Ясно же?..
Они всегда врагами были, нельзя об этом забывать. Россия старается не задавать себе вопросов, почему он помнит совершенно другое.***
Иван, забравшись на диван с ногами, перебирает старые письма. Хлам, который отчего-то не получается выбросить. На многих даже чернила почти стёрлись — настолько они старые. В отдельной стопке поздравления с праздниками от Оли — каждый год всё реже, а сейчас она вообще писем не шлёт. Скорее всего не разрешают. А может их и не допускают до него, Иван бы не удивился. С Наташей пока, слава богу, разговаривать можно, Наташу любить можно, и ей можно любить в ответ, но тут и точно не скажешь, что будет завтра, поэтому Россия сестре младшей старается звонить и писать по возможности чаще. Отдельно также лежат старые письма Франциска, Гилберта, Родериха, Артура… Много всего было, и в этом даже есть стабильность. Что тогда всё было непонятно, что сейчас. Франциск любил письма снабжать ароматом своего парфюма, и когда Россия их получал, то получал и запах недовозлюбленного-недоврага. Чтоб не забывал. Гилберт писал всегда только по делу, но Россия сохранил одно, с короткой подписью «Жду встречи с тобой». Родерих часто даже в деловой переписке часто уходил к пустой болтовне, распыляясь на рассказы о том, как прошли встречи и всё такое прочее, но из-за особенности их отношений Россия оставил несколько писем. С Артуром отношения никогда не складывались особо, и переписки велись сугубо деловые, однако одно письмо и здесь Россия сохранил, где ничего толком не расписано, только громкое «Руки прочь от моей колонии». Усмехнувшись, Россия сложил листок вдвое, убрав стопку в сторону, доставая другую стопку писем. До обидного тонкую, чудом сохраненную в принципе. Те жалкие несколько бумажек которые советская власть не смогла найти и отобрать, оттого и воспоминания стереть не смогли. Всего лишь несколько писем, но столько искренних тепла и нежности в них. «Я с трепетом жду нашей следующей встречи»«Я надеюсь, ситуация придёт в порядок и мы свидимся снова»
«Безмерно скучаю и жду»
«Горячо люблю»
«Твой Альфред»***
— Брагинский, не придуривайся, — Америка нахмурился, отгоняя от лица очередную порцию дыма. Россия не стеснялся курить прямо перед ним, даже не утруждая себя отвернуться. — Ты прекрасно знал, что так и будет. — Угу, — абсолютно ровный голос и очередной дым в лицо. Альфред начинал вскипать, и русский даже позволил себе приподнять уголки губ в улыбке. — Мог бы просто написать, что скучаешь. — Пфф, — не выдержав этого бессовестного игнорирования собственного личного пространства, Альфред поднялся, отходя к окну. Тот факт, что Россия даже не трудится открывать форточку его, конечно, раздражал, но не то чтобы критически. Привык. — Это может зайти слишком далеко, ты знаешь? Уже разговоры о недопуске привитых «Спутником» идут. Америка оборачивается, чуть хмурясь. Не раздраженно, а обеспокоенно, и Россия в глубине души его беспокойство ценит. В конце концов в их отношениях Альфред всегда старался больше. Россия снова переводит взгляд на стопку бумаг — Альфред не поскупился напечатать ему их лично, лично вручить и лично сказать, что вообще он в этом не участвует и не хотел, и вообще… Остаётся только вздохнуть. К плохим новостям Россия привык. — Никто не дёрнется от твоих санкций, понимаешь? — он стряхнул пепел в пепельницу и перевёл на Альфреда взгляд, медленно склонив голову, как старый советский игрушечный мишка. Не хватало только характероного кряхтящего рыка. — И мне не положено с тобой говорить об этом, чтоб ты знал. Сделав последнюю затяжку, Брагинский потушил окурок и оставил его, сам поднявшись с резким выдохом. К американцу, однако, подходить не спешил, словно и правда его боялся. Иногда Америка думал, что Россия слишком сильно зависит от своего правительства. — Они из тебя верёвки вьют, а ты им и благодарен, — такое количество разочарования в голосе злит, и Россия бы мог что-то ответить или даже ударить, если бы не понимал, что Джонс прав. — А ты сам хотел бы вить? — чуть голову склоняет, не выражая злости или раздражения, даже словно заинтересован в этой перепалке искренне. — Альфред, я ещё раз говорю… — Да, но, — его нагло перебивают и от окна переходят ближе. Россия дёргается инстинктивно, но Америка руки ему на плечи кладёт и подбородок вскидывается, глядит в глаза решительно, но добавляет шепотом, — мы могли бы что-нибудь придумать… Рот ему рукой Иван прикрывает почти моментально, в глаза смотрит строго. — Не смей соваться ко мне. Я знаю, что тебе надо. Я тебе не позволю. — Что мне надо? — отмахнувшись от руки, Альфред чуть мешкается и всё-таки ловит чужую ладонь и зажимает между своими. — Ты, придурок. И чтобы нас не стравливали как собак друг с другом. Я вот чего хочу. Россия понимает, он бы тоже такого хотел. Но он устал. И голову кружит постоянная смена новостей, по сути, одних и тех же. «Всё плохо и будет хуже»«Всё плохо и будет хуже»
Он бы руки на себя наложил, но куда ему, он страна. Российская мать его Федерация, не по статусу ему недовольным быть своим положением. Всё ведь у него хорошо, а быть иначе разве может? — Где ты себе такое представить можешь, Альфред? — тоже шепчет, наклоняясь, и американец послушно тянется навстречу, лбами с русским соприкасаясь и выдыхая. Руки всё ещё между ними, крепко сжатые. — Я же говорил тебе дурень, что не будет между нами мира никогда. Слишком важным ты стал. Америка улыбается, ровно секунду, пока дверь за ними не скрипит, и он, со скоростью света, не отлетает на другой конец комнаты мастерски делать вид, что всегда там и стоял. — Мистер Джонс, собирайтесь. Машина скоро прибудет, — сообщает девушка, неловко улыбнувшись, и быстро уходит. Альфред несколько раз дергано кивает. — Мне надо… Он показывает рукой на дверь, словно бы Иван сам не поймёт, и улыбается странно-виновато, но русский его за руку тянет и целует крепко.Как же он устал.
***
Следующие дни всё, что у России есть — это старательное убеждение себя, что Альфред не плохой на самом деле, а также куча бумаг для работы. Уж лучше пусть так, чем ничего не делать и загонять себя в угол мыслями о своём безмерном одиночестве и никому ненужности. И не то чтобы эти его санкции такими страшными были. Нет, ни капли, в конце концов он видел и хуже, а сейчас дёргаться стоит разве на то, что «эти америкосы только одного и хотят» и «стереть их надо в радиоактивный пепел». Люди всегда были дураками, Россия это знал. — Эта дрянь западная только и делает что нос в свои дела суёт. Иван только переводит взгляд на низкий голос и смотрит на мужчину пару секунд, следом глядя на его собеседника. — Да. Травить их надо, как тараканов. О массовом геноциде Россия думает даже с усмешкой, словно не против такого он чуть было жизнь свою не отдал. Но подумаешь, мелочи, не страшно. — Иван! Дёрнувшись, Брагинский поднимает голову и вскоре поднимается сам, подходя к очередному мужчине в костюме. Их у него уже нет сил различать. — Завтра летишь в американское посольство, оставишь эти бумаги и проследишь, чтобы американская сторона их увидела. — Хорошо. Без особого энтузиазма Россия берёт стопку бумаг и пролистывает бегло страницы, но ничего особенного. Никаких, вроде, объявлений о сбросе бомбы на выходных нет. Разве что это будет сюрприз. Вечером он набирает Альфреду. Не сдерживается, берёт недавно купленный телефон — о нём ещё не успели узнать и разговор не прослушают, и идёт в ванную — оттуда прослушку точно убрал. И голос бодрый, как раз разгар рабочего дня, неприлично громко его приветствует, и Россия ловит себя на мысли, что не знает, что говорить. — Я завтра прилечу, — просто сообщает, чуть улыбнувшись. — О, правда? Круто! Я встречу тебя! — Хорошо, — и снова улыбается. В голове рисуется образ бегущего по оживленному Нью-Йорку Альфреда, со стаканом кофе из Старбакса, чуть зажимающего плечом телефон и поправляющим пиджак. — Отвлекаю? — Нет-нет, что ты! Я свободен! Рад, что ты позвонил. — Жди меня завтра. И спешно отключается, прижимая к груди телефон. Хочется встретить Альфреда не дежурной улыбкой и рукопожатием, а крепкими объятьями и нежными поцелуями. Хочется сказать ему, как сильно он его на самом деле любит. Хочется уже жить без этих тараканов в голове, твердящих ему упорно, что он тут один и никому не нужен, кругом враги и все его предадут, и успокоиться уже. Видимо, много хочет. Засыпая, Иван думает добавить сайт с новостями в блоклист. Может, так хоть станет немного спокойнее.