***
Она скрипит зубами, когда болезненно-сладкий тон голоса Татьи эхом разносится по столовой. Сжатие вилки в руке было скорее инстинктивным, как и желание пробежать через всё помещение и воткнуть эту же вилку в руку брюнетки. Она была здесь уже 6 месяцев по глупосформированному обвинению за мелкую кражу (она была голодна, окей?). И ее не будет здесь ещё следующие шесть месяцев, если она сможет вести себя хорошо. Но, конечно, Татия Петрова взяла на себя задачу превратить ее жизнь в ад с тех пор, как приехала. Тюремная иерархия была сложной, и обычно новые заключенные, или «зеленые», как их чаще называют, очень быстро учатся тому, чтобы не говорить открыто, и уважать тех, кто находится здесь дольше них. Татия Петрова же не следовала этим правилам и каким-то образом сумела очаровать всех, тем самым проделав себе путь на самый верх, создав настоящую команду лоялистов, которых она любила направлять против нее. — Успокойся, девочка. Заколоть мою кузину-суку вилкой не решит ни одной из твоих проблем, — подмечает Катерина Петрова, садясь на место напротив нее. Катерина точно была ниспослана ей Богом, не говоря уже о том, что она была единственным человеком здесь, которого нельзя было злить. Она сидит за убийство мужчины, напавшего на нее и, если повезёт, она выходит в то же время, что и Кэролайн, если будет хорошо себя вести. Ходили слухи, что Катерина была из ЦРУ, и многие не понимали, что она здесь делает. — Как ты это делаешь? — смиренно спрашивает она Катерину. Катерина просто подмигивает в ответ. — Это написано на твоём лице. Нам нужно поработать над тем, чтобы ты научилась скрывать свои эмоции. Но хватит об этом, вы видели новую конфетку для глаз? Он вон там, если хочешь посмотреть. Она делает это незаметно, вытянув руки над головой, прежде чем повернуть верхнюю часть тела, позволяя глазам обвести комнату, пока ее взгляд останавливается на охраннике, которого она никогда раньше не видела. Оу, а он неплох. Светлые волосы песочного цвета завивались у висков, глаза были ярко-голубыми, а губы были абсолютно непристойными. Он лениво оглядывал комнату, когда его взгляд внезапно остановился на ее, его губы растянулись в чем-то похожем на улыбку. Она симулирует легкую скуку, позволяя своему пристальному взгляду осматривать комнату, прежде чем снова повернуться к Катерине, потому что она также видела, как его форма облегает его плечи и грудь, намекая на мощь и силу. Она приподнимает бровь, когда Катерина гортанно хихикает. — Никлаус Майклсон. Из Британии. Переехал вместе с братьями и сёстрами. А ещё он рисует как в мечтах, — буквально простонала она эти слова. — В общем, полный пакет. Понятно.***
Катерина зашнуровывает кроссовки и охранник, стоящий рядом, по понятным причинам выглядит немного нервным. Был тот памятный случай, когда Катерина пригрозила задушить Елену Гилберт до смерти, если она сделает ей хоть ххеще одно ехидное замечание. По какой-то причине надзирателю это показалось скорее забавным, чем тревожным, так что Катерине разрешили надевать кроссовки во дворе для прогулок, чтобы делать пробежку. — Боже, ты такая скучная. Ты серьезно снова читаешь? Не боишься сломать ноготь? Она фыркает на вопрос Катерины, приподняв бровь, глядя на неё. — Я тебя умоляю. Какой смысл потеть, если не из-за секса? Катерина заливается смехом и заканчивает шнуровку обуви. — Вот почему ты моя любимица, Форбс. Никогда не меняйся, дорогая. Блондинка отступает к столу для пикника со своей книгой, усаживаясь на стол, а не на скамейку. Двор для прогулок довольно тихий, большинство из них предпочитают оставаться внутри в течение этого времени, плетя интриги друг с другом, как и Татия Петрова. — Интересный выбор, — голос с акцентом раздается позади нее, когда она внезапно оборачивается. Новый охранник, Никлаус Майклсон стоит неподалеку, засунув руки в карманы, и смотрит через двор. На них смотрят отовсюду, не говоря уже об остальных охранниках, патрулирующих забор, и о системе камер наблюдения. Она впечатлена тем, насколько незаметно то, что он разговаривает с ней. Охранники не должны разговаривать напрямую с заключенными, если они не дают им инструкции или команды. — Моя любимая, — мягко отвечает она, едва шевеля губами, оглядывая потрепанные страницы книги. — Следствием этого является то, что я всегда вижу людей в их лучших и худших проявлениях, — шутит он с быстрой улыбкой. — Я вижу их уродливость и красоту, и мне интересно, как два этих качества могут уложиться в одном, — заканчивает она цитату. Одну из своих любимых. — Я прочитал твое дело, почему ты здесь? — с любопытством спрашивает он, снова оглядывая прогулочную площадку. — Потому что система правосудия — чушь собачья, а человек, у которого я украла был мэром моего города. — А почему ты украла? — Потому, что мне больше некуда было идти. Некуда позвонить. — Мне жаль, — извиняется он, она закрывает книгу и встает. — Я захожу. И мне не нужна твоя жалость. Он жестом показывает ей, чтобы она шла спереди, шагая за ней. Как только они достигают двери, он нежно тянет ее за руку, поворачивая к себе лицом. — Я не жалел тебя. Я просто пытался понять. Не позволяй им заглушить твой свет, — говорит он, кивая головой в сторону тюрьмы. Она просто многозначительно смотрит на его руку, пока он не отпускает ее и не делает шаг назад, а затем расправляет плечи, прежде чем вернуться в общие зоны. Осталось шесть месяцев