Lights

Наблюдая за тем, как из раны на животе мелкими ручейками стекает кровь, Чуя смаргивает пелену с глаз и не может не думать о том, как всё происходящее иронично. Из-за предательства Ширасэ и ножа в бок он когда-то оказался в Портовой мафии, нашёл своё место и настоящую семью, обрёл своё прошлое и даже успел познать такое чувство, как любовь. В настоящем из-за предательства Чуя истекает кровью посреди заваленного трупами складского помещения, мирная встреча в котором превратилась в итоге в кровавую бойню из-за того, что его опять ударили в спину. И кто? С этими людьми два дня назад он выпивал вместе в баре, и они с почтением кланялись, делая вид, что бесконечно преданы ему. Оглядывая трупы вокруг и брызги крови на серых стенах, лужи крови, пропитывающие бетонный пол, Чуя не может не испытывать самодовольства. Несмотря на очередное ядовитое лезвие - и как только прознали - несмотря на численное превосходство, несмотря на тот факт, что под конец Чуя из-за слабости уже почти не мог давать отпора, они все мертвы. Они мертвы, все девяносто четыре человека, семнадцать из которых были его верной командой, как думал Чуя, а он ещё жив. Скоро присоединится к ним, конечно, но кто в итоге царь горы? Так-то, шваль. Подобным вам продажным ублюдкам место в грязи. Если бы не яд, Чуя мог бы выбраться из этого места живым. Даже с многочисленными ранениями по всему телу, оставленными просвистевшими по касательной пулями, когда его контроль над гравитацией ослаб слишком сильно, он мог бы немного отдохнуть, концентрируя давление силы на самых крупных или самых опасных ранах, чтобы не терять кровь, а после сесть за руль и отправиться в Йокогаму, по пути набирая Мори-доно, который встретил бы его подготовленной операционной и отнёс бы туда на руках, если бы то потребовалось. Возможно, в процессе он подрался бы за это право с анэ-сан, и думать об этом немного забавно. Чуя знает, что Босс очень ценит его, относится к нему тепло, почти по-отечески, и это греет. Однако Чуя также знает, что Мори как будто испытывает перед ним за что-то вину. Первое время он думал, это из-за ухода Дазая из Порта, ведь весь этот план с «Мимик», повлёкший за собой смерть Оды Сакуноске, курировал именно Мори, никого не посвящая до конца в свои планы, даже Анго, но нет. Тогда это началось бы намного, намного раньше. Мори умело скрывает свои эмоции, не ведётся на его очевидные и неумелые уловки, однако Чуя знает, нутром чует - что-то Босса грызёт. Что-то, о чём он, вероятно, так никогда и не узнает. Особенно с учётом обстоятельств, ведь использовать гравитацию себе на благо Чуя в настоящем не может. Его сознание плывёт, он не может контролировать свою силу. Усталость, боль и потеря крови, яд в организме - всё это сказалось на нём, из-за чего он уже чуть не сломал самому себе пару рёбер. Конечно, можно было бы попытаться, можно было бы побороться с Костлявой, но Чуя умеет оценивать реальные факты и уж тем более умеет оценивать состояние собственного тела. Он не доберётся до города, отключится за рулём и только устроит ненужную аварию. Невинные люди пострадают. А если вызвать кого-то на подмогу... Что ж, он в двух часах езды от Йокогамы, если не больше. У него нет этого времени. - Наверное, ты бы сейчас очень громко посмеялся надо мной, Дазай, - хрипло выдыхает Чуя. В лёгких ощущается очень нехорошее хлюпанье, и он закашливается. На языке ощущается кровь, пробитый ножом живот горит огнём, и Чуя криво улыбается сам себе. Никакой он не царь горы, даже трон из трупов себе не соорудил. Сидит в самом углу, прислонившись спиной к стене, и то хорошо - куда загнали, там и стёк на пол, швырнув последнюю пулю в череп последнего живого ублюдка, который теперь лежит в паре-тройке метров на боку и сверлит пустым взглядом что-то за пределами времени и пространства. Чуе неинтересно, что видит этот человек, но, к сожалению, скоро он сам это узнает. Зрение уже размывается по краям. Да, Дазай бы посмеялся. Дазай бы точно посмеялся, потому что он всегда говорил, что однажды верность Чуи и его вера в своих людей аукнется ему ещё одним ножом в спину. Чуя всегда огрызался в ответ, не уставая повторять, что больше ожидает ножа в спину от Дазая, но правда в том, что именно Дазаю он доверял как никому другому; в том, что Дазай сразу почуял бы подвох, заметил бы что-то в поведении людей Чуи, в подобранном месте для встречи или ещё как-то, как он там, чёрт возьми, в головы других людей влезает. Но Дазай бы понял, заметил и узнал. Он бы предупредил Чую, и даже если бы они сунулись в ловушку, Чуя не сидел бы сейчас в полубредовом состоянии у стены, истекая кровью и немея телом от яда в этой самой крови. Наверное, слишком много чести думать о предателе перед смертью. Чуе бы достать телефон и набрать Коё, попрощаться с ней. Ему бы набрать Мори и извиниться за то, что подвёл, объяснить ситуацию и хотя бы рассказать ему всё, что Чуя узнал во время стычки: кто за всем стоит - псы из Осаки - кто их проспонсировал - какие-то ублюдки из Токио - и где искать заказчика - ублюдок сидит в Йокогаме, прямо у Мори под боком. Им было выгодно убить Чую, потому что он сильнейший боец Порта, потому что он сильнейший эспер во всей Японии. Казалось бы, жалкая кучка трусливых крыс, сбившаяся в стаю, но вот оно, настоящее, и пусть Чуя - выживший кот, крысы успели изрядно погрызть его. Они подохли, верно, но утащат и Чую за собой, в могилу. Чуя всё-таки тянется рукой к карману брюк. Из груди рвётся хриплый булькающий смех, когда он видит засевшую в экране пулю. Видимо, не судьба ему не то что выжить, но даже попрощаться. А вот был бы рядом Дазай, был бы цел и телефон, потому что именно Дазай всегда нудил о том, что нужно оставлять запасные средства связи где-то вне поля боя, потому что техника вещь хрупкая, а Чуя любит лезть под пули и бетонные обломки, греться в огне взрывов. Что ж, это правда, чёртова правда, всегда было правдой, но после того, как Дазай ушёл, Чуя просто... Он злился, бесился и старался избавиться от всего, что напоминало ему о напарнике. От мер предосторожности, очень разумных, он тоже избавился, и вот результат. - Дазай... - вновь едва слышно выдыхает Чуя. Так странно. Раньше он не мог вспоминать этого человека без злости и гнева, а ещё... Ещё без боли в груди, в самом сердце. Начали они не очень хорошо, это верно, и «Агнцы» предали Чую из-за манипуляций Дазая, но потом они... Неплохо сработались. Начали сближаться. Вместе прошли через многое, латая раны друг другу и оказывая неловкую, но искреннюю поддержку. Рандо, Верлен, Шибусава - много чего было. И они тоже... Они были друг у друга. Сначала как напарники и соперники в одном лице. Потом как приятели, товарищи. Потом как друзья. Потом как... Чуя теперь совсем не уверен в Дазае, но за себя может сказать уверенно. Он влюбился. Наверное, не мог не влюбиться, потому что Дазай... Это Дазай, этот чёртов ублюдок, и этим всё сказано. Когда они впервые переплели пальцы, когда разделили первый поцелуй, когда Чуя сидел возле больничной койки, на которой лежал Дазай, решивший, что остановить «Порчу» поцелуем будет хорошей идеей, и получивший перелом пяти рёбер, между ними было... Особое тепло. Они тянулись друг к другу. Дазай тянулся к нему. И пусть они никогда ничего не обсуждали, не касались сложной темы чувств, Чуя знал, что Дазай стал важен для него, жизненно необходим: как зараза, к которой привыкаешь и без которой жить уже не можешь, потому что забыл, как быть здоровым. Он верил, что и сам тоже стал важен. А потом Дазай покинул мафию. Он ушёл из-за смерти другого человека, без оглядки, не попрощавшись с Чуей, не оставив ему даже записку. Ушёл, будто и не было, дав понять, что Чуя никогда ничего для него не значил. И это разбило сердце Чуи вдребезги. Чуя много раз представлял, как однажды встретится с Дазаем и разобьёт ему лицо. Будет ли это случайная встреча, решит ли Дазай вернуться в Порт - потому что Мори до сих пор готов принять его с распростёртыми объятиями, о чём лучше любых слов говорит незанятое место Дазая как Руководителя - или же Дазай окажется на стороне врагов Порта, например, на стороне этих детективов из ВДА - Чуе было неважно. Он мечтал об этой встрече и порой так расходился в своих фантазиях, что чувствовал эфемерную боль в нетронутых дракой костяшках пальцев и слышал болезненные хрипы Дазая, служащие усладой для его ушей. Но шли недели и месяцы, складывающиеся в годы, и вот Чуе уже двадцать, со дня, когда Дазай дезертировал, прошёл год, десять месяцев, тринадцать дней и... Хорошо, Чуя не будет называть количество часов и минут, тикающих секунд, потому что от этого разит отчаянием, но... Как есть. Почти два года с их последней встречи, и его мечта пока что так и остаётся мечтой. Чуя боится, что мечта останется мечтой навсегда. Закрыв глаза, он мысленно вырисовывает чужой облик на обратной стороне век. Интересно, какой Дазай сейчас. Изменился ли он? Перестал ли заматываться в бинты до самой задницы? Сохранились ли искры света в его глазах или погасли навсегда? Носит ли Дазай ещё чёрный плащ? И как бы он выглядел, какое лицо сделал, если бы они столкнулись? Был бы он удивлён, рад, разочарован или безразличен? Остановился бы он, если бы они встретились на перекрёстке или оживлённой улице, или просто окинул пустым взглядом и прошёл бы мимо, проигнорировав, как все эти годы игнорировал его сообщения и звонки, скрываясь за безликим женским голосом, который каждый раз - до сих пор - повторяет, что абонент находится вне зоны действия сети? - Ненавижу тебя, Дазай, - выдыхает Чуя. Он искренен. Его чувства к Дазаю никогда не материализовались в виде розовых очков. Дазай наглый, заносчивый, лживый, манипулятивный, жестокий ублюдок, который раз за разом отсрочивал деактивацию «Порчи» просто потому, что ему нравилось видеть беснующегося Чую, всего в крови и с безумным громким хохотом. Дазай никогда не был с ним откровенен, никогда не был честен, постоянно водил за нос, заставлял биться о свои многочисленные маски как о закрытые двери, обзывал собакой, издевался, устраивал неприятности перед подчинёнными и... Ох, даже просто вспоминая те времена, Чуя чувствует, как закипает кровь в жилах. Ну, если там ещё осталось, чему закипать, потому что вокруг него натекла приличного размера багровая лужа. - А я думал, Чиби от меня без ума. Ах, моё сердце разбито! Дёрнувшись от громкого голоса, Чуя широко распахивает глаза и не может поверить тому, что видит, потому что... Перед ним стоит Дазай. Похудевший ещё сильнее, с отвратительными чёрными тенями от бессонницы под глазами, с кудрявым гнездом на голове и одетый в какой-то кошмар, который даже бедняки из трущоб не захотят надевать, даже под угрозой смерти. Судя по всему, жизнь после побега из Порта сказкой не оказалась, что очень отразилось на Дазае, и всё же... Всё же его взгляд всё такой же цепкий, лицо всё такая же маска, а ещё в его глазах Чуя видит знакомую тьму, среди которой... Среди которой ему мерещатся золотые проблески света. И проблески эти становятся только ярче, когда Дазай с брезгливым выражением лица обходит трупы, подходит вплотную и садится на корточки. Без лишних слов он приподнимает ладонь Чуи с раны, бегло осматривает её, а после поднимает взгляд на лицо Чуи и... Это почти как какая-то сверхновая. Чуя не может ничего сказать, не может даже вдохнуть толком, потому что в горле встал ком, и ему стыдно, он злится из-за того, что все его эмоции так чертовски очевидны в выражении лица, в слезах, которые собираются у него на ресницах, потому что мафиози тоже люди и умеют плакать, а Дазай... Дазай просто мягко улыбается ему, осторожно обхватывает его лицо своими вечно противно холодными ладонями и поглаживает большими пальцами скулы, размазывая дорожки слёз. - Как знал, что без меня ты влипнешь в какие-нибудь неприятности, - с укором продолжает Дазай. - Но ничего, Чиби. Тебе повезло, я всегда знал, что эта кошмарная шляпа подъедает твой мозг, поэтому в твоей одежде очень много чипов слежения. - Ты... Ублюдок, откуда ты... - кое-как ворочает непослушным языком Чуя. Дазай тут же шикает на него, заставляя замолчать, и бросает ещё один взгляд на прилипший к животу пропоротый и залитый кровью серый жилет, а после их взгляды вновь пересекаются, и Чуя хочет рявкнуть, чтобы Дазай перестал смотреть на него так, потому что он бросил его, потому что это из-за его ухода Чуя оказался во всём этом дерьме и истекает кровью, и какого вообще чёрта?! Но Дазай прижимает пальцы к его губам, будто читает мысли, и склоняет голову к плечу, вновь окидывая цепким взглядом. - Все разговоры потом, Чуя, - привычным командным тоном отзывается он. - Сейчас мне нужно вытащить тебя отсюда и позаботиться о ране и яде. - Не приказывай мне, - из последних сил шипит Чуя. - Я теперь... Тоже Руководитель... Так что ты не можешь смотреть... Свысока и... Новый приступ кашля рвётся из груди, и Дазай заботливо поддерживает его под спину. Вытерев рукавом своего серого балахона его окровавленные губы и подбородок, он вновь заглядывает Чуе в глаза, будто хочет убедиться, что тот находится в сознании, а после легко усмехается и протягивает ему кулак. - Я могу приказывать тебе саму вечность, Чуя, - тянет, почти поёт он. - Руководитель или нет, ты всё ещё мой партнёр, а так как мозгом «Двойного Чёрного» являюсь я, то я и главный. - Чёрта с два, что за дерьмо, - фыркает Чуя. Но прижимает свой кулак к кулаку Дазая и позволяет себе расслабиться, когда чужие родные руки подхватывают его, когда Дазай крепко прижимает его к своей груди. Он просто не в состоянии продолжать спорить и уж точно не в состоянии выбить всё дерьмо из этого ублюдка, который нисколько не изменился за пролетевшее время, и, чёрт возьми, маячки в его одежде? Рёбрам Дазая это ещё аукнется и неслабо. Но... Но на самом деле, пусть Чуя и бесится из-за того, что Дазай всё это время следил за ним, но не выходил на связь, что приехал к этому складу наверняка заранее, но не стал вмешиваться, ничего не предпринял, чтобы как-то помочь, отвлечь этих ублюдков, это неважно. На самом деле ничто неважно, потому что Дазай всё это время, так или иначе, был рядом, присматривал за ним. Потому что Чуя не был ему безразличен. Потому что пусть Дазай ушёл, на самом деле он никогда не оставлял его за спиной. Чёрт, да Чуя не удивится, если под конец узнает, что в истоках этой бойни изначально замешан один бинтованный ублюдок, который просто хотел красиво вернуться в его жизнь, с помпой и фейерверками. - Эй, Дазай, - зовёт он, сильнее прижимаясь к чужой груди. - Приду в себя и убью тебя. - Конечно, Чуя, - посмеивается где-то над его головой Дазай. - Всё что угодно для моего партнёра.

***

- Чуя-сан! Акутагава врывается на склад, выбивая запертые изнутри двери «Расёмоном», и судорожно осматривается. В нос бьёт острый запах плесени, пыли и крови. Пол вокруг усыпан трупами, залит кровью и украшен узорами из пустых гильз. Глаза цвета ртути мечутся взглядом по каждому лицу, по одежде, пытаясь найти одного-единственного человека, а после Акутагава добирается до дальней части помещения, вскидывает взгляд и на мгновение замирает. В нём рождается цунами из облегчения, когда он видит сидящего возле стены вымотанного Чую, сверлящего его пристальным взглядом всегда таких ярких голубых глаз. Однако стоит подойти ближе, как всё облегчение исчезает, испаряется, и в сердце Акутагавы зарождаются страх, обречённость, боль и вина. - Чуя-сан, - зовёт он ещё раз, позволяя дрожи пробраться в вмиг осипший, сорвавшийся голос. Но Чуя не отвечает ему. Прислонившись спиной к стене, он смотрит на безнадёжно опоздавшего Акутагаву, а точнее, сквозь него широко распахнутыми глазами, и его грудная клетка не поднимается и не опускается. На ослабевших ногах Акутагава подходит ближе и почти падает на колени, протягивая руку к чужой шее в жалкой попытке нащупать пульс, потому что этого не может быть, это ведь Накахара Чуя, один из Руководителей, самый добрый, отзывчивый и внимательный начальник во всём мире. Он самый сильный и предусмотрительный, самый проворный и разрушительный. Он ведь... Он... - Вы ведь непобедимы, Чуя-сан, - в отчаянии зовёт, шепчет Акутагава, пытаясь найти хоть одну искру жизни в подёрнутых мутной пеленой глазах. Мягкая, почти безмятежная улыбка, застывшая на губах Чуи, сердце которого больше не бьётся, говорит ему о том, что непобедимых нет.

***

На утёсе рядом с безымянным мафиозным кладбищем очень сильный ветер. Прозрачными, невидимыми пальцами он дёргает за полы алого шарфа мужчину, который стоит возле трёх могил: одной старой и двух совсем новых. Пристальный взгляд тёмно-лиловых глаз сверлит старое надгробие. Оно принадлежит Рандо, предателю, поэтому имя не было нанесено на камень, но на двух других надгробиях имена имеются, и пусть это кладбище отступников, Мори думает, что поступил правильно, объединив эту троицу, потому что вся эта история когда-то началась именно с них. Взгляд Мори соскальзывает на два надгробных камня, находящихся почти вплотную друг к другу, и его сердце сковывает вина. Он совершил много правильных, много логичных поступков, как Босс Порта, и до сих пор старается делать всё на благо организации, но ему же нести на своих плечах бремя эмоциональных ошибок, которые он совершил, хотя, казалось бы, был прав. Это касается, в том числе, истории с «Мимик». Мори поступил правильно и знает это. Однако с точки зрения человеческих отношений он понимает, что уход Дазая - его и только его вина. - Надеюсь, теперь ты счастлив, Дазай-кун, - негромко, с едва уловимой теплотой в голосе говорит Мори. Когда его взгляд соскальзывает на вторую каменную плиту с только вчера выбитым «Накахара Чуя», боль в сердце становится сильнее. Когда Дазай ушёл, Мори знал, что этот мальчишка выживет любой ценой, оторвётся от преследователей, даже если Мори пустит по его следу весь Порт. Поэтому он не стал этого делать. Он только следил издалека, присматривал, чтобы Дазай не наделал ошибок, чтобы дошёл до конца в своём плане примкнуть к ВДА, о чём Мори, разумеется, тут же разузнал, сложил два и два. Он знал, что совершил ошибку, непоправимую ошибку, и знал, что Дазай никогда не простит его, и всё же это не меняло того факта, что он очень привязался к нему и не хотел, чтобы с Дазаем что-то случилось. Вот только нельзя уберечь от самого себя. Мори до сих пор гадает, почему Дазай сорвался, что подтолкнуло его к краю. Он позвонил посреди ночи, очевидно немного выпивший, и долго молчал, лишь дыхание нарушало повисшую между ними звенящую тишину. А потом Дазай сказал лишь короткое «позаботьтесь о Чуе, Мори-сан», и связь оборвалась. Разумеется, Мори тут же послал своих людей к той жалкой гостинице на другом краю Йокогамы, где Министерство «спрятало» Дазая от мафии, но они не успели. Перерезанная верёвка и попытки откачать ни к чему не привели. Дазай повесился, и на этот раз Мори не сумел ничего сделать, не сумел помешать и не сумел спасти. С той ночи прошло почти два месяца. Всё это время Мори собирался рассказать Чуе правду. Не смог. Очевидно, что Чуя до сих пор ждал возвращения Дазая, ждал от него хоть какой-то весточки. Он не смирился с предательством, но Мори знал, что Чуя простит, даже если Дазай откажется что-либо объяснять. Он знал, видел, что этих двоих связали узы намного крепче обычного партнёрства, и впервые в жизни не знал, как начать разговор, какие подобрать слова, чтобы сказать отчаянно любящему, ждущему и верящему все эти пустые два года Чуе о том, что Дазая Осаму больше нет в живых, что они никогда больше не увидятся. - Не зря говорят, бойтесь своих желаний, - выдыхает Мори, раз за разом перечитывая «Накахара Чуя» на втором надгробии. Он смалодушничал. Он не смог сказать, всё оттягивал и оттягивал момент; надеялся в глубине души, что у Чуи выдастся «особое настроение», и он поедет на могилу Рандо и сам всё увидит, поймёт и осознает; что не придётся иметь дело с последствиями своей эмоциональной ошибки, своего упущения, своего промаха; что не придётся рассказывать Чуе о звонке, о предсмертной просьбе Дазая и о том, что он, Мори, не успел. Но у Чуи не было свободного времени, не складывалось его «особое настроение», и правда оставалась невысказанным бременем, грузом на совести, тяжким весом вины. Мори знает, Чуя никогда не винил его в уходе Дазая, понимая весь план и роль каждой фигуры на доске; знает, Чуя не стал бы винить его в том, что на этот раз он не успел вытащить Дазая из петли. Но дело здесь не в логике и рациональности, а в чувствах и эмоциях. Мори не хотел быть рядом с Чуей в момент, когда тот обо всём узнает, и надеялся, что Чуя омоет слезами своего горя могилу Дазая без постороннего внимания, без взглядов со стороны. И что ж, искажённо, но его желание сбылось. Чуя здесь, возле надгробия с выбитыми на нём буквами, складывающимися в «Дазай Осаму». Вот только он лежит под землёй, и воссоединился «Двойной Чёрный» совсем не так, как о том мечтал Чуя, как того хотел Мори. Он не сдержал данное Дазаю слово. Он бесконечно виноват перед Чуей. И пусть последний лежал в гробу среди белоснежных пионов и лилий с мягкой мирной улыбкой, навеки застывшей на губах, из-за чего так сильно плакала нисколько не скрывающая своего горя Коё, это ничего не меняет. «Двойной Чёрный», когда-то созданный его руками, больше не существует, не живёт. Совсем. Мори знает, что ни в чём не виноват. Мори чувствует свою вину, глубокую и тяжёлую, и знает, что будет нести этот груз, это бремя до конца своих одиноких пустых тёмных дней.

***

- Эй, ублюдок, поласковее, - шипит Чуя, пока Дазай накладывает на его зашитую рану бинты. - Надеюсь, ты их не со своей задницы стянул? - Чуя такого плохого обо мне мнения, - ноет Дазай, уворачиваясь от подзатыльника и фиксируя повязку. - Я не настолько скупой, чтобы не выделить тебе чистую пачку бинтов! И я не такой глупый, как ты, чтобы наложить поверх свежих швов нестерильную повязку! - Ага, конечно, - фыркает Чуя и заливает в себя дешёвое, но хорошо держащее в сознании саке. - Твоё неверие разбивает мне сердце, - продолжает скулить Дазай, но как только заканчивает с повязкой, выпрямляется и впивается в Чую пристальным серьёзным взглядом. - Эй, Чуя, как ты себя чувствуешь? - Как будто меня переехал асфальтоукладчик. Что за тупые вопросы? - фыркает Чуя, но Дазай продолжает сверлить его взглядом, и Чуя со вздохом прислушивается к себе. - Вроде... Хорошо. На самом деле, не так уж и плохо. Рана болит, мышцы ноют, но... В целом неплохо. Даже Арахабаки притих. - И ничего странного не замечаешь? - невинно интересуется Дазай, чуть щуря глаза. Чуя хмурится, вновь прислушивается к себе и неопределённо пожимает плечами. Вроде бы, нет? Яд нейтрализован, спасибо за это какой-то бурде, которую Дазай впихнул в него. Рана промыта, обработана, зашита и скрыта бинтами. До всего этого он отмылся от крови, пыли и пота в крошечной ванной их временного убежища, куда Дазай притащил его со словами о том, что здесь абсолютно безопасно. Не то чтобы Чуя не знает, они когда-то оборудовали это место вместе. И пусть из одежды на нём только чистые спортивные штаны, потому что его одежду Дазай выкинул в топку, а замены у него ни черта нет, зато в его руке початая бутылка саке, придурок Дазай, которому он ещё разобьёт лицо за все его выходки, побеги и радиомолчание, рядом, так что Чуя... Да, он счастлив. - Ну, ладно, - говорит сам себе Дазай в ответ на его молчание и поднимается на ноги, отходя в сторону, чтобы убрать аптечку и вымыть руки. - Будет тебе сюрприз. Сам виноват, должен был появиться здесь только лет через восемьдесят, обязательно усохшим до ещё меньшего размера и с лысиной, чтобы я мог от души посмеяться. Глупый Чуя, всегда портишь всё веселье. Куда только смотрел Мори-сан? Этот человек никогда не выполняет своих обещаний. - Эй, Дазай, что за бред ты несёшь? - вскидывает брови Чуя, вглядываясь в надутое лицо своего бывшего напарника. - Головой приложился, пока я не видел? - Нет-нет, Чуя, - лучезарно улыбается Дазай. - Со мной всё хорошо. Я здесь, ты здесь, пусть и раньше времени, и я... Да, я счастлив. - Ты всё ещё продолжаешь нести бред. У меня от тебя болит голова, так что закрой рот, - требует Чуя, не понимая и не желая понимать, что творится в голове этого глупого гения. Чего он хочет, так это всё-таки врезать Дазаю по бессовестному лицу, когда тот с озорным «хорошо, Чуя!» быстро подходит к нему, падает на колени и целует, закрывая свой идиотский рот его ртом, но... Чуя так этого и не делает. Он вымотан миссией, ему нужно отдохнуть, у него возможное сотрясение, вот он и размяк, а ещё Дазая не было рядом почти два грёбаных года, и появился он лишь для того, чтобы спасти ему жизнь - всем этим Чуя оправдывается перед самим собой, когда со вздохом смирения отставляет бутылку саке и крепко обнимает Дазая за шею обеими руками. Дазай улыбается в поцелуй и льнёт ближе, прижимает крепко к своей груди. Несмотря ни на что, он ощущается таким же родным и близким, каким был когда-то, и Чуя позволяет себе расслабиться. Они поговорят, обязательно поговорят о том, что произошло, обо всём, но пока что он просто крепче прижимает Дазая к себе и растворяется в его тепле.

***

На окраине Йокогамы возле заброшенной свалки есть неприметный люк, который скрывает лестницу, ведущую под землю. Найти его может только тот, кто знает, где он находится, но вот уже очень долгое время никто не оказывался рядом, никто не отпирал ржавый замок. Если бы сторонний человек мог заглянуть внутрь, спуститься по лестнице, то увидел бы небольшое помещение со свёрнутыми футонами в углу, узкий рассохшийся шкаф для сменной одежды и неприметную дверь, ведущую в крошечную ванную комнату, где даже душевой кабины нет, просто лейка и отверстие в бетонном полу. В аптечке всё ещё хранятся медикаменты, запасная одежда всё ещё на своём месте, как и несколько пистолетов с запасными обоймами ждут своего часа, но толстый слой пыли даёт понять, что в этом месте очень, очень давно никого не было. Воздух внутри холодный, затхлый и стылый. В этом месте царит абсолютная, мёртвая тишина.

|End|