Не надо меня задерживать, Ведь даже эта минута под контролем
Ну, здесь женщина немного затупила. Нанятая певица — как ее, Нэнси, кажется? — хоть на Гранде едва ли вытягивала, в деле оказалась еще хуже. Джордж с ходу дела благодарил их диджея за врубленную на заднем фоне фонограмму. Она как никогда спасала ситуацию. — Вижу, кое-кто умеет продуктивно пропить все свое свободное время, — голос за спиной необычайно весел и ленивый, словно еще секунды назад его обладатель напевал себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, а после рядом, прямо на засыпанный разной косметической фигней стол, приземляется чья-то задница, скинув несколько пластиковых баночек. Карл сегодня был необычайно счастлив, светился, словно неоновые огни Скарлет Хэлл. Взгляд блестел, и в нем отчетливо виднелась игра алых искорок из-за непонятного чувства на дне черных омутов. Джордж смотрит на чужие ногти, сжимающие где-то раздобытые мальборо, фыркает. Сегодня Якобс изменял своим вкусам, променяв привычные «Розовые облака» на «Блудливую Мэри», а значит случилось что-то необычайно хорошее. Собственное отражение в грязном из-за следа от помады и прочей дребедени зеркале, будто соглашаясь с мыслями хозяина, дергается пару раз в такт мигающей в помещении лампочке. Джордж моргает, и наваждение, словно по щелчку пальцев, исчезает. — Идея позлить мусоров нравится мне гораздо больше возможности загнуться в собственной конуре из-за спиртного, знаешь, — Фаунд усмехается, слегка дрожащими ладонями вновь подносит к краешку глаза кончик подводки. Ему еще очень повезло с тем, что вызванная соседями полиция проявила большой интерес именно к имениннику, который несколько раз в пьяном бреду грозился свиснуть у одного из правоохранителей рацию. И свистнул-таки, экстремал конченный, за что и временно упекли в обезьянник. Ситуацию спасало лишь то, что знакомых у Сапнапа было достаточно, и среди них затесалась какая-то важная шишка. Скоро этот идиот опять будет пугать всех своих соседей в отместку, так сказать, за испорченный праздник. Пироман хренов. — Знаю конечно, но налегать на этот вид удовольствия я, все-таки, не советую, — Карл звонко смеется, выхватив из чужих рук многострадальную подводку, приподнимает двумя пальцами лицо Фаунда за подбородок, стирает неправильную стрелку измазанным в туши ватным диском и уже сам рисует правильную линию. — Удивлен, что ты еще на ногах стоять можешь — руки-то как у какого-то старика трясутся. — Восприму это как комплимент, — Джордж шикает, когда чужой ноготь больно проходится по шее, надавливает на чувствительную кожу и оставляет за собой красный след, а после исчезает, и мягкая рука шатена ласково треплет едва уложенные волосы. Фаунд ничего не говорит. Якобс и не желает ничего слышать. Будучи одним из немногих друзей Джорджа, Карл научен читать между строк — брюнет крайне заебался. — Дорогуша, какие тут, к черту, комплименты? Даже Паффи уже успела у каждого сотрудника мозги расковырять из-за резкой смены настроения нашей принцессы. Теряешь форму, Гоги, — парень недовольно цокает, когда собеседник даже бровью не ведет в ответ на замечания, предпочитая пялиться в потрескавшийся потолок. — Ну и? Это всего лишь кризис вдохновения, ты же знаешь… — Да-да, само пройдет, мы уже это проходили, — Карл его нагло перебивает, и это, честно говоря, немного бесит. Но Джордж силой затыкает свое недовольство, предпочитая сначала выслушать, а после уже решать более важные проблемы. Тем более. — Оливия тебя уже на всех поверхностях нагнула, пока ты где-то булки мял. Вся публика теперь у ее ног, — незамысловато продолжает Якобс, чувствуя, как при упоминании столь ненавистного имени у Фаунда на секунду дрогнули мышцы лица под пальцами. Гаденько ухмыльнувшись, Карл перебрасывает через торс Джорджа ногу, для удобства садится на чужие колени. Размалевывать чье-то лицо довольно затруднительно, если делать это сидя на столе. — Сука крашенная, — то, что Фаунд еще с первых дней в Скарлет Хэлл возненавидел главную шлюху не только заведения, но и всего, мать его, Мэнбурга, знали даже дворовые собаки. Мелкая, с огромными, даже по меркам других сотрудниц, параметрами и формами, всегда с разукрашенным лицом и ядреными синими волосами, девушка априори нравилась только отбитым извращенцам, коих, к ужасу Джорджа, оказалось настолько много, что он быстро смекнул одну вещь — в Мэнбурге вообще не знали о таких понятиях, как вкус. Вынужденная сотрудница бесила до смерти, лезла в его дела каждый раз, стоило парню стать хотя бы на ступень выше нее, и здорово мешала карты. А еще Оливия не вписывалась в атмосферу этого заведения — в месте, где страсть пылает кровавыми огнями, девушка была белой вороной. — Но-но, Гоги, она-то свой шанс не теряет, чтобы публика лежала у ее ног, — а Карл все воркует над ним, с особой осторожностью замазывая огромные синяки под чужими глазами. В словах звучит улыбка. — Здесь нельзя протирать штаны, а то гляди и всех клиентов разберут. Ты же знаешь наших девочек: они готовы и с трусов выпрыгнуть, если клиент того потребует. — Только ли девочки на это способны? — Джордж забирает с чужих пальце едва-едва выкуренную сигарету, словно Карлу она была нужна только для вида беззаботного человека, откидывается на скрипнувшую спинку стула, делает первую затяжку. Ни для кого не была секретом другая сторона Скарлет Хэлл — места, где либо ты, либо тебя. Конкуренция в этом заведении чувствовалась едва ли не физически, оседала на корне языка противным комом из невысказанных в сторону врага слов вперемешку с завидными ругательствами. Каждый день был испытанием на прочность, и, если ты не способен выдержать здесь и сутки — милости просим, дверь в не менее «радужный» Мэнбург открыта всегда. Смотри только не слови шальную пулю, когда будешь переходить не ту дорогу. — О? Я чего-то о тебе не знаю, мой милый Гоги? — Карл качает головой, словно разговаривает с глупым ребенком, тянет Джорджа за ворот растянутой черной сетчатой майки и берет в руки лежащую чуть поодаль от всей дребедени помаду. Слушать друга было забавно. Порой можно услышать такое, после чего в голове еще довольно долго не могут уложиться большинство вопросов. — Ненавижу, когда ты так говоришь, — Фаунд закатывает глаза, но послушно наклоняется вперед, делая более глубокую затяжку. Сотрудники Скарлет еще с первых дней его работы здесь взяли себе в привычку называть его слащавыми прозвищами. Джорджи-бой, принцесса, куколка, Гоги — подобное в первое время бесило, злило до гневных вспышек прямо посреди рабочего времени, из-за чего именно Пафф приходилось разгребать все то дерьмо, что он по неосторожности мог наворотить. А после как-то въелось, забылось в алом мареве Скарлет Хэлл и стало настолько привычным, что звучание собственного полного имени казалось каким-то неправильным. Даже, в какой-то мере, чужим. Выдыхая клубы кровавого дыма прямо в лицо напротив, Джордж думает только о невозможном терпении Якобса, когда тот, вместо того, чтобы отобрать сраную сигарету с чужих рук, лишь раздраженно морщится. — М-м, ну не знаю. Ты выглядишь довольно мило, когда растерян, — глаза у Карла блестят опасными огнями, когда «Дикий кармин» алым росчерком очерчивает губы его друга. Помада — фишка его британского мальчика, его корона и визитная карточка Скарлет Хэлл. Вещь была дороже всех девушек и парней в этом заведении, и явно необычайно важна для Фаунда. Даже мадам Пафф не знала, где Джордж откопал столь ценную вещицу. — Иди в жопу, Карл. — Боже, как мило, Гоги волнуется о моей личной жизни. Не переживай, я как раз собирался туда заглянуть, — парень пьяно улыбается, и мысль о том, что тот все-таки где-то успел выпить, настойчиво грызет мысли Джорджа. Карл никогда не отличался скромностью, всегда брал от и без того бесполезной жизни все, что та только могла предложить. В рамках разумного, конечно же. Из всех сотрудников этого заведения, шатен отличался тем, что состоял в отношениях. И все равно, несмотря на это, любил выставлять свое тело напоказ, любил, когда другие пожирали его глазами без возможности притронуться, любил, когда внимание каждого было приковано только к нему. Джордж усмехается. Чужая уверенность в себе вызывала восхищение вперемешку с едким безразличием. Карлу все равно было далеко до него, как бы парень не старался, но, судя по всему, ситуация не затрагивала в душе шатена совершенно ни-че-го, словно тому было глубоко наплевать на кое-кого получше него. — Что? — Фаунд докуривает сигарету, стараясь не думать о заскоках собеседника на пустую голову, и наслаждается горчащим привкусом никотина на кончике языка. Слова Якобса пролетают мимо его внимания, но отчетливый голос Нэнси из зала, старательно вытягивающий последние слова из песни, крепко въелся в подкорку сознания. — Скоро мой выход, дорогуша, мне нужно поспешить, чтобы успеть встретиться с одним клиентом. Не возражаешь? — Карл совершенно не выглядит, как человек, которому требовалось услышать хоть какое-то слово в ответ, а потому Джордж только закатывает глаза, когда тот, хитро щуря глаза, слазит с его колен. — Опять мутишь с тем стремным типом? — Фаунд тушит сигарету о край стола и, стряхнув пепел с оставшегося на поверхности следа на пол, выкидывает ее в сторону. Хоть личная жизнь Якобса его мало заботила, но, порой, мурашки сами ползали у него под кожей стоило только узнать с кем именно водится этот мягкотелый придурок. — Алекс просто душка, а кому-то нужен хороший секс. В конце-то концов, Гоги, твой дрянной язык начинает немного бесить, — Алекс может был и душкой, но вот Квакити, другая его сторона, вряд ли. Джордж сомневался в том, что Карл не знал эту сторону своего кровавого бойфренда, а потому только молчаливо закатывал глаза каждый раз, как Якобс хотя бы раз упоминал этого парня. Охомутать основателя Лас-Невадас — города, живущего и дышащего лишь одним азартом — и, по совместимости, члена Мясницкой армии было вышкой — недосягаемым краем даже для самого Фаунда. Ну и пусть. Будто он кипел от желания связаться с псами Сопротивления. — Хорошо-хорошо, мистер, я вас понял. Развлекись там, но смотри, чтобы Пафф после не вызвала на ковер, — Джордж смотрит на свое отражение, подсвечиваемое мигающей красным неоновой лампой над зеркалом, на несколько секунд встречаясь с ленивым взглядом Карла, когда тот немного приоткрывает дверь. «Дикий кармин» — золотом на черном флаконе, блестит из-за мигающего в коридоре света и приковывает взгляд обоих. — Уверяю, к такому мы доводить не будем, — парень машет напоследок, исчезает в алом мареве и оставляет Фаунда одного на растерзание собственным медленным мыслям. Его смена началась еще полчаса назад, диджей запустил по десятому кругу одну и ту же песню, слова которой крепко отбились на подкорке сознания, завлекая. Сцена скучает за ним, как и его постоянные зрители. Оливия — крайне охренела, если думает, что легко заберет у него всю публику. А потому Джордж только пьяно ухмыляется и закуривает собственный честерфилд, который тут же перебивает привкус чужих сигарет, сжимает фильтр губами, старательно выкрашенными в алый, и пачкает белую бумагу. Сцена — в нескольких десятках метров от гримерки, буквально за этой стенкой, а он уже чувствует себя победителем. К тому же, Ариана ему никогда не нравилась.***
Мэнбург — город не для мечтательных придурков, смотрящих на мир сквозь розовые стекла, конечно, если ты не родился с серебряной ложкой во рту или обладаешь достаточными навыками выживания, чтобы дожить в этом месте хотя бы до восемнадцати. Здесь на каждом углу — обезумевшая стайка бродяг, которые только и ждут чужой ошибки, чтобы намертво вцепиться в беззащитное горло; в каждом доме — человек, обнимающий свою семью запятнанными в не своей крови руками, а каждый незнакомец со стопроцентной вероятностью прирежет этой ночью хотя бы одного человека, как-либо насолившему тем, кто сверху. Власть плевала на чувства людей, люди плевали на смешные попытки власти управлять их жизнью. Ранее прекрасный мир давно прогнил. И всем на это попросту похуй. Хах, своей чрезмерной наплевательской гордостью человечество, порой, вызывало только едкую ухмылку. Сапнап на секунду отвлекается, смотрит сквозь грязное окно, провожает мелькнувшую машину скорой помощи в сопровождении нескольких полицейских ниссанов безразличным взглядом. Опять кого-то прирезали в захудалой квартирке, которую даже собачьей будкой язык не повернется назвать. Шлаттон умеет заботиться о своем народе. Руки действуют осторожно, несмотря на горящие от ненормального предвкушения глаза, держат отвертку аккуратно, чтоб без единого лишнего движения. Один винтик, второй, третий… После четвертого брюнет с умилением смотрит на проделанную работу, шустро прячет инструменты обратно в небольшую сумку и закидывает ее себе на плечо. В комнате светло, а поэтому хозяин квартиры не сразу заметит оставленный на досуге мигающий подарочек, что и огорчало, и радовало одновременно. По крайней мере, у него еще будет время насладиться чувством полного триумфа, когда на пути к цели одним конкурентом станет меньше. Нагрудный карман вибрирует уже когда он скрывается в салоне знакомой черной бентли. — Не волнуйся, детка, все сделано на высшем уровне, — откидываясь на спинку кожаного сидения, Сапнап только и может самодовольно ухмыляться, пока собеседник на другом конце не издает хриплый смешок. — Если хоть что-то пойдет не по плану — будешь валяться с дырой в башке, — брюнет не сдерживается, смеется в ответ чужим словам. — Как скажешь, дорогуша, только сделай это на ковре, а то я, знаешь ли, люблю раздражать людей, — кивает водителю, и, когда машина, наконец-то, трогается с места, мечтательно продолжает: — После задания есть мысль заскочить кое-куда. Как насчет развеяться? Проветришь мозги, мысли… Возможно даже делом займешься. — Если после этого мне опять придется вытаскивать твою жопу из участка, то это будет последним, на что я соглашался в трезвом уме, — Сапнап только улыбается и говорит водителю, чтобы тот немедленно открыл окно, когда из трубки вместо привычного насмешливого голоса раз за разом раздаются монотонные гудки. В голове созревает мгновенный план, мелькает образ одного засранца с вечно недовольной рожей и ужасным британским акцентом, и парень смеется, когда понимает — этих двоих встреча не просто заклинит. Грея мысль об этом, они вместе с Карлом и Алексом потратили не одну бессонную ночь, а потому все должно быть идеально. Большой папочка будет доволен. Сапнап взволнованно слушает голос Вилбура, когда через десять минут на телефон поступает очередной звонок. Мышка в мышеловке. Как иронично. Высунув голову в окно машины, брюнет не слушает предупреждения водителя. В его глазах горят тысячи огней, сливающиеся в одно — в его глазах горит взрыв. Завтра новость о взорванном, в собственном доме, приближенном президента будет крутиться во всех новостях Мэнбурга, возможно даже вернется комендантский час с толпами более сильной охраны. Завтра все будут заняты поисками террористов — никому и в голову не взбредет обыскать один из стриптиз-клубов города. Для других Скарлет Хэлл всегда казалась скромной. Сапнап смеется и разбивает телефон об асфальт, когда звук от взрыва все-таки настигает их, а огонь в нескольких километрах от машины немного стихает. Завтра себя еще покажет.***
Джордж смотрит на то, как выгибается тело Оливии на сцене, и не может понять, какое из чувств сейчас претендует на место мнимому спокойствию. Новость о том, что девушка нагло забрала себе его время и его зрителей бесило до белого каления, хотя, казалось бы, с чего вдруг? Эта крашеная сучка и секунды его внимания не стоит — как только он ступит на свое законное место, все внимание тут же вернется к нему, словно его конкурентка до этого была лишь пустым звуком. Так, минуткой для главного разогрева. Вокруг все пылает в алом мареве, чужие лица искажены в экстазе, и Фаунд усмехается, когда ловит скучающий взгляд Минкс, зависающей возле барной стойки. Женщина ждала зрелища, ждала, когда он унизит эту выскочку одним лишь движением пальца, после которого публика будет подле его ног. Буквально. Лишь после та закатывает глаза, когда видит, что Джордж не очень-то и спешит на сцену, и приглашающе машет ему рукой. Брюнет не в праве отказаться от выпавшей возможности расслабиться. Тем более, когда у Джасты хорошее настроение — разведать обстановку было в разы проще. — И что это за ребячество? Джорджи, мы с тобой взрослые люди, а взрослым людям нужны зрелища, — Минкс даже не здоровается, идет сразу в наступление, когда обтянутая латексом задница брюнета приземляется на соседний стул. Женщина окидывает его придирчивым взглядом, фыркает и отворачивается, пытаясь скрыть довольную улыбку. Образ Фаунда — дерзкий, манящий — явно говорил о том, что сегодня тот в ударе. По крайней мере, она знает, что тот никогда бы в здравом уме не променял привычный костюм на до ужаса короткие черный сетчатый топ и обтягивающие латексные сетчатые шорты. Да еще и этот блядский кожаный ошейник… Минкс делает неопределенный жест бармену, и тот повторяет ее заказ, с удивлением и каким-то восхищением смотрит на Джорджа, но, заприметив на чужом бедре слишком знакомый пистолет, лишь слегка приподнимает брови. Четыреста четвертый, как ни странно, к образу подходил идеально. — Единственная причина по которой ты здесь — Оливия и моя смена. Хочешь увидеть ее падение? — Джордж смотрит в ее лиловые глаза, улыбается чуть пьяно. И Джаста сразу понимает, что тот все-таки успел скурить пару тройку сигарет в отсутствие Пафф. Парень вообще много чего себе позволяет, когда хозяйка клуба где-то шляется по работе, и не то, чтобы из-за этого были какие-то проблемы. Со слов рабочих, мадам доверяет Фаунду больше всех в этом заведении, а потому, в случае чего, бразды управления вешались именно на него. Минкс едко хмыкает. Эта сраная сутенерша ее только бесила. — Именно, — женщина раздраженно заправляет мешающую сиреневую прядь за ухо, смотрит с укором и каким-то неверием. В ушах грохочет музыка, но каждое ее слово звучит слишком отчетливо в этом балагане. — А ты разве нет? — Шутишь? С нашей последней встречи мне все сложнее думать о бездействии четыреста четвертого, — Джордж беззлобно хмыкает, под удивленные взгляды Минкс и бармена достает пистолет из кобуры, и любовно поглаживает черный метал. «404» — выгравировано золотом, приковывает взгляды не только знакомых, но и посетителей, невольно ставшими свидетелями этой сцены. А он и не замечает — в глазах плещется чистое удовольствие и восхищение, танцует кровавыми бликами на дне темных омутов. — Не думай. Грохни суку, — Джаста на эту картину смотрит с трепетом — четыреста четвертый в их кругах был практически мифом, настолько редко его кто мог увидеть. Большинство только слышало о нем, еще меньше знали о хозяине пистолета. Женщина разочарованно вздыхает, когда парень все-таки прячет его обратно. — Что на этот раз? — брюнет понимает ее с полуслова, настолько этот тон был ему знаком — обычно Минкс было сложно вывести с себя. Всегда собранная и чрезмерно спокойная. Джордж сравнивал ее со скалой, такой же нерушимой и упертой, но, как оказалось, было бы правильней сравнивать женщину с океаном — никогда не знаешь, в какой момент штиль сменится штормом. — Сайкуно, подойди-ка, — Джаста не смотрит в сторону вздохнувшего друга, уставившись куда-то в галдящую толпу. Сверля каждого человека цепким взглядом, она все никак не могла понять причину этой шумихи. — Я тебе уже говорил, что мои проблемы — не повод для ваших сплетен, Минкс, — парень по ту сторону барной стойки устало вздыхает, отставляет вытертый до блеска стакан и в очередной раз встречается со скучающим взглядом с Фаундом. Несмотря на обстановку, Сайкуно привык улыбаться. — Привет, Джордж. — Джордж, — Минкс с каким-то отвращением растягивает имя парня, морщится, словно от дешевых сигарет, и не замечает, как оба собеседника, не сговариваясь, закатывают глаза. Услышать полное имя Фаунда — редкость, и настолько непривычная, что, порой, вызывала только недоумение. Это брюнет понял еще когда вместо привычного спокойствия, на лице женщины отчетливо отобразилось неуместное раздражение. — И тебе того же, Сай. Мне как всегда, — стараясь не замечать убийственный взгляд Джасты, Джордж кивает в ответ и, облокотившись об столешницу, рассматривает свои ногти, лениво продолжая: — Так что там? — Эта прошмандовка посмела что-то промямлить в сторону нашего зайки Сая. Коза драная, — стакан в руках женщины едва ли не трещит, но та, будто этого не замечая, продолжает пялиться куда-то в сторону толпы. Джордж невольно переводит взгляд туда же, медленно осматривает каждое лицо, пытаясь понять, что так напрягает Джасту, но, то ли из-за большого скопления посетителей, то ли из-за, наконец, ударившего в голову никотина, он так ничего и не заметил. — Минкс, мне кажется или ты преувеличиваешь? — Сай иронично приподнимает брови, улыбка сменяется на хитрую ухмылку, в глазах танцует странный опасный огонек. Женщина закатывает глаза. Как говорится, в тихом омуте… Поэтому она не говорит ничего, когда тот уходит к другим посетителям, резко оборачивается к скучающему брюнету, лениво попивающего наскоро сделанный Айс Ти с двойной порцией рома и водки. — Короче, дорогой мой, хотя бы ради меня нагни ты уже эту шлюху, а то больно смотреть на ее конвульсии, — Минкс не сдерживает раздраженного вздоха, когда, бросив быстрый взгляд на сцену, сталкивается с насмешливым прищуром Оливии. Девушка наблюдала за ними уже довольно продолжительное количество времени. И, стоило той только удостоить ее крупицей внимания, словно пытаясь вывести Джасту из себя, кажется, начинает двигаться еще более вызывающе, провокационно дергая бровями, хватается за стрипшест обеими ладонями и выгибается так, что со стороны зала отчетливо слышится несколько десятков восхищенных вздохов.Все девочки хотят быть такой, Внутри дрянные девочки именно такие…
Джордж усмехается, когда пауза затягивается, смотрит на беспристрастное лицо женщины. — У каждого свои вкусы, — едкая ухмылка проскальзывает на матовых губах, и Минкс невольно следит за этим движением, наблюдает, как чужой язык на секунду мелькает меж ровных зубов, слизывает терпкие капли алкоголя с карминовой помады. Фаунд не был девушкой, но, как бы женщина это не старалась опровергнуть, косметика ему была к лицу, делала более соблазнительным и раскрепощенным — смазливое лицо именно этого парня принесло Скарлет Хэлл небывалую ранее славу. Джаста хмыкает, забирает из чужих рук напиток, когда видит, как ее собеседника от него ведет, и отпивает немного, чтобы понять весь масштаб ситуации. На секунду она морщится, и Джордж не может сдержать небольшой смешок. Айс Ти был очень крепким. Другой реакции и не стоило ожидать. — Хреновые, значит, вкусы у нашей мужской доли. Не успеешь оглянуться, а они уже со швабрами в обнимку по углам таскаются, — Минкс недовольно отставляет напиток в сторону, подальше от потянувшихся было ручонок загребущего британца, и на возмущенно приподнятые брови лишь едко хихикает. Джордж недовольно дергает краешком губ, вздыхает и прикрывает глаза, когда терпеть кое-чьи изгибания на шесте терпеть становится невозможно. Сраный цирк. — Ага, — без особого энтузиазма, Фаунд поднял было руку, чтобы сделать еще один заказ, но, столкнувшись с мрачным взглядом Джасты, тут же глотает все слова. Женщина, порой, пугала его одним лишь взглядом. И Джордж свято не понимал, что такого было в ее глазах, из-за чего тело само собой давало заднюю, словно опасаюсь чего-то. — Джордж, а ты, я вижу, храбрым сделался, да? Да я тебе эту трубочку в задницу на три части засуну. Когда в зале голос Арианы сменяется неожиданной тишиной, парень вздыхает и, несмотря на злую женщину подле себя, довольно улыбается. — Засунешь потом. Мой выход, детка. — Если ты думаешь, что я вдруг с доброты душевной пожелаю тебе удачи, то иди нахуй, дорогуша, — несмотря на свои слова, Минкс улыбается. И Джордж ее как никогда понимает, когда, поднимаясь с насиженного места, встречается с раздраженным взглядом Оливии, ловит каждую эмоцию, проскочившую на ее лице и, вместо того, чтобы наконец послать ту всеми известным жестом, парень нахально ухмыляется. В любой другой бы ситуации он бы не посрамился оформить той внеплановое путешествие на три веселые при всей публике, зная, что словесную баталию с ним девушка вряд ли сможет вытянуть. Но сегодня был слишком хороший день, чтобы с кем-либо сраться. Тем более, когда сама Минкс пришла поглазеть на зрелище, рушить надежды приятельницы не хотелось. — Удачи, — Сай мягко кивает удаляющемуся другу, не отрываясь от работы. Лишь мельком смотрит на довольно хмыкнувшую подругу с немым вопросом, и когда та, наконец, обращает на него свое внимание, слегка приподнимает брови. — Какой дерзкий малый… Жаль, что не мой типаж, — Минкс мечтательно жмурится, шумно вдыхает пропахший алкоголем и никотином воздух и с наслаждением прикрывает глаза. — Что? — Сай же в свой черед тянет губы в беззлобной насмешке, мешает очередной коктейль для женщины, севшей от Джасты чуть поодаль. Минкс от его банального вопроса отмахивается. — Говорю, давай двойную Мэри.***
Когда на парковку возле слишком яркого для этого места заведения неожиданно врываются черный бентли и ядовито-зеленый кенигсегг, немногочисленный люд тут же с криками расходится в более безопасные места. Визг тормозов на несколько секунд перебивает шум Скарлет Хэлл, глушит чужие недовольные возгласы и заставляет особых смельчаков опасливо отступить назад, когда вместо того, чтобы остановиться, водители делают несколько кругов возле запасного входа. А после все, кроме глухого голоса Арианы, стихает. Машины на какое-то время неподвижно замирают, но подойти никто не решается — моторы все еще предупреждающе рычали, фары, словно в насмешку над чужой трусостью, пару раз мигают. Водители так и не покидают салоны, и это напрягает и без того напуганный народ. Когда часть людей с громкими ругательствами начинает расходиться, бентли неожиданно сдает назад, остановившись возле двух ауди, и заглушила мотор. Кенигсегг едет следом — дерзко, быстро, пугая нескольких случайных прохожих, решивших заглянуть внутрь парковки, и останавливается так же резко, едва ли не задев близстоящий мерседес. Фары потухают, и некоторые, удостоверившись в том, что никаких более фокусов после не последуют, раздраженно скалят зубы, презрительно щурят глаза, словно пытаясь рассмотреть хоть что-то за тонированными стеклами. Некоторые даже решаются подойти с, увы, не самыми радужными намерениями, но, как только передние двери медленно открываются, а водители, вместе с пассажирами, наконец-то выходят, лица всех присутствующих бледнеют на несколько тонов. Самые разумные еще с первых секунд все поняли и под шумок сбежали в более безопасные углы, другие же продолжали глазеть на неожиданных посетителей в ожидании зрелищ. Несколько смельчаков одобрительно загалдели, когда холодный, пустой глаз одного из прибывших окинул пару тройку самых буйных мрачным взглядом — Квакити и подумать не мог, что сегодняшний вечер встретит вот так вот, в компании с отбросами, с коими и разговаривать было мерзко, а потому надеялся, что хотя бы внутри все будет обстоять куда лучше. В конце-то концов, если бы не Карл — ноги бы его в этом месте не было. — Не волнуйся, приятель, я уже забронировал нам лучшие места, — Сапнап по-дружески хлопает его по плечу и улыбается до того довольно, что сводит зубы и раздражение вспыхивает в груди с новой силой. — Как великодушно с твоей стороны, — мексиканец стреляет в застывших посреди дороги в клуб людей злобным взглядом, тихо хмыкает, когда те едва ли не падают в попытке скрыться от опасного огня в чужих глазах, и едва подавляет растущее желание скинуть со своего плеча чужую руку. Лишь поправляет сползший синий пиджак и награждает внешний вид здания придирчивым взглядом. Хоть до Лас-Невадаса Скарлет было еще далеко, да и не факт, что какой-то там клуб вообще превзойдет его ограненный бриллиант, но что-то в этом месте все же было. — Сегодня будет одно из лучших выступлений. Я не мог пропустить подобное, — Сапнап, тем временем, не утихает. Ухмылка не спадает с его лица, когда парень рассказывает об этом месте, а потому Квакити невольно приходится слушать своего собеседника. Лишь немного хмурится при упоминании какого-то четыреста четвертого, которого, судя по словам пиромана, нужно было опасаться. — Именно поэтому ты выдернул меня из работы? Сапнап, ты… — Дрим сегодня изменял сам себе. Вместо официозной одежды, парень все-таки напялил на себя те шмотки, которые уличные бродяги привыкли считать модными. И, хоть качество и дизайн одежды действительно был на высоте, Квакити не может сдержать едкого смешка. — О боже, чувак, да не волнуйся ты так из-за этого! Надо же хоть как-то расслабляться, а то так и загнешься в обнимку со сраными планами, — Ник закатывает глаза, когда друг ожидаемо хмыкает, скидывает с головы капюшон и маску. Несколько девушек в самом углу парковки ожидаемо бледнеют и отворачиваются, узнав в странном парне того самого Дрима — преступника, разыскиваемого охраной президента уже не один год из-за бесчисленного количества террористических актов не только в Мэнбурге, но и Погтопии. Не то, чтобы девушки могли бы хоть что-то в этой ситуации сделать, но подобное внимание, к слову, напрягало почему-то только Квакити. — Надеюсь, это хотя бы того стоит, — в конце-то концов изрекает мексиканец и, не дожидаясь от чего-то радостного пиромана, широкими шагами следует за блондином. — Не сомневайся в этом, — привычно усмехается Сапнап, но, увидев бегающий по заведению взгляд малахитовых глаз, лишь насмешливо фыркает. — Да расслабь ты булки, Грин-бой, в конце-то концов — с твоими драгоценными бумажками сейчас возится Блейд. На него как раз недавно напала творческая горячка. — Господи, какой ужас. Надеюсь от башни хоть что-то останется, — Дрим награждает друга чуть повеселевшим взглядом, кивает охраннику и что-то еле слышно тому говорит. Квакити даже не вслушивается, и так понятно, что парень решает вопрос с машинами. Если на тех хоть царапина будет — брюнет собственными руками оторвет пальцы каждому человеку в этом месте. — Идем, Пафф нас уже ждет, — голос Дрима — неожиданно довольный — прорезает повисшую в воздухе тишину и заставляет рефлекторно перевести взгляд на источник шума. Малахитовые глаза искрятся насмешкой, но мексиканец, словно не замечая этого, только кивает. Этот вечер ему ничто не испортит.***
В зале всегда было до безобразия жарко. Это Джордж запомнил еще с первых дней, когда руки от непривычки предательски скользили по пилоне и все никак не могли ухватиться за скользкий металл, когда Пафф разочарованно комментировала каждый его провал, но, несмотря на ошибки, всегда поддерживала первой, заставляла мигом подниматься на слишком большие и неудобные стрипы, лишь бы в будущем у него было больше шансов на успех. А еще здесь, на сцене, запах дикой вишни и терпкого никотина тесно переплетался с запахом человеческих тел, дорогих духов, алкоголя и секса. Хватает одного вдоха, чтобы накрыло волной возбуждения, его тут же затапливает в предвкушении. Внимание зрителей опьяняет не хуже фирменного Айс Ти от Сая. Хочется, чтобы этот вечер надолго запомнился каждому, въелся на подкорку сознания вместе с неумелым, ужасным голосом Нэнси, и преследовал даже во снах. Чтобы его образ мерещился в захудалых клубах, в каждом человеке, в каждой тени. Чтобы весь мир лежал у его ног. Вокруг витает алая дымка, но лица клиентов он видит хорошо, даже слишком. Видит, как те облизываются и скалятся, словно оголодавшие за зрелищами и кровью собаки, стоит ему сделать лишь один шаг на затопленную красным дымом сцену. И это чувство пьянит до такой степени, что Джордж не сдерживает ленивой ухмылки, когда стук собственных каблуков набатом отдается в голове. Свет в зале приглушенный — хватает только для того, чтобы рассмотреть фигуру (отнюдь не женскую, но кого это хоть когда-то волновало?), но зрители узнали его и без этой ненужной детали, взволнованно загалдели, едва ли не выскакивая со своих мест. Парень раздраженно, почти плотоядно, усмехается. Все люди в этом зале — личности, хоть чего-то добившиеся в этом городе — сейчас напоминали невоспитанных дикарей, видящих в нем лишь кусок желанного мяса. У некоторых по сведениям Паффи даже есть жены и дети. Забавно, как обстоятельства могут менять людей. К шесту он подходит неспешно, упивается царящей в помещении раскрепощенной атмосферой, вдыхает пропахший никотином воздух и немного морщится. Кто-то из присутствующих любит баловать себя дешевым винстоном. Как убого. Парень никогда не любил эту марку сигарет. На секунду в зале воцаряется гробовая тишина — Джордж медленно подносит палец к губам, приковывает взгляд каждого к собственному кармину и черным ногтям. Четыреста четвертый приятно тяжелит на бедре, позволяет раскрепоститься настолько, что, как только начало песни разрезает воздух вокруг, парень не сдерживается, резко приседает, из-за чего стоящая прямо возле сцены женщина от неожиданности едва ли не падает на пол, подносит к своему лицу два оттопыренные пальцы — средний и указательный — и, словно издеваясь над притихшей публикой, медленно мажет языком пространство между ними. Жалкие миллисекунды публика переваривала случившееся, а после резко взорвалась возбужденными криками и свистом. Та самая женщина только покраснела в ответ на дерзкую ухмылку. Джордж же наслаждался. В ушах грохочет голос десятка людей вперемешку с завлекающим голосом To Feet, тело само выгибается навстречу музыке, тонет в алом дыму, когда он запрокидывает голову к шесту, хватается одной рукой за раскиданные в беспорядке волосы, а другой медленно ведет от окрашенной в красный шеи вниз, к скрытому латексом паху.Ты продолжаешь мечтать и плести темные интриги,
Да, ты этим занимаешься…
Джордж пьяно улыбается, хватается пальцами за шест, любовно оглаживает гладкий блестящий металл и напевает себе строчки одной единственной песни, заставляющей тело волнительно изгибаться в такт легким битам. Перед глазами — горящие взгляды зрителей, кровавые неоновые огни Скарлет Хэлл, десятки рук, желающих дотянуться хотя бы до его ног. Джордж же только отступает, не желая, чтобы чужие потные ладони порочили белоснежную кожу — никто не имеет права дотрагиваться к нему, к тому, кто сверху.Все мои друзья думают, что ты порочна,
И они говорят, что ты вызываешь у них подозрения.
Джордж ухмыляется, когда встречается с восхищенным взглядом Минкс и резко поднимается с колен.Ты продолжаешь мечтать и плести тёмные интриги,
Да, ты этим занимаешься.
Кто-то в толпе что-то роняет, и звук битого стекла с грохотом вбивается в голову, заставляет улыбку растянуться еще сильнее — смешанные с изумленными голосами зрителей ругательства лишь подстегивало к зрелищам. Подстегивало волновать людей вокруг себя сильнее, чтоб после всех до единого смыла волна разочарования — Джордж танцевал лишь для одного клиента. Джордж танцевал для себя. А потому наслаждается вниманием зрителей так же, как наслаждался бы их бессилием. Эта кучка беспризорных псов при желании не сможет сделать ничего, чтобы их идол смог порадовать их дольше. Подобное чувство опьяняло. Одобрительный гул зала смешивается с музыкой, когда парень нарочито медленно обходит шест по кругу, словно выжидая момент, маняще изгибается и насмешливо кривит кровавые губы, стоит только услышать из зала парочку похабных словечек. Атмосфера заводит, кровь бушует в венах, и Джордж наслаждается всем этим, наслаждается чужим вниманием, наслаждается тем, что никто даже прикоснуться к нему не может без его разрешения, наслаждается выпавшими минутами безграничной власти над толпой. На секунду ему кажется, что мир вместе с музыкой замирает… А после он на какое-то мгновение сталкивается с чужим изучающим взглядом. И Джордж уверен — в этих черных омутах отчетливо плясало необузданное пламя, играли огни Скарлет Хэлл и искрилось самое настоящее возбуждение. Не из-за его тела, нет. Из-за песни, из-за танца, из-за ритма… Парень замирает лишь на секунду, плавно останавливается, пытаясь отыскать обладателя столь вызывающего взгляда. И находит. Незнакомец сидит в компании Карла, Сапнапа и чем-то слегка недовольного Квакити, не отводит от него взгляд даже тогда, когда к ним подходит вызывающе одетая официантка, смотрит, запоминая каждое, даже малейшее, движение. И выглядит так, будто еще мгновение — и он сорвется. Кинется к нему и трахнет прямо на сцене, прямо на публике. Джордж, кажется, улыбается слишком дерзко для этой ситуации. Во взгляде — ни капли страха, лишь странная решительность. Сложно признаться даже себе, но незнакомец… интриговал. И дело было даже не в том, что ему знакома компания всех приятелей Фаунда, нет. Брюнет запрокидывает голову и тихо стонет от переполняющего его наслаждения. В возникшей тишине это звучит подобно выстрелу.Ощущение, будто я тону
А-ах, тону…
Джордж уже не видит, как расширяются чужие зрачки — перед глазами разбушевавшаяся от его откровения толпа и манящие неоновые огни заведения. Парень соблазнительно приседает, не обращает внимание на небольшой дискомфорт из-за огромных стрипов, выгибается и упирается задницей в шест. Руки уверенно хватаются за холодный металл — одна сверху, другая возле паха. Секунда, и вместе с манящим голосом певца, он ловко закидывает ногу на пилон, вдоль собственной руки, изгибается еще сильнее, награждает лишь одного из зрителей насмешливым взглядом и прикусывает измазанную в карминовой помаде нижнюю губу. Знает, насколько соблазнительно выглядит в этот момент, а потому пользуется случаем, обольстительно поднимается и, выждав чертовую минуту, подтягивается вверх, сжимает металл вспотевшими от волнительного удовольствия ладонями. Десятки взглядов обращены на него, но именно сегодня Джордж изменит своим принципам, сделает небольшое одолжение. И станцует для интригующего незнакомца, за секунду покорившего тело и душу. Парень отпускает шест, крутится на нем под мягкий голос To Feet, ловит кайф от каждой секунды на сцене. Вдыхая терпкий запах никотина и дикой вишни… Единственное, чем забита его голова, мыслями о том, как пахнет незнакомец. Духами? Мускусом? Потом? Или, может быть, порохом, если уж жизнь связала этого человека с Сапи-Напи? Гребанный пироман. Джордж спускается единым движением, приоткрывает рот в экстазе, когда резко скатывается вниз и замирает в нескольких сантиметрах от пола, слышит, как одобрительно гудит толпа и едва ли не морщится. Нет, не так… Ему нужно узнать, что он об этом думает. Приоткрывая закрытые глаза, парень ловит чужой взгляд, видит ранее спрятанных в нем демонов и растягивает губы в соблазнительной улыбке. Оказавшись на полу, Джордж больше не прерывает зрительный контакт, смотрит исподлобья, и взгляд этот опасный. Таким смотрят только на потенциальную жертву добрые дяденьки да тетеньки, предлагающие сладкие конфеты в обмен на чужое доверие. Только вот брюнету нечего предложить. Единственное, что он умеет — брать то, что он считал ценным. И сейчас он явно претендует на блестящую и манящую драгоценность. Толпа неохотно расступается, когда Джордж медленно подходит к краю сцены, пытается дотронуться до него, но подоспевшая Минкс мигом обрывает чужие желания. Одно слово — и та выбросит из клуба любого, кто только посмеет к тому приблизится, а потому все тут же обиженно затыкаются, смотрят исподлобья за тем, как их идол покидает сцену ради кого-то другого. Не ради них. Минкс ехидно ухмыляется, кивает довольному и уже явно пьяному Карлу и на секунду встречается взглядом с одним из его ухажеров. Как его там, Алекс, кажется? Что ж, судя по всему, этот мужчина сейчас шкуру с нее сдерет, если та не уберется обратно к барной стойке. Джаста едко хмыкает, смотрит в спину уходящего в сторону вип-зоны приятеля и про себя довольно смеется. Карл, мелкий сученок, знал людей уж слишком хорошо.***
Дрим задыхается, когда этот невероятный парень только-только ступает на задымленную алым маревом сцену. Дрим задыхается, стоит тому одарить толпу своим надменным взглядом, как бы говоря, что, несмотря ни на что, он все равно выше всех в этом заведении, и впервые нахально ухмыльнуться в лицо опешившей женщине. А этот блядский жест… Боже, да он и минуты не выдержит этих издевательств. Чужие хищные взгляды, чужие плавные, но такие чертовски вызывающие движения, чужие губы, алые настолько, словно парень секунду назад обмакнул их в чьей-то крови… Этот незнакомец был подобен самому порочному греху — вел себя он точно так же. Словно он был здесь главным. Словно он был королем всей Скарлет Хэлл. Словно весь блядский мир уже лежал подле его ног. И Дрим сглатывает скопившуюся во рту слюну, ни на секунду не отводит от окрашенного в алый тела восхищенного взгляда, впивается в застывшее в экстазе лицо и считывает каждую эмоцию, проскользнувшую в темных глазах. Сапнап сидит рядом, что-то весело щебечет ему на ухо с довольным Карлом на коленях. Алекс выглядел не менее довольным, угощал последнего виноградом прямо с рук и смеялся каждый раз, как только Якобс шутил насчет открывшегося им представления. Дрим их не слушает, все его внимание всецело принадлежит лишь одному человеку в этом здании. Как там Сапнап говорил его зовут? Джорджи? Гоги? Неважно… Потому что, когда его взгляд встречается с этим блядским прищуром, обладатель которого лишь на секунду замирает перед тем, как наградить его соблазнительной улыбкой, Дрим забывает даже собственное имя. После — хуже. После уже трудно сдерживать рвущего самообладание монстра, выдержка трещит по швам так же стремительно, как и крупицы контроля над ситуацией. Но этот парень… будто специально провоцирует его, будто специально заставляет сорвать последние тормоза. Заставляет подчиниться. И Дрим с радостью идет навстречу. Когда брюнет неспешной походкой подходит ближе — блондин не выдерживает первым. Хватает того за руку, резко дергает на себя, заставляет сесть на собственные колени. На заднем фоне To Feet играет на репите, недовольно о чем-то перешептываются многочисленные зрители и Дрим уверен, что мельком замечает пробегающую мимо Пафф, которая явно видела все, вплоть до этой секунды. Но, черт, как же было попросту насрать на то, что о нем скажут потом, ведь сейчас парень в его руках так соблазнительно прикусывал собственные губы, что сдерживаться больше было попросту невозможно. Чужие тонкие пальцы на плечах чувствовались до одури приятно, вес другого тела впервые ощущался настолько правильно, что Дрим не может стерпеть — собственнически сжимает мягкие, но совершенно не женские, бедра так, что после обязательно останутся синяки. И вместо ожидаемого возмущения он слышит только тихий стон прямо в ухо, когда парень наклоняется к его лицу непозволительно близко. Чужое дыхание опьяняет… А потому Дриму незамедлительно хочется кого-то убить, когда до манящих карминовых губ остаются какие-то жалкие миллиметры, прежде чем их прерывают. Джордж разочарованно выдыхает вместе с блондином, окидывает того растерянным, даже чуть сожалеющем о так и не произошедшем взглядом, чуть приподнимается, чтобы было удобнее посмотреть себе за спину и раздраженно цокает. Один из посетителей, точно какой-то самоубийца, озверело переводил взгляд то на откровенно скучающего, на первый взгляд, Джорджа, то на Дрима, лицо которого за все время чужой пылкой речи так ни разу не дрогнуло. Карл только присвистнул от распирающего его пьяное сознание веселья и уже было бросил тому что-то обидное в ответ, но, как только мужик направляет в его сторону пистолет, тут же затыкается с тихим: «Ой…». Алекс рядом опасно сощуривает глаза, смотрит на смельчака так, будто в любой момент готов будет того разорвать хоть голыми руками. Ярость во взгляде Сапнапа ничем тому не уступала. Джордж же только разочарованно вздыхает — ни у кого из них не было оружия, Пафф любила порядок в своем гнездышке. Только вот… — Какого хуя ты вообще посмел меня прервать? — Джордж шипит это прямо в лицо наглецу, медленно поднимается с чужих колен, чувствует в этот момент примерно то же, если бы у ребенка из рук выхватили конфеты. А потому одаривает смельчака долгим, мрачным взглядом, от которого мурашки бегут не только у других посетителей. Минкс невольно съеживается, становясь свидетелем этой сцены, понимает, что ничего хорошего после подобного ждать не стоит — лицо Джорджа хоть и было беспристрастным, но глаза говорили о многом. И сейчас огонь Скарлет Хэлл в них едва ли не затапливает всю радужку, настолько тот был зол. — Слушай ты, чертовая цепная псина! Я не намерен тратить свое время на то, чтобы смотреть на вас, педиков, и то, что вы вытворяете на публике! Я заплатил эти ебучие деньги для того, чтобы твоя вертлявая жопа крутилась на этом сраном шесте! — Джордж слушает этого мудака практически спокойно. «Практически», потому что одобрительный гам вокруг только подливает масла в огонь, заставляет хрупкое самообладание пойти сеткой трещин, количество которых с каждым другим словом только росло. Последней точкой стал еле слышный из-за всеобщего шума щелчок предохранителя. Черные зрачки на секунду сузились от неверия — неужели этот подонок смеет угрожать ему жизнью единственного друга? — Так что, блядь, даже не думай увиливать от своих прямых обязанностей, иначе твоя жопа будет крутиться на моем чле… Бах! Мужчина неожиданно затыкается на полуслове, замирает, уставившись на Джорджа так, будто впервые того видел, а после его тело неуклюже заваливается вперед, падает перед ногами потрясенной толпы, которая еще даже не успела осознать, что здесь произошло секунду назад. Минкс мрачно отпивает от коктейля большой глоток, краем уха слыша, как за спиной пробегает Сайкуно в попытке успеть в уборную до того, как его бы вырвало. Женщина не говорит ничего, лишь отворачивается к барной стойке и тяжело вздыхает. Нужно было успокоиться. Дрим же смотрит на эту картину с огромным удивлением, медленно переводит взгляд с тяжело дышащего брюнета обратно на мертвое тело с простреленной башкой, после — останавливается на блещущем золотом черном магнуме с выгравированным на нем незамысловатым «404». Блондин пораженно выдыхает, смотрит на не менее ошеломленного произошедшим Сапнапа и чем-то довольного Квакити. В мыслях не укладывалось одно — это и есть тот самый четыреста четвертый, которого пироман так грозился никогда не доводить? Судя по всему, что да, потому как в следующий момент отрезвевший Карл, тут же мягко берет взвинченного брюнета за руку, сжимающую пистолет до белых костяшек, и успокаивающее гладит чужую ладонь большим пальцем, стараясь успокоить не то его, не то себя. Дрим же старается трезво оценить ситуацию. И первое, что он понимает — такие ситуации тут не редкость, раз толпа вместо того, чтобы в ужасе бежать, перепрыгивая через головы друг друга, лишь молча разошлась по другим комнатам под проводом вернувшейся Паффи. И женщина явно была настроена вытрясти из Джорджа душу, если бы не холодный малахитовый взгляд, остановивший ее на полпути. Блондинка тупит взгляд, кивает в ответ молчаливому приказу и уходит в соседнюю комнату. Труп убирают уже через пять минут во время которых их компания едва ли не облепила брюнета со всех сторон. Лишь Квакити все так же весело фыркал в ответ на вопрос о его чересчур хорошем настроении, да Сапнап задумчиво крутил в руках осторожно отобранный у Джорджа пистолет, не понимая, что же так вывело парня из себя. Карл же пытался достучаться до притихшего друга. — Хэй, Джорджи, посмотри на меня, — Якобс понимал, что тому было плевать на сдохшего мужика ровно так же, как если бы на его месте была бы Оливия. Возможно Фаунд был бы даже чуточку счастлив сложившейся ситуацией, но… Парень загадочно молчал. Даже грустным не выглядел, просто мрачно пялился на собственные руки без возможности сказать хоть что-то вразумительное. Лишь спустя некоторое время, наполненное мягкими попытками Карла его растормошить, тихими бормотаниями десятка голосов с соседней комнаты и долгими изучающими, даже чуть нерешительными, взглядами Дрима, Джордж произносит краткое: — Пойду покурю. Якобс сопровождает парня сожалеющим взглядом, а после раздраженно вскидывается, вместе с Дримом награждает уже откровенно ржущего Алекса пылающим от гнева взглядом. — И что это, блядь, было, Алекс? — А ты разве не видишь? — мексиканец театрально утирает несуществующую слезу, смотрит на них обоих с хитрым прищуром и откидывается на спинку кожаного кресла. — Ты о чем вообще… — Боже, Карл, да у него недотрах! От и бесится от того, что какой-то там бродяга испортил ему столь волнительный момент, — Квакити ехидно усмехается, подмигивает фыркнувшему блондину и, словно, не замечая злобного взгляда Якобса, невозмутимо продолжает: — На твоем месте я бы поторопился, Дрим. Если хочешь завоевать сердце этого строптивца — советую сейчас же за ним увязаться. По-другому ему не доходит, поверь.***
Джордж не ожидает, что найдется хоть кто-нибудь смелый, кто бы уплелся за ним следом, стоило только на несколько минут выйти к парковке на вынужденный перекур. Шипя под нос ругательства из-за морозящего ноги асфальта, он совсем не ожидает увидеть в дверном проеме знакомую блондинистую макушку, которая, завидев его в одном из углов, тут же двинется к нему с какой-то жуткой решительностью в глазах. И уж чего он действительно не ожидает, так это то, что через какие-то жалкие секунды его, облаченное в одной лишь короткий топ и шорты, тело перекинут через плечо и уверенным шагом понесут в сторону припаркованных машин. Джордж удивлен. Джордж потрясен. Джордж несомненно тупит, когда начинает дергаться уже после того, как блондин доносит его к машине. Ядовито-зеленый кенигсегг насмешливо отбрасывает алый неон Скарлет Хэлл, и это оказывается последним, что запоминает парень, после того, как его нагло сбрасывают с плеча на переднее пассажирское сидение и с тихим щелчком закрывают дверцу. Джордж без особых надежд несколько раз дергает ручку. Заперто. Как и ожидалось. На языке вертится не одно ругательство, когда блондин приземляет свою задницу на соседнее сидение, но все они плотным комом застревают в горле, стоит тому завести мотор, бросить на него нечитаемый взгляд и коротко произнести: — Пристегнись. Было бы впору возмутиться — Джордж не желал никуда и ни с кем ехать, тем более, если в лице его компании был несостоявшийся любовник, но тот, будто чувствуя недовольство потерпевшего, лишь невозмутимо вжал педаль газу в пол. На первом же повороте Фаунду показалось, словно перед его глазами пронесся весь обрезок его не такой уж и долгой, скучной жизни — блондин держал руль крепко и надежно, создавая призрачную картину полного контроля над ситуацией, но сердце все равно предательски грозилось в любой миг пробить грудную клетку. Джорджа хватает только на нервный смешок. Вжавшись из-за невозможной скорости в сидение, единственное, о чем он может думать, это то, насколько сексуально выглядит парень напротив, когда у него что-то идет не по плану. А у него что-то определенно пошло не так, ведь люди никогда не крадут других людей просто так. Или может… Джордж моргает, пытается выбросить с головы нервную мысль о том, что его сейчас могут буквально везти на расстрел. Ну не может этого быть, на жертв никогда не смотрят взглядом, обещающим вытрахать из тела даже душу. Так почему же тело так предательски дрожит, когда блондин, наконец, резко поворачивает руль в сторону одного из переулков? Почему в горле пересыхает, стоит только мотору мягко заглохнуть? Да, они остались в полной тьме, непонятно в какой части города, в компании явно убийцы, раз тот и слова из-за произошедшего в клубе не проронил, но… Это ведь не повод для беспокойства, так ведь? Джордж осторожно вздыхает, пытается осознать собственные чувства на этот счет. И, к собственному удивлению, ничего, кроме азарта, не ощущает. Какого хрена?.. — Серьезно? Ты у меня это спрашиваешь? — упс, кажется он умудрился задать этот вопрос вслух. — Чувак, ты… — в голове сразу всплывают недавние события, и брюнет вздыхает, понимает, что нужно хотя бы извиниться за тот цирк. Не то, чтобы это было обязательно, но именно сейчас Фаунд понимает, что знатно прокололся. — Ладно, признаю, вспылил. — Ты идиот? — блондин вздыхает, пытается скрыть за напускной серьезностью очевидный смешок. Как оказалось, этот парень умел удивлять не только своей развратностью, но и отличительной прямолинейностью. Будь Дрим на его месте — нашел бы тысячи отмазок, чтобы слинять от ответственности, но никогда бы не сознался в собственной вине. — Чего? — Джордж хмурится, окидывает слегка подсвечиваемое уличными фонарями лицо собеседника вопросительным взглядом. Разглядеть его более детально не получается — практически кромешная тьма слепит глаза, позволяет увидеть лишь очертания. Фаунд на секунду зависает. Единственное, что он запомнил наверняка — невозможные зеленые глаза и густую блондинистую шевелюру. А еще еле заметный шрам поперек веснушчатого носа, который ему удалось рассмотреть еще там, в Скарлет Хэлл, когда из-за ударившего в голову возбуждения атмосфера клуба, казалось, впиталась во все его естество. Если бы в его руках была сигарета — он тут же бы ее сломал от удушающей досады. — Ты буквально на моих глазах прихлопнул лейтенанта главного полицейского департамента, и единственное, что я получаю в ответ, это твой недоуменный взгляд? Господи, ты нечто, — Дрим смеется, откидывается на спинку водительского сидения и ерошит собственные волосы. Джордж же смотрит на чужие действия негодующе, даже с каплей обиды — если бы не тот уродец, они бы сейчас не болтали с его потенциальным любовником о жизни. В планах было целовать того на том сраном диванчике до потери пульса, а после уединиться либо в специально отведенной для этого комнате, либо в личной гримерке. Жаль, что действительность оказалась далека от его наивных мечтаний. Парень раздраженно хмыкает, не замечает, как уголки чужих губ из-за его по-детски капризного поведения слегка приподнимаются. В голове — одни лишь проклятия в сторону тупых полицейских козлов, а потому он пропускает мимо своего внимания то, в какой опасной близости от него оказалось лицо блондина. — Ради всего святого, заткнись и даже не упомин… м-м… — возмутившийся было брюнет только и успевает горько выплюнуть несколько слов в ответ очевидной насмешке, но, когда его нагло затыкают собственническим, голодным до невозможности поцелуем, он теряется. Теряется и уже ничего не может сделать с собственным телом, отреагировавшим на столь стремительные действия блондина сладкой дрожью. Дрим не церемонится. И от этого в груди сплетается тугой ком волнения и какого-то доселе непонятного чувства. Джордж судорожно выдыхает прямо в чужой рот, неистово краснеет, когда в ответ горячий язык жадно мажет его по губам, словно желая оторвать от него кусок кожи. И Фаунд на какую-то секунду пугается, нехотя отпихивает от себя чужое, горячее тело, с каким-то волнением заглядывая в еле различимые из-за тьмы зеленые глаза. Жарко выдыхает: — Твою мать, какого черта ты творишь? — Как же меня достал твой болтливый язык, ты бы только знал, — Дрим смеется с чужой нерешительности. А ведь в клубе брюнет был совсем другим: так призывно вилять задницей и бедрами не сможет, наверное, никто из того заведения, так дерзко ухмыляться, зная о своей безнаказанности, позволено лишь ему одному. Так завестись можно только из-за его блядского взгляда, в котором плескался не жар — настоящее кровавое необузданное пламя. Блондин целует того еще раз, на этот раз в линию подбородка, жадно припадает к тонкой коже губами и едва ли сдерживается от дикого желания запятнать непорочную кожу. Громкий вздох сверху лишь подстегивает, и когда чужие, холодные руки с не меньшей пылкостью забираются ему под водолазку, Дрим едва ли не мурчит от удовольствия. — Тут? Не боишься запятнать свою крошку? — Джордж старается успокоиться — чужая настойчивость не пугает, даже в какой-то мере интригует, заставляет волну необузданного пламени возбуждения накрыть с головой. Но чувство, словно что-то все равно было не так все никак его не покидало. — Заткнись и наслаждайся, дорогуша, — блондин тут же хватает вскрикнувшего Фаунда и ловко перетаскивает к себе на колени, дергает того свободной рукой за черный ошейник и затыкает чужое волнение очередным жгучим поцелуем. Сжимает чужие бедра, как тогда. Как в сраном клубе до того, как минуты их единения нагло прервали. Голову грела лишь мысль, что тот чувак больше не сможет им помешать, и от понимания этого самодовольная улыбка мимолетно проскальзывает на губах. Руки брюнета невольно зарываются в чужие волосы, осторожно перебирают мягкие светлые пряди, пока чужие ладони по-хозяйски оглаживали его ягодицы через тонкую латексную ткань. Джорджа ведет уже лишь от одного понимания чем и где они занимаются, поэтому он не сдерживается, целует довольного блондина более напористо, кусает того за нижнюю губу из-за чего его притягивают к горячему телу еще ближе. Теснее. Так, как надо. Так, как правильно. Парень не сдерживает громкого вздоха, когда Дрим, словно в отместку, больно кусает его в плечо, прямо через тонкую черную ткань, после — чуть выше. Оставляет багровые отметины даже там, где скрыть их будет труднее всего, не скупится на жадные укусы, и Джордж с каким-то невозможным восхищением чувствует, как по коже вниз медленно стекают алые кровавые бусинки, тут же собственнически слизанные горячим шершавым языком. — Никогда еще не трахался в чьей-то тачке, — Джордж томно выдыхает пропахший бензином и дорогими духами воздух в чужой рот, когда резко склоняется к лицу блондина, дерзко скалит зубы в полуулыбке и соблазнительно прикрывает глаза, смотрит лишь на него, лишь на Дрима. И тот шумно сглатывает. Брюнет начинает действовать более решительно, соблазнительно выгибаясь навстречу каждому прикосновению, льнет к ладоням, словно большой довольный кот. Жмурится он так же довольно, стоит горячей ладони крепко сжать темные волосы на затылке, чуть потянуть, осторожно погладить — невесомо, практически самими кончиками пальцев. И снова сжать. На этот раз так, что сдержать невольный вскрик становится невозможно. — Волнуешься? — Дрим вновь жадно слизывает с белоснежной шеи выступившие бисеринки пота вперемешку с чужой кровью, довольно скалится из-за чужой реакции и позволяет себе чуточку больше — не встречая никакого сопротивления со стороны чувствительного парня, он оставляет алеющую с каждой секундой россыпь мелких засосов. Пальцы сами тянутся к краям свободного топа, цепляются за тонкую ткань и требовательно тянут вверх. — Шутишь? — Джордж кусает напоследок чужие, припухшие от его жадности губы, подчиняется действиям блондина, позволяет тому стянуть с тела верхнюю одежду, что чувствовалась в столь волнительным момент подобно второй коже, за что тут же вознаграждается пылким поцелуем-укусом чуть ниже левого соска. Парень стонет, прикусывает щеку изнутри из-за переполняющих тело ощущений, смотрит на измазанные в его же помаде губы Дрима. Нетерпеливо трется пару раз о чужой стояк, который, кажется, твердеет от его нехитрых манипуляций лишь сильнее, соблазнительно шипит: — Я готов отсосать тебе прямо здесь и сейчас если после ты не выкинешь меня из салона с голой задницей. — Мечтай, — Дрим едва ли не рычит, дразнящее просовывает ладонь под чужие шорты — только наполовину — и Джордж шумно сглатывает, неспособный сдержать пробежавшую по телу предвкушающую дрожь. — Твоя задница мне еще пригодится. — Какие громкие слова, — брюнет кидает на него насмешливый взгляд из-под крашенных ресниц, склоняется ближе — еще ближе — практически касается загорелой шеи алыми губами. Дрим лишь чувствует напоследок чужой горячий выдох, ощущает легкий чмок в покрывшуюся испариной кожу… А после не обнаруживает за спиной привычной опоры — та резко съезжает назад, и блондин теряется, падает на мягкую спинку водительского сидения, с каким-то невозможным чувством в глазах наблюдая за дальнейшими действиями неожиданно осмелевшего парня. Взгляд сверху — хитрый, жадный до безумия, блещущий в тусклом свете мигающего фонарного столба на другой стороне улицы — приковывает к месту, заставляет подчиниться и не рыпаться. Бога ради, Дрим и не пытается. Лишь шумно втягивает пропахший никотином и потом воздух, когда чужая, маленькая ладонь шустро справляется с незамысловатым ремнем и ныряет под резинку боксеров. Блондин судорожно вздыхает, с тихим стоном откидывает голову назад, зарываясь в собственные волосы левой рукой — Фаунд прикусывает нижнюю губу от такой картины, томно прикрывает глаза. И смотрит. Так по-блядски развратно смотрит, что Дрим не может сдержать парочку крепких ругательств. А Джордж, кажется, совсем не удивлен: хрипло хихикает из-за реакции человека, вздрагивающего даже от малейшего касания к слегка оголившемуся торсу. Привыкший к полутьме взгляд цепляется за еле заметную дорожку светлых коротких волос, уходящую под резинку мокрых из-за выделяющейся смазки трусов, и Джордж сглатывает скопившуюся во рту вязкую слюну. Неспешно задирая мешающую прикосновениям зеленую толстовку, парень неторопливо водит ладонью по чужому крепко стоящему члену, наслаждается дрожью такого податливого тела под ним, жарко припадает к инстинктивно втянувшемуся загорелому животу, оставляя пару алеющих меток-укусов. — Что такое, милый, язык проглотил? — брюнет смотрит на чужие подергивающиеся ресницы, растягивает губы в хитрой улыбке — помада уже давно слегка размазалась по левому уголку, но Джордж не обращал на небольшое неудобство совершенно никакого внимания. Глаза блондина — чуть приоткрытые — довольно жмурятся при каждом сладостном, уверенном движении чужой ладони на собственном члене, наблюдают снизу-вверх за каждым его движением. Джордж ехидно усмехается тому прямо в лицо, когда склоняется к маняще приоткрытым губам и ловит несколько тяжелых вздохов. После, резко спускается ниже, проводит черными ногтями по загорелому торсу, оставляет саднящие красные полосы. В следующую секунду Дрим широко распахивает глаза, слегка приподнимается на дрожащих локтях и кидает темный взгляд вниз, туда, где капкан чужих пальцев сменился невыносимой жаркой влагой. Джордж не смотрит в ответ, сосредоточившись на необычных ощущениях и солоноватом вкусе блондина, а потому последний едва ли не стонет от непонятного разочарования. — Срань господняя… — Дрим шипит, хватается за ручку дверцы и нехотя садится в кресле, наблюдая за развернувшейся картиной с непонятной эмоцией в глазах. Джордж лишь мельком кидает на него томный, полный похоти и желания взгляд, тихо хмыкая прямо так, не размыкая алых губ, что так приятно — правильно — обхватывали внушительный член, и блондин стонет от небольшой вибрации, приоткрывая рот в немом вздохе, когда брюнет пропускает орган глубже. После — немного отстраняется, втягивает щеки и насаживается опять. Дрим сцепляет зубы из-за издевательски медленного темпа, который брюнет задал словно бы в насмешку над его чувствительностью. А потому надолго его не хватает. Блондин хватает Джорджа за волосы, не слишком заботясь об его удобстве, дергает того на себя и совершенно не обращает никакого внимания на чужое возмущенное шипение. — Долго еще со мной будешь играться, паршивец? — Я буду капать тебе на мозг вплоть до того момента, пока ты, наконец, не трахнешь меня, дорогой, — весь прежний пыл как рукой сдувает, когда чужая рука резко толкает его на руль, из-за чего спина тут же отдается глухой болью от удара об почему-то неожиданно твердую поверхность. Шорты в одно мгновение оказываются в совершенно другой части салона, и Джордж моргает, не понимает, где в этом скромнике взялась хотя бы капля той решительности и животной похоти, что горели в малахитовых глазах сейчас так необычайно ярко. Подумать ему об этом не дают, тут же выбивают все лишние мысли из головы, вновь дергая на себя и затыкая поднимающуюся волну раздражения жгучим поцелуем — практически укусом. А еще Джордж, с каким-то странным удовлетворением замечает, что кресло вновь возвращено в исходное положение. Какой, оказывается, ловкий засранец. Дрим смотрит на него лишь секунду, наслаждается видом тяжело дышащего брюнета сполна, после — освобождается от лишней верхней одежды. Джордж усмехается, царапает чужие соски под протяжное шипение снизу, оставляет несколько кровоточащих следов на плечах и ключицах. Поэтому неожиданное прикосновение сзади пугает, заставляет подскочить на чужих коленях и посмотреть на откровенно веселящегося блондина с толикой возмущения. — Сука, ты всегда с собой смазку носишь, извращенец? — Джордж ломано стонет и упирается лбом в загорелое плечо, когда смазанный холодным лубрикантом палец, изучающе покружив вокруг, мягко входит внутрь, массирует инстинктивно сжимающиеся гладкие стенки и толкается дальше. Парень дергается от непривычных, слишком острых поспешных движений Дрима, несдержанно стонет в чужой рот, пытаясь заглушить собственный голос — практически сразу блондин находит простату и, точно в отместку за прежние издевки, неторопливо обводит небольшой бугорок по кругу, доводит бледное тело до иступленной дрожи. Брюнет слабо хватается за крепкие плечи, когда к первому пальцу Дрим приставляет второй. — Только по особым случаям, — блондин хрипло смеется ему в ухо — видно, что тоже на взводе. Только вот, сученок, сдерживал себя, как мог. И от этого нетерпение необузданным пожаром клокотало где-то в груди. — У тебя такой смешной акцент. — Издеваешься? — Еще как, — Дрим наблюдает за чужой реакцией, когда, через некоторое время, осторожно вводит внутрь недовольного его медлительностью брюнета три пальца. Джордж же задыхается. Как бы странно не звучало, но боли, как таковой, он не чувствовал. Лишь удушающее, растущее с каждым чужим движением возбуждение. Дрим же медлил, не жалел ни его тело, ни чувства, которых в какой-то момент становится слишком много, растягивает неспешно и явно ловит от этого какой-то ненормальный кайф. Джорджу хватает короткого мутного взгляда на поддетое удовольствием лицо снизу, чтобы понять, что блондин все это время наблюдал за процессом подготовки. И это вызывает настолько неожиданную волну смущения, что парень теряется, не знает куда деть пылающие щеки, а потому утыкается носом куда-то в загорелую шею, судорожно выдыхая горячий воздух. Чужая медлительность злила, поднимала в груди успокоившуюся было волну раздражения. Она же заставляла его жалобно скулить от невозможности что-либо сделать, заставляла дрожащие конечности хвататься за загорелые плечи в попытке найти хоть малейшую опору. Дрим усмехается ему в грудь, прикусывает припухший сосок, после чего жадно мажет языком по затвердевшей плоти, с пошлым хлюпаньем вынимает пальцы и крепче хватается за чужие дрожащие бедра, собственнически придвигая ближе. Джордж неосознанно стонет, тянется к жгучим прикосновениям, когда те неожиданно пропадают. Череда головокружительных поцелуев опьяняла, сбивала в кашу бессвязные мысли… А потому, когда в него резко толкаются, практически сразу находя нужный угол — брюнет дергается в окольцевавших его тело руках, раскрывает рот в немом крике, цепляется непослушными пальцами в чужие ладони, сжимающие кожу до синяков. Голова больно ударяется об крышу кенигсегга, но едва ли он сейчас бы обратил на это внимание — сознание горит, плавится от жадных и таких до одури невозможных движений внутри него, вспыхивает кровавыми вспышками перед глазами. Дрим не останавливается — видит, как Джорджа ведет от его прикосновений — потому за первым толчком сразу следует второй, более сильный, резкий. Такой, что брюнет не может сдержать жалобный стон, дергается в его руках, но на то, чтобы сбежать от чужой жадности, сил не хватает. Да и вряд ли они вообще у него остались. Парень лишь жалобно скулит, когда его хватают за волосы и с силой притягивают к себе для голодного, практически животного поцелуя, когда по очереди больно кусают обе припухшие губы, вконец размазывая карминовую помаду по собственным. Джордж в ответ мутно смотрит на растянувшуюся между ними красноватую ниточку слюны, слизывает ее другой конец с чужого рта и кусается не менее болезненно — кровавый след от зубов на его шее не сойдет, наверное, даже за неделю. Металлический привкус сбивал с толку, заставлял огонь в груди гореть сильнее с каждым последующим толчком. И, в какой-то момент, Джордж понимает, что выстоять против такого напора он не в силах — Дрим был неутомим, невозмутимым к чужим бессвязным мольбам и просьбам немного сбавить обороты. До этого управление ситуацией было в его руках. Сейчас же — в крепких ладонях блондина, который смотрел так пронзительно и опасно, что брюнет невольно сглатывает собственную кровавую слюну. Ему, несомненно, нравилось чувствовать подобный контроль над собой, нравилось ощущать грубые толчки внутри, нравилось, как его собственнически прижимали к горячему торсу, запускали руку в волосы и сжимали до белых мушек перед глазами, нравился этот неистовый голод в малахитовых глазах. Когда толчки с размеренных становятся более грубыми, резкими настолько, что от каждого последующего движения блондина спина все чаще и чаще касалась низкой крыши, Джордж кусается более ощутимо, словно желая заклеймить, пометить только свое и ничье больше. Дрим в ответ практически рычит, жгучими поцелуями припадает к чужой груди, одной рукой жадно сжимает задницу брюнета и пальцами дразнящее проходит по растянутой его членом промежности. Другая же рука ненавязчиво скользит вниз, касается твердого органа Джорджа, и последний от действий блондина судорожно стонет, дергается, когда шершавый палец с нажимом мажет по головке. Касаний слишком много. Они просто… слишком. Слишком сильные и непонятные. Слишком жадные и собственнические. Но грань грубости и аккуратности настолько переплетена, что на секунду Джорджу кажется… …господи… — последняя адекватная мысль в голове. А после перед глазами пляшут огни, светящиеся наверняка ярче огней Скарлет Хэлл, взрывается невозможным удовольствием засевший в животе комок напряжения — чувства все никак не могли успокоиться, бушевали и грозились выйти вместе с невольными слезами наслаждения. После собственных действий не было и крупицы хваленого всеми спокойствия вместе со стыдом из-за произошедшего. Пока он тонул в малахитовом огне чужих глаз, он их и не увидит.***
Сигарета между пальцев чувствовалась настолько правильно и привычно, что Джордж с наслаждением прикрывает глаза, легонько сжимает фильтр и, с небольшой задержкой, выпускает горький дым изо рта. Белое облачко тут же растворяется в порыве сильного ветра, и парень содрогается, пытается как можно сильнее сжаться и спрятаться за приоткрытой дверцей кенигсегга, чтобы сохранить хотя бы какие-то крупицы тепла. С места, к которому его против воли отвезли уже после жаркого знакомства, открывался потрясающий вид на гниющий город — Мэнбург был по-своему красив, если не знать о нем совершенно ничего. Он даже не вздыхает, когда вдалеке (в очередной раз, кстати) раздается довольно громкий взрыв, а после — долгая трель выстрелов и хлопков. Дрим такой романтик. На плечи падает слишком большая для него черная куртка, укрывает едва ни с головой и прячет от холода продрогшие конечности. Джордж даже не смотрит на стоящего рядом блондина, кутается в теплую одежду, все еще сохранившую жар чужого тела и довольно вздыхает. Сегодня определенно хороший день. — Зажигалки не найдется? — брюнет наконец-то удостаивает Дрима взглядом, замечает горящие в малахитовых глазах веселые искорки и танцующий на загорелых щеках румянец. Блондин выглядел довольным. Джордж фыркает, не сдерживает довольной улыбки — кожа все еще помнила чужие жадные прикосновения, все еще горела в тех местах, где его хотя бы мимолетно касались. Чуть зажившие укусы и густая россыпь бордовых засосов грела не только тело, но и мысли. — Конечно, — когда рука протягивает нужную вещь, отображающую еле заметные блики из-за взрывающейся на горизонте высотки, Дрим усмехается, касается его ладони кончиками пальцев и резко наклоняется вперед, навстречу размазанному на губах кармину. А Джордж и не против, с жаром отвечая на очередной поцелуй. И пусть губы уже болели от голодных укусов. Пусть за их спинами горел умирающий город. Джордж тонул.