спектакль одинокого актера

      В квартире Хэрин всегда было очень уютно. Много света, большие окна с незамысловатыми полупрозрачными шторами, кремового цвета мебель и всюду плюшевые игрушки, милые мелочи и разноцветная посуда. В гостиной у неё большая люстра и два торшера, просторный диван и мягкие кресла, плазменный телевизор и аккуратный журнальный столик. На нём сейчас две чашки чая, от которого исходит полупрозрачный, в тон шторам, пар, и миниатюрная вазочка с конфетами.       Тэхёну здесь никогда не нравилось. Он не чувствовал себя здесь комфортно, и весь этот излишний уют доставлял только желание вернуться домой ― в квартиру, пусть и обжитую, но по-холостяцки местами пустую и прохладную. Здесь же слишком тепло, а у него и без того потеют ладони: нервничает, а от этого закусывает губу и к чашке с чаем не прикасается.       Он сидит на кресле, Хэрин ― на диване. Она в пушистом свитере и пижамных брюках, укладка всё ещё идеальная, на лице ― ни грамма макияжа, и она по-прежнему красивая. Уютная, домашняя, милая, красивая, идеальная. Такая, которая Тэхёну никогда нужна не будет. Такая, которую он никогда не сможет полюбить.       Он же уже любит. Неидеального, с некоторых пор манерного и лощёного, наполовину корейца, наполовину англичанина. Любит того, от кого больше не пахнет овсяным печеньем, но чьи руки всё ещё самые тёплые и чьё сердце такое же горячее. Так любит, что утром, покидая его квартиру ― слишком большую и совсем неуютную ― принял решение покончить со всем, что теперь их разделяет, потому что тянуть дальше уже невозможно.       Тэхён утром понял, что пришёл тот самый момент, когда он должен стать решительнее и смелее. Пусть не набрался сил со своих восемнадцати, и ему всё ещё страшно, но он больше не допустит прежних ошибок, наученный горьким опытом. Не будет сидеть сложа руки, особенно теперь, когда знает и чувствует.       Его ведь тоже любят.       Чонгук его любит, и он сказал об этом прошлым вечером, а потом целовал, от чего в груди зажигались звёзды, и сердце глупо и предательски тянулось к его рукам, потому что в них чувствовало свою принадлежность. Потому что Тэхён всегда будет принадлежать Чонгуку, и этому не нужно подтверждение, доказательство или причины. Это есть. Это было. Это будет всегда.       И Тэхён весь день потратил на бессмысленные звонки и кучу сообщений, отправленных в инстаграме. Хотел поговорить, объясниться, хотя бы что-то сделать, лишь бы его не бросали больше и не бросали вот так, с глупой запиской на тумбочке и кружкой крепкого кофе, от которого во рту отвратительно вязало, и горечь противно спускалась по пищеводу. Он не знал, что должен сказать и как он должен это сказать, какими словами объяснить и как сделать это правильно. Не знал, но продолжал писать и звонить, чувствуя острую необходимость объясниться.       Потому что теперь, спустя семь лет, Тэхён не хотел потерять Чонгука снова. И он наконец-то был готов пойти на всё, что угодно, чтобы его вернуть. Страх больше не казался серьёзной причиной. Страшнее всего терять Чонгука, и Тэхён знает это слишком хорошо.       Поэтому вечером этого же дня сидит в слишком уютной гостиной, смотрит на пар из чашки с чаем и собирает мысли в кучу, пока Хэрин с дивана смотрит на него слегка вопросительно, но всё ещё мягко и ласково ― так, как только она умеет. Тэхёну кажется, нет, он уверен, что Рин поймет его и не станет обижаться. Они ведь не любят друг друга. Хэрин его не любит, так что, вероятно, это многое упрощает, просто… Расстаться спустя почти год отношений, пусть даже и с человеком, которого ты не любишь, это немного сложно. Потому что эти отношения ― привычка, а от привычек трудно избавляться.       Некоторое время назад Тэхён избавился от привычки прятать всё за масками и прятать самого себя за кулисами театра, который до того ветхий и старый, что никто и не обращал внимания на представления. Все смотрели только на эти обшарпанные стены, рваный занавес и слышали скрип старых деревянных половиц, где каждый шаг подобен провалу ― никогда не знаешь, которая из них прогнила насквозь и вот-вот раскрошится прямо под подошвой тяжёлых ботинок. Никто не смотрел на актёра, который слишком старался. Никто ему не верил.       Тэхён избавился от театра ради Чонгука. Сбросил маски, открылся, признался, пустил внутрь и всё показал, прежде чем закрыть навсегда. Вышел оттуда за руку со своим человеком и не стал оборачиваться.       Он теперь ради Чонгука кирпичик за кирпичиком разбирают свою привычную жизнь, где он ― счастливый сын, любящий парень, заботливый, наигранно улыбчивый, радостный и одновременно взрослый, серьёзный мужчина, у него бизнес и длинная жизнь, полная успехов и простых радостей. Ему такая жизнь не нужна. Ему простые радости и успехи только с Чонгуком делить хочется, и только так это будет искренне, без притворства и лишнего пафоса.       Вот только бы Чонгук его обратно принял. Позволил бы в своих руках остаться и никогда больше не отпускал. Чтобы любил и заботился, и Тэхён тоже будет и любить, и заботиться, и за руку держать и позволять дышать себе в шею и обнимать крепко, даже если лето и на улице очень жарко, а если зима и холодно ― тем более. Тэхён будет просыпаться пораньше, чтобы варить кофе, который только Чонгук любит; будет целовать его на кухне, забывая про этот кофе, сажать его на столешницу и целовать до исступления, покрасневших и опухших губ; Тэхён будет оберегать, заставлять улыбаться, даже готовить, чёрт возьми, научится, чтобы Чонгука радовать чаще. Тэхён так много всего хочет сделать, хочет новую жизнь выстроить, в которой он не один. В которой не просто он. В которой ― они.       Не Тэхён и Хэрин. Не идеальная, красивая пара, будто сошедшая с обложки, у которой двое очаровательных детей, голливудские улыбки и натянутая на лице кожа без единой неровности. Не пластиковые куклы, которые только улыбаются и живут свою лучшую жизнь. Отнюдь.       Тэхён и Чонгук. В которых от идеального ничего, которые изначально неправильные, просто сбой в системе Вселенной, ошибка в коде программы с чудным названием «жизнь». У которых никогда не будет двух очаровательных детей и голливудских улыбок, а на лице всегда будут морщины и счастливыми они будут не всегда. Будет разное: и печали, и радости, ссоры и скандалы, примирения и признания в любви ― всё такой же сильной, как и множество лет назад. У них всё будет. Всё, кроме идеала, к которому все зачем-то так сильно стремятся.       Хэрин замечательная. Просто не его.       Его ― это некогда запах овсяного печенья и маленькая татуировка на левой груди.       Тэхён открывает рот, и слова сами складываются в речь, которую он не готовил. Наверное, тело, следуя указам сердца, само знает, что нужно делать.       ― Нам нужно расстаться, ― смело и чётко, без трясущихся конечностей и холодка по позвоночнику. Вот так просто и без сожалений, словно не было целого года. С уверенностью, что его поймут и отпустят. ― Давно нужно было и, наверное, даже начинать не стоило. Не знаю, зачем вообще всё это было, я просто… В этом нет смысла, Хэрин. В нас нет смысла, понимаешь?       Хэрин молчит, поджимает под себя ноги и совсем не выглядит удивлённой. Она не выглядит расстроенной, печальной, поражённой. Она всё ещё спокойная, а у Тэхёна немного холодеют ладони, пока он ждёт ответа, поэтому он хватает со столика чашку с чаем и прижимается к ней руками в попытке согреться.       А потом девушка на диване вдруг улыбается, и от этого внутри что-то обрывается. Она улыбается ласково, мягко, и это так в её характере, потому что она сама ― ласковая и мягкая.       ― Ты встретил того, кого давно любишь, да?       Вопрос негромкий, но в ушах отзывается тысячей взрывов, а по загривку ― мелкими иглами, которые впиваются в кожу, лезут под сплетения мышц, проникают в вены и пускаются в течение крови.       Она всё знает?       Как давно?       Насколько хорошо?       Вопросы мечутся в голове, кружатся, въедаются в подкорку мозга, но Тэхён только кивает в ответ, а потом негромко спрашивает:       ― Как ты поняла?       ― Тот парень в твоём инстаграме, ― девушка улыбается и, поставив чашку на столик, двигается ближе к Тэхёну, заглядывает ему в глаза. ― Я замечала пару раз, но у тебя был такой взгляд. Ты ни на кого так не смотрел, Тэхён. Ни на кого. Никогда.       Она смотрит в глаза пристально и изучающее. Зачем? Хочет в самую душу залезть и там всё увидеть?       Вот он я. Больше не прячусь. Смотри. Изучай. Наблюдай. Я распят, открыт и обнажен.       Душа нараспашку.       Теперь даже для тебя.       ― Я должен объясниться? ― Тэхён спрашивает безразлично. Ему плевать, если придется. Он всё расскажет. Что теперь скрывать? Маски сброшены, театр закрыт. Никаких больше пряток, никаких игр, никаких спектаклей.       ― Мне хочется знать, я не буду врать, ― Хэрин тянется рукой, смахивает с тэхёнова лица чёлку и всё ещё улыбается. Жест больше дружеский, не лишённый нежности, но без романтического уклона и какого-либо подтекста. ― Я же видела, что тебе было трудно всё это время. Все два года, что мы знакомы, я, кажется, с самого начала поняла, что что-то не так. Ты не стремился рассказывать, а я не хотела лезть дальше, чем нужно. Но сейчас, если ты решил со мной расстаться, наверное, я имею право знать, как думаешь?       ― Конечно, ― Тэхён кивает. Конечно, Рин имеет право знать, по какой именно причине с ней расстаются. Банальное «дело не в тебе» совершенно не подходит, потому что так уж сложилось, что у Тэхёна в этой жизни всё не банально, а будто бы наперекосяк, вывернуто наизнанку и перевернуто с ног на голову. ― Этот парень, его зовут Чонгук. Я знаю его больше половины своей жизни и люблю его так долго, что уже не помню, когда это началось. Мы расстались семь лет назад. Нет, даже не так, ― задумывается, а Рин берёт его за руку с осторожностью, не переплетая пальцев, просто держит и гладит большим пальцем напряжённые костяшки. У неё теплые руки, ласковые, но всё ещё не те. Не его. ― Фактически мы не расставались, не говорили друг другу, что всё кончено и прочую подобную чушь. Просто… так случилось, что он уехал, и мы больше не поддерживали связь.       ― Почему?       ― Мама сказала, что вся эта влюбленность ― ерунда, глупость, болезнь. Мы же парни, лучшие друзья, мы друг другу не пара. Ну и что, что любовь? Забудется. Она так говорила.       ― Не забылось?       Тэхён мотает головой отрицательно и вдыхает поглубже, потому что вокруг шеи, словно лианой, опоясываются все те слова, неосторожно брошенные матерью. Они душат, столько лет уже его душат, что вздохнуть сложно и говорить тоже чертовски сложно. Мать его душит, и её рука, сомкнутая на горле, словно железная, стальная, не отпускает и не даёт свободы.       Скоро дышать станет легче.       ― Прости, что я, ― Тэхён запинается, сглатывает, ― так поступаю с тобой. Ты не заслуживаешь этого. Ты вообще заслуживаешь лучшего, Рин, и это не я. Мне жаль, что я не говорил с тобой об этом раньше. Я думал, что Чонгук не вернется, и у нас больше нет даже крохотного шанса, но всё равно ждал и надеялся. Я так много ошибок совершил, ты не представляешь, так что теперь… Хочу наконец-то сделать правильный выбор.       ― Выбирать того, кого любишь ― правильно, ― говорит Хэрин и кивает сама себе.       ― Нет, ― Тэхён отрицает. ― Поступать так, как хочу я сам ― правильно.       Рин вновь тянет руки, и Тэхён поддается. Она двигается ближе, обнимает за шею, прижимает к себе. От неё пахнет терпкими духами, очень знакомыми, привычными, и пусть Тэхён знает этот парфюм слишком хорошо, он никогда не будет ассоциироваться с домом. Он никогда не станет родным, как и эта красивая хрупкая девушка, обнимающая так крепко, словно в ней силы от троих взрослых мужчин. Именно так. Хэрин сильная. Как и все люди вокруг Тэхёна.       Теперь и ему пришло время стать сильным.       ― Спасибо, Тэхён, ― она улыбается всё ещё мягко, когда отстраняется. Улыбается нежно и главное ― понимающе. ― За честность. Знаю, это иногда бывает сложно, и я знаю, насколько сложно это для тебя, ты ведь… Ты никогда не был до конца честным, но я не виню тебя в этом. Каждый должен поступать так, как считает нужным, даже если ошибочно. Мы же на своих ошибках и учимся.       Точнее не скажешь, думается Тэхёну, когда он в ответ тоже старается улыбнуться. Получается слабо и вымученно, а мыслями он словно вовсе не здесь. Он мыслями и всем своим существом с Чонгуком, который по-прежнему не отвечает, игнорирует, как и семь лет до этого. Но Тэхён ждёт и ждать будет, сколько потребуется. Его же приручили, что ещё остается?       ― Что планируешь теперь делать? ― спрашивает Хэрин, отодвигаясь. Она всё ещё держит Тэхёна за руку, и её улыбка вселяет какое-то тепло, солнечный свет, согревает не хуже объятий.       ― Не знаю, я должен поговорить с Чонгуком сначала. Между нами много скопилось за семь лет, так что будет неплохо всё прояснить. Мне всегда не хватало смелости на подобное, но теперь… Наверное, хватает.       ― Ты не уверен? В том, что её хватит.       ― Я ни в чём не уверен, ― давит улыбку, а после поднимается с кресла, так и не притронувшись к уже остывшему чаю. ― Нужно идти.       ― Я провожу тебя.       Пока Тэхён надевает пальто, в прихожей стоит тишина. Рин всё ещё смотрит, всё ещё пытливо, всё ещё пристально, но больше ничего не говорит. Больше и нечего. Тэхёну стало легче. Он наконец-то проявил честность.       На прощание Хэрин снова крепко его обнимает и оставляет на щеке мягкий поцелуй, слегка влажный от гигиенической помады, пахнущей вишней. Тэхён сдерживается от того, чтобы не вытереть щеку тыльной стороной ладони. Нет, ему вовсе не противно, просто ощущение, что это не его, слишком стойко оседает где-то внутри запахом этой самой вишни. Ему не нравится чувствовать вишню. Ему хочется овсяное печенье или, на крайний случай, дорогие духи с нотками бергамота.       Но он улыбается. Обнимает в ответ и гладит по спине. А Хэрин, отстранившись, слегка щурит глаза с густыми ресницами и пальцами тянется к щеке, чтобы коротким аккуратным ноготком ткнуть в одну из едва различимых родинок, а после сказать:       ― Только не думай забывать обо мне, ладно? Глупо прозвучит, но мы же останемся друзьями, да? Я всегда буду считать тебя другом.       У Тэхёна в жизни было немного друзей. У него сейчас в жизни только один друг. Хэрин он благодарен за многое. Он думает недолго, а потом кивает.       ― Звони мне, если что-то будет нужно, ― говорит Рин снова, прежде чем Тэхён поворачивает ручку знакомой двери.       ― Спасибо, Рин.       Они не говорят избитых «прощай» или «пока», или что-то ещё. Тэхён просто выходит в подъезд и, когда дверь за ним закрывается, останавливается на секунду и глубоко вдыхает. Странное чувство, похожее на облегчение, опускается на плечи, мягко обнимает, и даже в лёгких словно становится свободнее, на душе ― спокойнее.       Тэхён точно знает, что ему нужно сделать дальше.       Пока в лифте спускается вниз, а потом выходит на улицу и по пути к машине закуривает, правой рукой держит телефон, не сводя взгляда с экрана. Слякоть под ногами неприятно хлюпает, а в воздухе кружат едва заметные снежинки. Первый снег. Тэхён замирает на секунду, ловит рукавом пальто снежинку и улыбается отчего-то. А потом ― взгляд снова в экран, и улыбка исчезает вслед за тающей на рукаве пальто снежинкой.       На экране ― диалог с Чонгуком. Непрочитанные несколько сообщений таковыми и остаются, но теперь Тэхёна это не остановит. Возможно, ему и прежде стоило бы просто сорваться и поехать в Англию, в этот чёртов Лондон, забрать Чонгука, бороться за него, бросить на это все силы, которые были, сделать хоть что-то. Да, возможно, стоило, но теперь уже поздно. Теперь Тэхёну не нужно ехать так далеко, а адрес чонгуковой квартиры он вбил себе в мозг отчетливо, и это единственный путь для него сейчас, единственно верное место назначения.       Он смотрит на экран, а там последнее сообщение пестрит отчаянием и мольбой:       Пожалуйста, поговори со мной.       Не исчезай больше.       Я пойду за тобой, куда угодно, Чонгук.       Я больше не хочу без тебя.       Не игнорируй, прошу тебя.       Ответь.       И вслед летит ещё одно, такое же, наверное, жалкое, но полное незнакомой прежде решимости:       Я приеду и буду сидеть под твоей дверью.       Я буду ждать, Чонгук, пока ты не откроешь или не придёшь.       Я не собираюсь больше быть трусом, прятаться больше не стану.       Прогоняй, сколько хочешь, уходи сам, но я не отступлюсь.       Отправляет без промедления, а потом, выбросив окурок под ноги, садится в машину и вбивает в навигатор адрес, который за этот долгий день выучил наизусть.       Утром он выходил из той квартиры разбитым, расстроенным, жалким. Сейчас смотрит на себя в зеркало заднего вида, а в глазах ― одна за другой ― вспыхивают решительность, смелость, сила. А потом ― желание, преданность, верность. И следом ― замыкающая ― любовь. Утром Тэхён выходил из той квартиры разбитым и расстроенным, с мыслями, что всё безвозвратно испорчено, а теперь заводит автомобиль, чтобы поехать в ту же квартиру, преисполненный желанием всё исправить.       Он без Чонгука ― ничто. Просто крошечная частица Вселенной, которую нельзя заметить или даже почувствовать. Он просто глупость, ноль, мешок с костями, слабый и немощный. Он любит до боли под ребрами и стиснутых зубов, чтобы эту боль терпеть. А когда любят, от своего не отказываются и не отступаются.       Говорят, если любишь ― отпусти.       Чепуха. Вот что думает Тэхён, вжимая педаль газа, чтобы выехать из нового спального района. Всё это бред, глупость. Как отпустить, если любишь? А если любят в ответ? Как отпустить, когда до последнего вздоха и каждой клеточкой тела? Своего человека отпустить разве можно?       И на все эти вопросы у Тэхёна единственно верное, истинное, правдивое: н е т.       Пока едет, думает о том, что именно он скажет Чонгуку. Представляет, рассуждает, а фантазия подкидывает ему картинки, и в привычной манере самые плохие. А он их отбрасывает подальше, не желает даже думать о том, что для них всё может закончиться плохо, потому что это невозможно. Потому что нет в мире силы, способной их двоих разлучить, даже если семь лет и другая страна не справились, и они вновь встретились и всё ещё, подумать только, спустя столько времени друг друга любят. У любви срок не три года, и Тэхён это знает лучше всех, пожалуй, и это утверждение ― очередная чепуха. И он всё думает и думает о том, как они поговорят, а потом Чонгук раскроет руки, и Тэхён с радостью в них останется.       Тэхён не может не думать, не может не представлять. Как его обнимают, целуют; как ласково и трепетно касаются; как собирают родинки на спине и плечах подушечками пальцев, а после этого рисуют созвездия и планеты; как жарко дышат в ухо, целуют, шепчут; как о любви, о разлуке и семи годах без; как о боли и желании, о бесконечном, спрятанном, скрытом, но только ему доступном. Как гаснет в квартире свет, и всё погружается во мрак. Как только звёзды за окнами, как большой взрыв, а из него возрождается их маленькая планета, на которой Чонгук оставил когда-то своего Тэхёна, а теперь вернулся и не уйдёт больше. Как они вместе, рядом, близко, друг с другом, за руки, пальцами, дыханием по волосам, поцелуями в родинки. Как счастливы.       На дороге так мало машин, и Тэхён рассекает эту противную слякоть под шинами, ускоряется до максимально разрешённой отметки на спидометре, а снег продолжает кружиться и оседать на лобовом стекле. Первый снег вселяет надежду. Что-то внутри греется, распаляется, рождается и взрывается.       А потом звонит телефон, и Тэхён отвлекается. Он отвлекается от своих мыслей и, ткнув кнопку на приборной панели, отвечает на звонок, даже не посмотрев, кому он понадобился. В голове проскакивает мысль, что это может быть Намджун, но, к несчастью, из телефона слышится женский голос с нотками стали. Тэхён морщится. Тэхён не хочет с ней разговаривать. Тэхёну она сейчас не нужна.       Но звонок не сбрасывает. Молчит только вместо того, чтобы поздороваться.       ― Привет, Тэ, ― его мать никогда не отличалась раскаянием или чувством вины. Всегда правая, всегда знающая, как лучше, чтобы сын был счастлив. ― Надеюсь, ты пришёл в себя и перестал обижаться на глупости. Где ты сейчас?       Тэхён едва удерживается, чтобы не фыркнуть. Обычно привычное «Тэ» из уст матери раздражает. Обижается на глупости? Прекрасно.       ― Что ты хотела? ― голос твёрдый, кажется, как никогда прежде. Он отзеркаливает ту же материнскую сталь в голосе и больше не чувствует, что должен притворяться, будто всё в порядке. Потому что нет, не в порядке, и, раз уж она захотела честности, она получит её.       ― Мне нужно, чтобы ты помог мне в компании с кое-какими документами, ― она звучит так, словно ничего не произошло. ― Можешь заехать ко мне в офис? Это ненадолго.       ― Нет.       Сначала в трубке ― тишина. Тэхён прежде не отказывал. Ему было не сложно помочь, выполнить просьбу матери, но сейчас и впредь это, да, представляет сложность. Не хочется видеть её, слушать, разговаривать. Смотреть на неё и понимать, что человек, который, по сути, должен быть самым близким, так сильно отдалился. Тэхён, наверное, только о том и жалеет, что их отношения с матерью бесповоротно испортились, и в какой именно момент это произошло, неизвестно.       ― Тэхён, хватит, ― голос матери звучит устало. ― Мне действительно нужна твоя помощь. Разве тебе сложно?       ― Да, мам, сложно. Я занят.       ― Чем же ты таким занят?       Сосчитать до пяти. На светофоре позволить себе на секунду прикрыть глаза. Вдохнуть и выдохнуть.       ― Еду к Чонгуку.       Ждать взрыва.       Секунда. Две. Три.       ― Я не ослышалась?       Четыре. Пять. Шесть.       ― Нет.       Семь. Восемь.       Взрыв.       ― Какого чёрта ты творишь, Тэхён? Я сказала тебе не видеться с ним, я сказала тебе об этом много лет назад. Ты что, правда не понимаешь, чем это всё обернётся? Хватит таскаться за прошлым, ты не нужен ему, слышишь?       Эмоционально. Больно. Резко.       Тэхёну плевать. Он достаточно слышал, достаточно выслушал за семь лет. Пусть говорит, что хочет. Она может думать, что хочет. Тэхён знает ― он нужен, его любят, его примут.       ― Думай, как хочешь, ― отзывается безразлично.       ― Ты подумал о Хэрин? Что ты ей скажешь? Как в глаза посмотришь?       Смешно.       ― Я уже ей сказал. Она меня поняла. Мы расстались.       Мать нервно смеётся и, наверняка, глотает коньяк или вино из претенциозной, как и она сама, посуды.       ― Ты несёшь ерунду, ― говорит она. ― Приезжай в офис, Тэхён, хватит. Подумай о своей жизни, ладно? Подумай о том, к чему всё это приведет. Потом помиришься с Хэрин, забудешь о своём Чонгуке. Послушай меня, я не хочу для тебя плохого.       Тэхён стискивает зубы и сжимает пальцы на кожаном руле.       ― Я уже подумал обо всём. Мне не нужна твоя опека, мам, мне двадцать пять, я способен сам выбирать, как мне жить. Не надо оберегать меня от всего подряд только потому, что тебе так спокойнее. Это не твоя жизнь, смирись с этим. Я позвоню тебе позже, сейчас мне некогда.       А затем просто сбрасывает, улыбаясь куда-то в лобовое стекло, за которым слепят фары машин, кружат снежинки, куда-то спешат люди. Внутри ― поганое чувство, от которого ещё предстоит избавиться. Как бы там ни было, эта женщина ― его мать. В конце концов, когда-то она действительно желала ему только лучшего, а он, поддаваясь её заботе, не заметил, как всё это вышло из-под контроля. А теперь у него есть силы это остановить.       Столько лет он жил жизнью, которая ему не принадлежала. Столько лет играл спектакли для всех, чтобы люди вокруг улыбались и чувствовали себя хорошо, так что, вероятно, пришло время подумать о себе.       Тэхён паркует автомобиль в уже знакомом дворе, а затем выходит на улицу и решительно направляется к железной двери с цифрой семь на небольшой табличке сверху. Рядом ещё одна ― список жильцов и квартиры. Тэхён недолго скользит по ней взглядом, а потом жмёт комбинацию трёх цифр и ждёт. Первый звонок, второй, третий. Чонгука нет дома. Сообщения всё ещё не прочитаны.       Закуривает, садится на холодную заснеженную скамейку. Ждёт. Будет ждать. Сколько придётся.       Где сейчас Чонгук? С кем он? Может быть, написать Хосоку? Или Юнги? Как они к этому отнесутся? Первый, наверное, спокойно, с долей удивления, но без негатива. Спокойно ответит, даст информацию, а ещё, наверное, подкинет номер телефона Чонгука. А второй, вероятнее всего, пошлёт к чёрту и наговорит сверху ещё чего неприятного. Такой уж Юнги ― прямолинейный и честный, и друзей своих защищать будет до последнего. Тэхён не его друг больше. А в последнюю встречу всё и вовсе было не очень.       Тэхён выбирает просто подождать. Знает, что его будут спрашивать, от вопросов не отвертится, а потому сидит на холодной скамейке, курит и наблюдает за снежинками, кружащимися на ветру. Поднимает воротник пальто повыше и, докурив, дышит в него, пытаясь согреться.       Он считает снежинки.       Одна приземляется на его воротник. Вторая падает совсем рядом, и он ловит её губами. Третья ― на рукав. Четвёртая на нос, на самый кончик, на ту самую родинку, которую любилт целовать Чонгук. Пятая падает на ладонь, и Тэхён её ловит. За ними, россыпью по всему телу ― шестая, седьмая, восьмая, девятая… На тридцать второй дверь подъезда открывается. Оттуда выходит пожилая женщина с маленькой собакой. Тэхён вскакивает с лавочки и, поймав момент, быстро проходит внутрь, замечая, как приятно тепло обволакивает его с ног до головы.       На улице похолодало. Он поднимается на нужный этаж в лифте с надеждой отогреться. Не в подъезде и не в чужой квартире, где пахнет духами с бергамотом.       В руках, что пахнут теплом и солнечным светом.       Три безуспешных попытки позвонить в дверной звонок, и он опускается на ступеньку, не переживая о том, что может быть грязно или неудобно. Виском прислоняется к стене. Из кармана достаёт телефон и вновь заходит в изученный вдоль и поперек профиль. Проверяет всё ещё непрочитанные сообщения, а после заново изучает фото.       Чонгук на них другой. Не такой, как в жизни. Да, в нём лоска и блеска хоть отбавляй; он аккуратный, стильно одетый, строгий, но на фото всё же не настоящий. Не живой. Словно холодный. В жизни холодный тоже, но Тэхён уже знает, что его руки сохранили привычные тепло и ласку, помнят, как нужно обнять, как прикасаться, как дарить заряды солнечного света и окутывать лаской, даря чувство безопасности. Чонгук изменился, но остался тем же. На фото ― не он, только копия, подобие, фальшивая подделка.       И Тэхён понимает.       Он все эти годы тоже ― копия, подобие, фальшивая подделка. И Чонгук такой же. На этих фото, на видео, во всём этом профиле ― ненастоящее. Чонгук не такой. Таким он хочет казаться. Значит, его Чонгук, тот, который принадлежит Тэхёну, всё ещё существует, всё ещё дышит. Всё ещё любит.       Семь лет любого изменят. Поменяют характер, привычки, поведение. Люди взрослеют, умнеют, глупеют, принимают решения, определяющие жизнь. Меняются чувства, мироощущение, взгляды. Меняется многое. А то, что живёт в них обоих столько лет, измениться не может. Это заложено природой, самой Вселенной, самой сутью мира, высшими силами, чёрт возьми, не важно. Это было в них с того самого момента, как они впервые встретились на кухне. В момент, когда Чонгук протянул Тэхёну руку, и от него пахло овсяным печеньем. В момент, когда:       Привет. Я ― Чонгук Чон.       И затем в момент, где:       Мне нравится Тэ. Я могу тебя так называть?       Это началось тогда и конца не будет иметь. Всё кажется простым, а на деле ― до ужасного сложно. И это, давно в них живущее, даже не чувство, не пресловутая любовь. Это больше. Это важнее. Это в самой сути, в их природе, в генетическом коде.       Тэхён не знает этому название. Но в его сути это зовется Чонгук.       В сути Чонгука ― это Тэхён.       В их общей ― маленькая планета, тысячи звезд, сотни Вселенных.       Тэхён теряет счёт времени в размышлениях, мыслях, чувствах. Он теряется сам и вздрагивает, когда видит перед собой ноги, обутые в дорогие лакированные ботинки. Поднимает взгляд медленно и натыкается на протянутую ладонь ― тёплую, пахнущую теплом и солнечным светом. Скользит взглядом выше, а там ― распахнутое пальто, белая рубашка. Выше ― родинка под губой и глаза, в которых космос, звёзды, астронавты.       Тэхён тоже хочет стать астронавтом и бороздить просторы Вселенной в этих глазах. Остаться там жить, разбить поселение, устроить там дом. Считать звёзды, планеты, галактики. И в этих руках чувствовать себя так, словно это его место. Ему одному принадлежит. Для него одного создано.       Губы трогает слабая улыбка. Он отстраняется от стены и тянет свою руку к протянутой ладони. Пальцы переплетаются, и все семь лет на какое-то мгновение превращаются в пыль.       ― Давно ты здесь сидишь?       ― Кажется, целую вечность.       ― Пойдём.       И Тэхён идет.       Он за своим человеком куда угодно пошёл бы. Вот этим наполовину корейцем, наполовину англичанином, который в лакированных ботинках, с татуировками на пальцах и маленькой Т на груди. У которого руки теплее, чем солнце, и в глазах отражение вечности.       Как преданный пёс. Как прирученный Лис, который за Маленьким Принцем не пошёл. Тэхён пойдёт. На край света, в пропасть, куда угодно. Чтобы больше не случалось плакать. Чтобы больше не случалось горьких семи лет.       Пойдёт. Конечно, он пойдет.       Чтобы его снова обняли, приласкали, согрели.       Чтобы на их планете зажигались звёзды.       Чтобы до исступления, сбитого дыхания, взрывов под ребрами, искр из-под ресниц.       Чтобы не отпускали. Чтобы больше не уходили.       Последний рывок перед вечностью. Последний шаг, а за ним ― бесконечность.