от нуля до сотни.

Начиная с университетских времён, современный мир давался Игорю тяжело. Все говорили про нюх альфы, про запахи омег, обсуждали и обсуждали до тех пор, пока не отсыхали языки. Гром не понимал. Все запахи были для него одинаковыми. Крышу ни от кого не сносило, и даже в гон, когда по словам всех учебников физиологии, учуять омегу можно было за километры, для него все люди пахли примерно одинаково. Нет, конечно вонючих бомжей в метро и он вполне себе чувствовал, и мог повестись на сладкий запах кокетничающей с ним девчонки, чтобы после начисто забыть про её номер, написанный на салфетке, но мир феромонов был для него закрыт сразу на пять замков. Некоторые завистливо говорили, что он таким образом может спать с теми, с кем захочется, другие чуть ли не в уроды записывали. Получали, правда, после этого по харе и затыкались, но ситуация от этого не менялась. Проходя мимо очередной симпатичной фигуры, Гром носом было поводил, и разочарованно опускал плечи - как обычно. Игоря Грома никто не привлекал как должно. Выбивался из системы. В студенчестве это бесило. В работе, неожиданно, стало куда легче. Здесь каждый второй не чувствовал и ничем не пах, ведь хватануть подавителя, когда ты на государственной работе было так же просто, как с утра выпить кофе. Классовое неравенство в командной работе никак не приветствовалось, а за попытку зажать кого-то в углу и уволить могли. Игорь впервые почувствовал себя на своём месте. Почти перестал делить людей, что уж там, и когда на месте преступления кто-то презрительно заявлял что "да с бетами всё понятно", сурово произносит, что для буквы закона нет никакого "понятно", идёт расследование. Люди верить не верили, но затыкались. Суровый взгляд из под надвинутой на глаза кепи в конкретный момент был куда страшнее, чем желание дальше купаться в предрассудках. – Игорь, ситуация, – за стол к Игорю редко кто решался вот так подваливать, но для Дубина вообще не было никакого понимания личного пространства. Похожий на радостного щеночка, он всегда влетал без приветствия и прощания, а Грома так вообще обожал не то доводить, не то просто, регулярно вкидывая какую-то мысль, которую потом приходилось проверять или додумывать. По крайней мере, щеночка тоже не волновала волчья иерархия, поэтому с ним можно было мириться. – Слушаю, – тапнув обратной стороной ручки по столу, Гром нехотя поднимает взгляд на стажёра, – только быстро. – Тут в одном клубе мелкий карманник затесался, и... – Ну а я тут причём? Вообще не наше направление. – Да ты дослушай! – Дубин даже с речи не сбивается, когда его перебивают, только нос морщит, – короче, нужен человек под прикрытием. Но там омеги танцуют, и... – И нежные носики всех остальных в нашем отделении не выдерживают, - начинает догадываться Гром, поднимая взгляд на толпящихся у стола напротив коллег, которые посматривают на них с долей ожидания, – ну так пускай таблеток нажрутся и в путь. – Пробовали уже. Два раза, - Димка вздыхает горестно, как будто он в этом участие принимал, – не помогает. Один ты остался. Вот так блять радость. Шататься по клубам с танцующими у шеста омежками ему ещё не приходилось. И не то что бы Игорь, всё ещё, поддерживал классовое разделение, но... Ай, блять. И правда, слово сказал, надо за него держаться. Какая разница, пускай там хоть сам папа Римский вытанцовывает, а поймать таскающего у студентов и рыбок покрупнее вещички надо. – Форма одежды? Вместе с Димой выдыхает добрая половина отделения. Никому не хотелось опозориться, проявляя эту свою волчью сущность, заложенную поколениями... Ну и вот эту всю херню, в общем, которую им так активно затирают с экранов и книг. Позднее вечером Игоря не узнать. Потёртые джинсы и такую же куртку сменяют элегантные брюки со стрелками, на тело ложится светлая рубашка с подкатанными рукавами и расстегнутыми на последних рамках приличия пуговицами, даже волосы прошли какую-никакую укладку. Тут подсуетилась вездесущая Юля, которой или хотелось сунуть свой нос в расследование, или просто посмотреть на Грома в новом амплуа. Откуда узнала и спрашивать не нужно, две птички в лице Пчёлкиной и Дубина спелись как неразлучники. Судя по бесконечному количеству фоток, которые Юлька делала по мере его перевоплощения, дело было всё же не в расследовании. – Если эти фотки окажутся где-то в сети, за этот телефон извиняться не буду, – хватаясь за торчащие бока рубашки в желании заправить их, без настоящей угрозы в голосе предупреждает Игорь. Юля бьёт его по руке, фыркая недовольной кошкой. – Если ты сейчас испортишь весь образ, эти фотки окажутся на доске модной катастрофы. Иди уже. Закрывая за собой дверь в квартиру, краем глаза Гром видит, как активно стучат ноготки Пчёлкиной по экрану, и напоследок от души хлопает входной, явно отвешивая ей за шиворот пару кусков побелки. Место особенным шиком не отличается. Бьющие по ушам биты в сочетании с медитативной саксофонной музыкой чувствуются даже из-за закрытой двери, и Игорь невольно морщится — совсем не его стиль. Впрочем, чего ещё ожидать от клуба, который решил, что надпись "STRIP" огромными неоновыми буквами будет хитом сезона? С мнением Грома, далеко не авторитетным явно не согласны подкатывающие на дорогих тачках будущие посетители. Им повезло ещё ни разу не потерять здесь кошелёк, или значение кошелька, когда на счету цифры начинаются от шести знаков настолько мало? Остаётся только гадать, пристраиваясь в очередь. Очень хочется сунуть руки в карманы, но этот жест наверняка будет расценен как какая-нибудь неуверенность в себе, поэтому Игорь продолжает стоять, лениво оглядывая толпу, как был. Мужик на входе пропускает его практически не глядя. Внутри музыка долбит по ушам ещё сильнее. Официантка на высоких каблуках, пробегая мимо, растягивает губы в улыбке, и её помада в неоновом свете отсвечивает настолько неприятным оттенком, что Гром предпочитает двигаться дальше, прокручивая в голове наводки. У бара их герой никогда не орудует, только за столиками или в приватных комнатах. Как он вообще там оказывается? Танцор или кто-то из работников, может? Пока идей было примерно столько же, сколько в принципе мыслей в голове оставляла эта разжижающая мозг музыка. Игорь пристраивается за один из пустующих столиков, прямо рядом с небольшой сценой на одного и шестом. Вот уж повезло так повезло. Ему, правда, танцору или танцовщице в трусы только мелочь ссыпать, ну или купюры по пятьдесят рублей, большего в кошельке точно не найдётся. Та же бойкая официантка подбегает с предложением напитков, но Игорь мотает головой — не до того сейчас. Девушка, сообщив, что шоу вот-вот начнётся, уносится к более расположенным потратить деньги клиентам. Свет, которого в помещении и без того было кот наплакал, совсем рассеивается, оставляя только яркую лампу-софит прямо над сценой. "Блять, и что я теперь вообще тут должен увидеть" мечется в голове у Грома, пока взгляд нервно скачет по залу, вылавливая в этой темени хоть что-нибудь. Музыка меняется на более плавную и завораживающую. Такой, должно быть, зачаровывают змей. Пытаясь нашарить людские силуэты в темноте, Игорь не сразу понимает, что он чувствует. Запах ударяет в нос так резко, что зрачки расширяются совсем невольно. Игорь не понимает, откуда это исходит, вертится только на диванчике, нервно втягивая ноздрями воздух. Сладковатый и одновременно терпкий. Такой, что глаза закрыть и только вдыхать. Не сравнится ни с какими духами или флёром местных алкогольных коктейлей. На стук чего-то тяжёлого по сцене Гром выворачивает голову так резко, что слышит хруст собственной шеи. Замирает, зачарованный, не хуже змеи. Мужчина на сцене, вроде бы, ничем не примечателен. Простое телесное бельё, блёстки по всему телу, отлично отражающие свет от ламп, каблуки... Ладно, это уже интересно. Ещё раз втянув носом воздух, Игорь наконец находит объект невероятного запаха. Смеющиеся глаза, которые встречают его явно говорят о том, что свою привлекательность, как внешнюю, так и всю прочую, мужчина прекрасно знает, и использует их на все сто процентов. Каблук — продолжение ноги, позволяющее прогнуться в спине так соблазнительно, что Игорь невольно забывает, а что такое вообще это ваше дышать. Шест — инструмент, благодаря которому на момент тело танцора оказывается безумно близко, совершенно сводя с ума. Спроси у концу выступления у Игоря, как его зовут, он точно не сможет сказать. Вообще-то, так и происходит. – Эй, красавчик? Кажется, его внимание пытаются привлечь уже пару минут. Игорь выдыхает, тупо смотрит на то, как присевший на корточки, — прямо так, на каблуках, — танцор улыбается ему в лицо, и с трудом фокусирует взгляд. Запах ударяет по носу с новой силой. – Такой красивый, а такой тупой, – разочарованно вздыхает мужчина, слезая со сцены, – смотрел сидел, денюжки не подкинул, а у нас так дела не делаются... Продолжая что-то бормотать себе под нос, танцор присаживается рядом с ним на диванчик, и ведёт носом, вот только в отличие от Игоря далеко не застывает, наоборот, расцветает как-то весь. Руку через спинку закидывает, совершенно ненавязчиво поглаживая Грома по плечу наманикюренными пальчиками. – Но пахнешь ты конечно вкусно. – Ты тоже. Первый шок наконец проходит. Шутка ли, тридцатник перейти, не имея никакой тяги к омегам, а тут вдруг от стриптизёра в клубе поехать? Или не стриптизёра, он ведь не раздевался, просто танцевал. Да и вообще... Чёрт бы побрал этот клуб, Дубина с его идеями и рыскающего где-то между здешними завсегдатаями любителя почистить чужие карманы от материальных благ. – Смотрите-ка, заговорил, – слышится радостное со стороны его нового знакомого. Игорю приходится закрыть глаза, чтобы не тонуть в обволакивающем его чувстве. Странное оно, конечно. Вроде бы хочется валить и трахать, а вроде прямо сейчас одеяло на плечи накинуть, а то не дай бог замёрзнет. Собираясь с мыслями, Гром чувствует ловкие пальцы, ползущие в сторону его паха. Хочет было уже рявкнуть, что услуги здесь не требуются, но потом рука резко меняет направление, оказываясь, почему-то, в кармане. Рефлексы у Игоря работают лучше, чем мозг. Хватанув наглую конечность за запястье, Гром тащит её на свет, но в пальцах уже зажато его удостоверение. Только что вытворявший невероятные кульбиты на сцене мужчина растягивает губы в улыбке. – Вот оно что. Майор Игорь Гром. Как на таких каблуках изящно вставать Игорь искренне не понимает, и совсем теряет связь с реальностью, когда тот наклоняется к нему обратно, как будто ты заправляя воротничок, и шепчет на ухо: – Рум номер три. Через десять минут. Тебе будет интересно. Когда в зале загорается неяркий но всё таки свет, возле Грома остаётся только шлейф чужого запаха, по которому он, кажется, смог бы найти своего героя, даже если б тот не указал место встречи. Удостоверение надёжно занимает своё место в кармане брюк, как будто никогда оттуда и не уходило. Небольшой закуток с большой неоновой цифрой "3" рядом со шторками оказывается, видимо, его место назначения. Охранники Игоря не задерживают, смотрят только снисходительно, и пропускают внутрь. "Царство разврата", ухмыляется про себя Гром, и задёргивает шторы поплотнее. Внутри приватные комнаты мало отличаются от тех же столиков с зале, разве что свет здесь разлетается по всему помещению, и не нужно щуриться из секунды в секунду, пытаясь что-то рассмотреть. О приближении Педро, — сценическое имя Игорь прочитал на сменной бумажке под номером комнаты, — оповещает только шлейф его запаха, и никакого стука каблуков. Вместе со шторкой на теле того самого Педро распахивается леопардовая шуба, заменившая один эксцентричный образ на другой, а сам он приземляется задницей на диванчик, и с блаженным видом откидывается на его спинку, похрустывая позвоночником. – Ну чё, майор Гром, – подняв глаза на молча наблюдающего за ним Игоря, танцор подбирает одну ногу под себя, ловким движением извлекая из кармана шубы удостоверение, – майор Пётр Юрьевич Хазин, наркоконтроль. Ты чё такой неуверенный в нашем заведении забыл? Смотрящее на него с фотографии на корочке лицо, чуть более молодое и серьезное, но определённо принадлежащее "Педро" добивает Грома окончательно. – Эт что за представление было, майор, блять, отделения наркоконтроля? – едва сдерживая голос в допустимых рамках, рычит Игорь, хлопая его же документом перед лицом Хазина, – не мог сразу сказать? – Ты альфача выключай, от тебя им и так за километр несёт, – ничуть не впечатлился Петя, убирая удостоверение обратно в карман, – чё бешеный такой? Не ебали давно? А, ой. Явно довольный своей шуткой, из второго кармана Хазин тащит чёрно-белую распечатку с фотографией, двигая её по столу к Игорю. – Вот из-за него я тут пируэты выделываю на шесте. Два месяца суку поймать не можем. Толкает в особо мелких, но какую-то дико химозную хуету. Три человека уже откинулись. Так чё ты тут забыл? Перебитая сгибами бумаги фотография ни о чём Грому не говорит. Успокаивает только слегка. Ладно, не дебильный розыгрыш, и на том спасибо. – Завёлся любитель карманы чистить. В общей сложности на восемьсот тысяч уже угнал и налом, и в украшениях. И в том же клубе, что ваш красавчик, вот это совпадение. В совпадения Игорь верил ещё меньше, чем в иерархию. С последним, правда, начали возникать сомнения, ведь свою ладонь, улёгшуюся на колено Пети, Игорь совершенно не контролировал, и сейчас смотрел на конечность как на совершенно себе инородную. Хазин, кажется, проблемы в этом не видел, и лыбиться начал только сильнее, двигаясь по дивану ближе к Игорю. – Рыбку съесть мне сегодня уже не светит, – насмешливо сообщает он, пока вместе со скольжением по дивану дальше, до белья скользит и рука Игоря, – а вот на хуй присесть пока ещё могу. Обеспечишь? "Никто с этой работой не справится лучше тебя" Да и он с такими ГУНКовцами не справится, но хотя бы поймёт наконец, о чём все так активно твердят, пока нахваливают отношения с омегами. Проводя носом по шее, где концентрация запахов была максимальной, Игорь думает, что словил, по меньшей мере, джекпот. Они целуются влажно и долго, шуба с плеч Пети соскальзывает так, как будто только и ждала этого часа, а на скрипучий диванчик Гром заваливает свою добычу с рыком, достойным настоящего альфы. – Да подожди ты, зверь блять, – ржёт было Хазин, выкручиваясь из его рук, – занюхаешь всего. – Я никогда раньше омег не чувствовал, – честно признаёт Игорь, на секунду было смутившись, но компенсируя это смущение пальцами, скользнувшими под резинку плотного защитного белья на теле Пети. Тот на него пялится долго, а потом сам носом тычется куда-то под скулу, направляя руку Игоря от своего члена, оставившего влажное пятно смазки на ткани, вниз, где ещё более влажно и горячо. Гром охает. – Удобно, а? Никакой смазки не надо. Всему тебя учить придётся, майорчик. Два пальца, скользнувшие внутрь по естественной смазке вырывают из горла Хазина довольный стон. – С реакцией всё куда лучше, ты прав. Петя в долгу не остаётся, расстёгивая ширинку Грома. Они по дивану катаются, как сумасшедшие. Игорю безмерно хочется кусаться, и Петя ему позволяет, отшучиваясь, что завтра ему и шуба не понадобится на выступлении. Они оба понимают, что приват совсем не даёт им времени разгуляться, и Петя кончает с тремя пальцами в заднице, пока Игорь глубоко толкается в его горло, путаясь пальцами в волосах. Этого смертельно недостаточно. Хазин пишет на своей распечатке с фотографией свой номер и рисует дурацкое кривое сердечко рядом, вытираясь невесть откуда взявшимися салфетками. – Через пять минут выйдешь, – чмокнув его в губы с привкусом его же спермы мурчит Хазин, – менты должны держаться вместе. Виляя бёдрами, вновь скрытыми за длинными полами шубы, Хазин исчезает, оставляя Игоря откисать на перепачканном диване с мыслью и надёждой, что его хотя бы иногда моют. – Ну так как прошло? – Дубин вертится вокруг, желая первым узнать все подробности, – какие-нибудь зацепки? Ты его видел? Должен был видеть. – Дим, – Игорь прикрывает глаза рукой, в надежде только добраться до кофемашины. – Игорёк! Началось в колхозе утро. – Сразу говорю, это была вообще не моя идея, и... Светлое пальто отлично оттеняется чёрной кофтой с высоким воротом, а намёков на блёстки на лице как нет, так и не было. Вот только лёгкий шлейф совсем не от духов Гром чует даже на расстоянии полуметра. – Пётр Юрьевич Хазин, – представляет Прокопенко уже знакомое Игорю лицо, – у нас пара дел пересекается, вот прислали. Прошу любить и жаловать. – И не жаловаться, - дёрнув краешком губы, деловито сообщает Хазин, утягивая Игоря за собой к кофейному столику, – пошли, майор, делишки обкашляем.