятно слышать, что тебя ценят в качестве собутыльника и «скучного вечерка». Рыжеволосый отпил половину, выпивка сладким огнём обожгла рот и глотку, оставив за собой приятный тёплый след. Цудзимура и не притронулась к своему бокалу. Опустив подбородок на сцепленные в замок, она наблюдала за действиями бармена, готовящего очередной коктейль и раздаривающего улыбочки новым посетителям, и слушала негромкий спокойный, даже немного грустный, напоминающий об осенней хандре джаз.  — А ты, что, думала, мы друзья? — ядовито усмехнулся мафиози, но его улыбка тут же поугасла, когда он взглянул на собеседницу.  — Все мы постоянно о чём-то думаем, — безразлично ответила Мизуки и вдруг почувствовала какую-то горечь, неприятным осадком оседающую на языке, портя послевкусие алкоголя. Неожиданно стало грустно и жарко, будто вокруг остановилась и музыка, и люди, и пряный аромат подготавливаемых напитков, — саке начало всасываться в кровь, обостряя ощущения до предела и разгоняя по телу горячий градус. Она вдруг почувствовала, что ей катастрофически нужно на воздух, пройтись по ночному городу и упорядочить запутавшиеся мысли, подсластив эту горечь одиночной прогулкой, которая вдруг показалась едва ли не жизненно необходимой. Голубоволосая, не зная, вернётся ли она ещё сегодня в этот бар, выудила из кошелька оплату и, как всегда, щедрые чаевые и, натянув свои неизменные перчатки, двинулась в сторону двери, бросив короткое: «До следующего скучного вечерка». Покрасневшие щёки горели, но ночной прохладный ветерок слегка холодил их и трепал лазоревую чёлку. Было как-то неприятно на душе, и это чувство прилично разбавлялось осознанием того, что её всё же задели слова мафиози. И в этом заключалась самая гадкая часть. Работница Министерства обречённо вздохнула и слегка потянула плечи, побаливающие после недели безвылазного сидения в душном офисе.  — Подожди, — в дверях показался Накахара и недовольно скрестил на груди руки. — Не нужно убегать, как обиженная школьница. Что ты хочешь от меня услышать?  — В данный момент — ничего, — отрезала она, но тут же осеклась, проглотила обиду и уже спокойнее добавила: — Извини, ничего не нужно. Я просто уже собиралась домой, когда ты пришёл. Чуя, недоверчиво нахмурив брови, внимательно проследил за ней голубым взглядом. Девушка оправила воротник пиджака, шейный платок и двинулась прочь по тротуару в заметной спешке, желая поскорее удалиться прочь от бара. Однако долго ей спешить не удалось, и дело было вовсе не в дозе выпитого алкоголя. Ну, разве что чуть-чуть. Мизуки неловко дёрнулась на полушаге и едва не подвернула ногу, когда случайно задела каблуком выемку дождевого стока. Раздался едва слышный треск, и, высвободив, наконец, каблук, она поняла, что нога уже не стоит на нём устойчиво.  — Вот чёрт! — негромко выругалась Мизуки, рассматривая туфлю-лодочку и практически оторвавшийся от неё каблук, который, на самом деле, давно и настойчиво требовал ремонта, слегка подшатываясь при ходьбе. Каменный остывший после заката тротуар неприятно холодил босые пальцы. Девушка мысленно отругала Аяцудзи, который в последнее время нещадно нагружал её работой, и саму себя за то, что так и не выкроила время на поход в обувную мастерскую. — И метро скоро закроется…  — Подвезти? — она и не заметила, как Накахара приблизился к ней и теперь критически и с интересом рассматривал поломку.  — Ты на машине?  — Конечно, я же люблю платить штрафы за нетрезвое вождение. Напряги головку и, подумав, скажи, на кой чёрт она мне? — лукаво улыбнулся мафиози и слегка топнул ногой, активируя способность. Вокруг его тела тут же возникло мягкое красноватое свечение, вызывающее лёгкую вибрацию воздуха вокруг, в котором разом усилилась сила земной гравитации.  — Ну да, точно… — девушка грустно посмотрела на сломанный каблук.  — Могу и тебя подбросить. Если не боишься.  — Надеюсь, не в буквальном смысле? — работница Министерства попробовала улыбнуться в ответ, чтобы сгладить неловкий момент. Чуя задорно рассмеялся, и от этого смеха ей разом стало отчего-то приятнее на душе.  — Только если захочешь. Мизуки внимательно посмотрела на мафиози, пытаясь понять, шутит тот или нет. Накахара в свою очередь серьёзно глядел на неё, ожидая ответа. Девушка вдруг ощутила, как пульс зашёлся в предвкушении, разгоняя по венам ожидание адреналина и новых острых ощущений. Каково это, уметь летать, парить над ночным городом, видеть людей размером с мошку, мириады огней на фоне тёмных панельных зданий и внутреннее убранство высоких пентхаусов, заглянув в самые их огромные панорамные окна? Мысли о недавнем разом померкли, уступив место новым. Голубоволосая бросила взгляд на сломанный каблук и, немного подумав, стянула вторую лодочку.  — Только сильно не гони, — слегка кивнув, она протянула ему свободную руку. Парень ухмыльнулся и осторожно сомкнул пальцы вокруг её запястья. Вверх по руке пробежала волна будоражащей тёплой щекотки и распространилась от плеча по всему телу. Цудзимура удивлённо выдохнула и глянула на свою ладонь, сжимающую задники туфель. Лазурного цвета волосы, будто под потоком тёплого воздуха, приподнялись вверх, слегка электризуясь и подрагивая, словно этот поток неравномерно прерывался и тут же возобновлялся снова. Дыхание стало тяжёлым, будто атмосфера вокруг потяжелела и загустела под действием необычной способности. Или его просто перехватило? Чуя, внимательно осмотрев верхушки соседствующих зданий, поудобнее перехватил её руку и, слегка согнув колени, оттолкнулся от тротуара. Сначала Мизуки ощутила лёгкое давление сверху, голубые пряди чёлки прибились к лицу как и шейная косынка, как и воротник делового пиджака, как и штанины брюк к лодыжкам. Затем поняла, что больше не находит точку опоры — земля стремительно удалялась. Всё это произошло в мгновение ока, а затем она почувствовала необычайную легкость, совершенную невесомость и полёт. Огни фонарей терялись внизу, переплетались незаметными линиями, как карта звёздного неба, на фоне ночной безлюдной черноты. В лицо дунуло холодком — там, высоко среди торчащих в небо высоток было гораздо холоднее. По спине пробежали мурашки. Она, с трудом подавив крик, сильнее вцепилась в рыжеволосого, накрепко зажмурившись и едва не растеряв обувь.  — Ты, что, уже подумала, что я тебя сброшу? — негромко хохотнул мафиози, когда они опустились на крышу жилого здания, на первом этаже которого и располагался их любимый бар. Работница Министерства приоткрыла сиреневые глаза и смущённо отпрянула от его плеча, за которое держалась обеими руками.  — Нет, я же не напрашивающийся неугодный, — непривычно низкий голос прерывался забитым дыханием. Девушка с замиранием сердца посмотрела вниз с самого края крыши на людей, как мошек, на мириады огней и фар, которыми пестрят улицы в ночной и предвечерний час. Она не смогла сдержать восклицание: — Это так красиво!  — Ты можешь увидеть ещё больше, — в голубых глазах Чуи отражались огни мегаполиса, но казались такими блёклыми и далёкими, — только держись крепче, а то я могу и передумать насчёт сбрасывания. Цудзимура заворожено глянула на него, и парень в очередной раз подметил, что искренние неподдельные эмоции на лице делают её гораздо привлекательнее. Кажется, в этот момент она уже не думала ни о чём другом на свете. Неспешно приблизившись нему, девушка обхватила шею мафиози и почувствовала у своего уха удивлённый выдох. Рыжеволосый какое-то время не двигался, и она не видела его лица. Смущённая Мизуки вдруг подумала, что неверно его поняла и переступила нежелательные границы, попыталась отстраниться, как вдруг Накахара легко подхватил её на руки и подошел к самому краю. Уже в следующую секунду город вновь был под ними. Голубоволосая, прижимаясь лицом к его груди, не сразу рискнула открыть глаза, а когда наконец сделала это, ничуть не пожалела. Страха уже не было. Рыжие и лазоревые волосы развевались, полы плаща и пиджака — тоже. Мафиози сосредоточенно смотрел вперёд, усиленно рассчитывая расстояние и силы, ведь впервые нес на себе живой груз. Он лишь краем глаза заметил, что работница Министерства на половине дороги подняла взгляд на него, так его и не опустив до самого конца. Сама же Цудзимура этого, кажется, и не заметила. *** Чуя как-то даже упустил тот момент, когда они, вместо того, чтобы распрощаться перед подъездом, вместе поднялись в её квартиру. И вот теперь, сидя за столом уютно обставленной кухни и ложка за ложкой черпая из сахарницы сладкий кристаллический порошок в свой кофе, удивлённо осматривался, пытаясь рассмотреть и запомнить как можно больше информации о ней. Это был первый раз в жизни, когда его пригласили к себе в гости, причём, не по работе, а просто так. Мизуки сидела напротив и мешала напиток — в отличие от гостя, она не добавляла в свой кофе ничего, даже сливок, которые недавно щедро плеснула мафиози в чашку. Еще одна привычка офисных работников — пить кофе для бодрости, но не для наслаждения. Накахара и сам не любил ни сливки с молоком, ни сахар, ни даже кофе, однако не сумел отказаться. По большей части потому, что она ни о чём и не спрашивала.  — Твоему боссу не очень понравится, что ты водишь к себе мафиози, — заметил рыжеволосый, шевеля ложечкой по дну чашки и чувствуя, как там перекатывается сахар.  — Думаю, моего босса не касается, кого я привожу к себе домой, — спокойно ответила хозяйка квартиры и сделала обжигающий глоток, от которого язык тут же пронзила жгучая боль, но она в силу привычки даже не придала этому значения. — Да и откуда ему это знать? Всё, что происходит за пределами Министерства, — моя личная жизнь, в конце концов.  — Я теперь знаю, где ты живёшь.  — И что же? — фиолетовые глаза блеснули над дымящейся кружкой, внимательно изучая гостя.  — Послушай, — после недолгого молчания парень приподнял чашку, но ему в нос ударил настолько приторно-сладкий запах, что он тут же отставил её, звякнув о блюдце. Девушка повторила его действо и, сцепив ладони, опустила на них голову, готовясь слушать. Чуя немного смутился — не только от пристального взгляда и от непривычной чужой обстановки, но и от того, что он собирался сказать. Слова с трудом шли на ум, а на речь — ещё труднее. Но он сумел совладать с ними и, недовольно цокнув языком, будто его что-то раздражает, начал, выпалив всё на одном дыхании: — То, что я сказал в баре, было несерьёзно. Я, на самом деле, ценю наши совместные вечера, причём, совсем не из-за вина. Мне приятно проводить с тобой время, это весело, интересно и действительно расслабляет. Ты хороший друг, а не собутыльник, с которым только пить и коротать время. Мне нравится наша дружба, и я рад, что ты не влезаешь в дела Портовой мафии, потому что тогда пришлось бы тебя устранить. — парень смотрел в сторону от неё, искренние слова произносить было гораздо сложнее, чем сарказм и угрозы. — Но извиняться я не буду, сразу говорю, поэтому можешь не ждать.  — Чуя, — Цудзимура растянула губы в широкой улыбке, всё так же глядя на него, — раскрою маленький секрет. Ты ничего мне не сделаешь, потому что я этого не позволю. Думаешь, ты первый или последний? Мне уже столько раз приходилось стоять за себя, что не получится и по пальцам обеих рук пересчитать. В Министерство берут только подготовленных эсперов, а я, как ты знаешь, там уже несколько лет.  — Звучит самонадеянно, — мафиози всё же рискнул отхлебнуть напиток, и тут же скорчил недовольную мину отвращения. Было ужасно сладко, настолько, что кроме вкуса сахара не чувствовалась совершенно ничего. — Есть что-нибудь покрепче?  — Огорчу, но кофе, который ты пьёшь, — это самое крепкое, что есть в этой квартире. — девушка отодвинула от себя кружку и какое-то время смотрела на тёмно-коричневую кофейную гладь, будто что-то обдумывая. Затем она медленно поднялась из-за стола и двинулась к двери. — Сейчас вернусь. Накахара, воспользовавшись её отсутствием, вдоволь огляделся по сторонам. Говорят, дом — это душа человека. В её квартире было чисто и пустовато, будто въехавший жилец только начал обустраиваться, хотя, по его сведениям, она жила в Йокогаме с самого рождения. Мафиози понимал, что, найди он её рабочий стол или ноутбук, он сумел бы добыть много полезной и компрометирующей информации о Министерстве, важных эсперах и, может даже, ВДА. Но не стал ничего искать. Чувствовал, что обязан это сделать, но не стал. За его спиной вскоре раздались шаги, которые замерли в районе двери. Чуя слегка обернулся и обомлел, в один миг позабыв про гадкий недопитый кофе. Мизуки стояла в дверном проёме и внимательно смотрела на гостя. На сгибе её локтя висел форменный деловой пиджак и помявшаяся за день белая рубашка. Её бюстгальтер, поддерживающий аккуратные налитые груди, по цвету был таким же, как и брюки. Полнолуние в ту ночь было особенно ярким, поэтому они нарочно не стали включать свет на кухне, и теперь бледноватые отсветы луны плавно ложились на её белую кожу и плавно скользили по обнажённому животу и волнующему изгибу ключиц.  — Уже довольно поздно, — проговорила она. — Не хочешь переночевать со мной? Парень внимательно пробежался по ней взглядом — от босых ног до растрепавшихся по дороге лазурных волос — особо задержав его на её лице, выражающем лишь уверенность. Накахара рискнул сделать ещё один глоток, но в этот раз уже не почувствовал никакого вкуса. Соглашаться или нет, вопрос особо не стоял — они оба уже взрослые люди, в конце концов. Он поднялся со стула.  — Ну, можно. Голубоволосая коротко улыбнулась одним уголком рта и, кивнув в сторону двери, молча вышла в неосвещённый коридор. Мафиози последовал за ней. Цудзимура скрипнула дверью и вошла в спальню. Чуя повторил её путь и остановился около двери, прикрыв за собой и оперевшись на неё спиной.  — Ты же понимаешь, что это на один раз? — вздёрнув бровь, серьёзно спросил он, скрестив на груди руки.  — Конечно, — спокойно ответила она и отбросила пиджак с рубашкой в сторону, не особо заботясь о том, куда они приземлятся. Лунный свет застревал в её светлых волосах, переплетался с ними, играл с отсветом в глазах, где Накахара видел своё отражение и думал о том, что она видит в его глазах своё. Бледная кожа, казалось, светилась, впитывая мутные рассеянные лучи ночного светила. Хотелось потрогать и убедиться, что она не такая уж гладкая и холодная, потому что складывалось ощущение, что она фарфоровая. Хотелось запустить пальцы в лазурные волосы, чтобы убедиться, что они мягкие и лёгкие, совсем не неживые, как у куклы. Первый шаг сделала она. Неспешно приблизилась и коснулась его груди, осторожно, взглядом безмолвно спрашивая разрешения. Накахара чувствовал тепло её ладони через рубашку — тело непроизвольно напряглось в точке соприкосновения. Парень, не отводя от неё глаз, медленно, но уверенно стянул с себя перчатки и позволил им безвольно упасть на пол. Потом дотронулся до её подбородка — кожа была мягкой, тёплой и совсем не фарфоровой — и чуть приблизил её лицо к своему. Мизуки восприняла это как положительный ответ и потянулась к нему с поцелуем, который мафиози с энтузиазмом принял. Свободная его ладонь скользнула по девичьей спине, погладив её вдоль позвоночника и пробравшись к волосам. Стоило заколке звонко удариться о стену, как голубые пряди мягко рассыпались по обнажённым лопаткам. Парень слегка сжал их на затылке, а она ловко столкнула его шляпу.  — Сколько же сахара ты добавил в свой кофе? — едва отстранившись, прошептала Цудзимура, смакуя необычайное послевкусие поцелуя. Рыжеволосый не счел необходимым отвечать и вновь прижался к её губам. Следом на пол полетел плащ, следом — пиджак, жилетка, кожаные переплетения портупеи. Мизуки целовала его отчаянно, страстно, не давая возможности отстраниться, хотя он и сам не желал этого делать, полностью отдаваясь моменту и чувствам. Юркие пальчики расстегнули его рубашку и, ухватившись на уровне груди, потянули куда-то вперёд, и мафиози позволил себе поддаться. Оказавшись возле кровати, Чуя опустился на неё, потянув девушку на себя. Её бёдра тепло скользнули по его напряжённому животу, раздразнив кожу плотной и немного шершавой тканью строгих брюк. Будто вторя этому ощущению, где-то внутри возникло облако сладкой щекотки, пробежавшейся к самому низу живота, отчего парень, глухо простонав в поцелуй, плотнее прижал её, послушно прогнувшуюся в ответ, к себе. Цудзимура всегда нравилась ему как женщина. Однако Чуя — вовсе не из предрассудков об их профессиях — всё никак не решался продвинуть их отношения дальше. Опасался, что его желание продиктовано лишь сексуальным влечением, и он потеряет к этой девушке интерес после первой же совместной ночи. Терять дружбу с ней он также не хотел, поэтому подавлял это тёплое приятное чувство, появляющееся только вместе с ней. Однако долго лгать самому себе нельзя, он всё для себя решил: если после случившегося его чувства угаснут, то он уйдёт и больше не позволит себе переходить эту черту, но если ничего не поменяется — он останется до утра, причём, не только до завтрашнего. Они отстранились, нехотя оторвались друг от друга лишь для того, чтобы наконец-то избавиться от ненужной одежды, которая в один момент стала мешать настолько, что её хотелось просто сдёрнуть, разорвав в клочья. Теперь полностью нагая Мизуки восседала на его коленях, являя всё великолепие своего стройного тела. Голубые спутавшиеся в пылу страсти пряди падали на неровно вздымающиеся груди, и она, изящно изогнувшись, откинула их за спину. Чуя, уже едва сдерживаясь от возбуждения, прижался губами к её шее, прямо к тому месту, где пульсировала сонная артерия. Девушка плотнее прижала его голову, запустив пальцы в непослушную рыжую шевелюру, раззадоривая его эти ещё сильнее. Она и сама уже дрожала от жгучего желания, скручивающегося волнующими импульсами внизу. Тело буквально молило о продолжении, и Накахара, не сдержавшись, прикусил нежную кожу, отчего голубоволосая громко вскрикнула, но вовсе не от боли — просто не могла уже терпеть, это было невыносимо, словно пытка. С силой толкнув его плечи и заставив Чую откинуться на кровать, Цудзимура чуть отклонилась назад, как парень перехватил её руку и вновь потянул на себя. Уже в следующую секунду она оказалась плотно прижатой им к кровати, полностью подмятой под его худощавое, но тем не менее сильное тело.  — Ну уж нет, я не позволю тебе мной обладать, — рыкнул Чуя ей в самое ухо, опалив его горячим дыханием.  — Все в Портовой мафии такие гордые? — не сдержалась Мизуки, физически чувствуя, насколько сильно он желает её, и подыгрывая ему движениями бёдер, тем самым распаляя его до предела.  — Возможно, — усмехнулся Накахара, увлекая её в очередном будоражащем естество поцелуе, полном необузданного влечения и желания. Это было последнее произнесённое внятно слово, прежде чем спальня Цудзимуры утонула в жарком омуте, сплошь состоящем из пышущей страсти и стонов. *** Солнечные лучи проскальзывали сквозь прозрачную тюль на окнах, лаская кожу своим теплом и нещадно светя прямо в глаза. Девушка поморщилась и перевернулась на другой бок, пытаясь вновь задремать. Долго не получилось. Ежедневный будильник с нарочито выбранной противной мелодией оповестил о том, что через час Цудзимура должна приступить к своим обязанностям в офисе Аяцудзи. Голубоволосая с трудом приподнялась на кровати, придерживая одной рукой одеяло на обнажённой груди, а другой протирая лицо. Пальцы скользнули вниз по щеке, по подбородку, по шее, где красовался след их ночного безумия. Мизуки, вспомнив о произошедшем, невольно улыбнулась, фантомно почувствовав на губах горячее касание. Улыбка вскоре сменилась грустным вздохом. Оглянувшись, она обнаружила, что осталась совершенно одна в этой спальне. *** Мизуки Цудзимуре нравилось коротать вечера в барах. Нравилась эта сладковатая атмосфера, парящая в воздухе и плотно обволакивающая своим пьяненьким очарованием. Нравился неяркий электрический свет, ложащийся тёплыми бликами на открытую кожу. Нравилась музыка. Она была тем ещё меломаном, поэтому зачастую даже не замечала, как, прикрыв глаза, опускает голову на сцепленные в замок пальцы и начинает вслушиваться в приглушённый ритмичный поток, доносящийся из динамиков. Нравились люди: подвыпившие и уже прилично пьяные, уставшие и ободрённые, улыбающиеся и грустные — такие разные, но всё равно по воле судьбы и совпадений сумевшие собраться в одном месте в одно время. Нравилось быть частью этого негласного сборища. Нравилось острое послевкусие на языке, нравилась приятная лёгкость, возникающая в каждой клеточке тела, нравились обострённые ощущения и сонливое притупление разума, вызванное алкогольным дурманом. Приглушённый свет, приглушённая музыка — на какое-то время притупляется внутри всё и одновременно будоражится. Забываются эфемерные проблемы минувшего дня, становятся неважными, второстепенными. Вместо них проходит иное состояние — сладкая эйфория временной потери контроля над собой. Желания, чувства, мысли возбуждаются, обостряются до предела. Те самые нежеланные мысли, те самые необузданные чувства, которые всеми силами стараешься ни за что не допускать на трезвую голову, которые стараешься заглушить, внемля гласу здравого рассудка. Девушка всё не могла удержаться, чтобы в очередной раз не взглянуть на дверь, хотя мысленно ругала себя за это. Музыкальный аппарат сотрясал воздух тоскливым осенним джазом. Нетронутая рюмка саке стояла перед ней на салфетке. Всё было как обычно. За исключением одного — она особенно сильно желала, чтобы Накахара пришел сюда. После той ночи прошла неделя, причём, прошла в раздумьях и противоречиях. Мизуки дала себе слово, что больше не будет вспоминать о произошедшем. Однако всё не могла выбросить это из головы. Теперь, когда она знала, что губы Чуи умеют не только бросаться сарказмом, но и быть нежными, чувственными, вероятность забыть о чём-то подобном казалась невозможной и немыслимой. Она не знала, как он отреагирует, когда они вновь пересекутся здесь. Но точно знала, что сама хочет его увидеть, пусть и подозревала, что этим только больно ранит саму себя в очередной раз. Но соблазн был слишком велик, а желание противостоять ему — практически нулевым. Колокольчик над входной дверью звякнул, но в этот раз Цудзимура не отреагировала, отчего-то точно зная, кто вошёл, просто ощущая это на подсознательном уровне.  — Бармен, вино и два бокала, — бросил рыжеволосый, опускаясь на барный стул.  — Что, даже не поздороваешься? — не сдержала усмешку девушка, пытаясь выглядеть как обычно и не выдать себя.  — Ха, до тебя просто очередь не дошла, — губы мафиози изогнулись в хитрой ухмылке. Наполнив оба бокала, он пододвинул один к девушке. — Кстати, как там твой каблук?  — Каблук? — не сразу поняла, о чём речь, Мизуки. — Его починили. Я сходила в мастерскую.  — Понятно. Значит, мне самому придётся говорить всё напрямую, поэтому давай сразу к делу, — Чуя развернулся на стуле в её сторону и посмотрел девушке в глаза, попутно делая небольшой глоток багряной пряной жидкости для смелости и хорошего настроения на оставшийся вечер, который сегодня обещает быть долгим. — Видишь ли, я когда-то дал себе одно обещание касаемо тебя, которое практически выполнил неделю назад. У меня бы всё получилось, если бы в три ночи мне не позвонили с работы… но не суть. В общем, можешь сегодня не торопиться на метро. Я сам доставлю тебя домой.