Я и мой друг

В тот миг, когда Хара вышел из магазинчика на заправке — крошечного, грязного магазинчика на такой же крошечной грязной заправке, — и увидел его, они будто остались одни вдвоем во всем мире. Он стоял ровно напротив выхода, и лучи так кстати выглянувшего солнца загорались в рыжине. Хара влюбился с первого взгляда. Он просто не мог пройти мимо. Этот парень не принадлежал ему, он наверняка принадлежал кому-то другому — тому здоровенному бугаю, наверное, который только что вошел в магазинчик, задев Хару плечом. В любое другое время Хара бы взъярился, и дело кончилось бы дракой, и бугай остался бы без зубов и с подбитым глазом. В любое другое время. Не сейчас. Сейчас Хара собирался украсть у бугая самое, несомненно, ценное. Потому что как такое не может быть самым ценным? Он небрежной походкой подошел к красавцу и протянул руку. — Ну, привет, детка. Красавца звали Ямазаки. Они умчались прочь с заправки двумя минутами спустя, бугай небось еще до кассы дойти не успел — Хара хорошо умел уговаривать даже самых строптивых. А Ямазаки был строптивым, очень — и в то же время был невозможно хорош. Хара начал возбуждаться, едва они отъехали от заправки, и к тому моменту, как впереди, едва проступая сквозь сгущающуюся тьму, показался мотель, у Хары уже стояло так, что сидеть было больно. Такое с ним было впервые. На парковке мотеля он наклонился и обнял Ямазаки. — Не могу взять тебя с собой в номер, — пожаловался он. — Прости. Наверное, парень с сиреневыми волосами, в короткой кожанке, обнимающийся с мотоциклом, смотрелся дико. Но Харе было плевать. У него было чувство, что он нашел любовь всей своей жизни. Ямазаки был слишком хорош, и конечно, не могло случиться так, что никто не попытался бы отнять его у Хары. Поэтому он спал чутко, вздрагивал и открывал глаза среди ночи, и чутье не подвело его. Под утро, в густом предрассветном мраке он услышал звяканье цепи, а когда неслышно вышел из номера в открытый коридор, увидел какого-то мелкого хлыща, возящегося рядом с Ямазаки. Хара вынул из кармана выкидной нож и бесшумно пошел к парковке. Они покинули этот мотель и доехали до следующего, грязного и разваливающегося, где не было никого, кроме сонного, безразличного хозяина, который выглядел так, словно прячет под полом с десяток трупов. Хара так устал, что засыпал на ходу; он погладил руль и оставил Ямазаки на парковке — здесь угонять его было некому. Но даже если бы и было кому, у него бы все равно ничего не вышло, потому что этой ночью Ямазаки пришел к Харе. Хара заснул — и проснулся, когда Ямазаки уже был внутри. Он стоял, небрежно привалившись к двери, и выглядел точь-в-точь как и должен был — хмурый, рыжий, в грязных джинсах и потертой косухе. Под взглядом Хары он стянул кожанку, и Хара фыркнул — на Ямазаки оказалась черная футболка с принтом в виде медвежонка-металлиста. — Привет, — сказал Хара, широко ухмыляясь. Ямазаки криво ухмыльнулся в ответ и пошел к нему. — Здарова, — сказал он, плюхаясь на кровать, и Хара хищно сгреб его за пояс джинсов и потянул к себе. — Ну эй! — Ну эй что? — зафыркал Хара. — Я сегодня ехал на тебе верхом и хочу еще! — Хоть бы выпить предложил для начала, — пробурчал Ямазаки и начал стягивать футболку через голову. Хара жадно следил за ним — руки Ямазаки были темные от загара, но там, где начинались рукава футболки, словно проходила граница — плечи и торс были белыми настолько, что он видел ручейки вен под кожей. И еще он видел веснушки — они, едва заметные на лице, лишь небольшая россыпь на носу, здесь цвели: на плечах, на ключицах, на груди. Потянувшись вверх, Хара сгреб Ямазаки за плечо и поцеловал в середину груди. Тот не вздрогнул — его глаза, темные, болотно-зеленые, следили за Харой. Он походил на волка — недоверчивого, напряженного. Никакой этой собачьей милоты. — Хочешь аэрографию? — спросил Хара шепотом. — Волчью морду нарисую, хочешь? Ямазаки кивнул, а потом наклонился и поцеловал его. Хара распахнул руки ему навстречу, заключая его в объятия, открыл рот, позволяя языку скользнуть внутрь, широко развел ноги, чтобы Ямазаки оказался между ними. Ему было нужно, нужно, нужно. В четыре руки они, мешая друг другу, расстегивали жесткий ремень на джинсах Ямазаки, стягивали их, и Ямазаки шипел и матерился, а Хара сначала фыркал от смеха, а потом начал стонать, потому что ощущение обнаженного тела было именно тем, чего он хотел, болезненно правильным оно было. Ямазаки обслюнявил пальцы и сунулся ими ему в задницу, и хотя в этом было мало приятного, все равно все было правильно, и Хара развел ноги, выгибаясь навстречу. — Что, смазки нету, что ли? — Если только машинная. Хара заржал, а Ямазаки в ответ дернул его за плечо. — Перевернись. Он перевернулся и встал на колени, задирая задницу. Так было лучше, удобнее, но ему хотелось видеть Ямазаки, и Хара повернул голову, облизывая пересохшие губы, вглядываясь в его лицо: сосредоточенное, со сдвинутыми бровями, с капельками пота на лбу. Красивый, подумал Хара. И большой, подумал он еще, когда Ямазаки начал входить, и Харе пришлось зажмуриться, потому что это было. Слишком. — Ямазаки, — позвал он, сильнее отставляя задницу. — Ямазаки. — Я здесь, — ответил Ямазаки. — Я здесь, с тобой. — Ты здесь, — повторил Хара, — со мной. Щеки почему-то были мокрыми. Ямазаки двигался в нем — толкался размеренно, сильно, небыстро, словно издевался, и Хара прогнулся сильнее и сам начал двигаться навстречу, навязывая свой темп, сжимаясь внутри. Это сработало — толчки Ямазаки стали чаще и беспорядочнее, он склонился ниже, почти ложась Харе на спину, опаляя горячим дыханием ухо, его пальцы — сильные, жесткие, — стискивали бедра Хары. Так правильно. Никак иначе. ...не могло быть… неправда… не было… Хара судорожно сжался, зажмурился, прогоняя внезапный образ — темная улица, фонари, рука на плечах, смех… — Хара… — хрипло выдохнул Ямазаки. — Хара, не сжимайся так, я сейчас… Из груди вырвался смешок, и Хара подался назад и сжался еще раз. Длинный стон был ему ответом, и Ямазаки судорожно вцепился пальцами ему в бедра, задергался, выплескиваясь внутрь. — Скорострел, — выдохнул Хара. Рука Ямазаки потянулась к его члену, но Хара вывернулся и сгреб его за плечи, заваливая на спину. — Хочу покататься на тебе верхом, — выдохнул он, наклоняясь к лицо Ямазаки. Тот в ответ сжал в кулаке его член. — Жопу сотрешь. Хара упрямо мотнул головой, перекинул ногу через бедра Ямазаки. Еще не опавший после оргазма член уперся ему между ягодиц, и Хара потерся об него, ощущая, как классно он скользит по вытекающей из задницы сперме. Он так и двигался, пока рука Ямазаки лениво, неторопливо гладила его член, пока наконец не выплеснулся ему на грудь. — Млечный путь, — выдохнул Хара, укладывая голову Ямазаки на плечо. — Чего? — спросил тот недоуменно. — Млечный путь, — повторил Хара и размазал свою сперму у него по груди. — Это звезды, — он потыкал в веснушки, — а это Млечный путь. — Дурак, — сказал Ямазаки. Поездить верхом довелось на следующий день. Они покинули мотель, при свете дня оказавшийся еще более тухлым. Хара оставил деньги на стойке — хозяина нигде не было видно, — оседлал Ямазаки, чувствуя упругую мягкость седла под задницей и горячую твердость металла между ног, и покатил вперед. На закате дорога привела его в крошечный городок, где была одна аптека и один магазин. В аптеке Хара купил смазку, в магазине — пива, чипсов и пару сэндвичей. Еще в этом городке был крошечный отельчик, гораздо более приятный на вид, чем мотель, который они покинули утром, и Хара намеревался отправиться прямиком туда. Он вышел из магазина и увидел, что рядом с Ямазаки стоит девчонка. Молоденькая, лет восемнадцати от силы, в коротеньких шортиках и топе. Она водила пальчиком по рулю, а когда Хара вышел, сияюще ему улыбнулась. — Красивый байк. Твой? — Мой, — согласился Хара и положил руку на руль. — Покатаешь? — кокетливо спросила она. Он ухмыльнулся. — А тебе восемнадцать есть? — Айди показать? — рассмеялась она. — Запрыгивай, — он мотнул головой. Это было неправильно. Ему не нужна была эта девчонка. У него же был Ямазаки. Но в тот миг, когда он увидел ее — такую тонкую, позолоченную закатными лучами, с копной рыжеватых волос… Вот что. Она была рыжей. У нее так же сияли волосы и также сбегали с лица на шею и в вырез веснушки. Ему всегда нравились рыжие девчонки. Хару вдруг обеспокоила эта мысль. Всегда? Или только в старшей школе, когда… — Пригласишь? — спросила девчонка, когда они остановились перед отелем. В крошечном отеле посреди крошечного дворика был крошечный бассейн. Безразличный парень на ресепшн выдал им ключи и полотенца, и Хара, закинув вещи в номер, направился к бассейну. Девица тащилась за ним как приклеенная. Ни у кого из них не было купальника, но других постояльцев не наблюдалось, и Хара, раздевшись, прыгнул в бассейн голышом, а девица последовала его примеру. И это тоже было неправильно. Солнце уже почти совсем село, только самый краешек мелькал между домами, и последние красные лучи зажигали волоски на ее теле, одевая ее в кровавую рыжину. Это должна была быть не она. Это должен был быть Ямазаки. Это на его груди должны были блестеть капли воды, это он должен был с плеском выныривать из бассейна, отряхиваться как большой пес, рассыпая вокруг брызги; это его Хара должен был стаскивать за ногу в воду, на его плечах повисать, пытаясь притопить. Это его Хара должен был притащить в номер, швырнуть на кровать и навалиться сверху. Она стонала. Стонала, когда он входил в нее, и ее рыжие кудри прыгали по подушке, когда он трахал ее, глядя в закатывающиеся глаза. А потом он начал двигаться резче, вбиваясь, вдалбливаясь, вонзаясь в нее, и она заголосила, словно мартовская кошка. И тогда ему на плечи легли руки, и знакомый голос шепнул в ухо: — Не останавливайся. Хара услышал, как вжикнула молния на джинсах, как зашуршала одежда, а потом его толкнули в плечо, наклоняя ниже, и ухватили за бедро, и начали толкаться внутрь. Хара коротко взвыл и, извернув шею, прикусил руку у себя на плече. Ямазаки охнул, но руки не отнял и движения не замедлил — он входил плавно, неумолимо. А потом начал двигаться быстро и размашисто, и Хара забыл обо всем. Больше не было девицы под ним, отеля, мира вокруг… был только Ямазаки, его член, его сильные, глубокие толчки, и эти мгновения на пике… Не было темной улицы, фонарей, смеха… темной фигуры перед ними, блеска на острие ножа… не было… Его накрыло ослепительной волной, протащило ею, швырнуло, и Хара заорал в голос и сорвался на рыдания. На мгновение он, кажется, отключился. Потом он понял, что лежит на кровати, а рядом лежит Ямазаки, когда-то успевший раздеться. Девица куда-то исчезла, и Харе было на нее плевать. — Где тебя носило? — лениво спросил Хара, тыкая его в плечо кулаком. Ямазаки в ответ буркнул: — Я вообще-то мотоцикл. Хара зафыркал. — Мотоцикл-оборотень, единственный и неповторимый. Волшебный помощник. Как в сказке. А что надо сделать, чтобы ты стал человеком насовсем? Поцеловать? Я готов. — Дурак, — ответил на это Ямазаки и стукнул его подушкой. Утром его снова рядом не было, зато почему-то валялся шмот вчерашней девицы. Хара не стал задумываться над этим — умылся, собрался и ушел. Парень на ресепшн, все такой же безразличный ко всему, принял у него деньги, и Хара забрал Ямазаки с парковки и уехал. Когда он выезжал из города, мимо промчалась, завывая сиреной, полицейская машина. Этим вечером Хара решил никуда не заезжать. Его бесили люди; днем пришлось заехать в торговый центр, чтобы купить палатку и спальник, и люди взбесили его еще больше. Поэтому, когда солнце начало клониться к западу, Хара съехал с шоссе на проселочную дорогу и ехал еще какое-то время, пока впереди не показалось озеро. Там он спешился, прислонив мотоцикл к дереву, поставил палатку, а когда обернулся, у дерева уже стоял Ямазаки. Выдохнув, Хара пошел к нему. — Солнце же еще не село, — сказал он. Ямазаки повел плечами. — Ну и ладно. — Пойдем купаться? — спросил Хара, и Ямазаки молча кивнул и начал раздеваться. Когда он вошел в воду, Харе показалось, что вокруг него расплывается море крови. Солнце окрашивало поверхность озера в алое, загоралось в волосках на теле Ямазаки. Хара не мог отвести от него взгляда. — А может, — проговорил он, когда они, уже искупавшиеся, лежали на спальниках под открытым небом, — это и не сказка. — А что? — спросил Ямазаки. — Фильм ужасов, — весело ответил Хара. — Триллер. — И щас из-за кустов кто-нибудь кинется? — скептически поинтересовался Ямазаки. Хара помотал головой. — Не, другой. Никаких чудовищ. Только человек, один человек. — Который идет по дороге на мотоцикле, оставляя за собой трупы? — лениво спросил Ямазаки. Хара с удовольствием потянулся, перевернулся и навалился на него. — Ага. Потому что иначе его мотоцикл не будет превращаться в человека, чтобы трахать его. Кровавая жертва, понимаешь? — Либо это мистика, либо он псих, — заметил Ямазаки, глядя на него сквозь ресницы. В лесу уже совсем стемнело, и Харе казалось, что зеленые глаза Ямазаки светятся, как у хищного зверя. — Либо зритель так и не получит ответа, — Хара поерзал по нему сверху, с удовольствием ощущая, как отзывается член Ямазаки. — А ты бы как хотел? Ямазаки ухмыльнулся и потянул его на себя. Они целовались, сталкиваясь зубами, переплетаясь языками, руки Хары словно жили своей жизнью, и ему казалось, что кожа Ямазаки вспыхивает под ними и что он сам загорается от этих прикосновений. Дышать было трудно, горло сжималось, в груди давило. Он ощущал, как текут по лицу слезы, но даже не думал их вытирать. Они не помешают. Ему ничто не помешает. Темная улица, фонари, смех, рука на плече. Темная тень, преградившая дорогу. Холодный высверк на лезвии ножа. Нет. Неправда. Не было. Он начал садиться сверху. Все ощущалось слишком остро: руки Ямазаки на бедрах, его член в заднице, его взгляд, пронзающий до нутра. Хара двигал бедрами, поскуливая, ему казалось, в голове будто что-то взрывается. В глазах становилось темно, ему все сложнее было держаться прямо, хотелось упасть на грудь Ямазаки, хотелось остаться так, на нем, с ним внутри, прожить так всю жизнь, так умереть… Разве он многого хотел? — Давай, давай, — прошептал Ямазаки. Он толкался бедрами вверх, облизывал губы, и его кожа вспыхивала алыми цветами, будто кровавыми пятнами. Кровавое пятно расплывается от центра живота вверх, вниз, его не должно быть видно на черной футболке, но его видно, оно ползет, захватывая черную ткань, захватывая медвежонка-металлиста… — Пожалуйста… — всхлипнул Хара. — Пожалуйста… Пожалуйста… Глаза Ямазаки закатились, он захрипел, толкаясь сильнее, его руки сжались на бедрах Хары. Стиснув в кулаке свой член, Хара кончил ему на живот — на чистый, белый живот, никакого кровавого пятна… — Хорошо… — выдохнул Ямазаки. — Хорошо… — согласился Хара и улегся на него сверху. — Я бы хотел, — неожиданно произнес Ямазаки, и Хара почему-то понял, что он отвечает на вопрос, заданный еще до секса, — чтобы как в школе было. В баскет поиграть. Вот это все. Я, ты, наша команда. Мяч. Соперники. — Да, — согласился Хара, расплываясь в улыбке. — Весело было. — Сейчас тоже весело, — примирительно сказал Ямазаки, и Хара поцеловал его под ухом. На следующий день его остановил полицейский. — Я что-то нарушил? — спросил Хара, пока тот изучал его документы. Он не волновался. Полицейский покачал головой. — Всех проверяем, сэр. Произошли убийства. — Серьезно? — вскинул брови Хара. — И кого убили? — Много кого, — туманно ответил полицейский. — Можно задать вам несколько вопросов? — Конечно, — сказал Хара спокойно. Вечером, снова в придорожном мотеле, Ямазаки спросил: — Трахнешь меня? И пока Хара молчал, пытаясь переварить услышанное, он разделся и улегся на кровать. В этот раз было по-другому. У Хары дрожали руки, пока он наглаживал Ямазаки, пока растягивал его, заглядывая в лицо, наблюдая, как Ямазаки краснеет, как опускаются его ресницы, как приоткрываются губы, выпуская стоны. Когда Хара вошел, ему показалось, что он прямо тут и умрет. Это было слишком хорошо, невероятно хорошо. Так не должно было быть… — Ямазаки, — спросил Хара шепотом, когда они лежали рядом в густеющей темноте, — почему мы не делали этого раньше? — Не знаю? — спросил Ямазаки в ответ. — А тебе так тоже нравится? Давай еще. — Я не знаю, как это, — прошептал Хара. — Я не могу этого вообразить. Я не могу это вспомнить. — А, — сказал Ямазаки. И наступила тишина. Первым снова заговорил Хара: — Тот парень. Из триллера. Кого он убил? Ямазаки вздохнул. — Байкера на заправке. Мелкого бандита в мотеле. Хозяина другого мотеля. Рыжую девушку. Консультанта в торговом центре. Полицейского. — Никакого предпочтения в выборе жертв, — заметил Хара. — Сложно будет его вычислить. — Да уж, — согласился Ямазаки. — Просто он в ярости, верно? — сказал Хара. — В гневе и в отчаяньи. Тот байкер ведь не первая жертва? — Не первая, — согласился Ямазаки. — Первой жертвой был случайный нарик на улице. Он напал на этого парня… — Нет, — резко перебил его Хара, садясь. — Этого не было. — Не было, — согласился Ямазаки. — Это же фильм. Триллер. Нарик напал на нашего убийцу — тогда еще не убийцу — и его парня. Пырнул парня ножом. А наш убийца выхватил нож и прирезал самого нарика. А потом держал своего парня на руках, пока тот умирал. Ну, и забыл об этом, естественно. Потом угнал байк. И его начало глючить, что этот байк и есть его парень. — Перестань, — прохрипел Хара. Он зажмурился и не мог открыть глаза. Его трясло. Потом Ямазаки обнял его сзади. — Пусть будет дух мотоцикла, который требует кровавых жертв, — прошептал Хара. — Пожалуйста. — Да не вопрос, — голос Ямазаки звучал немного грустно. — Ты не переживай так, Хара. Все нормально. Все будет хорошо. Развернувшись в его руках, Хара поцеловал его. Поцелуй вышел мокрым и соленым, но это было хорошо. Они повалились на кровать, и Хара, не разрывая поцелуя, сгреб Ямазаки за член и принялся двигать рукой быстро, яростно. Ямазаки захрипел, вцепившись ему в плечи, задергал бедрами навстречу. Они двигались неуклюже, словно подростки, притирались друг к другу, как будто ничего больше не умели, и Хара стонал в рот Ямазаки и глотал его резкие выдохи и короткие стоны. Потом они лежали на мокрых простынях, в пятнах спермы и пота, и Хара водил пальцами по груди Ямазаки. — Ты настоящий, — шептал он. — Совсем настоящий. Ямазаки молчал. Ранним утром, когда рассветные лучи вспыхивали в каплях росы на травинках у обочины, окрашивали небо в нежное розовое, Хара и Ямазаки выехали на шоссе. Пустая дорога простиралась в обе стороны сколько хватало взгляда. Хара притормозил, провел рукой по гладкому черному боку с рыжими полосами. — Едем дальше? — спросил он шепотом, и мотор тихо рыкнул в ответ. Солнце вставало впереди, туда, куда лежал их путь; за спиной был запад, и Хара подумал, что сегодня вечером увидит еще один кровавый закат. А после заката к нему придет Ямазаки.