Сказ о могучем богатыре да чудо Жар-Птице

Встанет солнце над лесом, Только не для меня. Ведь теперь без принцессы Не прожить мне и дня. Бременские музыканты — «В клетке птичка томится...»

В некотором царстве, в некотором государстве сказывают сказку о дивном лесе. И звери там заморские, и растения чу́дные, и Жар-Птица, загляденье просто. Один раз на неё взглянешь — весь век счастлив будешь, удачлив, любовь свою встретишь. А перья Жар-Птицы той ярким огнём пылают, самую тëмную ночь осветить способны, а слёзы еë исцеляют хвори любые, и озеро в том лесу есть, что слезами лечебными наполнено. И употребляли бы жители той округи дары чудо-леса, да токмо охраняло его чудище злобное, что непрошенных гостей в клочья разрывало. И жил в тех землях богатырь могучий — Игорь Гром, что славился не только силушкой великою, но и сердцем добрым. Шагала к нему девица красная просить о помощи. Ступила за порог да залилась слезами горькими. — Что приключилось с тобою, красавица? — молвил богатырь. — Братец мой маленький всё чудо птицей грезил, а по утру ушёл в лес диковинный. Не сберегла от беды! — кинулась к богатырю на шею да пуще прежнего зарыдала. — Да не кручинься, дéвица, отыщем братца твоего. Как звать-величать тебя? — Юлией звать. Гладил мóлодец дéвицу по алым власам да приговаривал: — По утру ушёл? Поедем следом скорее, авось сыщем. И отправились они в путь-дорогу опасную. Богатырь Гром в лесу том отродясь не был, но немало историй разных слыхивал про чудище, размеров нечеловеческих, да про птицу красы такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот токмо сколь ни любопытно было, да жизнь-то дороже будет. Но делать нечего, как бросить дитë малое на погибель? Не было ещё такого николи, дабы Игорь на помощь не пришёл, инако слава бы его не гремела на всю округу! Добрались путники до леса дремучего, да над древами тучи сгустились, солнце яркое спрятали. Птицы полетели чëрные-чëрные, закаркали, крыльями захлопали. Конь сивый копытом забил об землю рыхлую, заупрямился дальше идти. Слезли тогда богатырь с дéвицей да пешком отправились в лес тëмный. А идти-то непросто: корни древес плетутся, мешаются, проходу не дают, свет белый не пускают. Долго блуждали герои, но вышли всë же на поляну просторную, да перед ними цветы невиданные выросли. И свет от них отходил яркий, и тепло неестественное. Сорвала Юлия из любопытства цветок один, да тот час из лесу вылетел зверь огромный, повалил с ног Грома, вогнал когти свои острые в плече богатыря по самую кость да скалиться начал, клыки обнажил. А глаза-то золотом отливают, глаза-то человеческие. Пригляделся Игорь: плоть тоже будто человеческая, токмо перьями покрыта, да крылья из спины растут огромные. — Послушай, зверь заморский, не враги мы тебе, — превозмогая боль, молвил богатырь. — Коли не враги, зачем пожаловали во владения мои? — чудище когти вынуло, на девушку злобно уставилось. Та сорванный цветок скорее на землю опустила да очи потупила. — Дитë малое в лесу твоём диковинном пропало, нам бы токмо его сыскать. — Уж давно во владения мои никто не хаживал, нет здесь детей никаких. Убирайтесь отсюдова подобру-поздорову, покуда живы ещё, да не трожьте больше цветов моих. Резанул зверь богатыря по ланите лапой когтистой да скрылся в чаще лесной. Девица подбежала, на ноги подняться помогла, на чудище сетовать стала. — Что ж это выходит, нет никакого братца? — и скинул Игорь чужую длань, и пошёл по тропе самостоятельно, ибо не пристало богатырю могучему боль свою показывать. — Верно, мóлодец, нет братца. — Да на кой ты меня в лес этот проклятый завела? — Не серчай, друг милый, летописец я. Народ честной правду знать хочет о лесе да о зверье его чуднóм. Коли правду сказала бы, не пошёл бы ты со мной. — Раз так, дальше сама иди, не охота мне совсем без конечностей остаться. И пошёл он прочь, а дéвица за ним. Шагали они по тëмной дороге, через корни пробирались. Вдруг заметили впереди свет среди древес. Вынул богатырь меч из ножён да двинулся с опаской на свет яркий, а девица за ним хвостом. Раздвинул Игорь корни витиеватые, и взору его представился юноша, красоты невиданной: волосы жарким огнём горят, очи голубые, яко река чистейшая, лик весь усыпан веснушками, точно небо ночное звëздами яркими. Всего мгновение в очи друг другу глядели, но того достаточно было, дабы сердце богатыря замерло от чувства прекрасного. Очнулся юноша, головой рыжей тряхнул, в миг обернулся Жар-Птицей да исчез за ветвями тëмными. Так и глядел Гром вслед чуду, покамест Юлия того за плече больное трясти не начала. Воротился богатырь домой да образ дивный всё из главы прогнать не мог. Закрыл очи, да там лик с чертами нежными видит. День мучился, два мучился, на третий вновь отправился в лес. И не было ему уже дела до чудища пернатого: без лика того жизнь ему боле не мила. Долго бродил Гром по лесу дивному, уж отчаялся сыскать, за чем пришёл. И вот наконец вышел на поляну, а там на траве сидел юноша рыжий, думу думал. Гром ближе ступил, да ветка предательски под ногами хрустнула, юноша вздрогнул. — Постой, не беги, добрый мóлодец, — за длань хватает да в очи глубокие заглядывает. — Нельзя, коли прознает он, так разгневается, — скулит юноша, вырывается, да хватка богатыря сильна. — Как звать-то тебя? — выпускает юношу да от очей оторваться не может, а тот не бежит, сам будто не в силах отвернуться. — Сéргий... — Сéргий... Сергей... Серëжка... — вертит Гром на языке имя нового знакомого, и такой радостный, такой счастливый, будто дитë малое. — А меня Игорем звать. Юноша краской заливается, прядь длинную за ухо убирает, а Гром только сейчас замечает, что у того коса рыжая до пояса. — Кто гневаться будет? Чудище когтистое? — Колдун то, хранитель леса, чью землю ты топчишь. — С этим повстречался давеча, — трëт Игорь плече больное, а юноша замечает бинт под рубахой да рану на ланите от когтей острых. — Гостей не любит, — по Игореву лику нежно дланью проводит. — Следуй за мной, богатырь храбрый. И ведëт юноша Грома по тропе узкой, и выходят они у озера голубого, столь же чистого, что и очи Сергея. — Позволишь? — плеча аккуратно касается, а богатырь кивает. И развязывает юноша бинт, и мочит его водицей чистой из озера, и на плече чужое возвращает. И персты длинные в озеро окунает, и по ланите чужой нежно проводит. А рана как покраснеет, да и затянется в миг. Дивится Игорь чуду эдакому да смотрит на юношу загадочного. — Неужто то самое озеро дивное, что хвори любые лечит? — Оно самое, богатырь. — Ты и есть Жар-Птица волшебная, чудо чудесное! Снова румянец касается ланит Сергея, да кончики влас искрятся. Отродясь не видал Гром ничего прекраснее. — Легенда сказывает, что это озеро слезами твоими наполнено, — вдруг молвит Игорь. — Лес этот не дом мне, богатырь милый — темница живая, — опускает очи Сéргий, садится на травушку да и пригорюнивается. — Колдун держит меня, словно трофей, не отпускает никуда. Вот и наплакал я с горя целое озеро. — Сколько ж ты у него в плену? — садится Гром рядом да гладит косу длинную. — Не припомню уже, богатырь милый, порядком. Раньше я мог летать, где вздумается, дарить людям радость, да сейчас для колдуна только и творю чудеса, — глядит юноша в очи чужие, да проходит тут же тоска, улыбка касается уст его. — А скажи, друг сердечный, правду ль люд молвит? Так ли встречи со мной жизнь меняют? Правда ль удачу да любовь находят? — Как есть правда. Повстречал я тебя, так сон не ведом мне боле. Живу лишь с чувством прекрасным в сердце, больше свет мне не мил без виновника любви моей. Очи юношеские округляются, да дышит быстрее он, да с тоской смотрит на спутника своего: — Кто же завладел сердцем твоим, богатырь милый? — Ты, мóлодец. Полюбил я тебя с первого взгляда и буду любить, покуда плоть моя бездыханная не упадёт на землю-матушку, — и глядит Игорь в очи бездонные, в которых огонëк яркий пылает, и персты чужие целует, и любовные признания шепчет между поцелуями. А Сергей радуется безмерно счастью своему да плачет навзрыд, а слёзы горячие по ланитам текут, да на персты богатыря капают, да мозоли его грубые затягивают. — Что же ты плачешь, милый? — Нынче он точно убьёт тебя... — Не боюсь я колдуна злобного, и не таких сражал мечом могучим! — Не нужно, богатырь славный, не знаешь ты его, смерть лишь свою сыщешь... — оттолкнул он Игоря посильнее. — Беги, прошу, не приходи сюда боле, позабудь меня... Хотел было Гром возразить, да взгляд возлюбленного напугал его, и бросился он прочь из леса. И думал он, думал о случившемся весь вечер да и решил, что не может он спать спокойно, покуда любовь его несчастна. На следующий день явился в лес в кольчуге да с мечом могучим, отыскал юношу у озера целебного. — Зачем вернулся ты, друг сердечный? Предупреждал я тебя... — кинулся к богатырю Сéргий да молить начал. — Почто гонишь меня? Авось не люб я тебе? Скажи же мне. Во век оставлю, коли не нужен я тебе. — Что ты, что ты, милый богатырь... Люблю я тебя пуще жизни, свет мне без тебя не мил... Никого не любил я никогда так сладко, как тебя люблю... — снова залился он слезами горькими. — Не охота мне смотреть, как колдун убьёт тебя, как не поймёшь ты... Не позволит он счастью случиться... — Сколько злодеев пали от меча моего, с этим колдуном уж и подавно разберусь! Не позволю я тебе больше в неволе жить, отныне цель жизни моей — счастье твоё! — В таком разе я буду молиться за тебя, — поцеловал юноша богатыря в чело на удачу да и обнял его. И простились возлюбленные, и отправился Гром искать колдуна злобного. И вышел он в полюшко с цветами чу́дными, и сорвал один цветок, и стал дожидаться смерти своей. А колдун-то уж и ждёт богатыря, зубами острыми клацает да когти длинные точит. — Что, богатырь, силушкой помериться вздумал? — шипит да скалится. — Отпускай, чëрт проклятый, Жар-Птицу прекрасную! — Ишь чего захотел! — Ну тогда биться с тобой буду! Как обнажит богатырь меч свой могучий, да как кинется на него колдун свирепый, да и начнётся битва не на жизнь, а на смерть! И полетят перья тëмные в разные стороны, и капать будет кровь человеческая на травушку зелёную, и содрогнётся лес от крика ужасного, когда богатырь отрубит мечом своим крыло огромное! Да и прольëтся кровушка колдуна, да и запачкает золотом жидким землю-матушку! — Стой! Стой, богатырь! — взмолился колдун, лежа под мечом чужим да кривясь от боли. — Недооценил я тебя! Бери любые сокровища, что захочешь, только не трогай Жар-Птицу мою! — Твою, как же! — Не понимаешь ты, ой не понимаешь, что будет с... — вдруг лик его переменился: от молящего до сосредоточенного, а следом и до свирепого. — Чужаки! — и скинул он богатыря с себя, будто тот не весит ничего, и приложил его головушкой об землю, и понëсся средь дерев, тяжело дыша да кровью золотою обливаясь. Очнулся богатырь, от того, что звали его да за плечи трясли. Разлепил очи да лицезрел перед собой Юлию во тьме ночной. — Жив! — возрадовалась красна дéвица. — Толпой кинулся люд в лес волшебный, чудище ранили да Жар-Птицу забрали! — Отколе смелость в них взыграла в лес опасный идти? — поднялся богатырь, меч свой, в золоте измазанный, отыскал в траве да и убрал в ножны. — Написала я о лесе чу́дном да об увиденном, об чудо Жар-Птице, что облик юноши принимает, да об чудище свирепом, что отпустило богатыря с миром. Вот и решили они забрать чудо чудесное, коли это не сказки! И побежали Игорь с Юлией по лесу, и увидели они средь корней дерев грозных колдуна полуживого. И кинулся Гром к плоти, золотом залитой, и взял его за длань когтистую. — Спаси Сéргия моего... — промолвил слабо колдун, да и покинула жизнь плоть его окровавленную. И кинулись путники бежать из леса да по пути глядели на древеса, что опадать стали, на цветы волшебные, что блеск утратили и вянуть начали, на зверьë, что от страха обезумело. И понял богатырь, как ценна была жизнь колдуна. Вскочили они на лошадь да помчались в деревню родную. А там на площади в клетке юноша сидит, в Жар-Птицу от страха обращëнный, горькими слезами обливается, а люди с него перья волшебные вырывают да чудо существу дивятся. И слёзы его собирают, и обливают ими больных, да только не затягиваются раны эти, а перья чудесные удачи да любви не приносят, только сильнее разжигают в душах людских злобу да ненависть. И прискакали Игорь с Юлией. И ужаснулась девушка увиденному, и рот от страха прикрыла. И побежал богатырь скорее к клетке, и разорвал прутья железные, и вытащил оттуда беднягу, что от изнеможения снова в юношу превратился. Ободрали все перья люди да сетовать начали на птицу бедную, что желания их заветные не исполняет. — Не работает магия! — Враки всё, птица не волшебная! — Убить её! — Что ж вы делаете, дураки несчастные! — вскричал Гром. — С живым существом-то нельзя так! Силой взяли, дух вытрясли, а теперь вам магию подавай? Чудо-то оно не так работает! — А ты, Гром, знаток что-ли? — Я знаю, что это дар, свыше посланный! Что каждый, кто нуждается в нём, получит сполна! Но вы же решили истоптать да испоганить чудо, так теперь получайте ненависть да гнев, отродье поганое! И взял он на руки юношу умирающего. Вместо привычного жара теперь источала плоть его лишь холод. Перепугался богатырь, вскочил на лошадь да и понëсся, к лесу волшебному. А древеса все погнили, ветки поломались, дорогу и так нелëгкую затруднили. Добрались они всë же до озера целебного — да и оно почернело, вязким стало, як болото. Слез Гром с коня сивого, Сéргия опустил, да тот совсем плох стал. И понёс тогда его богатырь в озеро, и зашёл он по колено в воду тягучую с возлюбленным на руках, да толку не было: испарилось волшебство всё и из места, и из юноши. — Нет, не покидай меня... — и склонился он над юношей, и потекла по ланите слеза скупая, и упала на лик Сéргия. И потекла ещё слеза, и коснулась она водной глади, и засверкало озеро, и стало в миг прозрачным снова, точно ничего и не бывало. И очнулся юноша на руках богатырских, и наградил возлюбленного улыбкой своею лучезарной. — Как?... — изумился Гром да опустил юношу, дабы тот на ноги собственные встал. — Со смертью колдуна и магия его испарилась, лес погибал без чар его. Но сердце твоё красиво, душа чиста, слеза твоя стала волшебной и спасла лес... спасла меня. — Теперь ты снова волен? Можешь летать, где вздумается? — Ох, богатырь милый, не летать мне, как прежде, обернуться Жар-Птицей прекрасной я не в силах боле... Не лечит вода раны подобные... Завидел Игорь грусть возлюбленного, да обхватил лик его перстами своими, да поспешил утешить: — И всё равно нет на белом свете никого тебя краше! И улыбнулся Сергей словам этим, и сомкнули они уста в нежном поцелуе, в знак любви их, чистой и великой. И стали они новыми хранителями леса дивного, и решили, что дары его должны пользу приносить. Молили люди их о прощении, за невежество своё и гнев бессмысленный, и простили их влюблëнные. И начали делиться с людом простым чудесами леса, просвещать его начали. И стали жители деревни той здоровее, добрее, благороднее, об их качествах душевных по всей округе молва ходила. А Юлия сказ написала о светлой любви богатыря да чудо Жар-Птицы, чуть приукрасив действительность. И принëс тот сказ ей известность по всей стране великой. А сказка — ложь, да в ней намёк, добрым мóлодцам урок.