Моцарт, манекены и панические атаки

Стэнли Гимбл по-настоящему любил свою работу. Его маленькая частная клиника и по совместительству гордость всей его жизни — «Gimble`s Prosthesis» — работала не до пяти или шести вечера, как другие, шарлатанские конторы, а открывалась в любое угодное клиентам время суток. Даже если таковые изъявляли желание прийти практически ночью. Именно поэтому в данный момент, когда настенные часы в виде анатомически точно исполненного сердца (делались на заказ, Гимбл ждал их почти месяц) показывали половину одиннадцатого вечера, он был в приемной не один. — Я Сейдж, которая вчера звонила по поводу моделинга, — представилась клиентка, после чего надула огромный пузырь из розовой жвачки, оглушительно его лопнула и дружелюбно улыбнулась. — Хочу работать у вас моделью. Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу, словно Шэрон Стоун в ремейке «Основного инстинкта» — правда, к счастью, на этой девице были хотя бы обтягивающие кожаные штаны. Блестящий топик, волосы цвета темной малины и стучащие друг о друга нитки искусственного жемчуга на шее; Гимбл внутренне вздохнул, осмотрев всю экспозицию. Он не доверил бы этой девке даже подержать ему щипцы. — Это не компания «Виктория Сикрет», — как можно более вежливо сказал он. — У нас серьезная тема. Моя клиника дарит людям надежду на новую, лишенную барьеров жизнь. Для нашей рекламной фотосессии недостаточно просто красивого лица. У вас хотя бы есть опыт участия в фотосессиях? — Не особо, — слушая его тираду, девица скучающе качала обутой в изящную фиолетовую туфлю-стилет стопой. — Но я очень способная. Вам это кто угодно скажет. И она снова расцвела роскошной, прямо-таки ослепительной улыбкой. В этой улыбке проглядывало что-то хищное, плохо сочетающееся с милым нежным лицом и разноцветными блестящими тряпками; впрочем, эти современные девицы, что с них взять. Гимбл заколебался. МакГи, на место которого, собственно, и пришла эта ядовито-розово-алая Сейдж, ужасно его подвел — честно говоря, моделью он был отвратительной, и фотосессию пришлось прервать почти на середине; а Гимбл терпеть не мог, когда его планы рушились из-за чужого непрофессионализма. Девица выглядела достаточно крепкой и жизнерадостной — самое то для грядущей темы. Пожалуй, ей стоило дать шанс. — Ладно, — он сдался и поднял руки. — Вы наняты, мисс. Только прошу вас, проявите терпение и послушание. И тогда я не буду вас долго мучить... ха-ха!.. Он рассмеялся собственной шутке, а девушка чуть приоткрыла намазанные розовым блеском губы. — А что это за мелодия у вас звучит? — Моцарт, соната номер шестнадцать, — Гимбл поднялся из-за стола. — Не хотите ли чаю? Работы будет много, вам нужны силы... Он прошел в свою крошечную кухню и принялся колдовать над чаем: знакомый китаец из Чайнатауна за десять долларов обучил его этому нелегкому искусству. Бросить в прогретый чайник немного зеленых листьев, обдать кипятком, подержать минуту, снова залить водой... Одновременно он прислушивался к тому, что происходит в приемной. Судя по приглушенному голосу, будущая звезда «Gimble`s Prosthesis» болтала с кем-то по телефону. — ...да черт его разберет, Килпатрик. Не знаю! Все, перезвоню позже. Может, завтра. Не знаю... Наверно, с любовником поссорилась, с неудовольствием подумал Гимбл. Одна из причин, по которой он не любил женщин-моделей — это их чертова личная жизнь, вылезающая в самый ненужный момент и мешающая работе. Вот и эта наверняка постарается его подвести — с таким наглым красивым личиком иного ожидать и не стоит. А все этот дурак МакГи, будь он неладен. Напоследок Гимбл добавил в чай свою любимую специю — не поскупился и положил двойную порцию — поставил чашки на поднос и вошел в приемную. Сейдж исчезла. Гимбл аккуратно поставил поднос на стол, протер глаза и нахмурился. — Мисс? — позвал он. — Мисс! Никто не отозвался. Фотостудия располагалась ниже приемной, в подвальном помещении — Гимбл прошел туда, ступая по ковру слегка задрожавшими ногами; лестница была пуста. Никаких следов девушки он там не обнаружил. Он спускался все ниже и ниже, и с каждой ступенькой Гимблу казалось, что за ним кто-то следит — он даже будто слышал стук тонких каблуков. — Мисс? — он повысил голос. — Мисс, прекратите шутки! Иначе мне придется с вами попрощаться. Мисс!.. Но никто и не думал ему отвечать. Достигнув, наконец, фотостудии, Гимбл замер и дико огляделся. Все вокруг было залито кровью — бурые брызги веером разлетались по стенам, лужа растекалась под кушеткой, на которой лежало обезглавленное тело МакГи; сама же голова с оскаленными зубами и выпученными глазами валялась неподалеку, и слипшиеся волосы напоминали водоросли в Красном море. — Помогите, — донеслось из подсобки, — прошу, помогите, а-а-а!! — Ублюдок!! Сильный удар чуть не сбил его с ног; Гимбл покачнулся — и увидел Сейдж. В одной руке она держала, словно саблю, собственную туфлю-стилет, в другой — кусок железной арматуры. Он попятился. — Я сразу поняла, что с тобой что-то не то, урод, — она подлетела ближе с какой-то странной, нечеловеческой скоростью. — Хотел снотворным накормить? Или что там у тебя? Не прокатит! Больше не прокатит... Она рассмеялась с долей безумия. И Гимбл увидел между ее раскрытых губ два длинных и крепких белых клыка. ...Он не мог ничего сделать, совсем ничего — гламурная глуповатая девица превратилась в ошеломительно прекрасную богиню зла, и когда острый каблук снова и снова вбивался в его шею, он смог подумать только о том, что некому завершить дело всей его жизни. Чертов придурок МакГи, и надо же ему было сдохнуть так быстро. *** — Знаешь, вот бывают в жизни ситуации, когда ты садишься и думаешь — а когда в этой жизни ты свернул не туда? Вот я реально об этом задумалась. Ну да, я вампир... то есть, да, Сородич, прости, я еще не до конца влилась. Ну да, у меня есть суперсила. Но я запаниковала! Ну прикинь, подвал, кровища, и я на шестидюймовых шпильках пытаюсь сбежать от долбаного доктора-психопата. И все это, вашу ж мать, под сонату номер шестнадцать Моцарта. А еще, — Сейдж глубоко и печально вздохнула, — я сломала каблук. И, по-моему, мне нужен психотерапевт. Они с Меркурио шли вдоль Мейн-стрит, и с витрин одежных бутиков им приветливо улыбались манекены — заметив их, Сейдж непроизвольно вцепилась в его рукав и увеличила шаг. Ей всего-то и нужно было, что просто найти одну из пропавших ищеек Килпатрика — какого-то неудачника по имени Карсон, но... Но что-то пошло не так. Стэнли Гимбл был действительно больным ублюдком, тут не могло быть иного мнения — если бы мертвый организм Сейдж сохранил способность блевать, она бы точно залила всю эту чертову студию вместе с разрубленным телом МакГи, полсотней окровавленных скальпелей и даже Карсоном, который пару часов выл из-за отрубленного пальца. Теперь она точно долго не сможет смотреть на протезы. Они висели в этой студии под потолком. Больной. Чертов. Ублюдок! — Да брось, — Меркурио недоверчиво сощурился, мигом став чем-то похожим на князя Лос-Анджелеса. — Серьезно, манекены? — Да! — Сейдж зябко передернула плечами. — Как будто у меня в жизни много жести было. Черт, да меня даже ограбить всего раз пытались. И то я баллончиком прыснула ему в морду и убежала! А тут, блин, кошмар на улице Вязов, добрый доктор Дулиттл! Слушай, а правда, у вас бывают терапевты?.. Ее жизнь и правда содержала больше клубов и танцев, чем расчлененки, и делать с этим что-то было уже поздно. Хотя, как показала позднейшая практика, как раз таки наоборот. В любом случае, если бы у нее спросили, что общего между Моцартом, манекенами и ее паническими атаками, Сейдж еще долгое время отвечала бы без колебаний. Стэнли, мать его, Гимбл.