Safe

Итан не совсем понимал, что произошло. Минуту назад он посылал Гейзенберга нахуй за то, что тот осмелился предложить им использовать его дочь в качестве оружия, а дальше его кинули на грязный пол; на запястьях появились наручники, принуждающие выгнуть их за спину, тяжёлая цепь на шее заставляла тело оставаться на земле. Итан с опаской наблюдал, как Гейзенберг приближался к нему; его шаг был важным, как будто он привык быть самым уверенным в себе человеком в комнате и привык смотреть на всех свысока. — Какого хрена ты это делаешь? — рявкнул Итан, нависая над ним. Гейзенберг засмеялся и обхватил лицо Итана; он сжал его щеки, как будто тот был особенно суетливым ребёнком, прежде чем ударить по лицу не настолько сильно, чтобы получить синяк, но, черт возьми, достаточно сильно, чтобы кожа стала жгучей. Итан на мгновение замер, когда Гейзенберг схватил его за бедро и сжал то, и тогда его борьба разгорелась, он начал пинать Его и цепляться. Гейзенберг просто откинулся назад и ждал, пока Итан не устанет сам. — Ты никуда не денешься, красивая вещица, — прямо сказал он Итану. Имя питомца вызывало тревогу в голове у Итана. Затем его взгляд остановился на острых зубах Гейзенберга, он заметил насколько большим, широким и злобным тот выглядел. В это время опасность казалась более серьёзной. — Т-ты альфа… — понял он вслух. Это было плохо, в этом не было ничего хорошего. Не было ничего хорошего в том, что Гейзенберг ухмыльнулся и притронулся к нему как к собственности, как будто Итан принадлежал ему. Тот нервно сглотнул, но во рту резко пересохло. Гейзенберг усмехнулся и взъерошил Итану волосы, заставив его скривиться от отвращения и снисходительного прикосновения. — Ой, разве ты не умница, маленькая бета? Что тебя выдало? Зубы? — он дразнил его, призвав толстый стальной стрежень с наручниками на каждом конце. Для него это выглядело как какая-то дрянная БДСМ-экипировка. Она бы рассмешила его, если бы он не знал, что ее собираются использовать против него через мгновение. — М-может быть… — признался он. — Что ты с этим делаешь? — спросил Итан. Гейзенберг посмотрел на него как на глупого, прежде чем схватить его за лодыжку и закрепить на ней цепь. Он продел то же самое с другими частями тела, тогда Итан совершено не мог подняться. Боже, во что он ввязался? Итан никогда раньше не встречал альф или омегу. Он немного знал о них, это было связано с грубыми стереотипами и, возможно, противными фильмами. Альфы и Омеги — полулюди, которые приобрели животные черты и имели кучу странных социальных норм, которые они никак не могли осмыслить. Итан никогда не интересовался ими, это не имело никакого отношения ни к нему, ни к его семье. И он, и Мия являлись обычными старыми Бета-версиями, насколько им было известно. Одна вещь, которую он действительно знал, заключалась в том, что альфы, по видимости, были очень редкими, словно бы вымершими. Итан задался вопросом, встречал ли он таких же внушительных или Гейзенберг — просто особый случай, монстр. — О, я могу гарантировать, что ты этого не сделаешь, — сказал ему Гейзенберг, Итана потрясенно посмотрел на него. Он не осознавал, что говорил вслух, он был шокирован. — Большая ошибка, как ты, со светлыми волосами и большими голубыми глазами? Ты был бы растерзан первым, кто тебя нашёл. — Глаза Гейзенберга блуждали по телу Итана, оценивая его теперь, когда тот был связан. — З-заткнись! — закричал Итан, извиваясь от цепей. Он ненавидел то, как Гейзенберг смотрел на него, как будто он объект, который нужно использовать. — Отпусти меня, УРОД! — Зачем мне это делать… — Гейзенберг практически рычал на него, пугающе приближая свои острые зубы к его яремной вене. Итан попытался уклониться, но ему некуда было деваться. — Я буду иметь тебя там, где я хочу. — Горячее дыхание обхватывало кожу, оставляя непривычный вкус во рту Итана. — Ты хоть представляешь, что я собираюсь с тобой делать? Итан покачал головой, и Гейзенберг только ухмыльнулся ему. Он отстранился; ладонь проникла в переднюю часть его штанов, чтобы вытащить член. Итан нервно сглотнул при виде этой картины — тот выглядел чертовски огромным, как будто легко мог порвать. — В любом случае ты бы и представить себе не мог, но я не похож на любого другого альфу, с которым ты можешь столкнуться, — сказал Гейзенберг, как всегда, расплывчато и загадочно. Он снова схватил Итана за лицо и дал ему пощечину, прежде чем тот успел что-то сказать. — Мне не нужны перерывы. Так что мы можем делать это столько, сколько потребуется. Итан смотрел на него с ужасом в глазах, когда его приподняли на колени и приблизили к груди, пока он не согнулся пополам. — До чего это все дойдёт? — почти кричал Итан, страх и гнев слились во что-то животное. С каждой секундой в плену альфы он все больше чувствовал себя добычей. Гейзенберг сделал паузу и сразу отреагировал на Итана с любопытством: — О, ты хочешь сказать, что не знаешь? В Америке вас этому не учат? — усмехнулся он, Итан отказывался отвечать на вопрос прямо в пользу того, чтобы с него стянули штаны, обнажая ягодицы. — Я уверен, что ты со временем разберёшься, — пообещал Карл. — А пока, я думаю, оставлю тебя в покое. Затем его внимание переключилось на очко Итана, которое было выставлено напоказ. Итан заставил себя не показывать, насколько уязвимым он чувствовал себя в таком положение. Альфа порылся в кармане пальто, прежде чем вытащить стеклянный флакон. — Скажи, Итан, тебя когда-нибудь трахали? Итан не ощущал себя комфортно. Он кисло посмотрел и отвернулся. — Я приму это как «нет», — сказал Гейзенберг со смешком, выливая содержимое флакона на пальцы. Он обильно смазал очко, стараясь сделать то как можно неряшливым и влажным, прежде чем всунул свой член в него. Ему понадобилась помощь, которую он мог получить, знал он об этом или нет. Гейзенберг медленно подготавливал его пальцами, осторожно вводил и выводил их из Итана, пока не убедился, что тот не привык к этом чувству наполненности. К тому времени, когда они наконец-то отступили и альфа решил, что он достаточно растянут для него, Итан почти ушёл от его внимания. — Ох, разве это не драгоценно? — прокомментировал он, когда заметил платку в штанах Итана. — Я-я… Это просто трение! — прошептал Итан, глядя на Гейзенберга, как будто ненавидел его. — Это не… Я не хочу этого… — пробормотал он тихим детским голосом. — Конечно да, — ответил альфа одновременно надоедливым и насмешливым тоном. Он на мгновение погладил член Итана через штаны, затем его внимание вернулось к собственному удовольствию. Он провел по своему члену несколько раз, размазав по нему смазку, прежде чем наконец-то вошёл без особой церемонии. Итан издал отчаянный и сдавленный стон, когда его наполнили. Член был слишком большим для него, ему не нравилось ощущение внутри, но он проглатывал любые мольбы о пощаде. У него все ещё оставалась гордость, даже если он был в плохой форме. Гейзенберг открыто ухмыльнулся Итану, когда вошёл в него. — Ты так хорошо выглядишь, — сказал он Итану. — Врать тут равносильно тому, что я заставляю тебя. — Замолчи! Пошёл ты нахуй, — зашипел Итан; если бы у него во рту не пересохло, он бы плюнул в лицо Карлу. — Злюка, — мурлыкнул Гейзенберг, вытаскивая полностью свой член, прежде чем снова вставить. Грубый крик вырвался из горла Итана. Карл трахал Итана жестко и быстро, забирая все, что хотел от человека под ним, несмотря на любые протесты, которые у того были. Итан пытался сохранять решимость и спокойствие; не хотел, чтобы Гейзенберг видел, как он потеет, но что-то сломалось внутри него, когда он почувствовал, как член альфы распухает. Это было слишком, Итан думал, что его разрывает на части. Он думал, что это его убьет. — Вытащи это! Вытащи это! Вытащи-вытащи-вытащи-вытащи! — завизжал он, отчаянно извиваясь в путах в попытке выбраться из них. Он отчаянно бил Гейзенберга в грудь в пустой попытке увести его прочь. Наручники были подняты над его головой за секунды, снова оставив его более или менее неподвижным. — Давай, не будь таким драматичным, Итан! — насмешливо ответил Гейзенберг, он закурил новую сигарету и затянул, не чувствуя себя ничуть устрашим от их деятельности. — Мы только начинаем! — и как в подтверждение своих слов он вынул сигарету изо рта и потушил ее на ключице Итана. Затем его рука отпустилась, чтобы поднять его толстовку и погладил вздутый живот, в то время как Итан скулил от боли. — Просто расслабься, детка, тебе будет только хуже, если ты не сделаешь этого. Слезы текли по щекам Итана, он много страдал в своей жизни, но никогда так, как сейчас. Это было похоже чем-то на то, что прямо сейчас его медленно разрывали, и вся нижняя часть тела была сотрясена ноющей, пульсирующей болью. — Б-Больно… — рыдал Итан, вся его гордость была выброшена в окно. Он бы сделал все, чтобы это прекратилось. — Пожалуйста… Остановись! — Даже если бы я захотел остановиться, я бы не смог, — ответил ему альфа, все же потирая оголенный живот. — Тебе просто нужно быть хорошим маленьким мальчиком и терпеть это. Затем, словно для того, чтобы усугубить ситуацию, он наклонился и укусил его за шею, разрывая. Итан испустил прерывистый испуганный звук, когда кожа разошлась, закровоточив. Этого не могло быть, этого не могло быть… Итан всхлипнул и отвернулся, пытаясь исчезнуть в своей голове. Он бы умер где угодно, но только не здесь. Когда узел наконец спал, он снова начал открыто рыдать, его живот сводило судорогой, когда из него капала сперма альфы. Гейзенберг поцеловал его в щеку, это было бы утешительно, если бы это делал кто-то другой. — Милая маленькая вещица, я не знал, что ты такая краснеющая девственница, — Итан всхлипнул и покачал головой. Это был не он, это действительно был не он, но никто никогда раньше не обращался с ним так. Никогда в жизни он не был так осквернен. Даже самые жестокие любовники не причиняли ему столько боли и страданий, особенно с такой легкостью. Гейзенберг погладил Итана по щеке и вытер его слезы. — Шшш, не плачь. Ничего страшного, дорогой, в следующий раз будет намного проще, — успокаивал он. Это была ложь для Итана, потому что легче никогда не было. Гейзенберг продолжал использовать Итана снова и снова; он не лгал — ему не нужно было делать перерывы. Он давал Итану минуту, чтобы собраться, прежде чем его член снова возвращался в него. Единственное, что помогало, — это то, что его дырочка была такой скользкой от всей спермы внутри него. В какой-то момент Итана переместили на холодную серебряную скамейку, его бедра были прижаты к животу, ноги широко расставлены, а лодыжки подняты вверх. Его руки зажаты под ними — в этом положении он был совершенно неподвижен. Попытка двинуться с места только заставила его ужасно сжаться. Большая часть его борьбы иссякла; он перешел от выкрикивания непристойностей и угроз в адрес альфы к устало умоляющим мольбам быть с ним мягче, если он собирался продолжать делать это. Его волосы прилипали ко лбу, больше не зачесанные назад в обычной аккуратной укладке. Вместо этого Итан был покрыт потом, кожа липкая, и все его тело дрожало от нескончаемых рыданий. Его разум превратился в изломанный беспорядок. Немалую часть его даже не волновало, будет ли он убит после того, как все это закончится. Просто бы это все закончилось.  — Наконец-то ебать… — зарычал альфа, вытаскивая из него член. Итан был беспорядком под ним, его шея вся в крови от укусов, а лицо в синяках от ударов каждый раз, когда из его рта вырывались грубые слова или он терял сознание, следы слез на его щеках, и вид тяжелой усталость в его глазах от того, что он вынужден терпеть все это наяву. Они тоже были стеклянными, как будто в его голове ничего не происходило — каждая мысль, которая была у него, была вырублена из него. Его губы кровоточили и покраснели от укусов и поцелуев в равной мере. Его отверстие было еще большим беспорядком: ярко-красного цвета, сияющие, открытое и пульсирующее вокруг ничего, обильное количество спермы вытекало из него на бедра и стол под ним. Гейзенберг одобрительно хмыкнул при виде молодого человека, которого он так сильно унизил. — Думал, что мне придется прервать это дело и вернуться после того, как я убью Миранду. У тебя безупречный момент, Уинтерс.  — Ччто… — все, что удалось сказать Итану, его мозг был затуманен и отключен. Он посмотрел на него с недоумением. В тот момент все это происходило слишком быстро, чтобы понять, почему Гейзенберг смотрел на него с гордостью. Он посмотрел на свой член и заметил, что на нем было немного крови. Это то, чего он ждал? «Разорвать его на части? —Он думал, что это не будет шокирующим. Гейзенберг был явно садистом и давным-давно причинил боль Итану. Он понизил голос до успокаивающего регистра, Итан был шокирован тем, что тот вообще на это способен. — Хотел бы я остаться и позаботиться о тебе, ты беспорядок. — Карл нежно улыбнулся и взял Итана за щеку. Он был так несчастен и голоден по любви, что даже наклонился к нежному контакту. — Теперь ты просто отдыхаешь, ты больше чем заслужили. Я вернусь за тобой позже. Итан был так истощен, что сделал в точности то, что ему сказали, даже не желая этого. ____________________________________ В следующий раз, когда Итан проснулся, он лежал в теплой постели — это было резким контрастом с грязным сараем, в котором он находился в последний раз. Он чувствовал себя странно, когда сел, как будто что-то в нем кардинально изменилось, но он не мог понять что именно. Итан посмотрел на себя и обнаружил, что он голый. Затем сонное облако вокруг него рассеялось, и его охватила паника. Он оглядел комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться, и — если ему повезет — оружия. Он с сожалением осознал, что все его вещи пропали. От его имени не осталось ничего, кроме его собственной кожи. Он захныкал и обнял свои колени; его гордость казалась полностью уничтоженной. Он задавался вопросом: «Что будет с ним, когда Гейзенберг вернется? Собирался ли он убить его теперь, когда полностью унизил?» Если бы он это сделал, это не удивило бы его. Итан раскачивал свое тело назад и вперед, пытаясь успокоить себя, но безуспешно. Внезапно по комнате разнеслись тяжелые шаги, и дверь распахнулась. — Дорогой, я дома! — крикнул Гейзенберг, по его лицу расплылась дерьмовая ухмылка, но все, на чем мог сосредоточиться Итан, — это то, что дверь теперь открыта и у него есть краткое окно возможностей. Другого он не получит. Он это хорошо знал. «Беги, — сказал сам себе Итан, — беги, пока у тебя еще есть ноги, — говорил он, — лучше даже замерзнуть до смерти». И он согласился, потому как вскочил с кровати и рванул вперед. Он зажмурился и просто бежал, единственное, что его волновало, — это убежать. Он не ушел далеко, потому что следующее, что он понял — его держат в тисках за затылок. А потом острые зубы впилисья в его плоть; Итан испустил потрясенный крик, боль, которую он почувствовал от укуса, была неестественно сильной. Даже потерять пальцы было не так уж плохо. Она отразилась в его черепе, и он почувствовал головокружение и слабость.  — Вниз, — зарычал Гейзенберг на ухо Итану, и тот повиновался, даже не желая того, действуя исключительно на инстинкте, как будто он был хорошо обученным животным. Итан соскользнул на пол и посмотрел на Гейзенберга с ужасом в глазах. — Глупый маленький омега, ты действительно думал, что это сработает? Хм? — подло улыбнулся он Итану, когда большая металлическая дверь захлопнулась. Затем Итан оказался в ловушке в этой слишком маленькой комнате с альфой, и в его голове звенели тревожные колокольчики. Ему некуда было идти. Итан посмотрел на него мутными глазами и растерянным выражением лица. Он медленно моргнул, пытаясь понять то, что только что сказал Гейзенберг. — Как ты меня только что назвал? На лице альфы появилась подлая ухмылка. —Тупой? — догадался он, его острые клыки торчали изо рта, а ухмылка стала немного шире. — О нет, я уверен, ты уже это знаешь. Я назвал тебя омегой. Потому что ты такой. Вот, во что я превратил тебя, моя хорошенькая маленькая племенная сука. — Он откинулся назад и наблюдал, как Итан воспринимал эту ужасную информацию. Итан покачал головой — Нет, — почти беззвучно сказал он. Итан пытался не обращать внимания на то, как унизительные слова укусили его, как глубоко они врезались. — Нет, я нормальный. Я не… я не… Гейзенберг усмехнулся. — Давай, Итан, я думаю, мы оба знаем, что это было неверно очень давно. Я считаю, что быть омегой — это наименее странная вещь в тебе, дорогой. — Он слегка похлопал Итана по щеке, чтобы показаться дружелюбным. — Я действительно должен тебя поблагодарить, ты так хорошо справился, сопротивляясь мне. Я был впечатлен! У меня ушел почти день на разведение и утверждение тебя снова и снова, пока, наконец, не потребовалось. Ты почти утомил меня, прежде чем я сделал работу. Почти. — Его слова были сладкими и приторными, но Итан чувствовал, что над ним смеются. Итан втянулся в себя, прижав колени к груди, чтобы успокоиться. Это было уже слишком для его и без того хрупкого разума. Гейзенберг наклонился до уровня Итана и открыто посмотрел на него; в его глазах светился собственнический блеск. Как будто Итана нужно было забрать. — Если уж на то пошло, все это сопротивление только заставило меня требовать еще больше. Скажу честно. Мы оба знаем, что ты никуда не денешься…  — Да пошел ты, больной кусок дерьма! Я не твоя игрушка, — рявкнул Итан. Все, что он заслужил, — это жесткая пощечина, а затем все его слова были украдены у него с хныканьем. Щека болела от пощечины, и он чувствовал вкус крови во рту. — Какой вспыльчивый! — зарычал альфа, и Итан опустил плечи, внезапно почувствовав потребность стать меньше. Обычно он позволял гневу скрыть свой страх, но даже этого сейчас не мог. Это заставило его почувствовать себя невероятно уязвимым, как будто он неохотно открылся перед Гейзенбергом. Ему это не понравилось. — Мне придется научить тебя манерам. Не могу допустить того, чтобы ты думал, что можешь наброситься на меня, когда захочешь, — вздохнул Карл, как будто он был разочарован, задумчиво глядя на Итана. — Что мне теперь с тобой делать?  — Мне жаль, — пробормотал Итан, пытаясь избежать наказания от альфы.  — Нет, это не так. Ты просто не хочешь, чтобы я снова тебя ударил, — ответил Гейзенберг с понимающим выражением лица. — Но я дам тебе передышку, потому что у меня хорошее настроение, — сказал он. — Я наконец-то освободился от этой суки и получил тебя именно там, где я хочу, — Он почти безмятежно улыбнулся. — В любом случае я планировал сделать тебя своим. Я планировал это с тех пор, как ты преодолел всех моих ликанов в той первой атаке, и я только хотел, чтобы ты был больше с каждым из моих братьев и сестер, которых ты одолел. —Скользнул рукой по бедру Итана, посмеиваясь, когда омега вздрогнул. — Это то, что я собирался сказать тебе, прежде чем ты меня прервал, — объяснил он. От этого Итану стало плохо, как будто он был чем-то вроде собственности. Может быть, это все, чем он являлся сейчас. Было немного трудно дышать, как будто что-то давило на его грудь. Взгляд альфы немного потемнел. — Хотя было бы намного проще, если бы ты со мной сотрудничал, — сказал он. — Ты мог бы лежать на этой красивой и большой кровати и чувствовать себя так хорошо, что совсем забыл бы о своей маленькой жене и о любом извинении за жизнь, которая у тебя была до того, как я забрал тебя. Напоминание о Матери Миранде заставило Итана сосредоточиться на Роуз, а не на всех других ужасных вещах, которые крутились в его голове. — Что случилось с моей дочерью? — спросил он при первой же возможности. — Какого черта ты с ней сделал? — Он оскалился перед альфой, но в его тоне не было никакого зла. Он так устал. Он был полностью побежден, и это истощило его до глубины души. Гейзенберг покачал головой, словно не мог поверить, что Итан намекал, что сделает что-нибудь, чтобы причинить вред Розмари, как будто он был таким невиновным. — О, поверь мне, я ничего ей не сделал. Однако твои военные друзья…  — Крис и его друзья — не мои друзья, — огрызнулся Итан раньше, чем смог остановить себя. Он вздрогнул, испугавшись последствий. Прошли годы с тех пор, как он чувствовал себя таким маленьким и незначительным. Так напуган, как маленький ребенок, перешедший не с тем взрослым и ожидавший печальных последствий. По крайней мере, на этот раз Гейзенберг не ударил его, но он знал, что тот действительно может причинить ему боль, когда захочет, и страх, который Итан чувствовал, сжимался в его животе. Он едва сдерживался, чтобы извиниться за свой взрыв, крошечный кусочек гордости, который у него все еще висел на волоске, удерживая его в этом едва уравновешенном состоянии. — Верно. Крис взял ее, — сказал Карл. — Наверное, думает, что ты тоже мертв, учитывая, что он сбежал при первой же возможности. И это справедливо, потому что ты был бы абсолютно прав, если бы я позволил тебе бегать самостоятельно. Ты был далеко не в своей тарелке, — горько засмеялся он. — Хочешь знать, что эта сумасшедшая сука пыталась сделать со мной, прежде чем я напал на неё?  — Мне все равно, — пробормотал Итан, не сводя глаз с двери. Гейзенберг проигнорировал Итана и продолжил: — Видишь ли, Миранда пыталась вырвать мое гребаное сердце из моей груди. Теперь очевидно, что ей это не удалось, иначе меня бы здесь не было, но если бы она могла навязать мне это, представь, что она сделала бы с тобой, — засмеялся он и покачал головой. — Не могу поверить… после всего, через что меня заставила пройти эта сука, — пробормотал он себе под нос. — Ну, теперь все кончено. Она мертва, а ты мой. Итан ничего не сказал в ответ на это, он знал, что лучше не озвучивать свои мысли вслух, но глубоко внутри жалел, что ему не удалось убить Гейзенберга. Затем его разум переключился, и он подумал о Роуз; все его эмоции были смешаны по этому поводу. Он был рад, что она находилась в безопасности и подальше от этой деревни. Но при мысли о том, что Итан больше никогда ее не увидит, его охватило горе. Все, что он хотел, — это чтобы его семья была с ним в целости и сохранности, и они были забраны у него один за другим. Миа была мертва, а Роуз ушла. Теперь у него не осталось ничего и никого, он был совершенно один, за исключением альфы перед ним. Это похоже на судьбу хуже смерти. Гейзенберг, должно быть, заметил его ужасное настроение, потому что в следующий момент он ворковал над Итаном, омегой, как он понял с болезненным узлом в животе. Вот кем он был сейчас — любимой игрушкой Гейзенберга, с насмешливым сочувствием. — О, не будь таким, ангел. Так лучше, и ты это знаешь, — сказал он, а затем опасная ухмылка появилась на его лице, — но если ты действительно сумасшедший, я буду счастлив присвоить тебя себе. Итан хотел зашипеть на альфу. Он хотел плюнуть ему в лицо и сказать, что его дочь — это не просто вещь, которую можно заменить. Он хотел кричать и кричать на него, он хотел бить и пинать его. Он хотел много чего сделать, но единственное, что он смог, — это неуверенно прошептать: «Э-это даже невозможно». Затем рука зарылась в его волосы, взъерошивая их до тех пор, пока они не превратились в еще более неопрятный беспорядок, чем уже был. — Ой, ты действительно не представляешь, на что сейчас способно твое тело, не так ли? — усмехнулся Гейзенберг, как будто невежество Итана было просто восхитительным. — Все в порядке. Мне просто нужно научить тебя. У нас может быть множество уроков анатомии, ты и я. Итан ненавидел значение этих слов. Дрожь прокатилась по его спине, когда он думал о различных сценариях того, что с ним сделают. Он рискнул поднять глаза и поймал редкий взгляд глаз альфы, в них была темнота, которая резко контрастировала с их ярким переливающимся цветом. И он смотрел на Итана так же, как ребенок может смотреть на нетронутую игрушку. Его захватывала грусть того, что омега находилась под его контролем. Чувствуя себя совершенно бессильным, Итан прижался к стене. «Будь маленьким, — сказал он себе, — сделай себя меньшей мишенью». — Иди сюда, Итан, — практически зарычал Гейзенберг, Итан покачал головой, свернувшись калачиком, пытаясь бороться с любыми животными импульсами, которые заставляли его подчиняться. Он задавался вопросом, нормально ли это для омег, если так, он снова почувствовал сочувствие ко всем, кто родился таким, или это было просто потому, что он так недавно превратился в одного из них. Животная часть его разума напала на него за непослушание альфе. Он зажал уши пальцами, пытаясь скрыть слова Гейзенберга, а также грызущее ощущение внутри него. Он раскачивался взад и вперед и прошептал: «Нет, нет, нет». Чтобы вывести из головы как шипящие приказы альфы, так и омегу внутри него. Гейзенберг не дал ему больше минуты изящества, прежде чем дернул его за волосы и снова заключил в объятия. Итан пытался сопротивляться, но после многих часов, когда его вязали и оскорбляли, он чувствовал слабость. Затем острые зубы альфа вонзились в его недавно образовавшуюся соединительную железу, еще больше углубляя уже открытую рану. Слезы потекли из глаз Итана, и его охватило головокружение. Он бы рухнул, если бы Гейзенберг не держался за него. Что, черт возьми, с ним происходит? Его ноги дрожали, и он хныкал, крепко держась за альфу, несмотря на то, что он не хотел ничего делать, кроме как убежать от него как можно дальше. — Мы можем делать это всю ночь, пока ты не захочешь вести себя хорошо, — промурлыкал Гейзенберг Итану на ухо; его слова сочились медом и сладостью, как будто он не провел почти целый день, жестоко обращаясь с Итаном и заставляя его тело делать то, что Итан даже не считал возможным. Он был обманчиво нежным, когда поглаживал Итана по спине, и изо рта омеги без его разрешения вырывались легкие звуки. Новорожденное животное внутри него было довольно этой нежностью, даже если он знал, что это была лишь преамбула к еще большему насилию. Рука Гейзенберга запуталась в волосах Итана и откинула голову назад, заставляя Итана опереться на него. — Или ты можешь быть хорошим маленьким омегой, и мы сможем пропустить всю эту ненужную боль и страдания, — сказал он. — Мне не нужно делать тебе больно. На самом деле, я даже не хочу, — он легко лгал, и хотя Итан знал, что это неправда, эти слова исказили его изнутри. Может, он виноват в том, что ему было так больно, может, если бы он вел себя хорошо, ему было бы легко. Итан почувствовал, как его тело обвисло от поражения. Здесь он был далеко не в своей тарелке, в голове звенело, и что-то внутри него чувствовало себя вынужденным делать все, что Гейзенберг хотел от него. Все, что у него было, исчезло, у него не осталось выбора, кроме как сотрудничать, хотя он ненавидел это. — Я… хорошо… — произнес Итан; его тон был полон негодования. — Я, я сделаю все, что ты скажешь. С каждым словом голос становился все тише и тише, к последнему слову его было почти не слышно. Тогда что-то внутри Итана ослабло, словно это была награда за его послушание. «Это не дает ему ничего хорошего», — подумал он. — Мальчик Атта, — голос альфы был таким сладким, что казалось, будто он напевал. Он повернулся к кровати, на которой проснулся Итан. — Ложись на кровать, — сказал он, прежде чем отпустить Итана. Итан упал на колени с небольшой жалобой, кроме небольшого болезненного шума, и заполз на кровать, как собака, ожидающая своего хозяина — полностью побежденная, совершенно покорная и униженная своими собственными действиями. Он стиснул зубы, когда рука в перчатке опустилась на его задницу и ударила, чтобы поторопить — это сработало, потому что он бросился на середину кровати. Итан повернул голову и с тревогой посмотрел на альфу, который снимал многослойную рабочую одежду. Его взгляд скользнул по шрамам, и он занялся своим тревожным умом, пересчитывая их. Он снова уставился на простыни в ту минуту, когда поймал взгляд Карла, и стиснул зубы, когда тот присоединился к Итану на кровати. Грубые руки Гейзенберга раздвинули его щеки, и он тихо присвистнул: — Господи, посмотри на себя, ты все еще широко открываешься для меня, — как будто чтобы доказать свою точку зрения, он скользнул двумя пальцами внутрь Итана, и они вошли легко. — Ты тоже такой мокрый, почти не могу поверить, что ты с тобой уже так легко. — Я… нет, — пробормотал с тревогой в голосе Итан, отрицая это, даже когда почувствовал, как из него стекают капли. «Это было неестественно, — подумал он, — не должно было быть так». Он не должен был быть таким. Это было неправильно, от всего этого его тошнило.  — Я не слепой, дорогой, — пренебрежительно ответил Гейзенберг, особенно глубоко погрузив пальцы в Итана. Шокированный крик вырвался из омеги, и он ухмыльнулся, его голос стал хриплым от удовлетворения, когда он медленно трахал Итана пальцами. — Да, тебе это нравится. Бьюсь об заклад, никто никогда в жизни не заставлял тебя чувствовать себя так хорошо, — мурлыкал он, добавив в Итана еще один палец в дополнение к первым двум. Слабый стон вырвался изо рта Итана, заставляя альфу чувствовать себя довольным при виде его. — Бедняжка, тебя так забросили. Мы должны исправить это. Не потребовалось больше, чем несколько удачно расположенных толчков внутри него, чтобы Итан кончил, его член капал на простыни под ним. Было неловко, стыд закручивался внутри него, и его тошнило от этого. Затем между его лопатками просунулась рука и толкнула вниз, пока лицо Итана не прижалось к подушкам, а его задница была высоко в воздухе. Затем та же самая рука переместилась к его бедрам, чтобы удерживать его, когда Гейзенберг подтолкнул свой член к входу Итана. Итан приготовился к удару. После всего, что он уже пережил с альфой, он ожидал, что это будет больно. Он ожидал, что он будет гореть и болеть, как будто его разрывают на части и нанизывают на член, потому что тот был слишком большим для него. И он, вероятно, просто должен был терпеть это, когда Гейзенберг этого хотел. Хотя это не было больно. Это совсем не было больно, он чувствовал, как медленно движущиеся волны удовольствия проходят через него, когда Гейзенберг медленно проникает внутрь него. Каким бы оскорбленным он ни чувствовал себя, его тело наслаждалось этим, и это, возможно, было еще более ужасающим для Итана. Это цементировало все для него, и он возмущался своим собственным телом за то, что он так легко поддавался прихотям альфы. — Хорошо, а? — мурлыкал альфа, медленно входя внутрь, Итан только захныкал и скрипел зубами, чтобы успокоить собственное беспокойство. Гейзенберг двигался с целеустремленной аристократичностью, проникая внутрь него. Он по-прежнему держался за бедра омеги, растирая ими успокаивающие круги, медленно продвигаясь вперед. Итан закрыл глаза и зарылся лицом в простынь, пока Гейзенберг нежно трахал его, как будто они были любовниками, а не… Ну что бы это ни было. Похититель и пленник. Хищник и жертва. Он зажмурился, хотя заметил, что его тело начало реагировать, раскачиваясь на толчки и сладко стоная. — Я заставляю тебя чувствовать себя так каждый день, — пообещал ему Гейзенберг с рычанием. — Тебе не нужно ничего делать, просто сиди и хорошо выгляди, пока твой альфа позаботится о тебе. С каждым толчком из Итана вырывалось пронзительное нытье. Каждый сантиметр его тела был словно в огне, как будто он был полностью поглощен. Прямо перед тем как кончить, Гейзенберг вытащил член из Итана и толкнул того так, чтобы тот лежал между его бедер. Омега заскулил и попытался отвернуться, но его челюсть грубо схватила мозолистая рука альфы и заставила вернуться на место. — Открой рот, милый, — попросил он хриплым от похоти голосом. Итан отрицательно покачал головой. Это было уже слишком, он не собирался позволять ему делать это с собой. Гейзенберг разочарованно вздохнул: — Итан, у тебя все хорошо, — напевал он. Гейзенберг просунул большой палец между напряженными губами омеги. — Не заставляй меня причинять тебе боль, — предупредил он. Итан сдался, его рот приоткрылся. Через несколько секунд Гейзенберг глубоко вонзился ему в глотку, и слезы навернулись на его глаза. Он ощущал себя на толстом члене альфы, это было отвратительно. Это было уже достаточно плохо, но когда он почувствовал, как член Гейзенберга раздувается вокруг его губ, и он запаниковал. Итан начал сопротивляться, его единственная мысль была о том, как уйти от этого монстра, но его остановили немногим более одного слова.  — Останься, — зарычал Гейзенберг таким тоном, от которого Итан почувствовал себя слабым и покорным. Его тело обмякло, но сердце продолжало биться. Рука Гейзенберга обхватила его затылок, удерживая на месте. — Это твое место, Итан, — сладко промурлыкал он, поглаживая затылок, чтобы успокоить его. — Подо мной, задыхайся от моего члена. Итан посмотрел на него с ненавистью и страхом в глазах. Он испытывал ужас от того, что все закончится сломанной челюстью. Они сидели там, казалось, часами, пока Гейзенберг гладил его и ворковал о том, насколько он послушен, прежде чем его наконец освободили. И как только он пришел в себя, он бросился как можно дальше и выплюнул сперму, которая затопила его рот. Итан свернулся клубочком и начал открыто рыдать. Слезы текли по его лицу, и его дыхание прерывалось паническими затяжками. Дела пошли еще хуже, когда похититель заметил его беспокойство и панику. Жалкая икота вылетела из рта, когда альфа начал гладить его по бедру. — О, ты плачущий ребёнок под всей этой мочой и уксусом, не так ли? — ворковал он, притягивая Итана ближе; это последнее, чего хотел омега. Они оба знали это, но на самом деле это не имело значения. Тогда паника Итана перешла на более высокий уровень, и он открыто всхлипнул, подталкивая колени под себя, пытаясь сделать себя еще меньше, чем он уже был. Он не мог дышать, он не мог дышать. Всхлипы сотрясали его тело, и его дыхание прерывалось неконтролируемыми порывами. Он был уверен, что умрет от этого — после всего, что он уже пережил, его собственное горе должно было его убить. Это было немного иронично. Тоже немного смешно, судя по истерическому смеху, срывающемуся с его губ. Он подумал, что умрет здесь, он наконец-то нашел себе равных. Итан закрыл глаза, принимая свою судьбу, когда грубые руки поглаживали его тело и низкий голос говорил с ним. Однако он не слышал ни слова, он слишком далеко зашел. Итан был уверен, что он, должно быть, потерял сознание от панической атаки, потому что в следующий раз, когда открывает глаза, он был закутан в теплое утяжеленное одеяло и вокруг него разносился запах хорошей еды. Его глаза были прикованы к большому серебряному блюду, наполненному едой и питьем, лежащему рядом с тем местом, где находился он. Итан знал, что он был отравлен, но на самом деле его это не волновало. Он не ел несколько дней, и желудок грыз его, чтобы поесть. Он даже не возился с посудой, он был так голоден, что брал мясо голыми руками и рвал его, как животное, он делал большие глотки воды, и то, что он мог только предположить, было вином по тому, как оно заставляло его чувствовать тепло. — Легкий, — сказал Гейзенберг, и Итан от удивления чуть не подавился едой, — С такой скоростью ты заболеешь, — предупредил он. Итан сердито посмотрел на альфу, но прислушался, немного сбавив скорость. Он осторожно поглядывал на альфу, тот стоял на другом конце комнаты со своей фирменной сигарой в руке. — Ты собираешься меня отпустить? — спросил Итан, отодвигая свой поднос, — большая часть еды уже съедена. Гейзенберг покачал головой: — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос. Теперь ты мой, — сказал он. — Тебе лучше привыкнуть к этой комнате, потому что здесь ты останешься на все время, пока я не решу, что мы готовы перейти к более зеленым пастбищам. — Итан снова почувствовал, как на него накатывало горе, сильные волны отчаяния захлестнули его. Он собирался утонуть в этой печали. — Теперь это твоя жизнь, ты принадлежишь мне. Но это не должно быть сложно. Тебе не нужно быть несчастным, ты можешь даже быть счастлив со мной, если позволишь себе, — объяснил Гейзенберг, как будто просто давал омеге какой-то полезный совет. Есть много вещей, которые Итан хотел бы сказать на это все. Он хотел плюнуть в самодовольное лицо Гейзенберга и сказать ему, что никогда не почувствует к нему ничего, кроме ненависти. Он хотел, чтобы проклятия вылетели из его рта, он хотел умолять Гейзенберга просто отпустить его, потому что тот уже сделал с ним достаточно и он устал от боли. Однако Итан ничего из этого не произнес. Потому что все, что ему удавалось, — это смотреть на альфу остекленевшими пустыми глазами. Полностью побежден. Разрушенный. Он был вывернут наизнанку. — Может быть, — пробормотал Итан, так тихо, что едва слышно, как он это сказал, прежде чем прервать зрительный контакт и медленно лечь на бок. Он тупо смотрел на дверь, желая, чтобы мог заставить ее открыть, чтобы у него был еще один шанс сбежать, пока его глаза не станут тяжелыми, но он снова заснул; его утешали сильные руки, обнимающие его за талию, без его разрешения. По крайней мере, во время сна он не всегда бессилен как в реальности.