Артефакт

- Похоже, у тебя новый питомец, - кокетливо заметила Адя. Даня тоже с любопытством глянула через стол. Мы сидели в корейском кафе на Невском, где я буквально в тот же день приручила того, кто сейчас вызывал такой интерес. Но нет, не щенок, не котёнок, пронесённый за пазухой в приличное заведение, куда, разумеется, с животными нельзя. Я держала в ладони и ласково поглаживала светлый бронзовый самолётик. Мне до странного не хотелось его выпускать из рук. Совсем как нежного птенца, хотя так-то, исторически, то была очень грозная машина. - Это Як? – уточнила Даня, присматриваясь. - Нет, Ил-2. Посмотри на хвостик и на шасси. Да и на крылья тоже. Сейчас объясню, если что... Я протянула ей своё сокровище. Да, литьё, конечно, грубоватое, не без огрехов, но основные моменты сходства очевидны. Но это-то для меня, так что я кратко рассказала об отличиях между двумя самолётами, попутно погуглив и показав чертежи. Подруги слушали с интересом. Наверное, их трогала моя влюблённость в Небо, проснувшаяся так недавно – года два назад. Для такой сложной отрасли, как авиация, это всего ничего. Но меня уже неоднократно спрашивали, а не работаю ли я «где-то в этой сфере». Увы, нет – но я всегда тешу себя надеждой, что любви это не мешает. - А он у тебя откуда? Подарили? - Сама себе подарила, - засмеялась я. Да, кто-нибудь мог бы посчитать это неоправданными тратами и прихотью. Говоря начистоту, я б сама и посчитала, и так себе и выговаривала, когда прилипла взглядом к миниатюрной статуэтке на лотке, где были и сувенирные монеты, и звери да птицы, и корабли, и танки, и солдатики, и архитектурные сооружения. Хотя лучше всего запомнились именно животные и техника. Да вообще-то, даже не с Ила всё началось... А тут давайте по порядку. Мы с другом приехали в Питер, у обоих отпуск – и жажда значимых мест, и разговоров, и встреч. И вот как раз такую на встречу я намеревалась отправиться, и мы собирались разделиться, но решили дойти вместе до метро. Невский даже многие коренные питерцы недолюбливают из-за узости и толкучки. Держи тут не карман шире, а наоборот, и карманы, и сумку плотно застёгнутой, мало ли что. И душу, вероятно, чтоб не нацеплять на себя этого густого шума. Кстати, предмет кухонной утвари, шумовка, служит для снятия пены, а в этих местах всё именно бурлит и пенится – наглотаешься, может и поплохеть. Полагаю, прогулка по таким местам кому-то может напомнить газовую атаку под Верденом: всё душит, всё давит, хочется убежать поскорее, вот только сложно это сделать в такой толпе из мечущихся бойцов. А для меня ныряние в людской поток напоминало хулиганские решения моих любимых пилотов начала прошлого века – лететь в грозу и испытать и себя, и верную «этажерку» (сейчас бы им и взлёт не дали при такой-то погодке, но тогда были иные времена, более беспечные и более опасные). Итак, мы торопливо шагали по Невскому. Свернуть бы в смежные улицы, но напрямую до станции быстрее. Проходили мимо длинной тёмной громады Казанского собора. Тут нас и осадили всякие попрошайки и коробейники, и мы продирались мимо них, как два... Друг мой, скорее, линкор. А я истребитель. В общем-то, сообща продирались. Там оглушали своими рупорами экскурсоводы, обещая незабываемое плавание по каналам северной столицы России, сям разложили своё добро ремесленники. Я даже слегка удивилась. Ну, ей-богу, как будто в провинциальном курортном городке, где на набережной все эти наивные поделки из ракушек. А здесь у кого-то было фигурное мыло (по утверждению на табличке – ручной работы), у кого-то попсовые брелки, у кого-то романтические картинки, выполненные баллончиком и кисточным набрызгом. И тут – она. Девушка с кофром, где на чёрном бархатном фоне тускло светились статуэтки. Почему я остановилась, даже не знаю. Но всё-таки цапнул мой взгляд бронзовый беркут с распростёртыми крыльями. Да, геральдическая птица, типичная поза. На многих полках и столах такие стояли, стоят и стоять ещё будут. Но я из тех людей, что вполне готовы принять свою неоригинальность. «Это не баян, а классика». И я засмотрелась. И поняла, что нечто есть в этих штуках. Душевность. Явно не заводская штамповка. Я уж и не знаю, как это ощущается, по какой закономерности. Потом я лишь рада была, что ощутилось верно. Мой спутник благосклонно задержался вместе со мною. И тут мой взгляд скользнул ниже откинутой крышки, где висела птица. Там был он. Вольготно, властно распластавший свои крылья штурмовик. Он действительно выделялся на общем фоне. И будто звал меня. Я не забыла о пернатом хищнике, его тоже уважительно взяла в руки, взвесила, прошлась кончиками пальцев по детально проработанным пёрышкам и... Со всем уважением, но пристроила её обратно. Мой взор приковывал этот Ил. На общем фоне – большой. Солидный. Тёплый – несмотря на влажный питерский ветер. Он будто не хотел расставаться с моими руками. Так и хотелось бережно поглаживать плоскости и фюзеляж. Казалось, от них идёт некое тепло. Своё причём, собственное, а не переданное касанием рук. А ещё – еле уловимое свечение. Кто его знает, может, это игра оттенков? Золотистость металла против контрастной подкладки кофра и пасмурного питерского неба, глушащего все цвета. - Простите, я, может, подумаю. У меня нет с собой налички, - виновато призналась я. - Так это не проблема, если что, можно и переводом с карты на карту. - Хм. Я до сих пор считала эту покупку «баловством». - Вы уж извините, но буду благодарна, если решитесь как-то оперативно. Моего коллегу, вон, недавно полицаи повинтили, может, я следующая. Ясно, они торговали без лицензии. - Если что, по цене можем договориться. Например... Она назвала скидку. Но всё во мне запростестовало. Я чувствовала в этом некую несправедливость как художник. Мне тоже случалось продавать свои картины. И ясное дело: народ у нас в СНГ не особо состоятельный, так что продукты чьего-то творчества – это роскошь, как ни крути. И тут уже действительно «и хочется, и колется». Понимала. И всё же торг оставлял в душе неприятный осадок. Ещё и внутренний шёпот подзуживал: чего ты мнёшься, твоя же вещь – а если жалко, то не очень-то она и нужна тебе? Не очень-то и хотелось? А ценный артефакт можно прошляпить. Как говорится, «ну и дура». Стоп. Хватит анализа. - Спасибо, не надо скидки. Говорите свои данные. Только потом, читая произведения своего другого товарища с птичьими позывными, где мистика и мифология переплеталась с любовью к технике (да, такая вот техномагия) – я вспомнила: эту девушку на Невском звали Диана. Совсем как богиню-охотницу. Совпадение? Не думаю. Я вряд ли ещё встречу эту девушку, а вот запомнилась она мне надолго. Возможно, демонстрируя миниатюрный штурмовик, всем буду рассказывать. Хотя ведь я уже рассказываю. Тёплые смешливые реплики, которыми мы обменялись с этой мастерицей, остаются за кадром – но так и хочется сказать, что даже случайные встречи неслучайны. Это я понимала, счастливо и бережно положив бронзовый самолёт во внутренний карман сумки. Мне не хотелось, чтоб он болтался просто так, а был ближе к телу, как... ну да, и паспорт, и пару бумажек валюты, взятых для подстраховки. В моих руках оказалась ценная вещь. - Он красивый, - как всегда коротко, но проникновенно, сказал мой друг. - Это да, - в тон отозвалась я. И глаза мои устремлены были в перспективу проспекта, а на лице играла непривычно светлая улыбка. Потом мы на время расстались, я сделала боевой разворот к Спасу на Крови, затем дотянула до Марсова поля, там произошла стыковка с дорогими моими девочками, и оттуда мы полетели группой извилистым уличным маршрутом, я ещё вывернула к Троицкому мосту, под которым, по легенде, пролетел Чкалов, и я объяснила, почему это лишь легенда, хотя её так живо и ярко поддерживал даже товарищ Байдуков, а потом мы петляли, петляли, как от одной радиовышки к другой, и потом мы, хвала Небесам, дошли до места, где могли заправиться диетическим, но вкусным корейским топливом – и там начались задушевные разговоры об отношениях с музами, славными мертвецами двадцатого века... У Ади это была разношёрстная компания, у Дани – разведчики, а у меня, естественно, лётчики. Я вернулась в номер за полночь. В том самом состоянии, которое лучше всего передать известным клише: усталая, но довольная. И вкусная еда плюс чай, и намотанные за день километры, и разговоры сделали своё дело – я с наслаждением рухнула спать, как подкошенная. Обычно мои движения аккуратны, а тут уж реально, «Як о палубу шмяк». Да и перегрузка впечатлениями присутствовала, и моё ровное, несколько апатичное перед выездом, настроение так резко взмыло вверх, что я вроде и пыталась прокрутить перед внутренним взором самые яркие картины ушедшего дня, распахнув глаза и глядя в голубеющий ночными отсветами потолок, но предательски наползло затемнение по краям кадра, и я отключилась. Но перед этим сделала детски наивную штуку – положила бронзовый самолётик под подушку. Так не хотелось с ним расставаться, что казалось, будто и на гостиничной тумбочке – слишком далеко. И мне приснился странный сон. Он казался набором отдельных зарисовок. Первая. Нечто вроде монашеской кельи – тесное белое пространство вроде микроскопического одноместного номера в хостеле, спасибо, что не капсула. Хотя слово это само по себе отдаёт чем-то космическим, и вокруг вместо икон была... приборная панель. И экран радара. И, увидев на его фоне мерцающую точку, я подумала нечто наподобие: «Вот, ещё одна обращённая душа в наших краях, благодать-то какая! Значит, не зря труды...». Вторая. Та же келья. Я сидела и сосредоточенно что-то печатала на компьютере. По ощущению – работала над очередной частью романа или сборника. Казалось бы, ничего необычного. И точно так же маслянисто отблёскивала на свету поверхность кофе в объёмистой чашке. И точно так же я утомилась и встала, чтобы размяться и совершить прогулку хотя бы в несколько шагов, от стола до двери, обратно, и ещё раз, и ещё. Задержавшись перед большим зеркалом, удивилась: что за странное одеяние? Никогда таких не носила. Узкие чёрные джинсы, такого же цвета кроссовки с пружинистой подошвой и – балахон. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь начну подражать сценическим образам Аллы Пугачёвой, ну-ну. Повертелась, растопырила руки и была озадачена – вот это авангард, надо же: рукава просторные и какой-то геометрической формы, у локтя они расширялись и образовывали провисающий угол, затем снова шла прямая, а общий крой напоминал очень растянутый, тупой треугольник, но с диковинными вырезами. Спереди было два глубоких кармана. Но почему-то перевёрнутых, так, что ничего в них не положить, если только сила земного тяготения не начнёт действовать в обратном направлении. Что же мне они напоминали? Воздухозаборники?! Мать честная, вот это концептуальный фэшн... Не дав додумать, что напоминает одеяние, передо мной возникла третья сцена. Я стояла, прямая и строгая, в том же самом облачении, на небольшом возвышении, напоминающем кафедру, и передо мной простирался прозрачный воздушный простор огромного помещения. Покатый сводчатый потолок был пронизан многочисленными нервюрами, но не каменными, а стальными. Я находилась... в ангаре? Но лучи света, струящиеся будто ниоткуда, заставляли думать, будто это храм. Ещё там виднелись ряды скамей, и на них какие-то люди, многие одетые в униформу, большинство юные. И передо мной стоял один из них. Тонкий, как саженец, мальчишка в чёрных брюках и белой рубашке с чёрными погонами, на которых различалась одна золотистая полоса. Помню, как что-то говорила, нечто очень благородное и торжественное, а в итоге спросила у юноши: - Клянётесь ли вы, такой-то и такой-то, быть верным Небесам до конца дней своих? И мальчишка, так и сияя, горячо отчеканил: - Клянусь! И я произнесла некую заключительную формулу, осенив его неким небольшим крестообразным предметом. Сцена четвёртая. Я вышла из дому, и вокруг почему-то была не деревня с одной стороны и не обрыв к реке с другой, а чистое поле. И там меня ждал самолёт. Тот самый Ил. И окрашен он был почему-то не в зелёный защитный цвет, а светился завораживающим металлическим, жучиным отливом, где проглядывала и традиционная зеленца, но больше было светлой золотистости. Я пошла к нему, веря и не веря своим глазам, и поднялась в кабину. ...Вырезанные кадры. Ну что ж, так бывает в сновидениях. Мне ещё до пробуждения, уже во мне было жаль, что я не осознаю, как именно я его пилотирую и почему не контролирую, не обдумываю свои действия, не волнуюсь за них, а всё будто само собой, настолько привычно, что не замечается. А как всё-таки жаль! Я запомнила лишь одну фразу, звучащую внутри головы и излучаемую будто неким передатчиком, установленным там же: «Я всегда защищу тебя». И было такое ощущение, что это говорит со мной сама машина, внутри которой я нахожусь. И тихо нахлынула... уверенность? Спокойствие? Убеждённость в собственной неуязвимости даже в самых суровых обстоятельствах? Да сложно описать это чувство. Разве что словом, которым я и так злоупотребляю, когда рассказываю о своих специфических переживаниях, связанных с авиацией – благодать. Пятая сцена. Деревенский бревенчатый сруб и рядом чернозёмный огород. Отчётливое ощущение, что происходящее – не в наше время, а ранее лет этак... на восемьдесят? Если не больше, конечно. Укутанная в тёплый платок старая крестьянка и внук лет восьми вглядывались в белесоватое хмурое небо. Оттуда раздался еле различимый гул, затем громовые раскаты. - Ба, а что это? - А это Илия-пророк на колеснице своей едет, чертей гоняет. А то вишь, повадились, сладу с ними нет, не дают на нашей земле жить честным людям... Сцена шестая. Я открыла глаза и поняла, что совсем не типично для Питера яркое солнце пробивается даже сквозь относительно плотные шторы. Добро пожаловать в реальный мир. Картинки в голове постепенно проявлялись, как плёночные фотографии, хотя пока путались, мешались и приводили меня в сущее смятение. Первое, что я сделала, так это вынула из-под подушки бронзовый артефакт и всё-таки водрузила на тумбочку. Затем встала и, постепенно расхаживаясь, соображала – и смущалась, потому что сны тому способствовали. Но только не грешностью своей, а, наоборот, удивительной возвышенностью. Сами собой всплывали в сонном ещё мозгу определения: летописец... богослов... проповедник... священник (а может, лучше сказать, жрец?)... Наконец, воин... О боже, этого не хватало. Разве тяну я и на первое, и на второе, и на третье, и на четвёртое, и на пятое? А может, лучше не думать. Так я пресекла поток смущающих, но на удивление невесомых, воздушных мыслей – и для верности снова плеснула себе в лицо водой. Действительно, какой только дичи не приснится. И это ещё хорошо, что не кошмары или психоделика, а всё этак светло, хотя и очень, очень диковинно. Я на автопилоте оделась, заварила чай, начала тыкать в карту и планировать очередной маршрут и очередные стыковки с единомышленниками. Вот только меня не оставлял иррациональный вопрос: так что же я напоследок сказала тому трепетному юноше? И взгляд мой притянулся, как самонаводящаяся ракета, всё к тому же артефакту. Я подошла. Взяла его в руки. И тут вспыхнула догадка – так вот что за крестообразный предмет был у меня в руке в недавнем сновидении! Невольно тут припомнишь песню группы БИ-2: «Кусок металла – моё распятье». Вот то-то и оно. Но что за слова были? Мне почему-то казалось важным их припомнить, как бы нелепо, может, даже комично они б ни прозвучали сейчас, с утра. Ведомая интуицией, я медленно приблизилась к зеркалу. И тут осенило! Торжественным, но лёгким жестом я сотворила крёстное знамение и произнесла: - Во имя движка, и керосина, и святого штурвала, алюминь! И просто не могла не рассмеяться. Но потом, собираясь на прогулку, всё-таки положила в сумку золотистый самолёт. А то мало ли кого придётся благословлять.