герой

Сацуки не слышит за стуком собственного сердца ни единой мысли и в конце концов голова полностью опустошается – думать он перестаёт. Человека, материализовавшегося за его спиной, узнать так же легко, как на голодный желудок схомячить миску рамена. Даже оборачиваться необязательно: с первой же секунды «нападения» ни один из защитных рефлексов Сацуки не сработал. Приятный аромат духов в диком танце заплясал вокруг, обволакивая, кружа до привидевшихся звёздочек в глазах. Знакомые наманикюренные руки, за талию прижавшие к себе, не принимая особых усилий заставили перестать дышать, как если бы Сацуки находился не на улице на твёрдом асфальте и с полным доступом к кислороду, а под водой. Стоит немного придти в себя и начнёт хлопать губами, прямо как рыба. — Са-цу-ки-кун, — голосом, сквозь который слышится неприкрытая игривость, Анн особенно выделил окончание и прижался щекой к уху с немалым количеством поблёскивающего золотого пирсинга. Цвет лица явно приблизился к цвету его красной толстовки – Сацуки еле удержался, чтобы не издать какой-нибудь странный и громкий звук, словно на ладони показавший бы уровень его смущения. — Так внезапно похолодало! Не против, если я погреюсь.. с твоей помощью? — А-э?! Т-тебе холодно?! Может, тогда не стоит гулять?? Очаровательный смех раздался прямо у его уха, заставил тяжело сглотнуть. Однако уголки губ непроизвольно дёрнулись вверх и никакими усилиями бы не остались на месте. Простецкое правило: Анн смеётся – Сацуки улыбается. — Нет, всё в порядке. Спасибо, что поделился теплом. — И-и-ы... Как бы ему ни хотелось быть крутым или хотя бы чувствовать себя таковым, вести себя смелее, в этих руках Сацуки обмякает и становится неловкой малолеткой, у которой внутри кипит вулкан с раскалённой лавой, вот-вот готовый взорваться; чтобы потом чувствовать себя кислым мандарином, так как опять не смог повести себя уверенным в себе и своих чувствах мужчиной. Нахмурившись, Сацуки наконец развернулся. Взгляд его упёрся и застрял на короткой кожаной юбке, и с каждой проходящей секундой становился всё тупее. Анн с улыбкой склонил голову к плечу. — Что такое, Саччан? С огромным трудом не изменившись в лице, Сацуки только сильнее свёл брови. Молча стянув с себя толстовку, он завязал её вокруг чужих бёдер, со всей несвойственной ему аккуратностью связав рукава в самый обычный узел. — Заболеешь же... А я вот, кстати, редко болею! Так что тебе это больше пригодится! Сацуки кивнул сам себе с умной физиономией, гордясь своим поступком. В нём действительно много заботы и самоотверженности, и ему теперь есть куда растрачивать всё это добро в полной мере и абсолютно открыто, отчаянно пытаясь показать искренность и ту любовь, которую он в – всем известном – секрете хранил в себе до этих пор. Тронутый этим очевидным горделивым видом, Анн прижал обе ладони к его тёплым щекам, ощущая, как они становятся ещё горячее, будто грелка. Он притянул Сацуки к себе и нежно коснулся губами его губ – кажется, что он весь как обогреватель и даже от простого его нахождения рядом взаправду возможно согреться, а если касаться – то в подобную погоду оторваться от излучающего тепловую энергию дурачка станет весьма затруднительно. И как только удаётся оставаться таким, вдобавок ко всему прочему лишившись последней не тонкой одежды с длинными рукавами? Из-за того, насколько до глупого это романтично, Анн не постарается вернуть вещь владельцу, по собственному желанию оказавшемуся в одной футболке. Не скажет, что маленькое самопожертвование Сацуки его не спасёт и останутся они в одинаково холодном положении по двойной необдуманности. И потому предложит компромиссное решение пойти в какое-нибудь заведение, дабы один не расстраивался, что ничего полезного не сделал, а второй не беспокоился, что они оба в результате будут стучать зубами от неслабых порывов морозного ветра. Анн вовсе не против того, чтобы Сацуки считал себя его героем. Ведь в какой-то степени это даже правда.