***
Противоположности притягиваются…Наверное. Вот и Ричи со Стэном теперь встречаются. В том самом смысле этого слова. Знаете, как это делают влюблённые. Только Ричи и Стэн не были влюблены. То есть были, но не друг в друга. Вот так бывает… наверное? И открывается это вот так сразу, потому что должно быть ясно как день: сердечко лохматого балабола давно украл очаровательный ворчливый астматик; а Стэн, весь такой идеальный, держащий все под контролем, осознал себя влюбленным в этого славного, золотого и, казалось, искрящегося лишь для него одного парнишку по имени Билл. Что уж таить, их отношения не были настоящими. Ложь, притворство, фальшь — всё тут подходило. Но в их демонстративно сцепленных ладонях все же был смысл, абсолютно логичный и понятный, хоть и лишь им двоим. Смыслом был преисполнен и их спор о том, как лучше заявить об отношениях Неудачникам. Стэн, абсолютно не умеющий врать, неуверенно предполагал, что для начала им стоит дать друзьям некоторые намёки, а то ведь не поверят в их странную пару, не дай бог, вот так сходу. Ричи же на это сочувствующе улыбался неопытному лгуну — ведь «камон, чего так паришься» — и говорил, что они и так в последнее время проводили много времени вместе. Просто так вышло, что влюблённые парни вдруг распознали те же чувства друг в друге, и вместе воздыхать по лучшим друзьям стало почти милой привычкой этих двоих. Они стали часто гулять отдельно от Неудачников, и прогулки эти, наполненные молчаливой поддержкой, немыми понимающими взглядами и грустью в глазах, были весьма (и слишком для вечно весёлого Балабола) драматичными, но оттого не менее нужными. Совместное времяпрепровождение было поистине освежающим и исцеляющим для парней, хранящих свои такие горькие, больные, неправильные и такие до ужаса одинаковые секреты. Наедине им не нужно было притворяться, однако тут всё же не пахло настоящими, а не подставными отношениями. Поэтому Стэна немного передернуло от отвращения, когда Ричи, наполовину шутя, с этой своей фирменной ухмылочкой предложил для достоверности ещё и поцеловаться перед друзьями. Это было слишком. — Фу, Ричи! То есть ты всерьёз утверждаешь, что больше общаться для правдоподобности нам не нужно, а целоваться, — тут Стэн не выдержал и ещё раз скривился, — нужно? Да и тебе не кажется, что это немного… перебор? Ну, то есть… если у кого-то из них всё-таки тоже есть какие-то чувства… Мы должны лишь немного заставить их ревновать. Ричи рассмеялся, и беззаботность его смеха была немного не в тему. Как и сам Ричи в целом — был не в тему. — Дорогой, — это слово он сказал с особой насмешливостью, ведь именно такими словечками кидаются обычно всякие парочки, — во-первых, ты разбиваешь мне сердце нежеланием целовать своего парня, коим я, однако, являюсь. А во-вторых, не говори так, будто это не ты все предложил, Стэнни! — А ты не говори так, будто наши отношения — это правда. Это было бы слишком сильным преувеличением, знаешь ли. Однако то, что это Стэн на самом деле все предложил, было правдой. Если честно, он был очень настойчивым. Это было видно по его упрямому взгляду, когда он был с чем-то несогласен; по прямой походке и принципиальности; по твёрдости, появляющейся в парне иногда, — и не такими качествами обзаведёшься после противостояния родителям, школьным хулиганам и, наконец, клоуну Пеннивайзу. Так вот, решительность его нашла выход и в таком противоречивом и нелепом предложении: почему бы не притвориться парой, чтобы узнать, есть ли какие-либо чувства у Билла к нему, а у Эдди — к Ричи. Если Урис что-то решал, — неважно, хорошее ли это решение, — то он это делал. И неважно, что всё это было не столько решительностью, — куда уж там, — а лишь истеричной выдумкой его отчаянного, воспалённого сознания. Ричи же был просто «за любой движ», тем, в чьём духе было в сердцах воскликнуть «да к черту все!» и после этой реплики согласиться на всё что угодно. Ну и он также был таким же отчаянным, конечно. Тем временем Тозиер лишь отмахнулся от его слов и продолжил: — А во-вторых, ты не понимаешь: тут нужен эффект неожиданности! — Чтобы Эдди тебя возненавидел? Говорю же, тут важно не увлечься! Ричи на миг помрачнел, но его лицо тут же разгладилось, словно показалось. Он вообще, казалось, особо не волновался и даже хотел поскорее приступить к выполнению хитрейшего плана; в то время как Стэн, весь такой деятельный, был в паре шагов от того, чтобы пойти на попятную и отказаться от сомнительной идеи. Что ж, эффект неожиданности, значит. Парни с предвкушением и волнением (кто как, точнее) ждали завтрашней посиделки у Билла.***
Это было так странно. Очень странно. Кухня семьи Денбро в миг обрела такой неважный, незначительный вид, второй план — а ведь остальные Неудачники изначально шли именно туда, чтобы захватить перекусить перед фильмом. Ничего не существовало, кроме Ричи и Стэна в компрометирующей позе и шокированной Бев, растерянного Бена, смущенного Майка и сконфуженного Билла. Первое время никто не мог промолвить и слова. Ричи и Стэн лишь обнимались. Но было в этом все не так, совершенно не так во всех этих деталях: то, как руки Уриса покоились на талии парня; как близко они стояли; как показательно Ричи держал друга за руку, пряча в этом жесте поддержку. И это взвалилось, снизошло на бедных ребят, которые, казалось, и правда были в шоке. Бев первым делом удивлённо воскликнула, издав тонким девичьим голосом неожиданное «ой», и звук этот непроизвольно осел в ушах и застыл в комнате. Словно вместе с ней у всех одновременно прозвучало это незамысловатое слово в голове. Беверли оглядела их с ног до головы, и в глазах ее проскользнуло недоверие и подозрение — которых, впрочем, было слишком мало, чтобы она им не верила. Это ведь не шутка, нет, таким в Дерри даже с друзьями не шутят. Майк сдавленно кашлянул, сконфуженный. Бен же посмотрел сначала странно, долго и изучающе, будто считал это шуткой, потом уже робко улыбнулся. А Билл… Билл смотрел ошалело и, как показалось Ричи, совсем каплю разочарованно. Он выдавил что-то, похожее на улыбку, чему-то кивнул и смущенно отвёл взгляд. Эдди же в комнате пока не было. Ричи на все это ухмылялся и стоял все в том же положении, не отстраняясь пристыжено, как обычно делали в таких случаях. Как, возможно, они бы и сделали, если бы не подстроили все это специально. Казалось, происходящее Тозиера забавляло, и выражение лица его приобрело самодовольное, даже несколько вызывающее выражение, будто говорящее: «Да, вы всё правильно поняли, кто первый прокомментирует?». Стэн же не двигался от напряжения, несколько обескураженный произведённым впечатлением. Они что, настолько странно вместе смотрятся? — Мы со Стэном встречаемся, как вам сюрприз, ребятки? — насмешливым голосом разрушил тишину Ричи. В тот же момент на кухню, наконец, выглянул Эдди, и, услышав последнюю реплику и увидев весь этот спектакль, он шокированно замер. Глаза его сделались ещё больше, и он неверяще прошёлся каким-то странным сканирующим взглядом по их многоговорящей позе. Целая гамма нечитаемый эмоций прошлась по его лицу. И Ричи сразу весь сжался, растеряв всю свою уверенность и почувствовав себя глупо. Тело до краев наполнило смущение, и кожу щёк запекло. Каждая деталь происшествия начинала становиться неловкой: то, что ребята так и стояли где-то в проходе, застыв в расположении, кто за кем шёл; переглядывания друзей; наконец, отстраняющиеся друг от друга тела Ричи и Стэна. Немного отошедшие от шока ребята всё же принялись спасать обстановку запоздалыми, но вроде как вполне искренними поздравлениями: — Да уж, кхм. Не ожидал… Поздравляю тогда, вообщем. — Простодушие доброго Бена передалось и другим. Бев спохватилась: — Что ж, вы, признаюсь, меня шокировали. Очень… неожиданно. Но мы за вас очень рады! — она искренне улыбнулась, хитро сверкая глазами, хотя все ещё была несколько растеряна. — Ого, я даже не знал, что вы предпочитаете… друг друга, — сказал Майк. Ему было несколько неловко, и он всегда становился грубоватым в такие моменты. Однако он всегда мгновенно исправлялся, как и сейчас: — Ой, в смысле… Черт, простите, я не имел ввиду ничего такого, я не против таких отношений. Это даже круто. Билл ограничился лишь повторным скромным кивком, соглашаясь, и Ричи стал свидетелем многозначительного переглядывания Денбро и Уриса. Однако потом внимание Ричи заняло другое: Эдди, так и мявшийся неловко где-то сзади и мелькавший между друзьями, исчез. И Ричи почувствовал, что не мог не пойти за ним. Неловко увернувших от пары вопросов, он сказал что-то о том, что пора уже смотреть фильм, а сам с обеспокоенным видом высматривал Эдди. Когда в гостиной, куда Ричи болтаниями подогнал друзей, его не оказалось, Тозиер отошёл заглянуть в коридор. Эдди нашёлся у входной двери, судорожно копающийся у себя в рюкзаке. Заметив Ричи, он какими-то нервными, кривыми движением закрыл вещь и развернулся. — Ты что, домой? — воскликнул Ричи, и плохое предчувствие отдалось неприятным липким волнением в груди. — Нет. Ричи опешил от ледяного взгляда и не менее отстранённого голоса своего друга, и на губах его почему-то замерла растерянная, нервная и глуповатая улыбка. Словно он не хотел верить в то, что всё было гораздо, гораздо хуже, чем могло быть, и улыбка была его защитным механизмом, единственным несерьёзным моментом, несмотря на то, что было несмешно. Ричи даже растерял всю свою болтливость, когда ужаснулся одной мысли, которая раньше его не посещала. «Что, если Эдди ненавидит таких, как я?» Нет, это ведь всё-таки забавно: надеялся на ревность, а получил отвращение. Взгляд Каспбрака несколько смягчился, словно он умел читать мысли и сжалился над ним, но говорил астматик всё так же холодно и сдержанно: — Моё отношение к тебе не изменилось, и я тебя не осуждаю. Ты ведь это хотел услышать? — последние слова прозвучали грубо. «На самом деле, не это, » — повис в воздухе невысказанный ответ, проглоченный Тозиером. «Защитная» улыбка наконец сползла с его лица. Взгляд Эдди колючий, тяжелый и цепкий. Ричи ему не верит. А как можно верить? Херня всё это. В Ричи, раздавленном и почти готовом всё высказать, клокочет подступающая обида. Однако он кивает и чуть заторможенно разворачивается, чтобы с потерянным видом вернуться к друзьям. Не то что бы это событие полностью испортило вечер, но Ричи никак не мог сосредоточиться на фильме. Да и пустой взгляд рядом сидящего Уриса был довольно красноречивым — его мысли были так же далеки от происходящего на экране. Тозиер, опираясь на девиз последнего месяца, — «если страдать, то вместе» — по-дружески аккуратно опустил чужую голову себе на плечо, красиво смешивая их кудри. Им двоим сейчас нужна была поддержка. Да и они часто так сидели друг у друга в гостях, и в этом обычно не было ничего такого. Поэтому только потом Ричи понял, как это, должно быть, расценили друзья в связи с последними событиями. Что произошло? В какой момент как ком в горле подступило казавшееся далеким интуитивное чувство? Чувство того, что они, всё-таки, определенно, совершенно точно переборщили. И необычайная тихость парней, ради которых всё и задумывалось, это подтверждала. Впрочем, Ричи со Стэном, так и сидящие в обнимку, их странных взглядов не замечали или не понимали.***
Ричи и Стэн и правда сблизились за последнее время. Конечно, было гораздо легче переживать их юношеские влюбленности холодными, но уютными вечерами, но эти события не могли не заставить их наслаждаться компанией друг друга. Стэн наконец в полной мере привык к чувству юмора Тозиера и даже стал — но он в этом никогда не признаётся — считать некоторые из шуток забавными. Ричи, в свою очередь, выучил все малейшие привычки и проявления эмоций Уриса, что было непросто, учитывая, что тот не отличался особо сильной эмоциональностью. Например, когда Стэну было грустно, он до невозможного сильно выпрямлялся, будто храбрился перед жизненными обстоятельствами; а когда ему было весело, его брови очаровательно приподнимались в насмешке. За этот месяц они узнали друг о друге больше, чем за все их общение лет в пять длиной. Поэтому Ричи злился, очень злился на себя за то, что на самом деле считал, что у него самого больше шансов на взаимность. Влюблённость сама уносила его в эти несколько злорадные мысли, и Тозиер ничего не мог с собой поделать. К тому же, в этом правда был смысл: Эдди и Ричи. Так подходят друг другу, казалось, созданы для любви, хоть и где-то в параллельной вселенной. Так часто, так всегда вместе. Эдвард, идеальная «мамина детка», иногда чрезмерно ворчливый и восприимчивый, но внутри чувственный и нежный. И Ричард, такой неидеальный, пресловутый, несколько неряшливый и нелепый, привлекающий внимание к своей жалкой персоне специфичными методами, повёрнутый на пошлых шутках (собственно, и являющимися этими методами) и на своём лучшем друге. Очаровательно. Поэтому Ричи был абсолютно раздавлен, когда Эдди стал неминуемо отстранятся. Оглядываясь назад, подросток понял, что это началось еще задолго до тех выходных, несколько недель назад. Лишь сейчас это стало ясно. Лишь сейчас, ведь, когда вчера он смотрел в эти холодные глаза у Эдди в коридоре, нельзя было не признать горько, что это уже было. Когда Ричи вспоминал, как Эдди мерил его ледяным взглядом, ему становилось как будто и впрямь холодно изнутри. А ещё сердце болезненно сжималось при мысли, что было бы, если бы Эдди узнал, что друг к нему чувствует. Ведь если ему противны даже чужие такие отношения… Ричи, наверное, стоило радоваться, что Каспбрак ничего не знает. А чего он, собственно, ожидал? Как можно вызвать эмоции там, где их не существует? Те эмоции, которым запрещено существовать.? Ричи мрачно шагал по школьному коридору во время урока, направляясь в туалет. Обычно ему нравилось шагать по пустынным коридорам — ну, знаете, эта атмосфера прогуливаний: чувство, что все занимаются, пока ты тайно, с торжествующей ухмылкой, шествуешь по школе. Но сейчас ему не нравилось ничего. Он лишь надеялся немного освежиться, отвлечься от тяжелых мыслей, умывшись холодной водой. Зайдя в школьных туалет с исписанными кабинками и стенами, он вдруг замер и прислушался. Всхлип. Ещё один. Кто-то определенно плакал в школьной кабинке во время урока, и Ричи заинтересованно обернулся. А потом дверь неуверенно открылась, и из-за неё так же робко выглянула до боли знакомая макушка. Боже. В школьном туалете плакал Эдди Каспбрак. Весь какой-то сжавшийся, раздавленный, заплаканный и жалостливый Эдди Каспбрак. Тот самый, которого до такой боли любил Ричи. Слёзы Эдди — одна из единственных вещей, которые он не хотел, чтобы существовали. И Тозиер вдруг тоже ощутил желание расплакаться — как маленький ребёнок, порой не знающий, по какой причине роняет слёзы. Как только астматик поднял свои красные, такие печальные оленьи глаза, он встретился зашуганным взглядом с вытянувшимся лицом одноклассника. И, не успел Ричи и слова сказать, поспешно спрятался в кабинке опять, громко хлопнув дверцей. Эдди просто от него закрылся. Во всех смыслах этого слова. Громко, звуком защёлки обозначил границу между ними. Да, Эдди не просто закрылся от Ричи — он закрылся на защёлку. — Уходи, Ричи. — Стоило Тозиеру услышать этот дрожащий, кривой, проплаканный голос, он окончательно ужаснулся и даже немного запаниковал. К счастью, Ричи редко уважал чье-либо личное пространство, поэтому его костяшки в следующий миг с готовностью встретились с дверью кабинки. Он застучал судорожно, несколько истерично, будто он, по меньшей мере, в прямом смысле утонет в беспокойстве, если дверь не откроется. — Эдди! Немедленно открой! Ну же, что случилось? Ответом служило лишь эхо от стуков, и Ричи постарался немного успокоиться. Он прекратил тарабанить по двери и прислонился ухом к кабинке: — Эй, Эдди, Эдс. Прошу, открой. Пожалуйста. Или… ладно. Давай хотя бы просто поговорим, можешь не открывать. — Могу, конечно, и не открою! — огрызнулся Каспбрак, что звучало не слишком грозно в купе с таким жалобным голосом, но все же довольно агрессивно. Ричи стал говорить осторожно, с аккуратностью подбирая слова: — Черт, Эдди… Ты ударился? Что-то болит? Я не знаю… Тебя кто-то обидел? — На этих словах Эдди шмыгнул носом, и Ричи на интуитивном уровне почувствовал, что движется в верном направлении: — Если кто-то тебя обидел, то кто, Эдди? Клянусь, я что-нибудь с ним- Тозиер не договорил, ведь его испугал совершенно необычный в данной ситуации звук. Эдди рассмеялся. Коротко, отрывисто, криво. И стало очень странно и даже жутковато, что именно в смехе — изначально веселом явлении — отобразилась такая грусть и горечь. Это большая ошибка человечества — фальшивая улыбка. Защелка вдруг щелкнула, а дверь скрипнула — Эдди выглянул, смело оказавшись лицом к лицу с Ричи, не стыдясь своего уязвимого вида. Тозиер не отличался особенно пытливым умом, но и глупым себя не считал. Но то, что Эдди скажет, решительно заставило его зависнуть: — Если меня кто-то и обидел, Ричи, — Эдди выдержал драматическую паузу, — то, получается, это ты. Как там было? — то, что мы ищем, часто прямо у нас перед глазами. Вот и Ричи нашёл потерянную вещь, но никак не мог понять, почему она была именно там, а не где-то ещё. Как не мог понять и то, как все эти эмоции в Каспбраке мог вызвать именно он. Он уже заранее ненавидел себя за это. Эдди же, казалось, пожалел о своём смелом порыве и снова захотел вернуться за дверь — все ещё мокрые щеки ещё больше покраснели, и он потупил свой бывший горящим взгляд. Ричи не дал ему опять закрыться: — В чем дело? Что я сделал? Ты же знаешь, ты только скажи, и я сразу перестану шутить о чём-то. Ты знаешь, что меня часто заносит… Я, в любом случае, совсем не хотел тебя обижать, я- — Не обидел, нет. Э-э… тут, на самом деле, немного другое слово… забудь. Ричи показалось, что Эдди сейчас снова заплачет. — Чёрт. Эдди… Тозиер резко втянул воздух и так же быстро сократил их расстояние, прижав вяло сопротивляющегося Эдди к себе. В конце концов, тело Эдди задрожало, и он подозрительно всхлипнул Ричи под ухом. Это было так невыносимо: прижимать к себе того, кого до такой боли любишь, и слышать его плачь под ухом. — Ричи… Я просто- Я чувствую себя таким идиотом… — сдавленно говорил Каспбрак. В кудрявой голове взметнулась сотня мыслей опровержения, и Ричи зажмурился, прислушиваясь к тихому голосу. — Я просто, понимаешь… Вы со Стэном… А я почему-то считал, что такой, как я, может нравиться тебе… Пара слов, и Ричи напрягся, как струна. И все внутри тянет, собирается в жалобно тявкающее и недоверчивое: он тоже? он тоже, правда?.. Несколько чертовски долгих и оглушительно тихих секунд Тозиер пытался осознать сказанное, пустым взглядом смотря в пристыженное лицо лучшего друга. Эдди, должно быть, успел сильно пожалеть о сказанном, пока Ричи молча решался на что-то. И ничего не было более неправильным в тот момент, чем заставлять Эдди ждать. Их ждать. Ричи, больше не медля, коснулся губами губ Эдди, ловя ртом полузадушенный удивленный вдох. И это было по-настоящему облегчением. После всех слез, разочарований и боли, что принесла влюблённость, поцелуй с Эдди был спасательным кругом; тем, что Ричи больше всего желал и представлял кучу раз; тем, без чего он не понимал, как мог жить раньше. Ведь это было так приятно. Безумно неловко и скомканно. Неумелые, скованные движения, почти обычное детское соприкосновение губ, а мир уже сузился до невозможности, до всполохов счастья в сердце и приятной дрожи по позвоночнику. И Ричи бы хотел, чтобы это продолжалось вечно. Однако короткий поцелуй прервался опомнившимися Эдди. В его глазах была паника. — О Боже. Боже, Боже, Ричи, почему… Что же скажет Стэн… Ричи почувствовал себя отвратительно. Вот его щеки горят, а сердце до сих пор трепещет от недавнего поцелуя с любовью всей его жизни, а вот уже изнутри подступает чувство усталости. Тозиер так чертовки устал от этой затеи, от лжи, от самого себя, от ужаса в глазах Эдди, думающего, что Ричи только что изменил Стэну, а не исполнил свою мечту. — Эдди, я люблю только тебя, — с жаром принялся оправдываться Ричи. — Всё время любил. И у нас со Стэном… между нами ничего нет, на самом деле, это все неправда… Ричи так хотел скорее покончить с этим, что даже не заметил, с какой легкостью признание в чувствах сошло с его губ. А ведь он так много раз представлял этот момент, так много методов и развитий событий придумал. Между тем Ричи готовился к тому, что Эдди сейчас разозлится, но он в очередной раз удивил: Эдди счастливо улыбнулся, сверкнув глазами. Они были до сих пор мокрыми, но в них почудилась уверенность, что ни одной слезы больше не будет, — настолько Каспбрак казался обрадованным. И Ричи весь сжался от стыда и невозможной нежности, снова зашептав сбивчивые извинения. И Эдди поцеловал его. Сам. И один этот факт заставил усомниться в реальности происходящего. Если прошлый поцелуй был невинный и чистый, то этот был не иначе чем страстный и чувственный, ведь — неизвестно, что было этому причиной — парни окончательно осмелели. Двигая губами все так же неумело, мокро и неловко, Ричи плавился. Его сознание помутнилось, и стало казаться, что он во сне. Щеки нещадно пекло, и внизу живота Ричи подозрительно потяжелело. Захотелось вдруг всего и сразу. Ричи совершенно точно не заметил, когда стал так крепко хвататься за узковатые плечи, беспорядочно водить руками по чужой спине и волосам и судорожно глотать воздух в перерывах между поцелуями. Так близко, как никогда раньше. Послышался странный звук, на который сначала Ричи в таком состоянии не обратил внимание. А потом он понял: это был слабый стон. И его издал Эдди. Всё определенно развивалось слишком стремительно. Должно быть, Каспбрак тоже об этом подумал, судя по тому, как он отстранился. Но… Боже. Эта пауза должна была отрезвить, остановить заигравшихся подростков, но стоило Ричи взглянуть на Эдди, он также захотел застонать. Потому что Каспрак со своими распухшими губами, чуть затуманенным смущенным взглядом и красными щеками выглядел совершенно очаровательно. Однако потом было ещё кое-что, что окончательно добило Ричи. Знаете, Ричи ведь знал, что Эдди совершенно точно не девчонка. Но он совершенно точно не собирался так явно почувствовать подтверждение этого. Прямо так, внизу, своим бедром. Бывало, конечно, — Ричи ведь обычный влюблённый подросток, всё-таки — Тозиер словно невзначай скользил взглядом по некоторым интересным местам объекта своего восхищения, хоть и тут же стыдливо отводил глаза. Но, опять же, он был трижды не готов к тому, что нечто весьма определенное и понятное упиралось в его ногу. Осознав всё, Ричи покраснел и покосился вниз на их вплотную стоящие тела, после вернув взгляд на Эдди. Ну, понимаете, просто это ведь был Эдди, идеальный мальчик. Разве у таких, как он, такое бывает? Разве происходящее вообще возможно? И Эдди, сначала смотревший неосознанно, внезапно вздрогнул, дёрнувшись всем телом, что они были вынуждены отстраниться, и спрятал лицо в ладонях. — Ох, черт, прости, прости, Ричи, я- Мне так стыдно… — Эдди, казалось, был готов снова заплакать от смущения. Одно дело — пошлые шутки Ричи, и совсем другое — практиковаться в этой новой сфере. Этого всего было слишком много для такого чистого, наивного и невинного Эдди. Возможно, он вообще плохо разбирался в этой теме с естественными реакциями организма. А может, всё стразу — и недавние слёзы, и поцелуй, и признания в чувствах, — всё было слишком для него. Поэтому он вдруг стал задыхаться. Не помня себя от волнения, охватившего всё тело, Ричи весь как-то взметнулся и ошалелым взглядом принялся искать рюкзак Эдди. В углу кабинки. Открыть, достать ингалятор, впрыснуть в рот хрипящему подростку. Лишь проделав всё это и удостоверившись, что теперь всё в порядке, Ричи позволил себе выдохнуть и расслабиться. — Эдс, Эдс, ну что же ты… — Казалось, его голос никогда раньше не звучал так мягко, — Эдс, посмотри на меня. Ричи коснулся горящих щёк Эдди и поднял его голову, встречаясь с ним многострадальными взглядами. Сочувствие затопило и забурлило где-то внутри. — Я, вообще-то, тоже, Эдди… У меня тоже, — он неловко рассмеялся, стараясь перевести всё в шутку: — И знаешь, ничего нет постыдного в том, что я такой горячий. — Придурок, — буркнул этот нежный, милый и такой любимый мальчик, всё же неуверенно улыбнувшись. Школа в тот день была более чем успешно прогуляна.***
— Эй, Ричи. — М? — он отвечал несколько лениво, совсем разнежась тем же днём в спокойных объятиях Эдди. Кто же не расплавился бы, будучи так близко с любовью всей своей жизни в красиво освещаемом солнцем парке? Это риторический вопрос, если что. — Прости за ту сцену. Я имею ввиду… даже не только за неё. Я был таким истеричным… — Что?! Ты серьезно? — Возмущению Ричи не было предела, и от былой расслабленности не осталось и следа. — Боже, Эдс, знал бы ты всю правду, ты бы не извинялся. Это нужно сделать мне. Эдди посерьезнел. Пора было расставить все точки над «и», так и мельтешащие невысказанностью всю дорогу к парку. И он рассказал обо всем. Не без смущения и стыда, но ему пришлось пуститься в подробные объяснения о том, как он осознал свои к Эдди чувства, как страдал по этому поводу, как нашёл поддержку в Стэне. И как они решили притвориться встречающимися. Если в начале рассказа Эдди смотрел внимательно и смущался на моменте описания чувств, всё же счастливо улыбаясь, то в конце он ожидаемо возмутился: — Ричи! В следующий раз, когда будешь страдать от невзаимных чувств, убедись в том, взаимны ли они! — Ричи взволновано прикусил губу, ведь Эдди впервые был так откровенен. — Да и что за идея такая? Куда вообще она должна была вас привести? Сначала вы стали все время вместе проводить, потом ещё и та новость. Я с самого начала с ума сходил от ревности, а тебе это и нужно было! — Я думал, что стал тебе противен! — попытался возразить Ричи, но чувствовал, что облажался. — Знаешь, почему ты нашёл меня в прихожей в тот день? Я не уйти пытался, я искал ингалятор, ведь словил приступ астмы, когда узнал, что вы встречаетесь! Ричи, наконец, в полной мере осознал, какой он непроходимый тупица. Понимание навалилось разом, и тяжесть его вызвала желание заплакать. — Боже, Эдди, прости… — Было непроходимо стыдно, и в глазах защипало. — Черт, да что же это… Эдди лишь примкнул к губам Ричи, давая ответ на его извинения: он вовсе не обижался. Конечно, Ричи поступил глупо, но то, что в итоге из этого вышло, покрывало всё недовольство. И стало ясно, что с них было достаточно драмы. Они оба настрадались и устали от этого. Листья над головами подростков зашелестели под руководством ветра. Они шептались, но не осуждающе, а в радостном обсуждении. Ведь теперь, наконец, они могли просто любить и быть счастливыми.***
Билл Денбро всегда был так завораживающе близко, но, в то же время, так невыносимо далеко. Вот, казалось, завтра они увидятся, и Стэн сделает что-нибудь необычное, новое, и всё у них станет по-другому. Ближе, теплее, радостней. Но Стэн ничего не делал. Биллом лишь хотелось восхищаться. Его хотелось любить и заслужить его любовь. Стэнли и правда любил его. Или думал, что любил: в его к нему отношении поначалу было слишком много нездорового восхищения и идеализации — так неожиданно ударила в голову влюблённость, взращиваемая в сердце так много лет. Ведь осознание этого нового чувства пришло внезапно: потоком, большой волной; сначала вспышкой радости, а потом неожиданной боли. Стэнли не заметил, как проснулся любящим своего друга. К счастью, Урису вовремя вправил мозги (или сердце?) Ричи, и Стэн чуть поумерил свой пыл, перестав быть слишком зависимым от Билла — скрывание таких чувств отнимало очень много моральных сил. Посредством Ричи ему пришлось осознать некоторые недостатки Денбро, которые имеют каждые люди, но любить Стэн меньше не стал, лишь сделал проявление любви более здоровым, а значит, более тихим, робким и аккуратным. Вторая форма любви подходила Денбро больше, ведь он был таким… славным. Выражение лица его всегда выражало нежность по отношению ко всем, и Стэн ловил эти взгляды, как самые желанные тёплые лучи солнца зимой. И, что бесило до скрипа зубов, Билл был слишком отзывчивым, альтруистичным и даже жертвенным. Этим мог пользоваться кто угодно. Гипнотизирование затылка Билла должно было надоесть Стэну за столькие годы, но это было невозможно. Особенно сейчас, на совместном уроке литературы: Урис ловил каждые его движения с особой жадностью, при этом не зная, что именно так силится увидеть. Сегодня Билли был странным. На первый взгляд обычным, но, опять же, Стэн очень часто на него смотрел. Достаточно, чтобы заметить мнимость, скомканность и некую потерянность друга. Всему виной что? Стэн ощутил нарастающее напряжение, предчувствие чего-то неоднозначного. Захотелось немедленно покинуть урок, а, желательно, вместе с ним и что-то более масштабное в этой жизни. Просто захотелось уйти. Думать ни о чем другом, кроме надвигающейся бури, не получалось. Плохое предчувствие оправдалось. Миссис Стерлинг напомнила всем о проекте, подготовку которого откладывать было уже нельзя. И вот оно: не дающее покоя предчувствие злорадно убедилось в своей правоте и, наконец, растворилось. С одной стороны, хотелось проклясть учительницу с её вечными проектами по прочитанным произведениям и тот день, когда они с Биллом изъявили желание стать в пару. А с другой, Стэну было интересно, что из этого выйдет. Коленки подрагивали, но было интересно. Будут ли они делать вид, что все как обычно? А может, все и правда будет как обычно? Билл развернулся к Стэну, переглянувшись с ним, и Урис, вместе со своим заходящимся в истерике сердцем, по своим краснеющим ушам понял, что это будет тяжело.***
И вот Билл тут. В его комнате. Той, где так много времени было потрачено на размышления, мечтания и страдания по одному человеку. Знал бы Билл, что этот человек — он сам, который сейчас немного мялся в дверях и несмело улыбался. Вид у Билла был растерянный, будто он едва знал, что он здесь забыл. Однако это было не так, конечно, о чем свидетельствовала стопка пары книг, опущенная им на стол. — Так, смотри… Я принёс их, как мы и договаривались. Напряжение стало витать в воздухе итак не сильно уютной комнаты предпочитающего строгость Стэна. Недосказанность подступила неразвязываемым узлом в горле. Звенящим от неловкости голосом Стэн промямлил: — Ах да, сейчас ещё словарь достану. Стэн понятия не имел, как они смогут учиться в такой гнетущей атмосфере, но все равно бессмысленно полез в шкаф, отвернувшись. Всё было бессмысленно. Урис внезапно почувствовал себя очень уставшим. Пальцы с силой проходились по корешкам книг на полке — будто они были в чём-то виноваты — и подросток услышал: — Стэн. Стэн вытер потеющие ладони о штаны и обернулся. Он уже примерно знал, что сейчас услышит. — У вас всё серьезно? С Ричи, — Билл был взволнован и внимателен. — Я… не знаю, — выдохнул Стэн, не зная, куда деть глаза. А что ещё он мог ответить? Сказать «да» было бы слишком глупым подавлением шанса встречаться с Биллом, а если бы он сказал «нет», он бы выставил себя и Ричи идиотами… Что ж, возможно, всё-таки стоило сказать «нет». Конечно, его неоднозначный ответ ничего не прояснил, поэтому Билл ожидаемо снова задал вопрос максимально аккуратно, но настойчиво: — А вы… не боитесь осуждения? В Стэне вдруг поднялась сильная волна раздражения. К чему все это? Зачем он спрашивает? К тому же, вопрос был немного обидным. Как будто он без него не знает, что с отношением к геям в Дерри плохо. — А ты осуждаешь? — прохладно осведомился Урис в ответ. — Нет, — чуть удивлённое. Стэн резко захлопнул книжный шкаф, и дверца задрожала. Его лицо окаменело от сдерживаемой ярости; он, казалось, давно не испытывал такой злости. Не все ли равно ему? Зачем он мучает этими вопросами? Ведь Стэн не знает. Давно-давно ничего не знает, просто понятия не имеет. Какого черта он творит и зачем они все это затеяли, были лишь немногими вопросами в его списке нелогичных поступков. Но где-то внутри всё же зашевелилось что-то походящее на разгадку: всему виной гордость. Именно она руководствовалась этим глупейшим притворством. Всё просто: Стэн хотел доказать Биллу, что кому-то нужен. Хотел показать, что не боится быть осмеянным из-за своей ориентации. Хотел в сердцах в какой-то степени даже отомстить тому, кого до него нет дела. Разве он не жалок? Чего он, черт возьми, ожидал от бедного Билла? Ясно одно: не такой неоднозначности в поведении. Нелогичным было и вырывающее из размышлений прикосновение в напряженному плечу сзади. Стэнли не слышал, как Денбро подошёл, и тело от неожиданности обдало тёплой волной. Он растерянно повёл плечом, и Билл поспешно убрал руку, совершенно неверно поняв этот непроизвольный жест. — Ты злишься? Стэн упрямо промолчал, даже не обернувшись. — Прости, мне не стоило этого спрашивать. Ты не так понял… я… рад за вас, правда. И горжусь. Вы смелы и свободны в выражении своих чувств, а я бы так никогда не смог. Фальшь, неловкость, наигранные эмоции. Всё это было совершенно несвойственно Биллу. И в Стэне что-то щёлкнуло. Он обернулся. Одна часть его, неуверенная, критикующая, робкая, не позволяющая строить ложные надежды и, к сожалению, живущая в нем большую часть времени, все отрицала. Но была другая часть — такая же робкая, но иначе: робость эта была светлой, скромной, ведь заключалась в расцветающих в груди цветах надежды: а что, если…? Что, если все-таки взаимно?.. Так вот последняя часть эта со всей своей скромностью все же вышла на передний план и позволила Стэну взглянуть другими глазами на чуть растерянно бегающий взгляд Денбро, едва видную фальшь в улыбке, скользящую тень на лице, сгорбленную спину. Билл тщательно скрывал это. Но всё же ревновал сильно, пылко. Неуверенные, закомплексованные, неуклюжие, недоверчивые, несчастные. Это все про них. Они боялись любить или заслужить любовь. Они боялись своих чувств. Признаться в них себе и, тем более, друг другу. Им было так чертовски страшно. Всё осознание навалилось и затрепетало, заныло нетерпеливо в груди. Показалось, что Стэн давно знал, что всё взаимно. Поцеловать Билла — это хорошая идея. Казалось, теперь вся его жизнь после этого — одна большая хорошая идея. Ведь наилучший сценарий: Стэн с ходу, резко, с разбегу прыгает в свои самые сильные страхи. Уничтожает их, прижимаясь к губам робко и нежно, чувствуя ответ и стараясь не сойти из-за этого с ума, не хлопнуться с подрагивающих ног в обморок. Стэн дрожит, как осиновый лист. Билл жует губу, но смотрит с невыносимой нежностью. Уже почти нестрашно. Осталось лишь найти в себе силы всё объяснить.***
После странной новости остальные Неудачники уже должны были утратить способность удивляться. Но они всё-таки недоуменно зависли на пару секунд, рассматривая неожиданную в свете последних событий картину. Ричи с Эдди привычно шутливо пререкались, сидя на скамейке пустыря впритык: — Что ты сказал, Эдс? Тебе нравятся мои волосы? — Я не говорил этого! — Но имел это ввиду. Слушай, у меня ведь не только на голове волосы растут… Знаешь, если ты заинтересован, могу показать ещё несколько ме- — Фу, Ричи! Иными словами, у этих ребят всё было как обычно; или даже лучше, чем обычно, судя по соприкасающимся с особой интимностью локтям и сверкающим ярче солнца глазам. Билл и Стэн же… Они смотрели друг на друга с таким неприкрытым обожанием, что все сразу становилось понятно. Они беседовали с особо чистой и невинной робостью, часто отводили смущенные взгляды, но тут же возвращали их, не в силах оторвать глаз друг от друга. И все Неудачники разом выдохнули с облегчением. Теперь все было так, как должно быть. Теперь все было на своих местах.