* * *
Вскоре после этого у Юури, который, как всегда ничего не помнил, состоялся серьезный разговор с экс-королевой Сесилией, которая непрозрачно так намекала на то, что он обесчестил ее ненаглядного сына, так что теперь, как честный мадзоку, просто обязан жениться, то есть взять его в мужья. При этом у королевы радостно и кокетливо сверкали глазки, а ее шаловливые ручонки тискали будущего родственника за все места. Под натиском ушлой мамаши Юури, не в силах переварить все от нее услышанное, был совершенно растерян, обескуражен и разбит вдребезги. Неудивительно, что он пошел у нее на поводу как миленький. Сам того не желая, он обещал экс-королеве вступить с ее младшим сыном в законный брак как можно скорее. Сесилия так активно принялась за приготовления к свадьбе, что все было готово в лучшем виде в кратчайшие сроки. Юури даже опомниться не дали, как повели под венец. В полном смятении шел он под руку с Вольфрамом через строй салютующих офицеров, осыпаемый рисом и поздравлениями, сопровождавшимися аккомпанементом вселенского плача Гюнтера. Вокруг все восхищенно охали: оба жениха были неотразимы в белых свадебных костюмах, со сверкающими, как солнце, коронами на головах, медалями на груди и золотыми шпорами на сапогах. У Вольфрама еще имелись щегольские бриллиантовые запонки, а у Юури — королевское ожерелье с гербом. Они шли по лепесткам роз, покрывающим всю дорогу до самого храма, где им предстояло венчаться. Сама восьмисотлетняя дева Ульрике благословила их и скрепила союз. Традиционный вопрос о том, знает ли кто-нибудь причину, по которой они не могут обвенчаться, естественно, задан был, но никто не посмел сказать по этому поводу ни слова. Тем более, что Гюнтеру братья жениха предусмотрительно зажали рот. Юури к этому времени был уже в полном раздрае. Перед его глазами все кружилось, мысли в голове путались. «Зачем я на это согласился? — запоздало думал он. — «Женюсь» на парне? Что я вообще делаю? Хотя… он красивый…» Он так глубоко задумался и ушел в себя, что пропустил мимо ушей всю торжественную речь жрицы. Когда же пришло время давать ответ, Вольфраму пришлось хорошенько растолкать витающего в облаках суженого. — Да? — неуверенно ответил Юури, видя, что к нему обращается жрица. Но Ульрике вместо того, чтобы сказать ему что-либо, кивнула головой и перешла ко второму жениху. — А ты, Вольфрам, согласен взять в мужья Юури, двадцать седьмого Мао нашего славного королевства? Вольфрам скосился на Юури, сделал вид понадменнее и как-то несколько желчно ответил: — Согласен. — Властью данной мне свыше объявляю вас законными супругами. Скрепите же ваш союз поцелуем вечной любви! Юури не сразу понял, что происходит, но ему пришлось в срочном порядке взять себя в руки и поцеловать при всех Вольфрама, уже готового устроить скандал из-за того, что его, видите ли, не хотят целовать на собственной свадьбе! Во время поцелуя, который им предстояло не раз еще сегодня повторить в присутствии всего двора, Юури старался не думать о том, что делает это с парнем, вместо этого он снова вернулся к мысли о том, какой же Вольфрам красивый и позволил втянуть себя в этот дивный процесс… Все дальнейшее торжество он пережил с трудом. Свадьба была в самом разгаре, когда уже перевалило за полночь. Наглые гости долго никак не расходились и все кричали: «Горько!», заставляя молодоженов вновь и вновь целоваться. Пару раз Юури, которого достало постоянное расталкивание локтями Вольфрама, сделал это сам, чувствуя, как душа уходит в пятки, а сердце вот-вот выскочит из груди. Юури ужасно волновался, и дело было не только в поцелуях: волшебная сила любви всколыхнула в нем магическую мощь короля демонов. Пока все еще было под контролем, но ему уже казалось, что она вот-вот вырвется. Он не знал, чувствует ли это Вольфрам, но почему-то был уверен, что наверняка. Хотя сейчас у того был такой вид… В общем, Вольфрам всем своим видом показывал, что он крайне горд, имея возможность продемонстрировать всем свою близость с Мао. Видя, что время уже позднее, а до брачной ночи дело никак не доходит, Сесилия стала спасать положение. Она ловко растрясла гостей и объявила во всеуслышание, что молодым пора в опочивальню, а гости могут продолжить веселиться без них. Присутствующие поддержали ее радостными криками и охотно проводили новобрачных до самых покоев. Добравшись до спальни, уставшие молодожены плюхнулись на кровать, слушая как за дверью постепенно умолкает шум, и последними раздаются вопли не желавшего уходить Гюнтера. Когда все, наконец, стихло, Вольфрам уставился на Юури и напомнил: — Ты собираешься заниматься со мной любовью или как? У нас брачная ночь вообще-то. — Э-э… Точно. — Только не говори, что жалеешь о том, что вступил со мной в брак! — начал заводиться с пол-оборота Вольфрам. — Я… я… — Жалеешь, значит? — Нет… я… — Юури не находил слов. Он просто не мог поверить в происходящее. — Ах, так! — сердился Вольфрам. «Зачем я на это согласился?» — в очередной раз подумал Юури. Честное слово, он даже не представлял, как собирается исполнять супружеские обязанности. — Так в чем же дело? — Я… ну… — Юури зажмурился и выдохнул: — Я стесняюсь. Прости. — Стесняешься?! — Вольфрам побагровел и завопил ему в самое ухо: — Это после того, как отвертел меня во всех позах?! — Прости, я не помню. — Слабак! Ты даже не в состоянии любить меня в своем обычном виде. Неужели даже для этого тебе нужна твоя долбанная демоническая форма? Скандал разгорался, Вольфрам только входил во вкус, и Юури было ясно одно: если он его не остановит, придется слушать его вопли до самого утра. И единственным способом это предотвратить было заняться с ним сексом. Скрепя сердце и подтянув яйца, Юури сказал: — Ладно, хорошо, я попробую. Чувствуя крайнюю неловкость, он придвинулся к нему и решил начать с уже освоенных сегодня поцелуев. Сейчас они были одни, никто и ничто их не отвлекало от максимального получения удовольствия, что дарили поцелуи. Юури прикрыл глаза и приблизил свои губы к губам Вольфрама, чувствуя его горячее сбивчивое дыхание, и коснулся их, сперва осторожно, потом смелее и смелее, пока не слился в поцелуе столь страстном, что стало совсем пусто в голове. Вольфрам по началу отвечал ему неохотно, но после нескольких поцелуев вспыхнул весь, быстро увлекся, стал причмокивать, затем обхватил Юури руками за шею и повалил его на себя. Тот, оказавшись сверху, прижался к нему всем телом, чувствуя, как возбуждается; в паху нагнеталась приятная тяжесть, а тело, желая более тесного контакта с молодым супругом, двигалось само собою, не спрашивая у хозяина разрешения. Внезапно жаркая волна, подобная потоку вулканической лавы, прокатилась у Юури с головы до пят и обратно, а мир вокруг погрузился во тьму. Дальнейшего он не помнил…* * *
Тишина за дверьми спальни была мнимой. Любопытные родственники и советник Гюнтер, выпроваживая разгулявшихся гостей, не переставали беспокоиться о молодоженах. Так и не найдя себе места, вместо того, чтобы продолжить праздновать или отправиться спать, они обосновались под дверьми королевской опочивальни, тревожно прислушиваясь к тому, что там происходит. Экс-королева даже бессовестно прильнула к замочной скважине. — Госпожа Сесилия, почему вы подглядываете в замочную скважину?! — возмущался Гюнтер, желая ее оттолкнуть и подсмотреть самому. — Ого! — мурлыкала та, глядя, как ее любимого сынулю ставят раком. — Похоже, нас ждет жаркий медовый месяц! Из спальни новобрачных доносились душераздирающие крики, мольбы о помощи, смачный треск и грохот. Из-под двери хлестала вода. — О, как они разошлись! — восторгалась она. — Молодожены милуются, — усмехнулся Конрад. — Шуму от них… — проворчал Гвендель. Со стороны Гюнтера тут же раздалось до боли знакомое: — Как же я им завидую! После тот, по традиции, пустил носом кровь и хлопнулся в обморок, представляя, чем сейчас занимаются молодожены.* * *
Сесилия как в воду глядела. Медовый месяц выдался, воистину, жарким! Заниматься любовью в своем обычном облике у Юури не получалось. Стоило страсти захлестнуть его разум, он начинал преображаться в Великого и Ужасного Мао. Он уже достаточно овладел своими силами, чтобы находиться в этой форме столько, сколько считал нужным, но по-прежнему после ничего не помнил. Его превращения в демонического сексуального маньяка активно провоцировались сценами, которые регулярно устраивал Вольфрам абсолютно из-за всего на свете. Эпизоды мужнего лютования вообще и жесткие изнасилования с применением тентаклей и других магических техник в частности так ничему его не научили. Он продолжал брюзжать по каждому поводу и ревновать мужа к каждому столбу на дороге, зудя при этом, что тот его не любит, не выказывает ему должного внимания и далее по тексту. Однажды Мао так психанул, что в порыве гнева заорал: — Ты хочешь доказательств моей любви? Хочешь, чтобы все видели, как ты мне дорог? Ну хорошо же, я исполню твое желание в лучшем виде! — с этими словами он схватил Вольфрама так же легко, как пушинку, и вытащил на балкон, с которого открывался прекрасный вид практически на весь замок. Усилив голос с помощью магической силы, Мао провозгласил всеобщий сбор. Тут же поднялась паника, его подданные спешили собраться под балконом, ожидая важных и, скорее всего, тревожных вестей от господина. Когда же внизу собралась огромная толпа, Мао лишь хмыкнул и на виду у шокированной публики одним порывом стихий содрал с благоверного всю одежду, не оставив на нем ни единой нитки. После спустил штаны, являя миру свой стоящий колом и готовый к действию, пульсирующий член, нагнул муженька поперек балконных перил и засадил ему со всей дури при всем честном народе. В этот раз Мао жарил Вольфрама особенно беспощадно. Тот, желая провалиться в самое адское пекло от такого стыда, тем не менее, испытывал странное, ненормальное удовольствие оттого, что сейчас все на них смотрят. Их акт любви, совершаемый на виду у всего королевства, являлся самым неопровержимым доказательством подлинности их отношений. К тому же вряд ли после такого эпизода найдется хоть один здравомыслящий, будь то человек или мадзоку, кто попытается набиться к Мао в любовники. Только он один, Вольфрам, способен вынести такое испытание! Только он достоин носить звание мужа Мао! — Ах, сколько в них страсти! — восхищалась Сесилия, раздобывшая где-то подзорную трубу, дабы рассмотреть снизу все подробности жаркого интима. — Похоже, братец окончательно вывел его из себя, — констатировал Конрад и покраснел. Даже для видавшего виды бывалого вояки вроде него это было слишком. — Какое бесстыдство! — изрек Гвендель и отвернулся, поджав губы. Из толпы вокруг них доносились взволнованные крики, охи и вздохи. Похоже, глядя на это непотребство, многие не на шутку перевозбудились. — О, мой король! — воскликнул припозднившийся Гюнтер. — Ах, если бы он полюбил меня при всех! Я был бы счастлив… Договорить он не смог, так как у него от таких видов быстро закружилась голова, и пошла носом кровь. К счастью, поблизости оказалась Гизела, которая помогла привести его в чувство. Тем временем Вольфрам продолжал пронзительно стонать под вошедшим во вкус Мао. Король раз за разом без устали драл его, наполняя своим семенем и магической силой, заставлявшей весь организм Вольфрама работать на пределе возможностей. Тот, не веря себе, кончал вместе с ним и возбуждался снова, и снова кончал, изливая белесые струйки вниз на толпу. Когда Мао закончил, Вольфрам был весь мокрый, грязный и опустошенный. Он обессилено сполз, держась за перила, и глядел перед собой бессмысленным взглядом. — В следующий раз тебе следует хорошенько подумать, прежде чем требовать доказательств моей любви, — назидательно сказал Мао. — Я ведь могу наказать тебя еще и не так. Вольфрам ничего не ответил, он был полностью обескровлен, унижен, растоптан и… удовлетворен. Безудержный акт любви на виду у всего королевства был одним из его тайных желаний. Об этом он сам начал догадываться только сейчас, стоя на коленях на том самом балконе, голый, перепачканный семенем мужа, опозоренный перед всеми подданными короля. Но, в кои-то веки, он счел наказание справедливым и всем своим существом жаждал провиниться еще раз. Ведь его ожидало нечто еще более грандиозное, а Вольфрам не мог сдержать любопытства, впрочем, как и бескрайнего вожделения к Мао.* * *
Все последующие за инцидентом на балконе дни Вольфрам очень старался нарваться на какое-нибудь особенное наказание, используя весь свой артистизм при закатке очередной сцены. Он приложил все усилия, чтобы как следует достать мужа, и добился желаемого. Случилось это как раз под конец медового месяца. Мао, которому Вольфрам за это недолгое время успел вымотать всю душу, придумал для него нечто особенное. Сколдовал, так сколдовал! Не пожалел силушки. Аж замок от такой магии едва не рухнул ко всем демонам! Закончив творить волшбу, он немедленно оттрахал благоверного во всех позах, на какие была способна его фантазия, и кончал в него так безудержно, что Вольфрама едва не разорвало пополам. Тот, едва выжив после такой бурной оргии, даже не подозревал, что самое страшное еще впереди…* * *
На Вольфрама было жалко смотреть, особенно когда его тошнило по утрам без всякой качки, а муженек и братья, словно издеваясь над ним, наперебой предлагали ему съесть то йогурт, то огурец, а то и соленого краба. И с каждым днем становилось лишь хуже. Вольфрам оказался в весьма затруднительном положении, то есть просто в положении. Характер беременного Вольфрама портился в геометрической прогрессии, впереди его ожидали тяжелые месяцы хождения со все увеличивающимся животом, а после — роды, которые никто даже представить себе не мог, даже смутно. Мао и то не представлял себе, как же он будет рожать. Но он не отчаивался, ведь у него были верные друзья и приближенные, которые готовы помочь всем, чем смогут. Вместе они обязательно найдут решение этой непростой задачи и откроют способ, как же Вольфраму без всяких помех произвести на свет наследника.