Waking up in denial

Ровно, жестко, холодно. Это Хантер помнит. Свое дыхание, холод камня под затылком, движение рук Белоса и синие глаза. Привычно мягкие черты лица его искажает неожиданная эмоция – нетерпение. Он устал, понимает Хантер. Бесконечно устал тащить жуткую неисповедимую волю Титана. Хочет закончить. Все, чего хочет Хантер, чтоб Белос испытал облегчение, поэтому так старается не таращиться, игнорировать мечущиеся блики на лезвии, Белосу сейчас в сто раз хуже, чем ему! Еще Хантер помнит, как мучительно думал попросить поцелуя. Это желание присутствовало всегда, а тогда вроде случай был подходящий. Но Хантер запретил себе, чтоб не расстраивать Белоса еще сильнее, не отвлекать его, хотя возвращался к этой мысли с каждым нанесенным порезом, и она припекала горло отчаянной немотой. В конце концов, у него уже не было сил нарушить необходимую тишину. Он опоздал. Что ж. Так устроена жизнь. Император всегда должен делать то, что должен, не думая о себе. Каково Белосу было жить, понимая, что предстоит сделать? У Хантера все внутри сжалось от тоски. Что случилось дальше, Хантер восстановить в памяти не мог, жертвенный камень немедленно превратился в продавленный диван Совиного Дома. Пружины скрипели от каждого движения, но Хантер спал в одной позе, его это не тревожило. Над ним был дощатый потолок Совиного Дома, поскрипывающий от движухи на втором этаже. По трубам лилась вода, слышались голоса, уханье, звон. Вокруг был Совиный дом. Отгоняя ненужные звуки, Хантер зажмурился, сосредотачиваясь на другом очень ярком воспоминании. Колыхались свечи. Небо было темным, но дождя не было давно, поэтому воздух был насыщенным и тяжелым, обещая собраться в тучи. Он вспомнил, как перекосился плащ, неудачно врезаясь под горло застежкой, когда он… - Что такое, Хантер? Юноша стек с коленей Белоса и неловко мялся подле, терзая в руках золотую маску, держа ее у живота двумя руками. Обратив к Белосу бледное с пылающими щеками лицо, Хантер выдал себя с головой, но тот молчал и ждал ответа. Глаза Хантера блестели, отражая пламя, но встречаться взглядом с Белосом он старательно избегал. - Ты себя хорошо чувствуешь? – Белос отложил книгу, которую читал Хантеру вслух на языке Древних. Хантер чувствовал себя хорошо. Кровь кипела внутри вен, а так все отлично. Его нервный кивок и тихое «да» пересохшими губами Белоса не убедили. - О чем ты подумал, Хантер? – мягкий голос дяди повелевал раскрыться. Голос, которому он не смел воспротивиться. Но и признаться Хантер не мог. Они сидели вечером, как бывало не редко, Белос читал вслух, Хантер пригрелся на нем, устроил голову на плече, слушая очередную историю былых времен, которую едва успевал переводить в голове, когда шелест слов коснулся, казалось, самой плоти, обнажив невероятное желание. Хрипловатое дыхание Белоса царапнуло, как высекаемая кремнем искра, Хантера переполнило томительным восторгом и он ощутил себя обнаженным. Взрослым. Слишком сильно прижимающимся. Тонкие пальцы Белоса коснулись волос. Читая, он задумчиво гладил племянника по макушке, и это была до слез нежная, семейная ласка. Хантер вспыхнул. Возбуждение невозможно было скрывать от удивленного Белоса, чьи объятия он так спешно покинул, и теперь стоял перед ним, не умея выбрать нужные слова, все они были бы ложью. - Мне жарко. - Так и есть. Белос склонился к нему и изгиб улыбки прижался к виску, скатился к пылающей щеке. Хантера пронзила молния! Он испугался, не зная, как реагировать, что делать, повернул голову, чтоб что-то сказать и его слова легли прямо на губы Белоса. И он не рассердился. Не перестал улыбаться. В его взгляде было только тепло, поэтому, когда он положил ладонь на затылок Хантера, предупреждая попытку отпрянуть, Хантер не воспротивился. Вторая рука оказалась на поясе, не сжатая, едва ощущаемая по весу, она обжигала даже через рубашку. Хантер шагнул ближе, побуждаемый этим едва намекающим жестом. Император Кипящих Островов привлек к себе племянника и поцеловал мучительно сжатые губы. Целовал своего хорошего мальчика, доверчиво прильнувшего к нему. Невинного, неопытного, зажмурившегося и не сразу сообразившего открыть рот. Личного Золотого Стража, который смущался собственного языка и замер мышкой в заботливых кольцах кобры. Белос не сразу оторвался от его рта, не сразу остановил неотвратимое присвоение тела Хантера, когда воля его давно принадлежала ему. Даже и просить не нужно. Хантер перевел дух, не слыша своего голоса, а только удары сердца в ушах, висках и горле. На секунду по породистому лицу императора Белоса прошла судорога сдерживаемой боли. - Как вы себя чувствуете, дядя? Белос улыбнулся. Нежно, немного устало. - Могу ли я вам помочь? - Да, Хантер. Ты можешь мне помочь. Понимание присутствовало в каждом слове и даже в паузах между. Хантер мягко опустился на колени, помогая Белосу расстегнуть штаны. Липкая блестящая головка исчезла между горячих губ. Хантер повторял нежные движения Белоса вокруг своего языка, целуя и втягивая член в рот глубже с каждым поцелуем. Над его головой Белос издал удивленный и одобрительный звук, похожий на тихий стон, от которого Хантер сбился с ритма. Но он быстро возвратился к нему, и с каждым движением плоть во рту становилась тверже, горячее, подтверждая правильность его действий лучше любых слов. Хантер стоял на коленях перед Белосом, упираясь в них ладонями, в неудобной позе, которую отлично контролировал. Хотя колени болели от немилосердного камня под ними, шею ломило, Хантер не обращал внимания, всеми его чувствами владело желание сделать приятно Белосу, который почему-то начал проявлять нетерпение. Хантер не знал, где ошибается, пока Белос не двинулся бедрами ему навстречу, еще раз и снова, вгоняя член глубже, чем Хантеру хотелось. Он заставлял себя дышать носом в короткие рывки, когда член двигался наружу, а затем задерживал дыхание, когда он проталкивался в горло. Череда мгновений ужаса и жадного наслаждения сменяли друг друга. Перед глазами отдалялся и приближался пах, перечеркнутый травянистой полосой проклятья, Хантер прикрыл глаза, но полоса никуда не пропала. Отпечаталась в нем. Рот наполнился пряным. Хантер понял, что за этим последует. Ему не было гадко, он боялся, что лицо само примет вид отвращения и Белос это заметит, поэтому изо всех сил постарался выключить восприятие мира и глотать быстро, даже торопливо, не переставая посасывать и двигать ртом по всей длине. Мучение, казалось, продолжалось целую вечность, но Хантер взялся за дело и закончил его. Вгоняя ногти в собственные ладони, он вылизал член Белоса и продолжал бы, если бы сухая ладонь не приподняла его лицо. - Спасибо, Хантер. Теперь гораздо лучше. Хантер впитал благодарную улыбку и вернул ее, хотя скулы сводило, в горле першило и рот наполняла вязкая гадкая слюна. Император Белос никого бы не попросил ни о чем подобном. Только близкий, кому он доверяет, только Хантер посвящен в тайну. Он искренне рад, что облегчил боль и не важно, чего это стоило. Цена не столь и высока. Хантер потерся щекой о руку Белоса и прижался губами к пальцам до того, как прикосновение разорвалось. Только покинув покои дяди, Хантер подвергся отложенной боли в затекшем теле, стертых коленях и зажеванной щеке. Он не хотел в душ, понимая, что вода смоет с него стыд. Стыд за то, что он сейчас наслаждается пониманием, что Белосу будет заменить его непросто, почти невозможно, если Хантер станет более искусным, более терпеливым. Хантер повел плечами и потянулся до хруста в груди. Он станет. Незаменимым. Собственное возбуждение прошло, при мысли трогать себя замутило, и Хантер против воли пошел в сторону душевой… Он не помнил, что было потом. Наверное, как обычно. Душ, отбой, ранний подъем, тренировка, что-то рутинное для Золотого Стража, не стоящее запоминания. Хантер сосредоточился на том, как врезалась застежка плаща в его горло, когда он, стыдясь своего тела, покинул колени Белоса… Затем все развалилось. Он помнил, как Ида гладила его по волосам, повторяя, что нет его вины. Что он был обманут, что им пользовались, что теперь он в безопасности среди друзей и все дальше будет хорошо. На запястьях и груди не осталось никаких следов от ножа. Белос был нежен с ним до самого конца. И прошло довольно много времени, много слов Иды, пока Хантер не ощутил себя использованным. Бессмысленно глотающим обиду и не только ее. Бессмысленно, потому что ничего не менялось, происходило снова и снова. Когда он хотел и когда не хотел. Если он обдумывал, заставлял ли его Белос, честным ответом было яростное отрицание. Не было тирана и деспота, пользующего его тело, были просто Белос и Хантер, тонувший в безнадежности и усталости, равнодушно думая, что все будет продолжаться, пока не закончится. Хантер, не способный отказать. Поэтому Хантер очень старался не думать, не вспоминать. Ида не знала всего. Для нее и таких, как она, Император Белос был врагом, все, что он делал, было злым и неправильным. Хантер видел иного Белоса. Честного. Заботливого. Белоса, который надорвал здоровье в попытках принести мир на Кипящие острова. Белоса, который готов был принести ужасную жертву ради безопасности других людей. Хантера. Ида внушила Хантеру иное и он согласился. Ничего другого-то не оставалось. Весь его мир обрушился, осколки погребли его под собой. Все равно было, с чем соглашаться, вернуться в прошлое невозможно, чтобы как-то жить в настоящем, пришлось насиловать себя привыканием. И играть по правилам Иды. Верить ей. Ида заставляла Хантера быть вялым, оторванным от тела, отколотым камешком от стены уверенной решимости, которой он был. Все, как она и сказала – безнадежная усталость. Хантер вновь проснулся, слизывая с губ тающий вкус спермы Белоса. Над ним был дощатый потолок Совиного Дома, под ним был продавленный диван. Вокруг был Совиный дом, наполненный запахами и чужим присутствием. Тут всегда разговаривали, смеялись, что-то кипело, звенело и ухало. Скрипели доски под чужими шагами, тут было дружно и по-семейному. Ощущая свое одиночество, как никогда остро, Хантер прикрыл глаза, не лелея даже надежды вернуться в сон, где единственно он был не один. Проницательная Ида главного не заметила – на алтаре не было цепей.