Бедная Женя

— Быть или не быть? Вопрошала Этери —  Вот в чем вопрос! Автоматически продолжил Даня, привычно войдя в кабинет любимой и закрыл двери на замок. Так же привычно, не замечая взгляда, который стал удивленным настолько, что на лбу появилась мимика, протер лезвия коньков, зачехлил их и поставил в шкаф. И только после этого увидел на лице Этери лукавую улыбочку любопытства, замешанного на азарте. Такое надо рассмотреть поближе. — Так это ты! Воскликнула женщина! — Конечно! Подтвердил Даня. И продолжил — Я — это я, а не я — это не я. Чего тут непонятного? Приподнял за талию свою любопытницу и посадил на стол. — Мадам, у вас грудь шевелится. И вынул из-под свитера Мишель. Девочка зевнула и нехотя обреченно пошла в свой домик. Знала она чем заканчиваются эти игрища у людей. Это надолго. Можно поспать. Длинные ноги в джинсах обвили его длинные ноги, мужские руки проникали под теплый свитер, губы искали на ключице конец удовольствия от поцелуев рассыпанных по мраморной коже, настало время игр. — Настало время игр? — С чертями в глазах спросил Даня. — Ну что, в нашу любимую? Кто снимет этот страшно лишний сейчас свитер? — Не я… Промурлыкала Этери. — Правильно! И Даня освободил верх дамы от одежды. — Кто у меня самый умный и самый красивый? — Я… — Кто у меня самый любимый? — Я… — Кто у нас в Гимне Страны на ЧЕ до сих пор поет про Ленина? Задал Даня вопрос так невинно, словно сейчас перекладывал бумаги на ее столе, а не целовал взасос ее левую грудь. Романтика момента была не потеряна, но разбавлена смехом. А у них так всегда — не поймешь чего в постели больше: секса или смеха. — Дань, ну я же не виновата, что слова Гимна СССР намертво засели в подкорке. И еще не виновата, что Гимн вернули, а слова не вернули. Вот и пою на автомате Партия Ленина Сила народная Нас к торжеству Коммунизма ведет Самой стало смешно тогда. — А видно было, как ты засмеялась. Это хорошо, что вовремя переключили трансляцию с нас на подиум. — И хорошо, что мы были все в масках, хоть не так спалились. — А кто у нас самая сладкая? Даня продолжал игру. Она ему нравилась. Как и Этери без верхней части белья. — Я. — А кто у нас самая вкусная? — Я… — А кто у нас самая большая ревнулька? — Не я. — Точно? Ты ничего не перепутала? — Неееет. — А кто Паутову чуть за 101 километр не выселил? — А она сама виновата. — Точно виновата? — Точно. Не надо было к тебе клинья подбивать прямо при мне. — А как надо было? У тебя за спиной? — Вот дурак! — шутя ударила кулачком в грудь своего так бешенно ревнуемого мужчину Этери. — Не я! — так же шутя и быстро отреагировал Даня. — Ты! Самая большая ревнулька у нас ты. — Да? — Да. А кто мне среди ночи устроил сцену ревности? Не ты? Не ты? Не ты? А ну отвечай, а то сейчас покусаю. Зубки уже прикусывали затвердевший мужской сосок, и кожа рядом покрывалась пупырышками. — А что я должен был делать? — пришел в себя и начал возмущаться Даня. — А что я должен был думать? Я уехал на старты с юниорами. Моя женщина мне говорит, что поехала в Останкино обсуждать с этим противным Борисовым какие-то программы. И после этого он выкладывает фотку с мордой животного, под которой всем нашим общим знакомым сообщает, что это животное — олень Даник. Вот так вот — совершенно издевательски, недвусмысленно всем намекает, что Даник Глейхенгауз, уехав в Саранск, обзавелся рогами, стал оленем. Этери расхохоталась. Она вспомнила эту эпопею, когда ее ночью, сонную Даня заставил бродить по квартире на видеосвязи, демонстрируя все углы, шкафы и закоулки —  не прячется ли там ведущий Дима. — О да, милый. Ты так орал тогда ночью в гостинице, что разбудил всех юниоров. Они потом на произвольной были злые и невыспавшиеся. — Это была диверсия против спортсменов конкурента. Наши давно привыкли, что мы орем. — Ну так обычно орем друг от друга и после произвольной, а не друг на друга и после короткой. Так что один — один, ничья. — Не правда. Не ничья. А моя! Только моя! — Я… — прошептала на выдохе Этери утопая в Даниных губах. Во время сиесты, все знали, что кабинет старшего тренера лучше обходить стороной. И не приведи Господь туда стучать и ломиться — Этери Георгиевна и Даниил Маркович заняты постановками. Их нельзя отвлекать. Иначе на вечернем льду тигрица будет выгибать спину и шипеть. Они еще долго целовались и ласкались, пока Даня не спросил дальше. — Так к чему был этот вопрос о смысле жизни вначале? Что-то случилось? — Нет, не случилось. Просто наша знакомая авторесса на фикбуке разгоняет тему, что это ты пишешь дикие фанфики про Шекспира. Вот я и решила проверить, близок ли тебе Шекспир. — Я про Шекспира? Если бы я и писал какие-то фанфики, то только о тебе. Мне близка ты. Они так и продолжали сидеть в обнимку, сплетаясь полуобнаженными телами. — Там и обо мне тоже. — Ты и Шекспир?  Интересный пэйринг. Я бы не додумался, честно. Тем более до сих пор не известно, был этот Шекспир вообще — или там был целый литературный штаб. Говорят туда входили и Френсис Бэкон и Королева Елизавета I. Творческий Штаб Трагедистов — ТШТ. И они засмеялись снова. — Значит не ты? — Не я. Точно. Ты мне не веришь? — Ну не знаю..... — В прошлый раз ты мне тоже не верила — с этими любовными записками, которые мне писала незнакомка. И помнишь что вышло? — О даааа..... Такое трудно забыть.