от нуля до сотни.

– Мы поедем, мы помчимся, в ебенища утром ранним... – напевал себе под нос Хазин, зябко кутаясь в тонкую ветровку на пассажирском сидении. В машине, вообще-то, вовсю работала печка, и Игорь с себя вон уже куртку стащил, оставаясь в одной футболке, но из Хазина, всякий раз, когда ему приходилось делать что-то в то время, когда он делать этого не хочет, лезла природная вредность. – Эти ебенища в двадцати минутах езды от Питера, между прочим, – припоминает ему Гром, лихо выворачивая на повороте с трассы в сторону, под указатель, гласивший, что до дачного посёлка осталось ещё три километра. – Да хоть в пяти. Чего б мы там не успели, соберись не в шесть утра, а в десять? – Да нихрена б не успели, Петь. Пока территорию приберём, пока всё подготовим, там и Прокопенко уже приедут. Я им на годовщину шик-блеск обещал, чё думаешь, могу их подвести? Зная ответственность Игоря, которая плещется через край даже тогда, когда не нужно, Петя вздыхает, прикрывая глаза. Машина по этой дороге скорость сбавила до сорока в час, минут семь подремать у него ещё есть. Образовавшаяся под днищем "Тойоты" кочка, на которой они оба подпрыгивают, едва не встречая макушкой потолок определённо против такого сна. Никогда не бывавший в таких, стареньких дачных посёлках, Хазин осматривал всё с интересом. Носом конечно крутил, потому что промозглое утро никуда не делось, но места детской славы Игоря осмотреть всё-таки хотелось. Историй у него оказалась тьма, все наивные и ребяческие, конечно, про забеги до речки и ауканье в лесу, про первый поцелуй и посиделки у костра, но пропустивший этот момент в своей жизни Петя впитывал всё это жадной губкой. Нет, у них тоже была дача. Вот только сидящие за высокими заборами, изучающие языки и основы ведения бизнеса вместо того, чтоб бить палкой крапиву, стоящие в стойках для карате вместо скакания бомбочкой в речку, дети совершенно не были ни в чём заинтересованы, и между собой пересекались только в качестве выставочных экспонатов, которыми щеголяли родители. Немного детства Петя урвал в чуть менее шикарном, но более свободном доме бабушки и дедушки, но и там для других детей он был чужаком, поэтому если носился по полям, то исключительно в гордом одиночестве. Оставалось только вот так, слушать истории тех, кто был чуть свободнее чем он, и, если когда-нибудь разговор дойдёт до собственных детей, не повторять с ними ошибок с обеих сторон. Дача Прокопенко как будто совмещала в себе лучшее от двух миров. Дом, вроде бы старый, но при этом обставлен хорошим, крепким кирпичным забором. Несколько пристроек, по ощущениям очень свежих, которые при этом не выбивались из общего антуража места. Покрытая красивой красновато-оранжевой черепицей крыша с бодрым флюгером в виде чёрной кошки рядом со слегка подкопчённой трубой. Дачный участок, конечно, без присутствия хозяев пострадал, зарос и покрылся осенней листвой, но по месту было понятно сразу — сюда ездят отдыхать и восстанавливать душевные силы, а не гектар за гектаром картофельной плантации перекапывать. – В задней пристройке баня, это мы с Фёдором Ивановичем строили, – поясняет по мере приближения Игорь, – а вот здесь... Сложно сказать. Тёть Лена назвала это беседкой для завтраков, но мы называем просто предбанником и скидываем всё что под руку попадётся. Однажды, видимо, придётся всё это разбирать и делать беседку для завтраков. Петя ухмыляется. Участвовать он в этом не хочет, но посмотреть — с радостью. Ключ в личине проворачивается без скрипа, впуская их в этот самый предбанник. Даже Игорь, после машины накинувший куртку, плечами ведёт, Петя же, неожиданно влетев в облако застоявшейся пыли, чихать начинает. Гром говорит ему "будь здоров" до тех пор, пока Хазин не прекращает, а после тянет на себя за полы куртки, целуя в нос. Петя закидывает руку ему на талию, морщась. – Проветрить надо, а то хуй я тут что делать буду. Сколько бы Игорь ни твердил, что они не успеют, потратить добрых пятнадцать минут, просто стоя в обнимку на крылечке и наблюдая, как клён по ту сторону забора под ветерком роняет листья — дело святое. Всё, правда, не вечно. Гром опять торопится, последний раз трогает отогревшиеся на его поясе ладони Пети, и топает в машину за пакетами с продуктами и инструментом, давая Хазину наказ выбрать из большого шкафа себе рабочей одежды. Можно было бы конечно и в своей, всё равно одевались "во что не жалко", но как-то так вышло, что Петькину одежду было жалко совершенно всю, даже обычную серую ветровку. Побурчав что-то про "дача-стайл", Хазин таки зарывается в шкаф с головой, не переставая чихать даже там. Когда Игорь возвращается уже со второй партией, таща в руках грабли, довольный собой донельзя Петя выкатывается на крыльцо, демонстрируя находки. – Твоё же? – интересуется он на подкатанные почти до самых колен штаны, подбитые ещё и в резиновые сапоги. – Моё, – кивает Игорь, осматривая в ответ ещё и безразмерную зелёно-сине-голубую камуфляжную куртку, и старую джинсовую рубашку под ней. В таких же Гром по сей день таскается, просто эту уже было, в какой-то момент не спасти. В вещах с его плеча Петя кажется каким-то совсем маленьким, но своего привычного достоинства и гордости не теряет, выкаблучиваясь, буквально, в единственной вещи, что ему точно пришлась по размеру — в сапогах. – Ну всё, теперь хоть на обложку "Дачника", – радостно язвит он, распахивая полы куртки, – но нам нужен фотосет. Пиздуй переодеваться. Прежде чем пойти заменить свои вещи на что-то более подходящее сгребанию листьев и разжиганию мангала, Гром в руки довольному собой Пете грабли вручает, указывая под тот самый клён. – А ты не стой, моделинг это тоже работа. Отфыркиваясь и ущипнув Грома, — больно, между прочим, он старался, — за задницу, Хазин принимается за боевое задание. Целую кучу успевает в уголок забора нагрести, прежде чем Игорь наконец выходит, переодетый и готовый к работе. На нём вещи сидят чуть более соразмерно, а где-то даже маловаты, но Петя не может не отметить, как ему это идёт. Фотку делает, особо не думая, пока Игорь долгим взглядом вдаль смотрит, оценивая фронт работ. Не первая и не последняя на телефоне Хазина, но в число любимых точно войдёт. Пару часов работа и правда кипит. Петя активно гребёт листья от самых ворот до входной двери, Игорь собирает их по мешкам, чтобы после перенести часть в теплицу, а часть — в ближайший лес на подстилку, и вместе, под болтовню и дурацкие подколки они составляют вполне неплохой тандем. Петя даже отшучивается, мол, если что в дворники вместе пойдём. Представив Петю в дворниках, возмущающегося на утро, Игорь только ухмыляется, протягивая ему стакан с горячим чаем из термоса. Оба конечно вспотели, и хотелось холодненького, но оба уже не в том возрасте, чтобы на осенних ветрах просто так залить в себя поллитра пива и не умереть будущим утром. Петя прячет нос в воротнике старой игоревой куртки. Хорошо. Такого никакое детство, элитное или босяцкое ему предложить не могло. Времени до приезда Прокопенко остаётся всё меньше. Игорь таки стаскивает с себя куртку, оставаясь только в штопанной-перештопанной рубашке, и принимается прямо тут, во дворе, разносить небольшие брёвнышки на мелкие щепки, которые станут топкой для мангала. Им занимается как раз Петя. В хорошем шашлыке он мало что понимает, конечно. Они, вообще-то, оба, что выяснилось вчера вечером, когда стоя на кухне, до смертельных обид ссорились, решая, нужен лук в маринаде или нет. Сойдясь на том, что нужно кидать всё, что купили, оставили мясо мариноваться, но во сне обниматься опять начали только ближе к утру. Но до мяса дело ещё дойдёт. Пока, растапливая старыми журналами и той щепой, что оперативно подтаскивал Игорь, Петя откровенно кайфовал. Сделал ещё пару фоток, уже себя на фоне всей этой жёлто-красно-зелёной красоты, пофоткал работающего Игоря, поднял огонь до такой степени, что едва не остался без ресниц и бровей. Постепенно прогорающие деревяшки приносили какое-то особое успокоение одним своим видом. Игорь, обнявший его со спины приумножил это ощущение в десяток раз. – Куртку надень, чудила, спину застудишь, – мурлычет Хазин, не ощутив под рукой, потянувшейся к руке Игоря, плотной ткани. Гром ухмыляется, торопливо целуя его в щёку. – Лишний повод будет от тебя массаж получить. Стремительно темнеющее небо приносит ароматы поджаривающегося мяса, свежих овощей, которые они, в четыре руки, только-только закончили резать, печёной под капающим с шашлыка соком картошки. Оставалось всего ничего, запечь овощи, которые возможно, на решётке, и дождаться прибытия главных героев вечера. Игорь проходит по участку, зажигая небольшие, но яркие фонари с тёплым жёлтым светом. Петя откидывается на спинку потрёпанного дивана, стоящего у входа и улыбается, поводя носом. В жизни не признает, но ранний подъем, определённо, того стоил. Игорь ловит его улыбку едва ли не с другого конца, улыбаясь в ответ. Совсем он другой в этой домашней обстановке, никаких тебе суровых рож на постоянной основе. Впрочем, любые рожи от Грома Петя научился принимать. Скрип шин по гравию на дороге Петя слышит первым — Игорь уполз в дом, перекладывать последнюю порцию мяса и овощей на тарелки. На ходу вытирая руки от нагло украденных с решётки помидорок, и Хазин, и Гром торопятся к воротам. Петя влетает в объятия довольной и раскрасневшийся тёть Лены, два суровых мужика по левую руку от них хлопают друг другу по плечам, но всё равно оба не скрывают улыбок. В своей манере, Прокопенко без даров приехать не могли, и алкоголь с домашним тортом отправляются на общий стол, со всеми почестями выставленный на улицу вместе с рядом разношёрстных стульев. Фёдор Иванович вполне мог бы позволить себе устроить двадцать пятую годовщину свадьбы с большим размахом. Заказать ресторан, позвать больших и важных шишек, собрать с них подарков на хорошую сумму. Звание вот только Фёдора Ивановича не испортило, и глядя, как украдкой Игорь целует прижавшегося к его боку Петю, в щёку, а тот услужливо подкладывает ему ещё кусочек шашлыка на тарелку, пока глаза Ленки наполняются слезами радости за "сыночку", никаких ему регалий становится и не нужно. Да, не нашёл девчонку, а счастье своё нашёл. Потрёпанное жизнью, но кто сейчас не. Люди друг друга не хуже таблеток вылечить могут.