Когда тепло даже в мороз

По всему дому мягким покрывалом разошлась безмятежная тишина: ни возгласов, ни заговорщеского шепотка, ни полных энтузиазма речей, ни споров,– только лишь очаг деловито потрескивает, да слышится, как мерно стучит нож, от чего кухня наполнилась свежим запахом овощей. – Микаса, у тебя хорошо получается, – похвалила Карла. – Если хотите, я могу и мясо разделать. Я умею, – благодарно отозвалась черноволосая девочка. – Нет, в этот раз мясо попалось жесткое и жилистое, тебе будет тяжело. Да ты и так мне очень помогаешь, – ласково улыбнулась женщина и тяжело вздохнула, – Эх, ты б только знала, как мне не хватало такой помощницы как ты! С мальчишками всегда столько забот! Я ведь одна, а их, вон, двое, – в который раз пожаловалась на свою долю она. Ладно, Эрен, но маленькую Микасу удивляло то, что о взрослом докторе Йегере женщина отзывалась, как о проблемном мальчишке. Хотя, не ей же, Микасе, судить, ведь она почти не общалась с мужчиной: тот был человеком занятым в силу своей профессии, а она все свое время проводила либо играя и приглядывая за новоиспеченным братом, либо помогая мачехе по дому. – Ой, Микаса, я совсем забыла. Не могла бы ты перебрать крупу? – опомнилась женщина, очищая мясо от пленок, которые так не любил ее муж. – В холщовом мешке справа? – уточнила девочка и, получив утвердительный ответ, быстро принялась за работу. Ей всегда было стыдно и неловко быть в чужой семье иждивенкой и потому она, как могла, старалась отплатить Йегерям за их доброту. В число любимых обязанностей Микасы быстро вошла забота о, словно ищущем везде проблем, Эрене и разного рода помощь Карле. Хоть эта женщина и не была ни в чем похожа на родную мать девочки, почему-то вызывала сильную симпатию и еще какие-то теплые чувства. Да и как было не испытывать симпатии к той, что приняла тебя как родную дочь? Покончив, наконец, с очисткой мяса, женщина подошла к очагу, где в котле уже закипела вода, по пути бросив взгляд на трудящуюся за столом девочку. – Ты так аккуратно все делаешь! Из тебя наверняка выйдет превосходная жена, – на ходу похвалила Микасу Карла. Женщина прекрасно знала, что даже собаке приятно, когда ее хвалят, не говоря уж о маленькой девочке, пережившей такой ужас. Хотелось хоть добрым словом сделать малютке приятное, да и та действительно была очень способной и делала все на славу. О такой дочери Карла всегда и мечтала. При слове «жена», девочку почему-то охватило легкое беспокойство. Снова вспомнилась прежняя жизнь, ласковый голос матери и то, как она хвалила и как беззаботно говорила Микасе о ее собственных детях и семье в будущем… Девочка как-то по-взрослому тяжело вздохнула и на секунду прикрыла глаза, в очередной раз откладывая еще свежие воспоминания в самый отдаленный уголок своей головки. Она уже решила, для себя, что не будет топтаться на месте. И у нее все еще есть семья. И будет. Но… как будет? Серые глаза распахнулись и внимательно посмотрели на женщину, которая уже возилась с картофелем, измельчая его в пюре. – Тетя, а как вы встретили своего мужа? – поинтересовалась девочка. – Как встретила, спрашиваешь…, – Карла немного рассеяно глянула на свою падчерицу – обычно она никогда не спрашивала ни о чем личном, только лишь о том, не надо ли ей чего сделать. Микаса кивнула, глядя прямо своими большими детскими, но всегда немного пустынно-печальными глазами, ожидая ответа. Карла лишь невесомо улыбнулась одними уголками губ и задумчиво вперилась взглядом в окно, за которым мерцающей стружкой самоцветов с жемчужно-серого неба бесшумно падал снег. – Когда мы впервые встретились, так же шел снег, – собравшись с мыслями, а вернее попросту отдавшись ностальгии, заговорила женщина, – В тот день мороз разыгрался, я хорошо помню. Весь мир окрасился в белый цвет: крыши домов, припорошенные снегом; причудливо извившиеся ветви нагих деревьев, что словно закутались в пушистую мантию; чьи-то не убранные дворы и переводящие дух поля; дороги, на которых витиеватыми узором ползли следы от колес телег и чьих-то ног; улицы, которые, несмотря на холод, ломились от люда, как и всегда. Из трубы каждого дома в мирно распластавшееся в вышине небо степенно поднимались, пританцовывая, ленты серого дыма, а на каждом окне нежная зима заботливо оставила свой автограф. Несмотря на сладко зазывающую лень, пришедшую с холодами, суетливый ход жизни не остановился – лишь стал более легким и плавным. А ребятня, что в холод, что в зной, веселилась: то и дело возилась в снегу, устраивала град из снежков, лепила снежных зверушек, людей и других непонятных монстриков. Особенной популярностью пользовалась кем-то отлитая ледяная горка. Каждый лез на горку, кто с чем, а потом, усевшись на свое сидение, скатывался, кувыркаясь, визжа и смеясь. Вот на вершину взобралась боевая девочка лет четырнадцати-пятнадцати на вид. Растолкав вредничающих мальчишек, она встала, уперев руки в бока, и зло поглядела на поддразнивающих ее ребят. Сейчас она им покажет класс! Растопырив руки и ноги, пытаясь удержать равновесие, бойкая брюнетка с пылким задором, мерцающим в медовых глазах, покатилась вниз, стоя. Первое время удавалось держаться, но тело едва могло что-то сделать со скользью льда, и уже на середине самоуверенная фигурка, смешно подскочив и чертыхнувшись, полетела вниз, исполняя невообразимые пируэты, сопровождая все громким криком. Казалось, если б не дерево, обросшее со всех сторон воротом снега, то девчушка так бы катилась и катилась, до самой стены. Резко врезавшись в небольшой сугроб, а затем и в ствол кривящегося дерева, она разом свалила с ветвей весь снег. Себе на голову. Белые пушинки запутались в черной косе, колющим комом залезли за шиворот, быстро тая от малейшего соприкосновения со смугловатой кожей. Промокшая одежда в миг перестала согревать – кажется лишь сильнее подмораживала на пару с беззаботным ветерком, что гонял сверкающую пыль. Кроме щиплющегося холода и саднящих ссадин и ушибов неудобство приносило лишь пострадавшее от заливистого смеха ребятни самолюбие. От смущения и обиды к глазам брюнетки невольно подступили слезы, которые та едва успела смахнуть, когда к ней подошел долговязый паренек в очках и молча подал руку. Снег все шел без остановки, подгоняемый ветром, но девушке было тепло идти вместе с забавным в своей внешней серьезности шатеном, кутаясь в нагретое чужим телом пальто. Микаса, которая на протяжении всего рассказа женщины продолжала перебирать крупу, отсыпала последнюю очищенную горстку в мешочек и перевела взгляд на мачеху – в ее глазах девочка узнала пылкий огонек глаз своего сводного братца. – В такой холод отдал свое пальто, представляешь? – будто разбрызгивая сладкие фруктовые льдинки, засмеялась Карла. Успокоившись, женщина загадочно улыбнулась своим мыслям, – Тогда я еще не понимала, что значит чувство, когда тебе тепло даже в мороз. Тепло? – подумала про себя Микаса, невольно коснувшись худенькими пальчиками бордового шарфа, заботливо греющего шею. Спокойно переливающийся поток мыслей женщины и девочки нарушила неожиданно распахнувшаяся дверь из который пахнуло колкой свежестью зимы. – О, вот и наши мальчики вернулись, – с каким-то юношеским задором и медовой лаской женщина подмигнула своей маленькой собеседнице. И действительно, не прошло и мгновения, как послышалось привычное для Карлы и почти ставшее за три месяца привычным для Микасы «Мы вернулись». Небольшая комната, наполненная манящими запахами свежего хлеба и томящегося в котле мясного супа, залилась негромким смехом женщины и всегда такой молчаливой девочки, оставляя двух пришельцев в легком недоумении. – Чего это они? – непонимающе уставился на отца раскрасневшийся от мороза мальчик. – Не спрашивай, Эрен. Женщин так просто не понять, – спокойно ответил Григорий.