Октябрьское рваное

      Не осталось на свете ни дня, ни минуты для нас.       Расплетаются ветви терновника, тянутся ввысь.       И осечку даёт наконец спусковой механизм,       И который июнь барахлит допотопный компас.       Я нашла бы тебя там, где щедро кровит горизонт,       Плещет сладкий гренаш на седины густых облаков,       Побежала босой, налегке. Но не так-то легко       Мне найти тебя, если на тайну — особый резон,       Если этой дорогой бежала и ты от меня,       Обожжёнными веками сердце от солнца сокрыв,       Если в каждом огне погребальные вижу костры,       Если лучик улыбки — готовая мне западня…       Эти дальние страны, жирафий песчаный узор,       Небоскрёбоподобный оливковый стебль-баобаб,       Рыжий львёнок, в котором великая скрыта судьба,       Небо снежной тайги, поражённое редкой грозой —       Всё такое твоё, вся твоя неземная тоска, —       Далеко от меня, сколько я бы дорог ни прошла.       Мне всё слышится крик твой, родная: «Уйди, не мешай!»       Я всю кровь твою вылила в этот проклятый закат,       Я пыталась утешить, а вышла дешёвая казнь       Оправдательным словом за тридцать фальшивых монет.       Ты уже никогда, никогда не вернёшься ко мне.       Мне бы в этих скитаньях однажды навеки пропасть,       Не совать бы мне пальцы в фортуны шальной колесо       И не ждать, пока труп твой мне вынесет злая волна…       Не осталось на свете ни дня, ни минуты для нас.       Не подходит любви ни один из земных поясов.