Город деревьев

* ямьес - подобие человеческой семьи. В ямьес входят все деревья, географически расположенные рядом друг с другом. ** олкай - и брат, и сестра. У деревьев нет пола. Раннее утро в тайге. В прохладную свежесть воздуха, наполненного светлой дымкой, нежно проникают лучи восходящего солнца. Светло-золотистые руки приласкали кроны первого, самого восточного ямьеса*, а ветер, всю ночь гулявший в таких неведомых местах, где, возможно, не ступала нога человека, вернулся после своих приключений в лес, аккуратно пробуждая олкаев** первого ямьеса. Ещё секунда – и этот непоседливый ребенок бегает среди олкаев второго ямьеса, так же любяще щекоча их листья, оповещая о пришествии нового дня. А деревья пробуждаются, и приветствуют друга музыкой своих листьев, легкой шелестящей симфонией. Они всегда радуются ветру, их другу, который не может стоять на месте. Также, как и ветер влюблен в этих неподвижных мудрецов. Ведь пока ветер гонится в дальние края, в спешке пытаясь узнать больше о своем доме, Земле, деревья передают через него свои знания тем олкаям, что живут в других лесах. Так проходит каждое утро в городе деревьев, так бы проходило каждое утро на всей Земле, не будь на ней этих колонистов, людей. Иногда, правда, шаловливого ребенка некому остепенить, и он набирает слишком большую скорость. Ведь кто ему скажет «пожалуйста, помедленней», когда бескрайние просторы пьянят своей притягательностью, и хочется на полном ходу врезаться в скалы, облететь все деревья, поднять высочайшие волны в морских просторах, наполнить Землю жизнью? Кто его остановит, если ветер – это сама жизнь? А ведь порой может разразиться гроза. Молнии прорежут воздух, наполняя его озоном, врежутся на сумасшедшей скорости в землю и снова засверкают высоко в небесах. Деревья боятся молний, если это можно назвать страхом. Вся жизнь на Земле, да и сама планета – это единый организм. И поэтому лес не злится на молнии, если те его убивают. Деревья даже не злятся на молнии, если после их плясок весь лес охватывает пожар, и множество олкаев гибнет. Да, они плачут, они страдают, но они не противятся этому, так как и сами принимают участие в решении вопроса жизни и смерти на Земле. Когда гибнет дерево, скорбит и гроза с ветром, и сама почва. Когда пляшет гроза в небесах, тогда деревья дрожат не только от своего страха, но и от всеобщего веселья. Это утро выдалось спокойным. В первом ямьесе преимущественно живут тораки(деревья возрастом от 50 до 1000 лет) и ктугруки(деревья возрастом от 1000 до 10000 лет), также есть молодое поколение, ещё совсем зеленое и гибкое, называемое киртами(младше 50 лет). Ближе к середине леса расположился самый древний ямьес. Там живут старейшины, самые мудрые древа – ктугруки и страриты(старше 10000 лет). Чем ближе к центру, тем древнее можно обнаружить страритов. Некоторым около 50000 лет, а бывают те, которым около ста тысяч. Они всегда очень добры и терпеливы к своим олкаям, и редко вступают в дискуссии. Вообще, лес можно назвать древним, так как весь центр и запад его населен страритами и ктугруками. Бесчисленное множество закатов и рассветов встретил этот город деревьев. А сколько поколений животных вырастил и похоронил в себе он! Деревья не могут ходить или говорить, они лишь чувствуют друг друга и мир вокруг - так живут. И западный ямьес почувствовал тревогу первым. Древа поспешили передать свои опасения на восток: волна тревожного шелеста испуганных листьев стремительно понеслась по деревьям. Этот страх отличался от страха перед бурей. Нечто неподконтрольное Земле приближалось к заветному городу. Где-то вдалеке металл, насильно перекованный в топоры и пилы, звенел: одной частью своего естества соболезнуя собратьям деревьям, а другой частью, измененной колонистами, предвкушая радость от разрушений. Измененная часть ликовала, она хотела разрушать, подчинять, уничтожать все вокруг. Её ничто не волновало, только так она чувствовала себя живой, завоевывая новые территории. Хоть то, что осталось в металле от Земли, от родного дома, рыдало. Билось в истерической панике, сходило с ума и плевалось пеной, не вынося и мысли о том, чтобы пойти против себя самого. Где это видано, чтобы психически здоровый человек с удовольствием пронзал свое тело ножом? Деревья не могут ходить или говорить, они лишь чувствуют друг друга и мир вокруг - так живут. И зная о приближающейся погибели, они не могут попросить о помощи или убежать. Они могут лишь чувствовать каждую секунду, что как крупица в песочных часах, отсчитывающих время, оставшееся душе на этой Земле. Деревья не могут защитить своих киртов и других олкаев, в отличие от подвижных существ. Вместо этого они стоят рядом, и чувствуют, как их олкаев одного за другим пронзает металл, с каждым движением делая тоньше нить, связывающую тело и душу. Если больно одному дереву, больно и всему лесу, больно их другу ветру и больно животным, для которых древа были домами и защитниками. А метал режет западный ямьес, словно торт. Миг – и падает замертво страрит, которому было 10347 лет, 3 месяца, 14 недель и 2 дня. Он пережил становление и падение человеческих цивилизаций, он познал холод и жар, любовь к Земле, страх грозы и радость легкому свежему ветру. Он любил своих олкаев, как себя самого, его душа росла и крепла, становилась мудрее с каждым годом. Но в один миг все исчезло. Его тело изранили, а душу насильно вырвали из тела и развеяли по ветру. Умереть от руки Земли – это совсем другое. Смерть от руки Земли приглашена самой жизнью - есть переход души в новое тело. Это радость от возможности познавать жизнь совершенно новым образом, возможно, будучи теперь животным, насекомым, птицей или рыбой. Погибнуть же – это обречь душу на забвение, сжечь всю священную мудрость, нажитую столетиями. И, возможно, переродиться человеком. А это – самый худший исход для истинного жителя Земли. Переродиться существом, которое постоянно мастерит новые орудия убийства, угрожает даже таким же, как оно само, сражается, попутно уничтожая все вокруг себя. Существо, выкачивающее огромными поршнями кровь из вен и артерий Земли, строящее на ней тяжелые жилища, загрязняющее своими отходами от изобретений воздух, ранящее даже саму атмосферу. Что может быть хуже, чем переродиться незнающим покоя человеком, плюющим на себя же, если до этого ты был всей Землей? Быть единым с собой и целым миром вокруг, а потом резко оборвать эту связь, и стать маленькой каплей, даже не знающей, что она принадлежит океану, - это слишком тяжело для спокойного мудреца, любящего свою Землю всем естеством, и так же сердечно любимого в ответ. Падают жители города, сраженные острыми пилами. Это бойня, устроенная существами, пришедшими неведомо откуда, пытающимися покорить Землю. А Земля и сопротивляться-то не может, она просто кричит и плачет от боли, иногда избавляясь от паразитов с помощью своих ураганов, извержений вулканов, цунами и землетрясений. И то, она это делает не со зла, эти явления – потребности её организма, порой не связанные с действиями людей. Кричат деревья, стонут, да только люди не могут их услышать. А слышали бы – не придали бы особого значения. А из города утекает жизнь, и никому не остановить происходящее. Пока не насытятся людские металлические пасти, они не оставят в покое лес. Вот падают ещё страриты и ктугруки, а их олкаи просто смотрят и не могут ничем помочь. Вместе с заходящим солнцем падает и последний погибший житель западного ямьеса, а его олкаи лишь плачут и надеются, что новый рассвет не принесет им такую смерть. Старый лесник в одежде цвета грозового неба шел по тайге. Явившись однажды неведомо откуда, он уже давно жил среди деревьев и знал каждое из них, видел в них своих друзей. Деревья не боялись этого человека. Они относились к нему с лаской и заботой, даря ему свои плоды во времена голода и тень в жаркие дни. Его дом был построен из древесины тех жителей города, что погибли от руки Земли - таким образом, лесник не нарушил спокойствия лесных олкаев, и заслужил их любовь. Он понимал деревья, казалось, он понимал саму Землю. А может, так оно и было, кто знает... - Дорогие мои олкаи! – тихо промолвил старик, касаясь ладонью коры одного торака, - Я скорблю вместе с вами по погибшим друзьям. По его щеке покатилась слеза и с легким шелестом нырнула в листву у подножия дерева. - Я тоже, хоть и не так сильно, как вы, чувствую эту боль. Но пожалуйста, поймите, люди –не чужие на этой Земле. Они не особо заботятся об окружающих братьях, это правда. Но у них есть то, что отличает их от вашего племени. У каждого из них есть сознание. Их душа может познавать все то, что познаете вы столетиями, за несколько недель. Они различают прекрасное и безобразное, правда, каждый по-своему. И многие из них видят вас, дорогие олкаи, красивыми и ценят вашу душу. И я уверен, где-то в глубине их сердца скорбят, когда их руки убивают вас! Ведь без этих жертв они не смогут идти дальше, развиваться технологически и духовно, да-да, духовно тоже. Им нужна бумага, чтобы передавать свои знания и мысли следующим поколениям, нужно дерево чтобы мастерить инструменты искусства. А какую прекрасную музыку творят их грешные руки! Какие чудесные картины наносят они на холст! Я уверен, у этих инструментов остается частичка той души, что жила в лесу, только теперь она приобщается и к жизни людей. Да, среди них есть многие, кто просто существует: берут, что им дают, идут, куда им указывают, делают, о чем их просят. Их не особо заботит ни красота, ни сам океан, каплями которого они являются. Такие люди – просто часть структуры, но и также – часть Земли, как и вы. А есть и те, кто чувствует родство со всем миром, но выделяет себя. Они могут творить. Именно они могли приказать когда-то другим людям убить вас. И эта жертва не будет напрасной. Если у них все получится, ваше племя будет путешествовать к другим мирам, таким же, как Земля, и жить там. Земля станет ещё больше, вы будете чувствовать гораздо больше счастья, чем сейчас. Насколько же больше у вас станет олкаев, разве это не чудесно? А люди, они тоже становятся мудрее. Со временем, их технологии просто станут ненужными. Тогда мы все воссоединимся, и станем единым целым. Нашим домом станет вся галактика, разве не чудесно? Одно большое дерево, путешествующее в бескрайнем космическом просторе... Лесник мечтательно взглянул на звезды. Дальше он не говорил, лишь думал. «Люди никогда не определятся полностью, кто они – завоеватели или нет. И пока в их сердцах существует эта борьба, Земля будет жить. Мы всегда будем идти двойственным путем: уничтожая, но и сохраняя жизнь. И никто не знает, что же будет в конце, может, мы вообще разделимся на два разных племени, одно – закованное в металл, и другое – слившееся со своей Землей». А деревья тем временем засыпали, убаюкиваемые ночным ветром. Горечь их душ постепенно смягчалась, и все больше места заполняла собой надежда на завтрашний день.