***
Та самая "прогулка" в Азкабане представляла из себя вяло шагающих нестройным рядочком заключённых под монотонные речи Кингсли о важности законопослушания. — Новая методика. — горделиво поведал Дин. — Откуда знаешь? — ожидаемо спросил Симус. — Джон поведал. — лучился довольством тот. — И что эта методика должна, по их мнению, делать? — отстранённо спросил я, одним глазом вылавливая из потока голов белую макушку, а вторым наблюдая за мрачно-серым Роном. — Умиротворять и нравоучать, наверное. — отозвался Дин. Я вгляделся в мертвые фигурки людей внизу — умиротворёнными и готовыми к нравоучению они не выглядели. Симус перевесился через перила балконоподобного места, откуда мы наблюдали за происходящим. Ледянящий ветер пробирал до костей, а крошечные капли разбивающихся о скалы волн, казалось, доносились даже сюда. Каково тем, кто ходит внизу по камням в одних робах, можно было только догадываться. Тем не менее, это, наверное, всё равно лучше, чем сидеть запертым в тесной клетке с пятью особо опасными преступниками... — Перестань столько думать о несчастном Хорьке. Мне отсюда твои думки слышно. — злобно пробормотал Рон сбоку. — А ты не слушай! — огрызнулся и отошёл от него подальше, встав рядом с Симусом и Дином. Покосившись на меня, они, тем не менее, благоразумно промолчали после моего предупреждающего взгляда. — Так, как вам первый день здесь? После ужина у зэков отбой и мы свободны до завтра. — несколько напряжённо попытался разрядить обстановку Дин. Сейчас я был ему за это благодарен. — Да уж, охуел я до конца жизни, конечно! — экспрессивно ответил Симус. — Да, атмосферка здесь такая, что впечатлений хватит на дохуя и еще немного. — согласился я. — А мы ведь даже ничего толком не делали, — констатировал Дин, — Ну, ходили смотрели вместе с Джоном, узнали, как все устроено и как сюда попасть на работу после обучения, но... — Кто ж здесь захочет работать. — закончил я. — Ну не скажи! — возмутился Симус. — Так ты сюда пойдешь после Академии? — поинтересовался я не без сарказма. — Я-то нет, а вот...ну, например... Рон? — Нихуя, пацаны, я в силовой пойду. — отрезал он, продолжая мрачным взглядом пытаться утеплить море, наверное. — В силовой — это пиздато! Я тогда тоже. Ты ведь со мной, Дин? — В силовом сила нужна, а я... Я, Симус, в следственном скорее чертежи для операций буду составлять. Мне же пережитого здесь за один неполный день с головой хватило, чтобы погрузиться в атмосферу магической тюрьмы — затхлую, давящую, мрачную и тревожную — и понять, что работать здесь не хочу. Лучше попробуюсь в следственный отдел, вроде следить у меня неплохо получается, за одним человеком, по крайней мере. Или, может, в силовой? Если с Роном помиримся до того, как придет время выбирать. В том, что помиримся, я не сомневался. Тем не менее, ещё одну ночь здесь провести придётся. И если у меня она будет нелёгкой из-за кошмаров и нагнетающей общей атмосферы, то уж какого будет ему там? Переживёт ли он вообще эту ночь? — А что вы, парни, насчёт Малфоя думаете? — должно быть, довольно внезапно спросил я, потому что Дин даже вздрогнул. — Да что тут думать? Классно они придумали! — наверное, в моем взгляде было что-то такое, потому что Симус на секунду заглох и продолжил уже с меньшим энтузиазмом, но с прежней упёртостью, — Малфой при задержании заявил, что ни в чем не повинен, а живых доказательств осталось только на небольшую условку. И что, разве справедливо, что после того, как он нам всю школу кровь портил, его отпустят с "предупреждением", блять?! Вот посидит он с такими уродами, ему там хорошенько мозги вправят большими хуями, и завтра же как миленький всё-всё нам расскажет, лишь бы его оттуда забрали. Вот увидишь, Гарри... Видимо, мое лицо очень сильно перекосило, потому что Дин буквально оттащил Финнигана за себя и встал между нами, затараторив: — Симус хотел сказать, что... — Все, что Симус хотел сказать, он уже сказал. — отрезал я. — Да что ты так паришься, может, ему даже понравится! — выкрикнул Симус из-за спины друга. — Чт...кому? — охренел я так, что даже забыл его ударить. — Да Малфою этому! Он же пидорас, ты не знал?! — Откуда вы... В смысле: И что? Какая нахуй разница?! Я вообще не интересовался его ориентацией! — Да ты ж не знаешь, может, этот пидор беложопый только и мечтает о пяти крепких... — Симус! — откровенно заорал на него Дин, почуяв, что эта фраза может обернутся мордобоем. Сзади подлетел Рон и обхватил меня со спины прежде, чем я достал палочку. — Да откуда вы вообще это взяли?! — в бессильной злости прокричал я, барахтаясь в его сильных руках и ощущая себя едва ли не куклой тряпичной. — Паркинсон на допросе заявила. — отозвался Дин, — Там в поместье Малфоев кто-то изнасиловал одну из заключённых в подвале маггл. Хорька подозревали одним из первых. Ну, молодой парень тип, ошивался там в то время как раз. Допрашивали о нём друзей и родственников. Он же скрывался вместе с матерью, пытался, точнее, скрыться. А эта Паркинсон его всячески защищала на допросе. Сначала говорила, что "Драко бы никогда не связался с магглой", затем, когда ей убедительно доказали, что это не аргумент, взяла и выкрикнула, что Хоречек-то наш — голубой. И доказательства предъявила колдофотками, и парня его бывшего привела. Ну, правда, это тоже оказалось не аргументом, но то изнасилование с Малфоя предварительно сняли, типо есть более вероятные возможные виновные, но пока непонятно, на кого это дело вешать. — Вот прикол: всю школу кичился своим родом и кровью, а потом педиком оказался! — захохотал Симус. Мне снова показалось, что я в очень плохом театре и не на своей роли.***
С трудом высидев на ужине 15 минут, пока Долиш не перестал послеживать за мной и не увлёкся Дином, я, стараясь не привлекать внимание, направился к выходу из отделения для работников. Подошёл к светящимся щитам, отгораживающим от дементоров, и с тяжёлым вздохом создал более-менее убедительную дымку Патронуса с четвертой попытки. — Ну, авось поможет. — заключил и шагнул вперёд, но не успел. На моем локте оказалась теплая рука. — Что, хреново я маскировался? — обречённо спросил я в стену. — Абсолютно хуёво, брат. — Рон слегка потянул, и мне осталось только покаянно уткнуться в его грудь плечом и склонить голову, — Что с твоим Патронусом? Это из-за палочки? Говорил я, херовая затея — чинить ее самому. Вот с моей что случилось, помнишь? — Помню, как она нам жизнь в итоге спасла, — отозвался я каменному полу, — Нормально все с моей палочкой. — Тогда...Это из-за Хорька? — Нет. — Из-за Джинни? — Нет. Сколько раз повторять: не страдаю я по ней! — Из-за проигрыша Пушек Педдл в этом сезоне? Рассмеявшись, я окончательно расслабился. Насколько проще стало мириться, когда позади столько дерьма, что мы переплывали вместе. — Гарри Поттер! Как смел ты расстроиться из-за моей любимой группы сильнее меня! Ты же поклялся со мной и через огонь, и через воду, и через толпы горящих и одновременно истекающих фанаток! — Когда это я такое клялся? — Когда вытаскивал меня из Черного озера, наверное. — фыркнул он в рыжую чёлку, — Точное время я тут тебе не назову, не Трелони еще. — Ну, за озеро ты мне должок вернул. А сам не поклялся? — Ой, да я тебе еще в тот момент, когда в купе подсел, во всем сразу поклялся! Я же был готов поделиться с тобой единственным невкусным сэндвичем, что у меня остался! Ну, если бы ты попросил. Хорошо, что ты оказался богаче, чем я думал. Улыбаясь, я подумал о том, как сильно мне повезло с друзьями, ставшими семьёй. А потом подумал о том, кому не так повезло. В ответ на мой резко посерзъёневший взгляд Рон закатил глаза, высунув язык, а когда вернул части своего лица на место, сказал: — Ладно, пойдем, проведаем твоего грызуна. Чисто для факту. Как молодые авроры-новобранцы, интересующиеся этой...самозанятостью. Как дрочка кстати звучит, ты в курсе? Типо "сам занимаешься собой", а? Ладно, я понял, ты не в настроении шутить. Мантию взял? — Конечно. — Ага, так и знал, что собираешься бегать трахаться по ночам. — Да куда мне тут бегать-то? Вплавь до Лондона и обратно? — Ну, тут, если завернуть налево, а не направо, и женское отделение есть вообще-то. — Отвянь, Рон. У нас же дело. — А, ну да, да. Мы серьёзные авроры, идём кушать помидоры... — чеканя шаг и отдавая честь каждому встречному, напевал он шедевр собственного сочинения. Ярко-голубой терьер кружился вокруг меня, защищая нас двоих.***
В тесной клетке на кушетке сидела одинокая фигурка, подогнув ноги и уткнув лицо в колени. Белые волосы полностью завешивали лицо, но сомнений в том, что Драко плакал, не было — его плечи сильно вздрагивали, хотя из-за завеси прядей не доносилось ни звука. Издалека он был похож на сломанную куклу. Заметил я, что рванулся вперёд только тогда, когда поперёк тела меня обхватил Рон. Ткнувшись в волосы, он горячечно зашептал в ухо: — Успокойся, сделали бы ему что-то реально подсудное, он бы тут уж не сидел. Видишь, нет никого? Все в душевую ушли, а он, мозгом не обделённый, сидит вот. До отбоя ничего ему не будет, говорю тебе. От страха плачет. Не рыпайся. Сейчас ты вот подбежишь, и что сделаешь? Утешишь его? Не думаю, что сильно легче ему будет, если ты с другой стороны решетки попытаешься его убедить, что одну ночку с такими уродами можно пережить и остаться здоровым. — Я его вытащу. — просипел я в ответ, с трудом извернувшись в его хватке. — И че ты его, на свободу выпустишь? Мне осталось только сопеть. Не говорить же, что этого я и хочу. — Ты с ума-то не ёбайся. Ты — будущий аврор, и преступников собираешься вытаскивать? — Да не преступник он. Не доказано еще ничего. — снова рванулся я от злости. Малфой вздрогнул и поднял лицо, мокрое и пошедшее красными пятнами. Оторопев, я затих, а Рон этим воспользовался. — Ну ты мне-то не затирай. Не можешь ты вытащить его на свободу только потому, что жалко тебе его. Не основание. Да и не получится. Через минут 15 все вернутся и тревогу забьют. А по ночам тут столько дементоров, что без мощного телесного Патронуса из комнат выходить — самоубийство. — Пока я что-то докажу по этим ёбаным инстанциям, его тут уже трижды... — зашептал я на грани слышимости. — Да если только трижды, это ему повезет еще, считай. — мрачно хмыкнул Рон, и тут же пресёк мой рывок, — Слушай, ну хочешь так о нем побеспокоиться — давай налепим следилку. Ф... — резко втянул он воздух и продолжил ломаным голосом, — Джорджа изобретение. Мама использует, чтобы вовремя прибегать, когда у него приступ начинается, если случайно отражение увидел. — Как...как работает? — спросил я, сглатывая вязкий горький вкус потери. — На стену прилепить, на ней чары отвода глаз. И настроить на субъект, на Хорька, то бишь. Если его жизни или физической сохранности что-то будет угрожать, даже он сам — ты услышишь. Прибежишь, разгонишь, — может, отстанут, на третий раз побоятся. — Да не побоятся они нихера! Сам же сказал, у Джагсона три пожизненных, ну что ему я сделаю, еще пару лет добавлю к этому сроку? А остальные за этим повторяют, да и сами не сильно лучше. — Ну, я, блять, не знаю, что ещё можно сделать. С острова его даже не пытайся увезти — найдут вас быстро. И я буду одним из поисковых. Или одним из допрашиваемых свидетелей. Пожалей меня, а, Гарри. И прикрывать тебя перед своими же после очевидного преступления не хочу, и сдать тебя не смогу. — Хорошо. Хорошо... Ничего не делай, просто дай мне эту штучку. Если что — я её у тебя попросил для присмотра за Тедди. А дальше я сам, ладно? — Херню какую-то задумал, да? — Возможно. — Хер с тобой. Бери. — и в мою ладонь осторожно скользнула крохотная штучка с присоской. Оставив Рона за углом "на шухере" я отправился к решётке. Патронус-терьер, хоть его свет и не был виден отсюда, своей силой, тем не меннее, разогнал дементоров в большом радиусе. Судя по глазам Драко: заплаканным, но напряжённо высматривающим что-то в моем направлении, он тоже заметил подозрительное отсутствие дементоров поблизости. Мантия-невидимка прекрасно скрывала меня, но давно знакомый с ней, он чуял подвох и шарил взглядом по пустоте, выискивая едва заметный перелив чар на ткани или мелькнувший ботинок. Подойдя ближе, я рассмотрел его лучше. Покрасневшая тонкая кожа, ещё влажные, тяжёлые от капелек ресницы, серый омут печального смирения. Нельзя ему здесь оставаться, просто нельзя. Серая плотно застёгнутая рубашка из грубой тонкой ткани и такие же штаны без пояса. Босые ноги с посеревшей от холода кожей, на каждой лодыжке — по магическому сигнальнику, который подаст сигнал, стоит покинуть территорию Азкбана. Разве что если отрезать обе ноги, но и тогда далеко не убежишь. Осторожно прилепив изобретение к косяку у двери, я напоследок всмотрелся в его глаза. Напряжённые, испуганные и злые, они скользили по моему невидимому лицу. Догадался. Один раз прошлись прямо по моим глазам, но я сумел не вздрогнуть. Не смогу я объяснить Малфою, зачем это делаю, если сниму Мантию сейчас. Только напугаю еще больше. Поэтому, зафиксировав следилку, я медленно побрёл назад, едва не спотыкаясь о его ядовитые злые от страха глаза, выслеживающие каждое мое движение в пустоте тёмного коридора. Едва я зашёл за поворот, Рон обхватил меня, влез под мантию и потащил к рабочему отделу. Через несколько быстрых, но тихих шагов я шёпотом поделился: — Не доживёт ведь он до утра, а если доживёт, то тут же сознается во всем, в чем попросят, лишь бы его отсюда забрали и перевели куда-нибудь. — Да, на то и расчёт у Долиша. Только куда его переведут — в допросные а затем к другим "обжорам" второго поколения? Ну, не думаю, что сильно ему полегчает даже среди своих. Может, весовые категории сравняются, но хотя — он такой тощий, что его даже девчонка отъебать может. Помнишь, как Гермиона ему вмазала? О-о, я это воспоминание одним из первых использовал для Патронуса... Слушая мечтательные завывания о своей подруге, я развлекался догадками о том, что думают сидящие в камерах, мимо которых мы проходили. — Слушай, Рон, — спросил я, когда список вещей, которые он так любит в своей девушке, подошёл к концу, — а почему Драко не сказал? Он же мог, ну, сказать, и тогда бы...ну... — Мордред, Гарри, дружище, ты вот иногда кажешься мне умным, но потом спрашиваешь какую-нибудь такую всем очевидную дичь, и я сразу узнаю своего родного друга. Да чтоб вот сделали, если б он сказал? Долиш и другие местные авроры Малфою помогать точно не намерены, некоторые точно это и устроили. Говорю же: не тупые они, чтоб не понимать, что Хорёк из той клетки не выползет на своих двоих. Я с ребятами, честно, тоже помогать не намеревался, если бы не один мой друг-долбоэмпат. Ты вот влез, неравнодушный такой, ну и попортил им слегка малину, но не сорвал же. Малфой, как я уже говорил, хоть и долбоёб, но не идиот, он же понимает, что на слово ему никто не поверит, ты ничего такого увидеть не успел, довести дело до конца они не успели, значит, доказательств никаких не найти, ни в нём, ни у тебя. А после того, как он их попытается сдать, да не получится, они еще жёстче с ним будут. Отомстят так, что не выползет оттуда вообще. На слово Хорьку с его репутацией верить не будет тут никто. Ну, может, кроме тебя, но ты тоже поосторожнее ему верь. Не думаю, что он сильно изменился с тех недавних пор, как швырялся в нас Непростительными. — Один раз такое было, и все равно же не долетело оно! Да я сам за войну Империус и Круциатус успел применить, и мне за это даже административки не было! — Ну ты потише давай, чё разорался-то, хочешь, чтоб все-таки была? Ты герой, это во-первых, а во-вторых, ты Империус применил ради защиты себя и нас всех, а Круциатус по-моему никто и не увидел. Макгонагалл тебя не сдала, а Кэрроу даже допрашивать не стали — сразу бросили на пожизненное без права досрочного. — Он случаем не в той же камере сидит? — Да хуй его знает, может, и сидит. Не вглядывался. Руквуда узнал случайно, когда ты на Джагсона указал, а там рядом и этот уёбок сидел. Они ж там все уроды в одинаковой одежде, я их разглядывать вообще желанием не горю. Только ты у нас такой фетишист. На, кстати, вторая штучка для следилки. Она тебе даст знать, если чё-то твоему Малфою будет угрожать.***
В месте сбора за нами уже собирались отправляться искать. Долиш долго и нецензурно высказывался на этот счёт, потом заставил нас покаятся по всей форме, а потом резко подобрел и довольно заулыбался. — Ну что ж, господа-новобранцы, вот ваш первый день в качестве младших курсантов подошёл к концу. Сёдня мы вас жалели, не давали поручений сложнее принеси-подай и посвети вот тут, но завтра уж не будем. Заставлю вас за заключёнными на завтраке и прогулке следить и пересчёты проводить, чтоб и жизнь медом не казалась, и не перенапрягать вас, тощих и безбородых. Придёте после тренировок с Уильямсоном настоящими мужиками — с мышцами и щетиной, тогда и устроим вас — ещё зелёных, но уже хоть не похожих на голубых — под мое начальство. Ну так что, придёте к нам устраиваться после учебы? — Так точно, старший товарищ Долиш... — вяло и нестройно отозвались мы утиным оркестром. Взглядом я заскользил по одинаковым стенам, думая, как бы отсюда поскорее съёбнуть. — Ну, а раз вы завтра будете, считай, за половину полноценного работника, надо ж вам и пропуска иметь. Я сразу оживился. — Значит, пропуска первого уровня, к камерам, к входам-выходам между отделениями, к столовой... В технические помещения и выходы из здания пропуска получите, как станете частью нашего коллектива по всей оформе. РАВНЯЙСЬ! Вздрогнув от внезапного вскрика, мы встали в нестройный ряд, чувствуя себя довольно тупо. По очереди нам были вручены магические медальоны — пропуска. Получив добычу, я было двинулся в сторону, но тут же был остановлен голосом Долиша: — СТОЯТЬ! Команды "вольно" не было! Ключи тебе от комнаты своей не нужны, курсант? Спать в коридоре собираешься? Развернувшись, он пошёл вдоль нашего недлинного рядочка снова, но с другого края, выдавая теперь крошечные ключики на верёвках. — На шею повесьте. Потеряете — повесим вас. На этих же верёвочках. Вольно! Отдыхайте, салаги, до завтрашнего завтрака. В женское отделение даже не соваться! Поотрываем носы, а от кого залетят — тому не только носы! Завтра с утра пересчёт и завтрак на вас! Довольный хоть чем-то, я влетел в долгожданную комнатку. Маленькая, тесная, с одной узкой кроватью и откидным столиком, она, тем не менее, могла хоть ненадолго скрыть от происходящего вокруг в этом страшном месте. На стенах были наложены чары, отгоняющие дементоров и холод. После практически непрерывного их влияния несколько часов становилось так хорошо, когда оно исчезло. Только кому-то сейчас ещё хуже, чем мне — сидит один, без возможности вызвать Патронуса, без защиты, среди компании похотливых уродов. Я вытащил штучку, данную Роном второй — плоская и неприметная, как маленький серый камушек, она не подавала никаких тревожных знаков. Хорошо, что ему хотя бы ничего не угрожает физически. У них сейчас ужин. У нас тоже, но мне не хочется совсем. Раскинув руки на кровати, я одной стукнулся о стенку, а второй чуть не перевесился на пол. Почему Малфой вообще меня так волнует? Наверное, потому, что однокурсник. Хотя, волновался бы я за какого-нибудь другого пожирателя с моего курса? Да я даже имени ни одного вспомнить не могу, кто там был на этом Слизерине помимо Малфоя и его компании. Гойл скрывается, Паркинсон всё ещё допрашивают, Крэбб мертв, Флинт сидит. Но за них я не переживаю, кажется. Хотя, если бы на моих глазах попытались изнасиловать любого, абсолютно любого человека — даже будь он мне худшим врагом, я бы не остался в стороне. Я бы помог, но стал бы совершать незаконные вещи ради этого? Чтобы не задаваться этими сложными вопросами, я поднялся и принялся за разбор рюкзака, принесённого сюда, наверное, местными домовиками. Каково им, существам с не очень стабильной психикой в целом, тут служить? Так, поменьше вопросов, побольше дела. Домовики вообще компетенция не моя, а Гермионы. В рюкзаке оказался очень кстати сухпаёк, подкинутый наверняка Роном, и пакетик трав, заботливо положенный Гермионой. "Успокаивает нервную систему" по ее словам. Не важно, действует ли это, но после такого стрессового дня точно лишним не будет. В крохотном шкафчике, который и не сразу заметишь, были обнаружены две заплесневелые кружки, чайничек, пакетик с явно не очень законным содержимым, поломанная свеча и, зачем-то, подсолнечное масло. От прошлых временных жильцов досталось богатство. Выудив из рюкзака пижаму, я кинул её на кровать, туда же — полотенце. Где-то здесь должен быть душ, верно? Я нашёл его за неприметной дверью сбоку от комнаты. Тёплая вода и холодная плитка — и обратно я вышел уже успокоенным, но все таким же мрачным. Наверное, Джинни была права, когда сказала, что моя чрезвычайная эмпатия когда-нибудь меня же погубит. Рон с остальными пацанами собирается отметить конец первого "рабочего" дня. А я сижу сторожевым псом рядом с этой сигнальной хреновиной, и жду, и боюсь, и хочу не дождаться сигнала, но и знаю, что не засну, пока она молчит. Подойдя к кровати, я повесил мокрое полотенце на спинку, и взялся за штаны. Несмотря на мощные согревающие чары, по полу сквозило замогильным холодом даже тут. Присев, снова зарылся в рюкзак. Умница Гермиона — как я ни отрицал необходимость заботиться обо мне, она умудрилась засунуть в кармашек теплые носки. В одном из них нашелся презерватив — а вот это явно ронова заслуга. Ржал, наверное, как последняя паскуда, над краснеющей Гермионой и будущим мной. Эти умиротворяющие мысли прервал голос. Низкий и угрожающий хрип. Он разнёсся по комнатушке, ткнулся в заглушающие чары на стенах и отразился эхом, усиливаясь. С трудом мне удалось понять, что доносится он из серого камушка на столе. И это был знакомый голос Джагсона. — Что, маленький педик, настало твое время? Блять. Бежать, скорее. — Отбой прозвенел, все хорошие мальчики отправились спать, — пропел жутким сиплым Руквуд, — И твой защитник-Поттер вместе с ними, как послушный аврорчик. Босые ноги в ботинки и палочку в трясущиеся руки. — Я предупреждаю: мой отец... — звенящий, дрожащий голос пытающегося казаться самоуверенным Малфоя. Мантия на голые плечи — и полетел. — Твой отец — шлюха, попытавшаяся усидеть на двух стульях сразу. И за его предательство у меня к тебе личный должок есть. — Раз Люций явиться на самосуд не пожелал, а сыночке позволил оказаться здесь, то платой станешь ты. Бег по чёрным одинаковым коридорам. Ледяной воздух по мокрой груди, по влажным волосам. Клочки пара изо рта. Ну знал же ведь — чуял — не оставят его в покое. Лишь бы успеть, лишь бы успеть. Мерцающий купол защитных чар. Палочка наготове. Вспоминай: Рон, его поддержка, Гермиона, её забота, Джинни, её любовь, тёплый пирог миссис Уизли, тёплая рука Рона, тёплые объятия Гермионы, тепло их смеха, тепло их любви, и горячий огневиски за Фреда, за Тонкс, за Люпина, и обжигающий огонь в камине, вокруг которого вся наша семья. Серебряный олень, бегущий впереди хозяина. Блеск защитных чар позади. Порывы ледяного ветра. Тёплый шлейф магии с копыт Патронуса. Разлетающиеся в сторону чёрные плащи. Осталось немного. Лишь бы успеть, лишь бы успеть. Его крики были слышны издалека. Не вслушиваться, не думать, не опоздал ли. Последний поворот. Патронус вырывается из-за угла впереди меня и разгоняет тьму вокруг, как и жадно прилипших к своим решёткам заключённых в соседних камерах. Разочарованный восклик — кто-то переживает об упущенном зрелище, пока я переживаю за человека. Поворот — и вот она, та камера, где клубок из нескольких тел, держащих одного, шустро разъединяется. Джагсон заправляет отросток в штаны и скалится мне в лицо, но мои глаза обращены только к изогнутой в сломленной позе фигурке. Босые белые колени на грязном полу, согнутая гордая спина, трясущиеся тонкие руки комкают край порванной рубашки. Белоснежные бедра не оскверняет кровь — и слава богу, если он существует, хоть за это. Разлохмаченные пряди сосульками закрывают лицо, и Драко не спешит его поднимать. Может, оно и к лучшему. Не думаю, что смог бы сдержаться и не убить здесь каждого, если бы увидел его глаза сейчас. — Что же вам, господин аврор, не спится-то? — растягивает черный рот Руквуд. — Он что, твоя личная блядь, что-ли, что ты так взъелся? — хрипит Джагсон. Застыв на миг, отрываю глаза от Драко и обращаю к ним. Поймав мой взгляд, пятятся, трусы. — Да что тебе, жалко что-ли?! — панически восклицает Джагсон. Молча поднимаю палочку, вынуждая их загнаться в самый угол. Второй поднимаю с груди пропуск. Стараюсь не задумываться, что делаю. Мой шаг вперёд, их — два назад. Скрюченная фигурка, кажущаяся восковым изваянием в голубоватом свете Патронуса, гарцующего рядом со мной — не двигается. Словно неживой. Отпираю дверь и шагаю внутрь, запрещая себе думать о том, что пять физически сильных мужчин на одного меня, даже с палочкой — это заведомый проигрыш. Не отрываю от них взгляда, следя за каждым движением, чтобы не упустить нападение. Сдерживаюсь, чтобы не посмотреть на Драко. — Бери штаны и на выход. — произношу отрывистым, грубым и совершенно чужим голосом. — Реально, сам захотел и делиться не хочет, — шипит ящерицей с оторванным хвостом Руквуд из угла. — Молчать! — едва не на перселтанге шиплю я рассерженным василиском. — Двинетесь — Бомбарду кину и завтра расскажу о трагичном обвале в одной камере. Проболтаетесь — и завтра же кошмарный пожар поглотит ваши дома. — произношу несвойственные, чужие мне слова, грубо блефуя, но они отступают дальше. Слава победителя, чтоб её. Засекаю краем глаза выскользнувшую из двери светлую тень. Молниеносным движением в один шаг оказываюсь вне клетки, запираю её и оборачиваюсь, успевая в последний момент заметить скользнувшую за поворот фигуру. — Ну куда, дурак, дементоры же, — бормочу, уже пускаясь за ним. Далеко Малфой убежать не успевает. Босые ноги звонко шлёпают по холодному полу, и останавливаются перед первым же струящимся вдоль земли чёрным подолом. Их настигают тяжёлые аврорские сапоги раньше, чем белые ступни успевают оторвать от пола, чтобы покормиться. Серебряный олень отпихивает дементора в сторону от Драко, и он куклой падает на подкосившихся ногах. Ловлю его, осторожно сжимая тонкое продрогшее тело. Не сбежал. Отогнав врага, мой Патронус возвращается к нам, освещает его лицо. Светлая кожа, темные синяки, белые пряди, красные следы. Молюсь всем, кого знаю, чтобы это была не его кровь. Тяжело, как после дурмана, он открывает серые глаза, и спустя мгновение, распахнув ресницы в ужасе, отпихивает себя от меня, выворачивается, пускается в бегство снова. Быстро перехватываю его руки — вырывается, озлобленными от страха глазами шарит вокруг. — Погоди, Драко, я не причиню вреда. — тихо увещеваю я. — Нет, пусти, пусти! — в панике вскрикивает, бьётся, как русалка на берегу. — Тихо! — впечатываю его лицом в стену аврорским захватом, удерживая крепко, но не болезненно и зажимаю рот ладонью. Рвётся, как зверь в аркане, шипит, кусается, извивается бешеной змеёй. — Не шуми! Поймают и посадят тебя обратно к ним! Успокойся, успокойся, все хорошо, я не... Извернувшись гибкой дугой, выскальзывает из кольца моих рук, открывает рот для вскрика. Перехватывая, вжимаю его спиной в стену всем телом, ребром ладони затыкаю. Кусается в отчаянии. — Пожалуйста, Драко, я ничего тебе не сделаю, я помочь пытаюсь. Острые зубы прокусывают мне руку. Рычу от боли, поворачиваю его лицо к себе. Бешеные, одичавшие от ужаса глаза крутятся по неописуемой траектории, злые слёзы отчаяния застыли росинками на веере ресниц. Такой красивый... Заставляю его поймать мой взгляд. Огромные от страха зрачки, тонкая радужка невероятного цвета тоски и боли, пелена пережитого кошмара, блеск горечи. Зафиксированный, смотрит в мои глаза, как непокорный висельник — на палача. Не верит. Шарит по лицу, ищет что-то. Дышит прерывисто и неровно, рождая клубы пара один за другим. Пугаюсь, что слишком сдавил его и ослабляю хватку, чуть отодвигаясь. Глядит недоверчиво, как кролик в клетке, к которому тянет руку фермер-кормилец, в другой пряча нож для выделки мяса. — Я ничего не... Не сделаю... Только помочь... Извини, что так напугал, — срывающимся шёпотом произношу с трудом. Мое тело — предатель — реагирует на его невероятную красоту, на близость тел, на то, что на нем только рваная рубашка. Он замечает, он не дурак. Моя распахнутая мантия на голое тело не способствует сокрытию. Уже готовый поверить, он снова напрягается, упираясь руками в мой торс, но не спешит звать на помощь, когда я медленно убираю изодранную в кровь руку. — Не кричи только, ладно? — кивает в ответ, не отрывая внимательных глаз, — Извини и за это. — неопределенно киваю куда-то в сторону низа, — Физиологическое, ничего не могу поделать. Хочешь, поклянусь тебе, что не стану сегодня даже пытаться тебя...что-то с тобой сделать. — усмехается, несколько нервно, но это уже услада для моих глаз, — Только дам пережить эту ночь, завтра уйдешь. Можешь ещё попытаться убежать, только ты ведь отсюда далеко не сбежишь. Еще и меня подставишь. Ухмыляется и одновременно кивает, вредина. От облегчения вздыхаю слишком громко, наверное. Отхожу от него на шаг, и нас обоих простреливает волной холода там, где мы только что плотно соприкасались. — Ты...надень штаны, я отвернусь, но только не убегай, пожалуйста. — произношу и честно отворачиваюсь, используя время, чтобы застегнуть свою мантию. Драко встаёт рядом, не прекращая настороженно коситься и несколько дёргано двигаться. Направляю на него палочку. Рефлекторно вздрагивает, но стоит на месте, готовый уйти с траектории проклятья. Окутываю его шлейфом согревающего. С благодарностью поднимает глаза, и тут же отворачивается. Осторожно беру его за локоть и веду прочь отсюда. Мой олень гарцует вокруг нас, даря свет, тепло и безопасность.***
До комнаты мы дошли в молчании. Он смотрел прямо перед собой пугающе пустым взглядом и вздрагивал каждый раз, стоило мне его коснуться, чтобы увести в очередной поворот. Я же старался не коситься на него слишком явно. Молчащий Малфой — это жутко. Второй раз в жизни наблюдаю такую картину. И в первый она закончилась Круциатусом. — Веди себя осторожно, мне наверняка нельзя затаскивать к себе заключённых среди ночи. Драко только кивнул, исподлобья очерчивая периметр комнаты. На фоне подсвеченных заклинаниями стен, разложенных на кровати вещей и утеплённого пола он смотрелся подобранным с улицы котёнком. Кажется, им в первую очередь нужно показать туалет... — Я... — просипел Драко неузнаваемым голосом. Откашлявшись, он отвернулся к стене и повторил: — Я могу принять у тебя душ? — К-конечно! — ошарашенно выпалил я. За последние минуты я впервые слышал его голос. И, наверное, впервые за несколько месяцев он обращался именно ко мне. И, кажется, впервые за всю жизнь он говорил со мной без агрессии. Будь я проклят, если в случае с Малфоем это не тревожный звоночек! Пройдя мимо ощутимо вздрогнувшего и едва не отскочившего в сторону вспугнутой лисицей, я подхватил со спинки кровати полотенце и пижаму. — Держи, — стараясь не совершать резких движений, протянул Драко. Пару раз переведя глаза с меня на куль и обратно, он всё же принял его. — Пойдём. Не шуми, — привёл я его в ванную комнату и неслышно закрыл дверь с внутренней стороны, — Ты...Ты как вообще? Кажется, Малфой попытался приподнять бровь, как у него всегда хорошо получалось, но вышло не очень. — Да, извини, тупой вопрос...Я имею ввиду...Ты...м-м...Они успели? Драко сильно вздрогнул, зажмурившись, как от пощёчины. — То есть...ох...тебе нужна...помощь? лекарства какие-то? может, доктора позвать? Я просто не знаю, что делать в таких случаях, ты извини... — в отчаянии глядя в зажмуренные глаза, не зная, что ещё сделать, чтобы выразить заботу и не причинить при этом боль, я неловко протянул руки, пытаясь обнять его. Молниеносный отскок — и Драко оказался на приличном расстоянии от меня, вытянув вперёд руки в бесполезной защите. — Я нормально. — сказал, как выскреб камнем по доске, он, — Не надо доктора. Не успели. — отрезал он на мой просительный взгляд. Наверное, мой вздох облегчения получился слишком явным. Драко продолжал пятиться, пытаясь обойти меня в узкой ванной. — Эй, ну ты чего? Мы ведь договорились, я не буду приставать к тебе или пытаться навредить. — в доказательство я шутливо поднял руки над головой. Рот Драко дёрнулся вбок, непонятно, в улыбке или в судороге. — Мне только хочется отмыться от этого. — ломаным перестуком сухих веток сказал он. — Хорошо. Точно сможешь сам? Не упадёшь? — покосился я на его подрагивающие ноги. — Нет. — отрезал, как ножом по мягкому, горячему металлу. — Я подожду. Не сбегай, пожалуйста. Я действительно ждал. Он и правда не сбежал. Спустя невероятно долгие минуты Драко скользнул в комнату тихой змейкой. Моя изумрудная пижамная рубашка не доходила ему и до середины локтя, открывая чудесные тонкие запястья с россыпью вен. Слишком короткий подол едва прикрывал пупок, и, когда Драко двигался, я мог заметить его аккуратный провал в плоском животе. При этом слишком широкие плечи рубашки сползали с его узких, обнажая ключицы. Под моим взглядом он поправил ворот, и я не был уверен, увижу ли когда-нибудь картину прекраснее, чем его изящные белые пальцы на фоне моей изумрудной ткани. Пижамные брюки были явно широки для его стройных ног, и тем тоньше казалась его лодыжка, выглядывающая из-под огромных штанин. Всё такие же босые ноги теперь, отогретые в воде, стали нежно-розовыми, и они смотрелись просто ужасающе несправедливо на этом полу, продуваемом всеми сквозняками. Тем не менее, Драко, кажется, было хорошо — его просвечивающие в мягком свете веки блаженно прикрыли глаза, а розовые губы в кои-то веки не кривились. Кажется в их уголках даже затаилась крохотная улыбка. Опомнившись, я подскочил и выудил из-под своей задницы теплые носки. Гермиона — моя личная Серафима. — Надень, пожалуйста. Драко раскрыл глаза и уставился вниз, на протягиваемые мной носки, как пьянчуга, уснувший на временно опустевшем постаменте от греческой статуи, уставился бы на дар богов, преподнесённый ему по ошибке преданно глядящими крестьянами. — Что? У чистокровных нет носков? — У чистокровных одежду подают только эльфы. — хрипловато ответил Драко. — Ну, ты же дразнил меня всю школу домовиком. — усмехнулся я и опустился на колени. — Поднимай. — осторожно и бережно приподнял и упаковал его ступню в теплый махровый материал, затем вторую. Мерлин знает, зачем, но мне даже думать об этом не хотелось. Драко смотрел на меня сверху вниз, как на внезапно спустившееся с небес божество. Втянув в себя мокрый, свежий запах его тела после душа, я невольно задрожал и быстро поднялся, избегая его глаз. Нужно отойти от него подальше, чтобы сдержаться... — Чай будешь? — спросил я своим самым безмятежным голосом. И, хоть в нём наверняка была слышна хрипотца похоти, Драко предпочёл её не заметить. — Что за чай? — так же невинно поинтересовался он. Сжав челюсти, я запретил своим ушам вслушиваться в его дрожащие нотки опасения, перемешанного с любопытством. — Какие-то успокаивающие травы. Мята, ромашка, чубря...чебур....чибиц... Как же его? — Чабрец? — Он, ага. — Какое счастье, что без каркаде и гибискуса, а то у кого-то бы завязался язык узлом. Какое счастье, что без прежних язвительных нападок Драко снова не обходится. В другое время я разозлился бы, но сейчас его ехидный голос разлился для меня мёдом. Вместе с ароматным напитком в заботливо оставленных предками кружках мы присели на кровать. Подобрав под себя ноги, Драко укутался одеялом по плечи, пока я держал его чай. Я должен был возмутиться такому самоуправству, наверное, но получалось только любоваться на его волосы, после мытья оказавшиеся белым пушистым комочком умиления. — На одуванчик похож, — вырвалось из меня восхищённое бормотание. — Что, прости? — повернулся ко мне Драко со взглядом, который нельзя было идентифицировать иначе, как тот, с которым лиса приговаривает колобку, что съест. — Говорю, ты голодный, похоже? На ужин не ходил. — Я и обедом себя решил не баловать. — заметил Малфой, уводя взгляд в сторону. К сожалению, пялиться здесь было решительно не на что. Наверное, поэтому его глаза так или иначе постоянно возвращались ко мне. А я решил не говорить, что на ужин не ходил и я. — Аврорский сухпаёк. Невкусно, но питательно. Зубы не сломай, осторожно ешь. — П-ф. Поттер, ты знаешь, что по одной древней легенде Род Малфоев идёт от сирен? — Нет. И? — Сирена способна перекусить человеку позвоночник. — Верю. — честно отозвался я, потирая ладонь со следом его зубов. — Тогда лучше тебе не касаться меня без разрешения. — Да я не... Ой. — оказалось, моя рука после растирания больной случайно оказалась на остром колене. — Извини, я не заметил. Драко, кажется, мне не поверил, но выглядел он с сухпаем во рту и укутанный в одеяло по самые уши до того трогательно, что я немного забыл на него позлиться. Только изучал его утончённый профиль, выглядящий, как произведение искусства, даже когда на нем налипли крошки. Словно это — строительная стружка, которую мастер еще не успел стряхнуть со своей статуи. — Можно? — тихо спросил я, когда моя ладонь сама собой потянулась к его лицу, и у меня не было сил ее остановить без его "нет". — Да. — осторожно ответил Драко, заглянув в глаза с доверчивостью пушистика Арнольда, а затем покосился на приближающуюся руку, и не отрывал от нее внимательного взора, как дикий кот. И всё же, когда пальцы осторожно прошлись по его коже, бережно стряхивая крошку за крошкой, белые ресницы затрепетали и прикрыли веками с узором крошечных вен ласковые глаза. — Гарри? — позвал он меня. Ошарашенный своим именем, прозвучавшим из его уст, я был готов растечься розовой лужицей к его ногам. Конечно, Драко, не будь он слизеринцем, этим воспользовался. — Пообещай мне выполнить одну простую просьбу. Клянусь, что она не несёт угрозы для кого-либо. — Обещаю. — вырвалось из меня раньше, чем я успел подумать. Черт, видимо, и правда сирены были в их роду. Или это просто я слишком влюблен? — Сотри мне память. — сказал, словно швырнул в холодную воду океана, заманив лаской, он. Непонимающе таращясь на него, я отодвинулся. Но слишком далеко не смог. — Я не хочу помнить этот день! — воскликнул Драко, вдруг приблизившись и в отчаянии схватив меня за плечо. — Я буду просыпаться в кошмарах всю жизнь, я не смогу завтра держаться на суде и потом ещё матушка... — глотнув воздуха, как тонувшая в нефтяном цветке рыба, он отстранился и встал, хватаясь за волосы. — Ты... — тяжело проглотил я рвущийся вопрос и задал нужный, — весь этот день хочешь забыть? — Нет. — глухо раздалось из-за его напряженной спины через тяжёлый миг. Разжавшись, нервные тонкие пальцы отпустили измочаленные пряди и бессильно опустились, — Не весь. Я...не уверен, хочу ли я помнить то, как ты спас меня, и быть всю жизнь обязанным... — Глупости! Ты не будешь обязан мне ничем! Я ничего с тебя не попрошу. — Нет, Поттер, я не смогу не вспоминать о своём долге каждый раз, как тебя увижу. Опустив голову, я уткнулся взглядом в пол. Он...не простит мне, если я откажу сейчас. Может, нам повезёт, и из завтрашнего Визенгамота он выйдет свободным...и тогда я подойду к нему, и попрошу сходить со мной выпить кофе, или куда еще надо звать парней? Если он откажет, я буду знать, что это моя вина — он не простил мне мой отказ в этот момент. А если он согласится, то я никогда не узнаю, потому ли это, что он действительно хочет меня так же сильно, как я его, или из чувства долга за это нелепое спасение. Что из этого хуже — узнаю уже, когда опробую. А знать не хочется. Я не смогу любить его, если он мне не позволит, как и не смогу любить его, если не буду уверен, что он отвечает искренне. — Хорошо. — выдавливаю из себя, и мой голос похож на звук ножа по дереву. — Тогда сотри, пожалуйста, завтра утром. Сразу перед тем, как выставить меня за дверь. — Ты не задашься вопросом о пропавшей памяти? — Задамся. Я напишу себе записку. — И не заподозришь подвоха? — Заподозрю. Но рыпаться в нынешнем моём положении не стану. — Ладно. — Тогда поклянись, что сделаешь это, и до завтрашнего утра...делай со мной всё, что хочешь. Резко развернувшись, Драко упал на кровать, и мне пришлось придержать его, чтобы не стукнулся головой о стену. Вот как... Задумчиво покосившись на его отрешённое лицо, я сглотнул и выключил свет. Теперь только слабое, едва заметное голубое свечение от заклинаний, похожее на лунное сияние, освещали изящный профиль и стройную фигуру в моей постели. Вздохнув, я обхватил его ноги под коленями одной рукой и приподнял. Малфой не сопротивлялся. Я убедился, что он не в порядке. Вытащив из-под его задницы одеяло, я отпустил его бедра и легонько повернул за плечо на бок. Безвольной куклой он подчинился мне. Вырвав последний конец одеяла из-под его спины, я поттянул его поближе, но не вплотную. Драко лежал восковым изваянием, вперя пустой взгляд в стену, и только прерывистое дыхание напоминало о том, что рядом со мной — живой человек. Укрыв нас обоих, я осторожно заправил несколько белых, а в голубоватом свете — серебряных — прядей за острое ушко. Мне показалось, что Малфой сдерживает дрожь. Думаю, не показалось. — Спокойной ночи, Драко. — тихо пожелал я, и закрыл глаза. На несколько секунд его дыхание вовсе приостановилось, а затем я явственно услышал, как он плачет. — Можно тебя обнять? — спросил я, чуть приподнявшись. В его содроганиях с трудом я различил кивок. Моя рука мягко легла на его вздрагивающие тонкие плечи, прижимая чуть ближе, спиной к груди. — Дурак, Поттер. У меня долг, возьми сейчас, пока помню. — рыдая, провыл он в подушку. — Нет, это ты дурак, Драко. Я ведь уже сказал: ты мне ничего не должен. И тем более я не возьму благодарность сексом. Это — не товар и не услуга. — У меня ничего больше нет теперь, — дрожа, прохрипел он. — Ничего и не нужно. Ты сильно помог мне тем, что я понял несколько очень важных для себя вещей за сегодня. Если тебе важно это, то я вслух засчитываю это в уплату долга. — Идиот. — простонал он, успокаиваясь. — Спасибо. За всё. — прерываясь на судорожные вдохи, икая, с трудом выговорил Драко. — Тебе не за что благодарить. Я сделал все, что хотел. Я не солгал. Позаботиться, помочь, отогреть, накормить, напоить и спать уложить — это все, чего я желал бы для него сейчас. Проведя носом вдоль разметавшихся веером по подушке прядям, я подумал о том, что сделаю всё, что хочу ещё, когда окажусь с ним в одной постели по его чистому желанию. Когда он попросит не от отчаяния, не из долга, не из благодарности, не от безысходности. Тогда всё будет так, как мы оба того захотим. А сейчас мы будем спать. Потому что завтра будет суд, на котором я буду всеми силами защищать Драко и его семью. Потом я подойду к нему, и позову на свидание, и буду знать, что иду на него со свободным от травм и долгов человеком. И снова спрошу, можно ли мне к нему прикоснуться. Потом спрошу, можно ли поцеловать...Потом...будет...хорошо...всё будет хорошо. Уже затуманенным сознанием, обрывающимся на середине мысли, я уловил тихое-тихое: — Спокойной ночи, Гарри. Позови меня на чай завтра после суда. "Значит, он всё-таки больше любит чай" — стало последней, такой нормальной мыслью этого поистине ненормального дня.