Октябрь Лоулайта

Из великого детектива вышел паршивый отец. По крайней мере, он сам так считал. – Ну почему я не могу поехать с тобой? Элай не плакал, но явно был близок к этому, хотя ещё одним вариантом было вконец разозлиться – он как будто никак не мог решить, как попробовать повлиять на отца в этот раз. В Доме Вамми было всё – интересные загадки на учëбе, любые игрушки, любые вкусные вещи, которые мальчик только мог пожелать. Не было только родителей. Элаю казалось несправедливым, что ему приходится жить вместе с сиротами – один из его родителей всë-таки жив. Элай чувствовал себя самозванцем в их компании, хоть никто и не знал о том, что человек, на замену которому готовят лучших из них – его отец. L приезжал так редко, что Элай боялся забыть его лицо. Детектив знал всё это, видел в глазах сына эту боль и непонимание, но совершенно ничего не мог с собой поделать. Дела не отпускали его так сильно, что это было похоже на зависимость. L знал, в чëм причина – он старался забыться. Старался забыть её. Ему стоило больших усилий не разыскивать Айлин, не узнавать, где она и с кем живёт сейчас. Выдали ли её родители замуж, как собирались? Или, может, она до сих пор живёт с ними где-то в глухом городке в Англии? Смогла ли она смириться с тем, что произошло, и остановиться или снова сбежала из дома? L в равной степени боялся того, что она снова появится на пороге, и того, что он никогда больше её не увидит. От Роджера он знал, что она иногда приезжает увидеть сына, а один раз даже попала в Дом Вамми в то же самое время, когда здесь был он сам. Но при этом она ни разу не подошла ни к нему, ни к Элаю, не заговорила ни с кем из них. L не знал, проклинать или благодарить её за это. Может быть, она теперь ненавидит его. Пусть так, лишь бы правда держалась подальше от опасности. От него. А ещё L понятия не имел, как обращаться с сыном. Элая он любил – любил смотреть, как он решает задачки, что-то мастерит из конструктора и приносит ему для похвалы, как пытается маленькими пальцами заплести серую косичку за ухом, как качается его серëжка в виде наконечника стрелы, подарок от мамы... У Элая были глаза Айлин – карие и горящие от эмоций. Полная противоположность глазам L. Да, Элая он любил, но в его присутствии чувствовал себя неловко, не знал, куда себя деть и что делать. Растерянность просыпалась в нём только здесь, и L бежал от неё так же, как от мыслей об Айлин. Если по честному, ему было стыдно. Особенно сейчас, когда Элай чуть ли не цепляется за его белую футболку. Сын думает, что его мама мертва, и старается быть вместе хотя бы с папой. Но папа снова улетает – очень далеко, в Японию, ловить убийцу по имени Кира. – Прости меня, я не могу тебя взять, Элай. Но обязательно вернусь. Обязательно.

***

Он солгал. Впрочем, как и всегда. Элай чувствовал запах лжи в каждом слове своего отца, но в детстве верил. А теперь наконец Роджер сказал ему правду. L никогда не вернётся, потому что он умер. Казалось бы, само его имя – Элай – буквально пишется как "ложь" (господи, мама, за что), но именно эту вещь он ненавидит больше всего на свете. "Я люблю тебя" из уст отца звучало очень давно, и теперь Элай представлял, что эти слова обращены ко лжи, а не к нему. Он действительно сирота. Казалось бы, самое место ему в Доме Вамми, наконец-то он свой среди этих бедных детей. Но он бежит прочь, как когда-то Мелло и Мэтт. С последнего побега прошло так много лет – а ведь, наверное, им всё рассказали намного раньше, чем ему. Элай столько времени думал, что его бросили, и теперь он просто не может считать иначе. Так за местью или за правдой он летит теперь в Японию? Возможно, там он найдёт и то, и другое.