4+1

На пятом десятке как-то странно ожидать в свою сторону хоть каких-то поползновений, если ты уже много лет как, по заветам фамилии, вдовствуешь, растишь дочь и служишь отечеству. Но ведь случилось же как-то. Артёму можно было бы предъявить много претензий, начиная с разбросанных по всей квартире вещей, чая с четырьмя ложками сахара и умения позвонить крайне не вовремя, и заканчивая до сих пор не выветрившейся привычкой находить приключения на пятую точку и пить пиво с друзьями по пятницам. И со всем этим Лебедев смирился, принял как неизбежное и нашёл как использовать с пользой для себя. Но впервые в жизни Лебедев не знал, как справиться с повышенным вниманием к себе. Стоило вернуться домой, как Артём, если сам там же находился, лип хуже пресловутого банного листа. Лебедев не мог спокойно пройти из кабинета на кухню сделать себе кофе, потому что для этого нужно было идти через зал. А в зале обитал Артём. И каждый раз, стоило полковнику появиться в его поле зрения, Артём устраивал аттракцион «как прижать Лебедева к стенке в комнате, где нет ни одной свободной стенки». И если сперва помогал строгий рявк или сжатые одной ладонью и поднятые над головой запястья, то теперь даже это было бессмысленно — вместо того, чтобы почувствовать стыд за свои безрассудные действия, покраснеть и отвалить в самый дальний угол дивана, Артём начинал совершенно пошло стонать, крайне порнографично дышать ртом и облизывать губы. Наверно в понимании Артёма это должно было быть чертовски привлекательным, но у Лебедева это не вызывало ничего, кроме желания полить Артёма из чайника прохладной водичкой, чтобы остыл. Ну право слово, ему же не двадцать пять, чтобы заводиться после каждой двусмысленной шутки или притирания об себя. У него, вообще-то, голова другим занята: служба, быт, Чару надо снова к врачу сводить, Юлю проведать, чтобы не устроила дестрой, пока живёт в другом городе, Любови Викторовне позвонить, чтобы и не думала приезжать, нет, он снова отпуск проводит дома и никуда не поедет… Нет, проблем в постели у Лебедева, к счастью, не было, и Артём так-то вроде не жаловался, был доволен этой стороной их отношений, но, господи боже, зачем так часто, с какой целью? Полковник отчётливо осознавал, что в какой-то момент они наверняка столкнутся с вопросом разницы в либидо. Ведь молодому парню хочется чаще, ярче и интереснее. И потому Лебедев, скрепя сердце и почитав несколько статей в интернете, как-то заговорил с Артёмом на эту тему. Вопреки собственным представлениям об отношениях и наперекор воющему глубоко внутри души чувству собственничества, он предложил прямо: если хочешь, ты можешь найти себе кого-нибудь для секса, я не буду возражать. Артём тогда едва не закатил истерику, метнул в Лебедева диванной подушкой (не попал) и, забравшись с ногами на диван, обиженно сопел что-то про верность, честность и «потерплю». Но, видимо, всё-таки терпелось Артёму плохо. Лебедев даже игнорировал порнуху, которую Артём пару раз пытался включать на телеке с достаточной громкостью, лишь вертел пальцем у виска: стены, конечно, не картонные, но соседи и без того на них поглядывают с подозрением, не хватало потом проблем. И ведь не запрещал, просто просил надевать наушники. Не помогало. *** В первый раз Артём решился действовать в открытую на двадцать третье февраля. Валентин честно предупредил: у нас праздник, буду поздно, ложись без меня. На что Артём, глазом не моргнув, выдал: так, может, я заеду заберу? Всё равно ведь не усну, а так буду знать, что всё в порядке. И смотрел в глаза так честно, так искренне, как только Артём умел. И дёрнул же чёрт согласиться! Про Артёма на службе знали немного, но по существу: бывший парень Юли, с которым Юля рассталась, а сам полковник неожиданно нашёл общий язык. Настолько, что некоторые проблемы с личными машинами начальства можно было решить гораздо проще и дешевле не в дилерском центре, а в маленьком СТО в Чертаново. Подшучивали, конечно, что Лебедев его от армии так отмазал, но Артём, когда его случайно занесло в штаб, на шутку ответил прямо и без обиняков: «Так я ж дурак, у меня и справка имеется». Лебедев не то чтобы много пил даже по праздникам. Даже на проставлении. Но слово за слово, рюмка за рюмкой — в общем, до состояния, когда даже в осознанном возрасте начинает тянуть на приключения, Лебедеву оставалось буквально немного. И он, зная себя, решительно отказался, несмотря на просьбы, угрозы и даже приказ. Звонок Артёма был как нельзя кстати, да и время было приличное, можно было, отрапортовавшись, счастливо сбежать. Ждать пришлось недолго, даже учитывая, что Артёму надо было проехать почти через полгорода. Ехать в собственной машине на пассажирском сидении было крайне непривычно и несколько беспокойно: несмотря на алкоголь в крови, Валентин ловил себя пару раз за тем, что в некоторых ситуациях он пытался ногой искать педаль тормоза — там, где Артём действовал по привычке резко. Артём ехал одному ему известной дорогой, хотя особого смысла петлять по улицам сейчас не было. Лебедев не возражал — вообще-то здорово клонило в сон, хотелось домой, умыться и отрубиться. Но даже за такими простыми желаниями он легко заметил, как на одном из перекрёстков, где им пришлось стоять особо долго, Артём уложил правую руку ему на колено. Полковник отреагировал и схватил Артёма за запястье, когда ладонь уже сползла к внутренней части бедра с крайне недвусмысленной целью. Сжал достаточно сильно, чтобы Артём, отвлёкшись от якобы безразличного созерцания светофора, ойкнул и попытался руку отобрать. — Это что… такое? — вопрос, конечно, был глупый, но на какие-то более сложные вещи Лебедеву требовалось больше времени. — Это моя рука, Валентин Юрич, пустите, больно! — Артём по привычке «выкнул», дёрнул руку и бросил быстрый взгляд на перекрёсток. — Ну чё вам, чё как в первый раз, ну. Не нравится, что ли? — Не хочу, — вышло жёстче, чем планировал, почти похоже на приказ. — Никаких… никакого… вот этого вот… за рулём. — Да без бэ, я ж не дурак, — Артём стартанул резковато, взял правее, перестроился (спасибо, что не забыл про поворотник) и завернул едва ли не в первый попавшийся двор-колодец. — Сейчас устроимся и будем не за рулём. Да? — и, припарковавшись как дикое парнокопытное, отстегнулся, уложил уже обе руки Лебедеву на колени и приблизился, облизав губы. — Сдвинься назад, а? А то не влезу ж… — Нет, — откровенно тормозящий, Лебедев всё-таки успел схватить Артёма за ворот кофты прежде, чем тот полностью расстегнул ширинку на форменных штанах, — я же сказал, что не хочу. Сядь спокойно и поехали домой. Артём сглотнул, чувствуя жёсткую хватку, видимо, догадался, что в таком состоянии полковник может и не рассчитать силу, и покорно сдался, опустил плечи, нахмурился и… заглушил двигатель. — Валь, ну чего ты. Я же… Ну блин! — обиженный, он напоминал Валентину ребёнка, которому запретили прыгать в лужу. — Тебе не хотелось попробовать? — Нет. — Так ты не пробовал, вот и не хочется! — Артём, я по-русски сказал «нет». Я хочу домой и спать. Мы, кажется, договаривались об этом. — То есть о сексе мне тебя надо за неделю теперь уведомлять? — взорвался Артём. — Тврищ полковник, не найдётся ли полчаса свободного времени и килограмм либидо? Серьёзно, Валь, ну ёпт, пиздец же… — Ещё слово — и я поеду домой на такси. Артём замолчал. Засопел намеренно громко, пометал взглядом молнии и… завёл машину. До дома они доехали в тишине. В лифте Артём очень заинтересованно рассматривал кнопку вызова диспетчера, а стоило зайти в квартиру, как, едва разувшись, он ушёл в спальню, забрал оттуда подушку, одеяло и демонстративно улёгся на диване лицом к спинке. Лебедеву не оставалось ничего другого, как достать второе одеяло и лечь в наполовину опустевшую постель. *** Второй раз Артём проявил особые «ум и сообразительность» буквально по пути на учёбу. Он как-то слишком серьёзно воспринял почти случайно брошенное Лебедевым «будь у тебя профильное образование, мог бы и на службу ко мне». Воспринял — и как-то резво принялся за поиск аттестата и выбор колледжа. Среди всех вариантов лично его больше всего устроил технологический колледж, и, к удивлению даже самого Артёма, он вполне успешно прошёл на бюджет. Определённо, полковник был за него рад и горд, да и сам Артём вроде первое время на учёбу не жаловался, хотя на работе стал проводить ощутимо меньше времени, да и лекции его порядком раздражали. Зато группа у него попалась хорошая — пусть все были младше, но Артёма за опыт и рукастость (а также умение открывать пиво глазом) зауважали сразу. Валентин даже пару раз становился свидетелем особо бурных последствий студенческой жизни: сложно не обращать внимание, когда телефон разрывается от сообщений, в которых среди набора букв получается прочитать только «Валя, лю тя», и то потому, что это постаралась автозамена. Ещё несколько раз Артём то ли в шутку, то ли всерьёз рассказывал полковнику, как к нему подкатывают девчонки — то ли с потока, то ли с какого-то другого колледжа, то ли вообще знакомые-подруги-сёстры одногруппников — в общем, всячески покушаются на его, Артёма, честь, а он как верный пёс всем отказывает во имя безымянного… безымянной… Партнёра, в общем. Это, конечно, не могло не льстить. В окрестностях колледжа Лебедеву делать было нечего — несмотря на то, что они оба теперь ездили в центр, штаб минобороны и колледж находились в разных концах этого самого центра. Но вот надо же было Тёминой бэхе просто не завестись. Как назло, именно в тот день, когда опаздывать Артёму было критически запрещено. Как добраться на общественном он в жизни не знал, таксисты задрали какую-то дикую цену… В общем, ценой взгляда кота из Шрека и «Ты же всё равно в ночь, ну приедешь на часик раньше, вдруг это зачтётся?» Лебедев согласился его подвезти. Да, придётся потом наматывать круг, да, он в штаб явится на полтора часа раньше (а переработки дело всегда добровольное!), но это ж Тёма. Не бросать же его. Приехали они даже заранее, и Артём зачем-то решил показать полковнику свой колледж. Похвастаться, видимо. Лебедев всё ещё видел за собой некоторую вину, что Артёму приходится учиться вместо любимой работы в желании доказать ему, Валентину, что он «не хрен с бугра». В общем, он согласился и вышел провести Артёма до крыльца — благо, идти там было пятьсот метров и один подземный переход. Тут-то и таилась ошибка. Длинные тёмные коридоры были почти безлюдными, и, наверно, именно это придало Артёму храбрости резко остановиться, толкнуть Лебедева к ближайшей стенке и прижаться самому, располагая руки на поясе и крепко обнимая. Застигнутый врасплох, он не сразу отреагировал, и Артём успел запустить руки в задние карманы брюк. — Ты что творишь? — чтобы не привлекать внимание, пришлось шипеть шёпотом. Со стороны Тёму уж точно за девочку не получилось бы принять, и это грозило проблемами от любого мимо проходящего человека. — Совсем с ума сошёл? Мозги учёбой отбило? — Да тут не ходит никто, всем лень, улица пустая, все перебегают. Не волнуйся ты так, расслабься… Одной рукой Артём уже сражался с бляхой ремня, и ничего лучше, чем сжать ладонь на задней части его шеи, чуть надавливая на болевые точки, Лебедев не придумал. Артём вцепился тут же ему в запястья, и так постепенно полковник смог его отстранить от себя на расстояние вытянутой руки. Смотреть в глаза было бесполезно — темно же. Артём обиженно засопел, стоило убрать руку — он вообще был любитель вместо слов выражать эмоции звуками — и, крепче ухватив лямку рюкзака, развернулся по-военному чётко и зашагал в сторону колледжа, даже не обернувшись. На службу Лебедев из-за этого едва не опоздал. *** В третий раз Артём едва не лишил Лебедева звания и работы. Совещания — вещь никем не любимая, почти всегда скучная, но необходимая. Особенно, если на них приходится отчитываться уже тебе как руководящему составу и отчитывать других. И хотя у Лебедева с сослуживцами и подчинёнными выстроились вполне себе хорошие отношения, больше любить это официальное выяснение кто виноват и что делать он не стал. Чаще всего, если была возможность, он отмалчивался, загодя предоставляя уйму рапортов, написанных специально таким языком, которым, если читать их невнимательно, можно было вполне если не дьявола призвать, то НЛО точно. Телефоны у них не то чтобы были под запретом, особенно у командования, просто их крайне настоятельно просили не использовать вне каких-то ну очень срочных дел. Естественно, никаких фотографий или видеосъёмки, но в штабе обычно дураков не держали, чтобы кто-то реально решил этим заняться. Обычно. Как выяснилось, дураки имеют свойство самозаводиться. Во всех смыслах. Совершенно рядовое, скучнейшее совещание, на котором Лебедев присутствовал скорее для того, чтобы за столом не было свободных мест, затягивалось — просто потому что как-то накопились вопросы, их надо было решать, делать этого никто не хотел и всё в таком духе. Валентин в записной книге делал пометки — параллельно с рабочими записями там попадались и бытовые: как минимум съездить покормить кота. Гугла пригласили на какую-то крутую стажировку за границу, а его бабушка пока не вернулась с дачи. Гугл попросил о помощи Юлю, не зная, что та в Москве бывает реже, чем сам Гугл, а Юля, добрая душа, попросила отца. Благо, ездить относительно недалеко было, вот прямо по пути со службы домой. К котам Лебедев не испытывал каких-то особых чувств (иначе не разрешил бы завести собаку), но кот Гугла отличался от хозяина удивительной флегматичностью и нежеланием делать что-либо в присутствии постороннего. В общем, кот, потом заехать к ветеринару Чаре за рецептом, потом домой, там разобраться с… Телефон в кармане коротко завибрировал сообщением, но этот звук настолько был непривычен для кабинета, что сидящий рядом полковник повернулся и беззвучно крайне удивился. Лебедев покачал головой — вряд ли что-то срочное, иначе бы неизвестный пока что отправитель отправил бы ещё одно сообщ… Ещё одно сообщение ощутилось не просто вибрацией, а как будто щелчком, следующее — едва ли не разрядом тока. Три… Четыре! Сообщения подряд уже было поводом забеспокоиться. Обычно таким не злоупотреблял даже Артём, которому о совещании Валентин сообщил отдельно. Судя по всему, сообщения шли адресно Лебедеву, а не всем сразу — значит, ситуация была хотя бы не чрезвычайной на уровне страны. Возможно, что-то случилось дома. Вероятнее всего случилось с Артёмом. Раз пишет сам, может быть, что что-то сломал (ось) или повредил (ось). Надумав себе разной степени локальные трагедии, Лебедев, глубоко вздохнув, под ошалевший взгляд сослуживцев впервые за долгое время позволил себе выйти во время совещания. За спиной ещё некоторое время стояла гробовая тишина, после чего вещавший об успехах какого-то из подразделений подпол вернулся к докладу (впрочем, как-то не очень смело), а Лебедев почти одним движением достал телефон, разблокировал и сразу почти наугад нашёл, в каком из нескольких мессенджеров (и нахрена их столько?) висели непрочитанные сообщения. Стоило их открыть, как Лебедев испытал совершенно несочетаемую по его же мнению гамму чувств: от облегчения до кипящего гнева. Как оказалось, ничего бедственного не произошло. Просто в очередной раз случился Артём, который вместе со своим «А ты где вообще?» отправил ещё и «Ах, да! Совещание же», «Сорри забыл» и стикер крайне грустно смотрящей лисы. Валентин уже взялся было за ручку двери, даже нажал её, когда очередное сообщение заставило его буквально замереть. «О, ты прочитал! Короче, у меня есть идея». И вместо этой самой идеи в ту же секунду на экране высветилось нечто, во что Лебедев сразу не поверил и тут же выключил экран смартфона. На осознание потребовалось пару секунд, и даже после них Лебедев решил, что ему привиделось: Артём, конечно, выкидывал разные фортели, но не настолько же! Стоять с нажатой ручкой двери было жутко неудобно. Посомневавшись, Лебедев таки отпустил её, возвращая дверь к состоянию «закрыто», глубоко вдохнул, прислонился спиной к стенке и, поднеся телефон ближе к глазам, разблокировал. Всё же зрение его не подвело: в последнем сообщении красовалась явно свежесделанная фотография. На фотке был Артём, на Артёме была его, Лебедева, футболка, и Артём в зубах держал её нижний край. Обнажая мокрый живот. Выглядело это всё, наверно, по мнению Артёма, неотразимо и сексуально, но на Лебедева эта дешёвая попытка в плейбой подействовала совершенно противоположно — если какие-то мысли в эту сторону днём ещё проскальзывали, то сейчас они все вымерли нахрен. — «Футболку мне порвёшь», — только и ответил полковник, желая уже выключить телефон и забыть об инциденте, как в ответ мгновенно прилетело: — «А так?» — и Артём без футболки. Правда, и без штанов тоже. Ещё и сидящий с широко разведёнными ногами на диване. В мокрых, кажется, трусах, потому что нормальные не будут так облегать и очерчивать всё то, что Артём так старался показать. И как он только умудрился так сфоткаться-то… Следом прилетело «Ну же, полковник, а где «не сиди в мокром на диване»?» И прежде, чем Лебедев успел что-либо возразить, случилось сразу две вещи. На экране снова появился Артём — на этот раз абсолютно голый и в позе настолько вызывающей, что даже видавший Артёма со всех ракурсов и мест Валентин на миг опешил и задержал дыхание. И распахнулась дверь кабинета, в котором, вероятно, уже закончилось совещание. Из неё прямо на Лебедева вышел генерал, кивнул и хотел было уже что-то сказать, когда телефон предательски выскользнул из рук и эффектно полетел на гранитный пол прямо к ногам начальства. Лебедев верующим не был, но сейчас на протяжении полутора секунд он молился, чтобы смартфон упал экраном вниз. Не повезло. С реакцией у Лебедева, тем не менее, было достаточно хорошо, чтобы тут же нагнуться, схватить телефон, засунуть в карман и встать смирно, заранее готовясь к извинениям. Однако генерал лишь долго посмотрел ему прямо в глаза, хмыкнул и как-то улыбнулся. — Ты б уже так свою личную жизнь не афишировал, что ли. Лебедев почувствовал, как у него горят уши — ощущение, которое он в последний раз ещё, наверно, школьником испытывал. Генерал хоть и был человеком понимающим, но строгим и дотошным, и после такой подколки впору было ожидать какого-нибудь наказания за бегство с совещания. Но… Ничего. Его просто похлопали по плечу и оставили краснеть возле кабинета. А защитное стекло на экране всё равно пошло трещинами. *** Четвёртый раз случился почти романтично на природе. На «дачу» захотел поехать, как ни странно, Артём. Захотелось, видите ли, провести каникулы на свежем воздухе. Рациональное зерно в этом было — гораздо лучше отдыхать в Подмосковье возле озера, чем плавиться на асфальте в Чертаново. Да и Харитоновский огород хоть и без человеческого вмешательства вполне успешно рос буйным цветом, но стоило проведать — мало ли, вдруг эти сверхумные сверхживучие сверхрастения не пережили российской зимы. Убер-цветник находился в доме, но с момента отъезда Харитона всё тут порядком заветшало и требовало уборки. Артём осознал это только по приезде и порядком подрастроился — видимо, работать в его планы не входило вовсе. Пришлось упрашивать — словами, прикосновениями и обещаниями. Воодушевлённый перспективой вкусно пожрать, Артём отправился в сарайчик (или что там у Харитона было? Мастерская по сбору инопланетных кораблей?), но вскоре вернулся оттуда крайне растерянным. — Там, короче, лестница на чердак рассыпалась, — Артём потряс головой, выбрасывая из волос деревянную труху. — Это ж не смертельно? — Вероятно нет, — Лебедев пожал плечами. — Сам-то цел? Выглядишь, будто она вся на тебя и рассыпалась. — Почти! — Артём по-собачьи повертелся, усыпав пол пылью и песком. — Я пару ступенек пролез, а оно всё подо мной захрустело, сверху ходуном заходило, когда спрыгнул, так вообще рухнуло. Я даже не знаю, как туда теперь забраться. Инструменты-то там, по ходу. Ну… или есть чо ещё? Валетин и близко не имел понятия, что хранится в сарае, до данного момента не предполагал, что там есть чердак (да какой чердак, скорее просто отделили часть под крышей для каких-нибудь особо важных нужд) и что там есть какие-то инструменты. Но Кушелово было местом во всех смыслах непознанным, так что удивляться тут чему-либо не стоило. — Разберёмся. Иди сполоснись, поешь и пойдём с лестницей разбираться. Спешить всё равно некуда. Дом был почти в отличном состоянии, надо сказать. То есть в нём вполне себе был водопровод и даже горячая вода из бойлера, на плите вполне возможно было готовить что-то кроме чая, а свет даже не мигал. И — тишина. С реки доносились звуки жизни — редкое кваканье, всплески от особо активных рыбёшек и незамолкающее стрекотание насекомых. Сельская, мать её, идиллия. До ближайшего города было пятнадцать километров, и потому полковник на первые пару дней что-то собрал с собой. Но от жары не хотелось готовить что-либо сложное, и потому ничего лучше, чем самый простой салат, пока не удалось придумать. Впрочем, судя по Артёму, мокрому, взъерошенному после душа, но теперь хотя бы без опилок в волосах, его устраивал и такой перекус. Он с жадностью набросился на тарелку (которую так-то Лебедев рассчитывал на двоих), но в какой-то момент задумался и едва не промахнулся мимо рта. — А в речке купаться можно? — Вроде да, — вопрос был несколько неожиданным, — там определённо водится живность, но вряд ли ты её заинтересуешь. — Чо это вряд ли? — Артём насупился, но быстро сменил обиду на милость и широко улыбнулся, намеренно пошло облизывая губы от соуса. — Очень даже заинтересую. Ты же теперь тоже… живность. Местная. Шутка у Артёма вышла самосмейкой, но его это не смутило — ржал от души. Желание помочь как-то само собой улетучилось, зато появилось желание дать лопату в руки и заставить копать отсюда и до обеда. А самому кайфовать в тенёчке на полотенчике. Пользоваться, так сказать, служебным положением. Но Артём срочником не был, да и Валентин не практиковал такого рода дедовщину, считая это абсолютно глупым и бессмысленным. К тому же это Артём — даже если он и начнёт копать, то либо в вырытую траншею сам же свалится, либо уронит туда что-нибудь нужное. Нет, уж лучше новую лестницу собрать. Если в сарае реально есть инструмент, то его надо будет просто достать. Что, они, два взрослых человека, не придумают, как забраться на чердак? Чердак оказался выше, чем Лебедев предполагал, и Артём реально спрыгнул с пятой ступеньки сломанной лестницы. Под ногами рассыпались в труху старые перекладины — постаралось не только время, но и какие-то упорные вредители. И восстановить лестницу из старого материала явно не получится… — Ва-а-аль, — Артём встал рядом, задрав голову, и вдруг подпрыгнул на месте. Ему не хватило совсем немного, чтобы схватиться за край чердачного пола. — Подсадишь? Ну не тебе ж туда лезть. — Не мне, — Лебедев согласился, сделал шаг назад, опёрся спиной на стену, чуть присел и сложил ладони вместе на колене. — Запрыгивай. Судя по недоумевающему взгляду, Артём, видимо, рассчитывал на что-то другое. Но, сообразив, тут же принялся отряхивать подошву от песка. После кивка он с некоторой опаской осторожно наступил ногой на ладони и замер неловкой лягушкой, во все глаза таращась на Лебедева. — На плечи обопрись, — посоветовал полковник, и когда Артём принял более-менее устойчивое положение, резким движением подтолкнул его вверх. Артём успел лишь вскрикнуть, но не растерялся и сумел забраться на чердак. Он ненадолго свесил голову вниз, а затем скрылся на чердаке, громко гремя всем, что попадалось под ноги. А попадалось, судя по звукам и периодической матерщине, довольно часто. Инструменты всё же нашлись, и совместными усилиями коробку с ними удалось спустить с чердака: Артём, лёжа на животе, очень старался не уронить её на Лебедева, а тот, в свою очередь, надеялся, что ему на голову вместе с коробкой не приземлится ещё и Артём. Тот спрыгивать не стал. Дождался, пока Валентин оттащит коробку на расстояние и вернётся, и вдруг выдал: — А мне… страшно. Лебедев встретился с ним взглядом и, как ему показалось, на миг уловил хитрую улыбку. Но после — почти искренний страх. — Страшно что? Высоты боишься? Артём угукнул, сел на пол чердака и свесил ноги, периодически примеряясь. Руки на краю он сжимал до белых костяшек. Но как только он сдвигался чуть ближе к краю, как тут же отсаживался назад, боясь спрыгивать. — Что-то раньше я такого за тобой не замечал. — Ну так высоты бояться не круто, — Артём фыркнул и замотал головой. — Не, не полезу. Я убьюсь нахуй. — Не должен, — хотя, зная Артёма, Лебедев мог предположить, что тот может убиться и с высоты собственного роста. Сейчас ситуация складывалась не в пользу Артёма. Вздохнув, он вытянул руки вверх. — Хорошо, я тебя поймаю. Только не прыгай, а спускайся медленно и осторожно. Судя по взгляду, этого Артём и добивался — он улыбнулся, гораздо смелее придвинулся к краю и постарался сделать всё так, как ему было сказано в инструкции. Поначалу. Потому как Лебедев так-то планировал опустить Артёма на пол и, убедившись, что он цел, отправиться собирать лестницу. Но Артём вместо того, чтобы встать, лишь крепче ухватился за полковника, скрестил ноги у него на пояснице и цепко обнял за шею. — Мой спаситель, — прошептал он внезапно и Лебедева от этого пробило на озноб. — Я должен отблагодарить за это, верно? — и сказано это было вовсе не с вопросительной интонацией. Артём склонился ещё ниже, губами коснулся шеи, а одну ладонь уже успел устроить у Лебедева на затылке… Ронять его Валентин конечно же не хотел, но это на данный момент было единственным решением, которое бы сработало. Лишённый поддержки снизу, Артём не смог долго удерживаться сам и неловко слез, явно возмущённый подобной реакцией. Не желая слушать ещё не начавшуюся, но уже запланированную ссору, Лебедев из сарая почти сбежал. Этой ночью Артём ночевал не в спальне, которую с утра так облюбовал, а на мансарде. Хорошо хоть, что лето, там тепло… *** — Я же тебе пообещал, что всё будет! — тяжело возмущаться, когда к тебе в лифте лезут под рубашку горячими руками и стараются втянуть в поцелуй, но Лебедев пока справлялся. — Но не тут же, Тём, погоди… — Отвлёкшись, чтобы заправить минутой назад едва не вынутый из шлёвок ремень, Лебедев пропустил момент и почти вынужден был ответить — Артём целовался жадно, ему всегда как будто было мало. — Господи, подожди чуть-чуть! Я не хочу, чтобы нас заметили. — У меня реакция хорошая, я отойду, — шептал Артём прямо в губы, не желая отстранятся вопреки собственным словам. — Валь, почему мы вообще вот так… сбегаем? — Юля, — одно имя, но остудило сразу их обоих. — Сказала, что приедет. А ты знаешь, как она заявляется без предупреждения. Не хочу… объясняться. Хотя, если быть честным, Лебедев подозревал, что Юля что-то знала. Или хотя бы догадывалась. Но озвучивать всё это не хотелось, да и думать вообще тоже, поэтому самой лучшей стратегией он посчитал обыкновенное бегство. Но туда, куда Юля если и явится, то далеко не сразу. До гаража от дома — едва ли десять минут пешком, и на каждом шагу Лебедев не мог не замечать, что Артёма едва ли не распирает от предвкушения. Глаза блестят, как будто уже успел где-то что-то тяпнуть, походка пружинистая, улыбка напополам с ухмылкой… У гаражной двери пришлось немного повозиться — замок не хотел открываться. Чтобы не мешался, Валентин отдал Артёму наспех собранный рюкзак (и, к радости Ткачёва, там глухо шелестели рассыпавшиеся презервативы), и как только дверь поддалась, Артём вместе с рюкзаком тут же влетел в гараж, бухнулся на диван, закинул одну ногу на спинку и ухмыльнулся ещё шире. — Хорошо тут. Прохладно. И соседей… нет, — соседний бокс пустовал добрые пару лет, и это не могло не радовать, конечно. Щёлкнув выключателем, Лебедев дал себе и Артёму немного времени, чтобы привыкнуть от солнечного света к электрическому, и… …тут же вышел, захлопнул дверь и навесил замок обратно. Хлопок получился чересчур громким, но вскоре изнутри раздался не менее громкий глухой «бум». — Блядь, это не смешно! — несмотря на закрытые двери, слышно Артёма было хорошо. — Это очень тупой прикол, он мне не нравится. — Мне, Тём, тоже кое-что не нравилось, но ты это игнорировал, — Лебедев прислонился спиной к двери и выдохнул — вот уж сейчас он был уже абсолютно спокоен. — Я с тобой говорил по-человечески. Просил. Разрешал разные вещи. Но нет, ты продолжал ко мне приставать, причём… в таких местах, где лучше бы этого не делать. — Ты… ты серьёзно? — у Артёма прорезались знакомые истеричные нотки. — То есть ты не только трахать меня не хочешь, так ещё и воспитывать собираешься?! — Тише, — сам Валентин голос понизил, вынуждая, как он надеялся, Артёма прислушиваться. — Я ничего не собираюсь и всё хочу. Но у всего есть разумные пределы. Твои… вот это всё — это слишком, Артём. Я надеюсь, ты это понимал, но делал просто из вредности. — В ответ еле слышно застонали. — Остынь чуть-чуть. Буквально. И когда ты перестанешь думать пахом, я вернусь и мы поговорим обо всём этом. Идёт? Нихрена, конечно, Артёму это не нравилось, Лебедев кожей чувствовал, но иначе поступить не мог — ситуации и вправду смешными не были и иногда грозили огромными неприятностями. За час, на который Лебедев оставил Артёма в гараже, успело стемнеть. Сам полковник успел встретить дочь на вокзале, помочь ей с вещами, погулять с Чарой и даже немного поработать. Но, даже уставший за день и замаянный попытками вернуть комнате Юли жилой вид, он не забывал о невольном пленнике. Юля лишь поинтересовалась, куда отец уходит на ночь глядя, и понятливо кивнула, хотя Лебедев не был уверен, что верно распознал эмоцию. На поворот ключа в замке никто не отреагировал, а свет так и вовсе оказался выключен. Но Лебедев собственный гараж знал наизусть и без света, и потому без проблем нашёл диван и даже Артёма на нём. Артём на лёгкое прикосновение к себе отреагировал сонным, но обиженным «иди нахуй», что, в общем-то, иногда было в порядке вещей. Хмыкнув, полковник, стараясь не скрипеть, потянул нижнюю часть дивана на себя — разложить его до полуторки в темноте оказалась не очень просто, но осуществимо, — и лёг, переворачивая Артёма спиной и прижимая к груди. В ответ раздалось ещё что-то матерное, но сам Артём не сопротивлялся — у него ведь тоже день был рабочим, да и устал наверняка. От поцелуя в макушку по крайней мере сбежать не попытался, руку с пояса не скинул, а ногу, просунутую между колен, лишь сжал своими. Последнее, что Лебедев услышал перед тем, как окончательно уснуть, было хриплое артёмово «Пиздец, и как я с тобой таким живу». Каким «таким», полковник решил уточнить уже с утра, если к тому моменту Артём не изменит мнения.