Встреча в Бретани, или Выбор

      Мама снова поймала Верочку и принесла её, хохочущую и вырывающуюся, к папе. Тот подхватил дочку и, подкинув вверх, отчего Верочка радостно завизжала, поставил на ножки. Сестрёнка постояла немного, приходя в себя после полёта, и снова устремилась к обрыву. Там море бьётся о скалы, и Верочке это очень нравится. Особенно когда брызги долетают до самого верха.       Но сейчас она бежит не к морю, а за воздушным змеем. Отец с Митей запускали его, пока ветер неожиданно не стих и змей не упал. Первой до него добралась Верочка…       Митя вздыхает и отворачивается от моря, смотрит в сторону тенистых зарослей. Он недавно узнал, что они называются «кущи». Но ему очень нравится слово «оазис». Это зелёный уголок в пустыне, но Мите хочется этим словом назвать те заросли, мимо которых они проехали в экипаже. Почему-то его сразу же потянуло туда.       Он оглянулся на родителей и Верочку. Им было не до него. Верочку мама снова несла к папе, а тот улыбался светло. Вообще-то папа серьёзен и строг, улыбается редко и только при маме. Мите это очень нравится: мужчина должен быть серьёзен и собран. Всегда. Так ему казалось. С самого детства. И папа был для него образцом настоящего мужчины.       Недавно они с Максимкой обсуждали, что такое настоящий мужчина, и пришли к общему мнению: мужчина — это тот, кто отвечает за семью, родных, дом, дело… Дело — это то, чем должен заниматься мужчина. Вот у папы — агентство по розыску пропавших. Он — сыщик. Возможно, Митя тоже будет сыщиком, не хуже папы. Ведь не зря их агентство называется «Штольман и сын». Сын — это он, Митя.       А дед Витя — адвокат. Он честный и неподкупный, как говорит дедушка Пётр. И папа с мамой с ним не спорят, соглашаются. Может, Митя станет адвокатом и будет добиваться справедливости в суде.       А если быть военным, то — где? На суше или на море? У моряков форма красивая: парадная — белая, и кортик… А у сухопутных офицеров — сабля. Им с Максимкой сабля нравится больше, но море — волны, брызги, шторма и штили — это тоже здóрово.       Митя не заметил, как, размышляя, дошёл почти до самый кущи, то есть до оазиса. На берегу дул ветер, и жара не так сильно ощущалась. А здесь Митя даже запарился. Он вытер пот со лба и оглянулся.       Верочка стояла на обрыве и кидала вниз камушки. Родители были рядом: мама подавала камушки, а папа показывал, как надо кидать. Они были так заняты, что не заметили, что Митя ушёл. Его это устраивало. И он нырнул в тень…       Судя по протоптанным дорожкам и кое-где стоящим скамейкам, оазис был вполне обжит местными жителями. Митя не прошёл и полусотни шагов, как вышел на старика, сидевшего на стволе поваленного дерева, приспособленного для сидения. Старик сидел, выпрямив спину, обеими руками опираясь на трость, и смотрел прямо перед собой. Наверно, вспоминал что-то своё, далёкое. Митя уже было намеревался отступить в заросли, чтобы не мешать старику, как слышал волевое:       — Молодой человек!       Митя оглянулся назад: за его спиной никого не было. Вокруг тоже не было ни души.       — Вы — мне? — прохрипел он. Прокашлялся — с утра не разговаривал — и повторил: — Это вы — мне?       — Вам, вам, молодой человек. Подойдите.       Митя сделал несколько шагов и оказался прямо напротив старика. Тот продолжал смотреть куда-то вдаль, поверх Митиной головы. «Слепой? — подумал мальчик. — Как Жан на набережной в Париже».       — Как вас зовут, молодой человек?       — Митя.       — Митя, — повторил старик. — Это имя для родных. Для которых вы — ещё мальчик. Сколько вам лет?       — Девять уже исполнилось, — с гордостью произнёс Митя.       — Девять уже. — Старик протянул руку Мите и представился: — Генерал Савельев, Фёдор Поликарпович. А вы?       — Дмитрий Яковлевич, — пожал Митя сухую ладонь генерала и, подумав, добавил: — Штольман.       — Вот это правильно! — одобрил старик. — А чем вы занимаетесь, Дмитрий Яковлевич?       — Сейчас?.. Я… гуляю. А вообще-то я с папой и мамой и Верочкой — это моя маленькая сестрёнка. Ей три с половиной года… Мы всей семьёй отдыхаем на… побережье, — вспомнил он слово, употреблённое мамой, когда она уговаривала папу поехать в Бретань. — Мы остановились вон в той деревушке, — махнул рукой в сторону, противоположную берегу.       — Всей семьёй — это хорошо, — с непонятной Мите грустью сказал старик. — Присаживайтесь, молодой человек. Места всем хватит. А вы чем занимаетесь?       — Я… — растерялся мальчик, — пока ничем. Я же… ещё маленький. Перешёл во второй…       — Это плохо, — покачал головой Фёдор Поликарпович. — Хотя… вы же готовите себя к делу, которым будете заниматься всю жизнь?       Митя вспомнил свои разговоры с Максимкой.       — Готовлю, — уверенно произнёс он.       — И кем вы будете, когда вырастете?       Митя прищурился. Об этом он хотел поговорить с отцом, посоветоваться, да как-то не получилось: то одно, то другое мешало, а тут ещё эта поездка подвернулась… Времени не было сесть и всё обстоятельно обсудить…       — Я пока не решил, — начал он. — Или, как отец, — сыщиком (старик слегка кивнул головой, мол, понимаю), или, как дед, — адвокатом (старик снова чуть кивнул, соглашаясь). В крайнем случае — военным.       — Военным и только военным, Дмитрий Яковлевич, — произнёс генерал, энергично качнув головой. — Одна из самых достойных профессий для молодых людей. — И помолчав, добавил: — Самая достойная.       — А как же другие…       Старик повернулся, и Митя увидел его глаза. Нет, Фёдор Поликарпович не был слепым. Взгляд его был острым и проходящим насквозь. Он словно пронизал, как рентгеновские лучи, о которых рассказывал доктор Милц, и увидел то, о чём сам Митя ещё не догадывался.       — Другие профессии благородны и нужны, но в мирное время. Зачем они, если вокруг рвутся снаряды, горят дома и гибнут люди? Я всю жизнь был военным и знаю, что говорю, потому что видел своими глазами боль, кровь, смерть…       Генерал отвернулся и снова стал смотреть вдаль:       — Поверьте старику, Дмитрий Яковлевич, в двадцатом веке нас ждут войны и революции. Особенно Россию. Так что без работы вы не останетесь, на ваш век хватит, молодой человек.       Митя во все глаза смотрел на Фёдора Поликарповича. Столько силы и убеждённости было в голосе генерала, что выбор был очевиден. И Митя вдруг успокоился: он теперь точно знал, какому делу будет служить. Служить… «Служи, коли обещался», — вспомнились ему слова, сказанные ему отцом и переданные в наследство от деда, Платона Штольмана. И это правильно.       — А вы где… служили? — спросил он.       — В кавалерии, — с гордостью сказал генерал. — Если бы у меня был сын, я бы передал мою саблю ему. Но, — посмотрел он на Митю и улыбнулся, — у меня две дочери, и у них — дочери, мои внучки. Так что…       «Ну вот, вопрос с морем и сушей решился тоже», — подумал мальчик и улыбнулся в ответ старику.       А генерал вдруг спохватился:       — Вас не будут разыскивать ваши родители? А то мы тут с вами заговорились…       Митя вспомнил, что никого не предупредил и никто не видел, куда он ушёл. Мальчик поднялся.       — Да, будут. Было приятно с вами, генерал, познакомиться и побеседовать, — церемонно проговорил Митя, вспомнив бабушкины наставления, и склонил голову.       Генерал хмыкнул в усы, но принял слова мальчика, благодарно кивнув.       — Я уже плохо вижу вблизи, — сказал он, — но я вижу, что вы хорошо воспитаны, Дмитрий Яковлевич. Был рад знакомству.       — Я тоже, — искренне ответил Митя. — Если вы завтра будете здесь же, я…       — Увы, — перебил генерал, — сегодня вечером я уезжаю.       — Далеко? — вырвалось у Мити.       — Далеко. Я возвращаюсь в Россию, мой юный друг. Вы позволите себя так называть? — Мальчик расстроенно кивнул. — Моя жена — Оленька… Ольга Петровна, из-за болезни которой мы покинули Россию и приехали сюда, оставила меня. И младшая дочь настояла, чтобы я вернулся. Так что мы с вами, Дмитрий Яковлевич, больше никогда не увидимся.       — А сюда вы больше не вернётесь? — просил Митя и понял, что вопрос глупый, детский.       Генерал поднялся и оказался ростом с отца. Мите пришлось закинуть голову, чтобы смотреть Фёдору Поликарповичу в лицо.       — Я слишком стар, Дмитрий Яковлевич, и вряд ли доживу до следующего лета. Но я рад, что буду похоронен в родной земле. В моём родном городе…       Голос генерала прервался, и на глазах выступили слёзы, но он не позволил им пролиться. Только одна, непослушная слезинка скользнула по щеке и затерялась в усах.       — А где ваш родной город? — снова спросил Митя. Ему так хотелось утешить старика. — Может, когда-нибудь я… смогу посетить вашу могилу…       Генерал благодарно сжал плечо мальчика и, прищурившись, взглянул тому в глаза.       — Вы действительно прекрасно воспитаны, молодой человек. Но вы вряд ли попадёте в наш провинциальный городок. Он — в глубине России и ничем не знаменит. Хотя… Чего в жизни не бывает!       Он вынул из внутреннего кармана сюртука какой-то небольшой цветастый листочек и протянул Мите.       — Вот, возьмите. Написать нечем и не на чем, а это реклама одной лечебницы, что есть в моём родном городе. Будете проездом — заходите, — с улыбкой добавил он. — Прощайте, Дмитрий Яковлевич.       И пошёл по дорожке в сторону городка.       Митя смотрел ему вслед, пока силуэт генерала не скрылся в зарослях. Потом посмотрел на рекламу, которую сжимал в руке. Через всю страницу ярко и крупно было написано: «Затонская водолечебница ждёт вас!» ***       За ужином Штольман исподволь присматривался к сыну. Митя был необычайно тих сегодня. Таким он вернулся с прогулки в кущи. Видно, что-то там произошло. Яков глянул на Анну. Та тоже заметила перемену: Митя был задумчив и чрезвычайно послушен, что само по себе не было удивительным, но наводило на размышления.       Анна глянула на мужа и одними губами спросила: «Что?»       Яков пожал плечами и перехватил взгляд сына.       — Ты ничего не хочешь мне… рассказать?       Митя моргнул, приходя в себя, и покачал головой:       — Не сейчас, пап. Позже.       — Хорошо, как скажешь, — и посмотрел на жену.       Та прикрыла глаза: «Понимаю и не настаиваю».       Митя поднялся из-за стола, аккуратно придвинул стул.       — Благодарю. Всё было очень вкусно.       Штольманы замерли, а Верочка вдруг соскочила со стула и исчезла под столом. Потом появилась с бумажкой в руке.       — Ты урлонил, Митя, — смешно сказала она.       Верочка только осваивала букву «р» и путала её с «л», произнося обе одновременно.       — Что это? — удивлённо спросила Анна.       — Приглашение, — кратко ответил Митя и, взяв у сестрёнки рекламку, положил её на стол.       — Куда? — спросил отец, протягивая руку. — Ты позволишь взглянуть?       Сын кивнул.       Штольман расправил листок и прочёл. Бровь его взлетела вверх.       — Откуда у тебя это?..       — Один старик… генерал, — поправился Митя, — дал мне, вместо своего адреса в России. Я с ним познакомился на берегу, в кущах…       — Затонск?! — воскликнула Анна, из-за спины мужа прочитав надпись. — Здесь! В Бретани! Человек из Затонска! -       Как тесен мир! — согласился Яков. — Не мешало бы и нам познакомиться с человеком из Затонска. Как ты считаешь, Аня?       -Ничего не получится, — грустно вздохнул Митя. — Он сегодня вечером уезжает… уехал.       — Жаль, — искренне сказал отец, возвращая сыну рекламку. — Как его звали?       — Генерал Савельев, Фёдор Поликарпович.       — Савельев? — вскинулась мама. — Генерал Савельев был командиром у отца и… других офицеров Затонска. Помнишь, Яша, дело поручика Садковского?       — Помню, ещё бы не помнить! Виктор Иванович тогда чуть не погиб… Вдвойне жаль, что генерал уже уехал. Мне с ним не довелось познакомиться в Затонске.       Он внимательно посмотрел на сына.       — Это ты после встречи с генералом вернулся такой задумчивый?       Митя кивнул и… решился. Он крепко сжал пальцами спинку стула и прямо взглянул на отца:       — Пап, ты помнишь наш разговор о службе?       — Помню, — кивнул головой отец. — Ты сказал, что тебе надо время подумать.       — Я подумал и решил стать военным. Кавалеристом.       — Ну что ж, — произнёс Яков, посадив подошедшую к нему Верочку себе на колено, — прекрасный выбор.       — Одобряешь? — внимательно глядя на отца, спросил сын.       — Одобряю, — серьёзно ответил отец.       Митя с видимым облегчением выдохнул.       Анна подошла к сыну и положила руку ему на плечо.       — Какой ты уже взрослый!       Митя улыбнулся, на миг прижавшись щекой к маминой руке, и вскинул глаза на отца:       — Мы сегодня починим змея?       — Обязательно. Вот только Верочку уложим спать — и займёмся, — ответил Яков и чмокнул дочку в макушку.