Розовый - цвет моего кошмара

Я всегда знала с кем связывалась - впечатления нормального человека Хисока не производил никогда, даже пять лет назад, когда я толком еще и не поняла с кем именно столкнулась. Его Безумие было хуже, чем просто жаждой убивать - это была жажда истязать, мучить, издеваться, насмехаться. Он, конечно, никогда не опускался до банальностей вроде веревок, цепей и плетки, но то, что он делал было ничуть не лучше. О, он любил меня. По его собственному выражению, вечность - конечно, куда нам до простых смертных и их недалекого земного удела. Он не дарил мне цветов, а когда я спрашивала, лишь пренебрежительно усмехался и предлагал букет человеческих сухожилий, зная, насколько сама мысль о внутренностях людей для меня невыносима. Вечерами, если он был дома и в хорошем настроении, он брал меня за руку и мы шли. Шли по крышам, шли по воде; и он, смеясь, засыпал меня комплиментами - тогда я уже научилась их понимать. Мой печальный клоун. Он принимал свою роль как некую сверхцель, находил необходимым следовать образу постоянно, не просто врастая в него, а выворачивая его наизнанку и высоваясь с другой стороны, словно проверяя, есть ли там еще что-нибудь. Клоуны призваны дарить улыбки - жаль только, последние, в случае Хисоки. Не могу сказать точно, но мне кажется он вменял в свою обязанность шутить - в меру собственного чувства юмора - перед смертью каждой своей жертвы, поэтому после убийства в приступе безумия он еще долго старался изо всех сил одаривать окружающих радостью. О да, я иронизирую над чувством юмора Великого Хисоки, потому что, видит Бог, понять его могла только я, и в силу своего понимания только я и могла рассмотреть за ними нечто большее. Я могу сколько угодно насмехаться над ним сама, втихую злорадствовать над его тайными слабостями, но обмануть себя не получалось - безумно, еще безумнее чем он я боялась потерять его любовь. Пыталась убедить себя в том, что у меня есть над ним власть, покорно снося его насмешки и придирки. Зачем? Я не могла представить жизни без Хисоки. Не решалась даже представить себе, что случиться если вдруг я перестану быть ему интересна - а ведь несмотря на все его слова я была уверена, что это интерес, такой же охотничий интерес как и ко всем остальным. Я безумно страшилась показать ему насколько принадлежу и насколько зависима. Оставаясь вечно недоступной, не полностью его, я дразнилась, играя в сильную девочку, и как маленькая школьница рыдала по ночам, когда его не было рядом. Я всегда ходила смотреть его бои на двухсотых. Нет, я не боялась и не нервничала, но видит Бог, таких представлений в других местах было не увидеть - только загоняя себя в условные рамки соревнований и набора баллов он мог по-настоящему показать истинную силу своего безумного гения. Таких, как Хисока, темные легенды города хранят десятилетия, если не века после смерти - если, конечно, те не находят свой конец до того, как их имя начнет что-то значить. О таких, как Хисока, писали в моих учебниках - если, конечно, те редкие листки можно так назвать. Несмотря на очевидную однобокость суждений тех псевдо-писателей, они не могли не подчеркнуть уникальность и колорит таких вот личностей. Сдается мне, имя Темного Клоуна, как за глаза называют его в Гильдии, еще долго не покинет уста моих коллег: они отчаянно любят перемывать косточки тем, кто может их убить, не прилагая к тому особых усилий. Хисока бывал нежен - временами. Медленно проводил своими длинными, как у профессионального пианиста пальцами по моей щеке, цеплялся за подбородок, пристально заглядывая в глаза. Ни разу я не могла сказать сколько времени мы вот так сидели - но не было похоже, чтобы его это как-то тревожило. Он никогда не перебирал и не гладил меня по волосам, хотя прекрасно знал, как бережно я о них забочусь. Словно в насмешку, его пальцы избегали прикосновений к тем частям моей внешности, что лично я считала красивыми. Одно время мне хотелось думать, что так он пытается сказать мне что считает красивой меня целиком и таким образом поддержвает. Сейчас же я даже не уверена в том, что он отдает себе отчет в своих действиях, или, как и большинство действительно удачных насмешек, это получается у него само собой. Дар от природы. Такой же, как и его способности к убийству - любой из Золудиков, не раздумывая, отдал бы за такой что угодно. Кроме того, чем заплатил Хисока, подчиненный своей природой. Он не умел, да так и не научился останавливаться; его превращение в сплошной животный инстинкт происходило мгновенно, беря разгон лучше, чем любой Усилитель. Лежа на кровати по утрам, он недоуменно разглядывал бордовые и темно-синие пятна, покрывающие мое тело, иногда даже почти с сожалением обводя каждое из них своими тонкими пальцами. Идеальные руки для артиста, устраивающего свои кроваво-завораживающие представления на потеху воображаемой публике. Кажется, именно это он во мне и начал ценить изначально - публику. Я в ту пору только-только закончила Академию и готовилась принять метку Гильдии, и, разумеется, не могла пройти мимо такого профессионала, который больше смахивал на ожившего хрестоматийного героя ужастиков. Каким-то чудом мне удавалось находить его уже после того, как безумие отступало, и начиналась по-настоящему гениальная часть. В определенный момент он ко мне привык - хотя мы все еще не перебросились и словом. Это стало заметно по увеличившемуся репертуару и артистизму - к тому же он стал дожидаться моего появления и начинать уже после того, как благодарная публика в моем лице приготовится внимать. Также из его действий исчезла звериная жестокость - похоже, желая увлечь меня сильнее, он давал волю своей жажде крови в другое время, не собираясь лишаться единственного восторженного зрителя. Мне нравится развлекать себя мыслью о том, что было бы, принеси я на одно из таких побоищ букет, выкрикни «Бис!» или же зааплодируй в конце. Хотя, кто знает, возможно на самом деле полный зал и поклон с ярко освещенной эстрады - это предел его мечтаний. По крайней мере, это объясняло бы его страсть к Арене, с которой он не может уйти вот уже который год, возвращаясь в последний момент, как будто притянутый леской того смешного мальчугана в зеленом костюмчике. Хисока, как никто умеет ценить и находить таких вот людей - страстных, увлеченных, неординарных. Мне бы льстило, относи он к ним и меня, но, к сожалению, я слишком хорошо знала, чем заканчивались его встречи с такими людьми. Он вспыхивал страстью, бросал все и устремлялся к увлекшему его человеку, но ему редко удавалось поиграть долго. Видеть его слегка сожалеющий взгляд было странновато поначалу, но в конце концов я поняла - Хисока убивает их не потому что хочет, а потому что не может не убивать. Кем это делало в его жизни меня? Иллуми? Мы не привлекали его внутреннего монстра, но интересовали того Хисоку которым он бывал в моменты просветления. И это пьянило лучше любого вина, подсаживало на иглу лучше любого наркотика - эта иллюзия власти над зверем. Конечно, это не может кончиться хорошо. Но я никогда не смогу это закончить.